***
- Ты можешь мне помочь? Хан оторвался от колбы с ядовито-зелёным варевом, когда Хёнджин позвал его. Парень был чем-то встревожен. К нему вновь вернулся тот взгляд обездоленного юнца. Сердце Джисона на миг дрогнуло, но потом в игру вступил холодный рассудок: он уже знал, что Джин ввязался в политические разборки. Чернокнижник с третьей улицы видел на нём печать смерти, которую мог оставить только маг, работающий на презренного Саммерса. - Что ты от меня хочешь? - он сделал вид, что ему совсем нет дела до просьбы друга. - Моя рука. Она... я не могу её разжать. Потерянный взгляд, полный сожаления, губы, шепчущие извинения. Разве таким был известный обольститель, к чьим ногам падали красавицы Хэлдсворта? Как бы ни вились дороги, они всё равно привели его в высшее общество, в котором он был рожден. - Иди к Минхо, - отмахнулся алхимик. - Я не могу. Он узнает... - даже лучшему другу Хёнджин не хотел признаваться в содеянном. - Ты же знаешь, что от него ничего нельзя утаить. - Узнает, - подтвердил Хан. - Ты боишься? - Не хочу, чтобы он знал, - признался Джин. - Не хочу, чтобы он видел во мне убийцу. - Я помогу. Джисон и не собирался отказываться, он всё понимал, просто немного завидовал, наверное. Хотя это чувство трудно было назвать завистью. Он не хотел занимать место Минхо, его и своё устраивало. Не хотел, чтобы кто-то из братьев был его возлюбленным — он догадывался, что таилось за особым отношением Минхо-хёна и Чан-хёна друг к другу, но ни с кем это не обсуждал, да и не считал нужным это делать. Зачем лишние проблемы и душевные терзания? И, быть может, лишь потому, что Минхо был старше, он получал от Хёнджина чуть больше трепетного уважения. Зато у Минхо не было того, что имел Хан — не было того взгляда, которым посмотрел на него Джин. Снять печать не составило труда. Всё-таки за несколько лет активных поисков Хану удалось достичь некоторых успехов в изучении искусства алхимии. Делать золото из воздуха? Что за бред! Золото не решит всех проблем в мире, золото не излечит раны, золото не сделает Чонина сильнее. Магическое подполье всё сильнее страдало от деятельности герцога. Этот спрут и раньше протягивал свои щупальца, но охотился из засады и лишь на проплывающую мимо рыбу. Но власть Атласа ослабла, и многие противники монарха подняли голову. Хан считал, что политическая борьба не должна касаться его семьи, до поры до времени. В их жизни были более важные дела и решения. И Банчан никогда не заводил разговоры о политике. Юноша стал замечать, что контроль за добычей магических зелий усилился. Церковь расширила службу экзорцистов, всё чаще происходили аресты и публичные казни. Если всё это было сделано для устрашения, то оставалось загадкой, почему с рынка исчезают артефакты и фамильяры. Но, если предположить, что кто-то готовит армию и смерти колдунов нужны для создания новых фамильяров, то выходит, что сражение начинается. Джисон был обязан обсудить сложившуюся ситуацию с главой семьи и узнать о его планах на будущее. Он встретился с ним в таверне Грю. Хан поставил кружку с пивом рядом с коробкой, полной пирожных. С кремом и вареньем — они все были такими аппетитными. Юноша мог отказывать себе во всём, даже в ингредиентах для зелий, но не в сладостях из местной кондитерской. - Решил поговорить со мной вне дома? Что ты скрываешь? - проницательности Чана можно было только позавидовать. Цепкий взгляд охотника вырывал малейшие изменения, движение губ, бровей. - Я знаю, что личную жизнь братьев мы не обсуждаем, - ответил Хан, и Чан нахмурился. - Джин ввязался в опасное предприятие. Если бы это касалось только его, я бы промолчал. - Продолжай. - Саммерс собирает сторонников, - оповестил Джисон. - Это не только скучающие аристократы. Его последователями становятся даже купцы и лавочники, лояльные к любой власти. И... - поднятая рука старшего заставила его оборвать цепь рассуждения. - Если ты говоришь об этом, значит, нет смысла сомневаться. Что ты предлагаешь? - Ты же видишь, что прошло уже несколько лет, а его колдовская сила так не проявилась. Возможно ли, что пророчество изменилось? Или же оно вовсе было сделано специально? Или оно не имеет к нам никакого отношения? - Я был бы очень рад, если бы эти предположения оказались правдой, - вздохнул Чан. - Но я не могу сомневаться в словах дедушки. Он поведал мне это прежде, чем покинуть нас. Пророчество — это не просто слова. Мои родители, как и все жители деревни, верили. Они жили этой верой. - Я всё понимаю, - заверил Джисон. - Я не лукавил, когда говорил, что буду защищать Ина, - Банчан знал, к чему клонит юноша: он и сам иногда сомневался в том, правильно ли поступает. - Ещё есть время, Хан. Ему ещё нет шестнадцати. - Но ты не разрешаешь нам обучать его. Если сила не появится, то как он будет защищать себя? Знания алхимии... - Скажу откровенно, - взгляд главы испугал Джисона. - На самом деле, я не хочу, чтобы он был тем избранным. Я не хочу, чтобы он использовал магию. И уж если в нём не проявится сила колдуна, значит, так тому и быть. Хватит и того, что мы потеряли Феликса. Если мы покинем эту страну, её проблемы нас не затронут. А защитить его мы сумеем. Я всё сказал. Когда они вышли на улицу, уже похолодало. Во всяком случае, так показалось Джисону. Озноб пробежал по плечам. Чан заметил это и накинул на брата свой плащ. Завязывая тёмные ленты, он добавил: - Хёнджин хотел уйти, - а после направился на ночное дежурство. Хан был поражён. Даже ему, лучшем другу, Джин ничего подобного не говорил. Это задело его сердце. Он решил, что не станет вмешиваться, но в стороне остаться не получилось. Пока Чан и Минхо были в отъезде, многое произошло. Гонения на колдунов достигли своего апогея, и даже в таком захолустье как Хэлдсворт закипели страсти. То, что Георг Саммерс сделал очень неаккуратный ход, не понравилось Атласу. Герцог попал в немилость, а вот его сын — Эдвард — был назначен градоначальником. Выбор города, конечно, мог стать чистой случайностью, вот только Джисон совсем в них не верил. Он разузнал о последнем крупном деле Хёнджина. Несмотря на то, что оно было связано с его личными мотивами и переживаниями, Хан понимал, что смерть лорда Манó была кому-то выгодна. Оставалось только выяснить, кому именно. То, что Джин стал орудием в чьих-то руках, было очевидно. Леди Манó, в девичестве Канаш, была сестрой императрицы Элины. Вполне возможно, что так кто-то хотел избавиться от нежелательного родства. Под подозрением оказались Третий и Четвёртый принцы, Вильям Канаш, служащий помощником главного министра, и семейство Саммерс. "Кто же? Кто сделал свой ход первым?" - этим вопросом задавался алхимик. - У меня кончились сбережения. Нет ли у твоего заказчика работёнки и для меня? - спросил он как-то Хёнджина. - Ты же вроде не хотел связываться с грязной аристократией?! - друг кинул камень в огород бывшего скитальца. - Мне нечем платить за любимые пирожные, - надулся Джисон. - А в бою я не так хорош, как Чан. В лекари меня не возьмут, даже если я тоже получу жетон. Аргументы казались убедительными. Таким образом, Хан смог приблизиться к истине. Выполнив одно-два поручения, он получил разрешение на личную встречу. Охрана привела его в игорный дом в Марино — последнем форпосте на пути к столице. Тёмный мрачный зал был наполнен запахом табака, привезённого с Востока. За столом, обтянутым тёмно-зелёным сукном, сидел мужчина в маске. Джисон усмехнулся: "Неужели он так осторожен? Не хочет показывать мне своего лица, как будто думает, что я его знаю". Незнакомец перекатывал в руках игральные кости. - Это большая честь, приветствовать Вас, - юноша поклонился. Кто бы ни сидел за этим столом, он был у власти: принц или высокопоставленный чиновник. Джисон сделал свою ставку и теперь ждал решения. Он внимательно наблюдал за реакцией игрока. На лице появилась усмешка. Мужчина поднялся. Его выдавали движения — он привык быть в центре внимания, привык показывать себя. - Ты действительно смышлёный парень. О тебе очень лестно отзывались мои люди. - Благодарю, - Хан сделал паузу, словно всё ещё сомневался в своих выводах. - Ваше Величество, - улыбка незнакомца стала заметно шире, рука сжала кубики. - Превосходно! - он снял маску и положил её на стол. Не отрывая взгляда от ещё тёплого предмета, Мероп продолжил. - Ты знал, что я могу убить тебя в любую минуту, и всё равно пришёл. - Я считаю, что могу быть Вам полезен. С того момента он стал частью великого заговора. Георг Саммерс много лет мечтал захватить трон, но и у него нашлись конкуренты. Герцог даже не предполагал, что его желание разделяют ещё два человека в этом мире. Он хотел привлечь на свою сторону Мая и Астеропу, но вовремя понял, что двое безумцев лишь приблизят к нему Врата Ада. Поэтому стал уделять внимание Тайгету и Меропу, оставшимся без матери. Он говорил, что ненавидит свою сестру, что было истиной. Он обещал им любые удовольствия мира и дарил их. Став совершеннолетними, принцы узнали о планах дяди и решили помочь ему. Саммерс давно собирал вокруг себя аристократов, интересующихся пророчеством и магией. После того, как Атлас отвернулся от Церкви, ещё больше чиновников переметнулись на его сторону. Четвёртая императрица должна была покинуть этот мир, она, как и Электрион, имела слабое здоровье. Прикованная к постели, она могла лишь радоваться тому, что её малыш избран небесами, которые послали ему прекрасный сосуд. В это самое время во дворце появилась прекрасная художница — Маргарет Мэй, вторая дочь главного советника. Женщина одарённая не только красотой, но и умом, талантом. Портреты императорской семьи стали достоянием, украшением скучного дворца. Как и невообразимые пейзажи. Атлас оберегал каждую картину. Конечно, он захотел иметь в своей сокровищнице и их создательницу. Герцог не прогадал: протеже заменила ему глаза и уши. Теперь ненавистный Атлас был у него на ладони. Но Маргарет не собиралась сидеть на месте. Она оказывала императору знаки внимания, а потом исчезала под предлогом того, что ей нужно искать вдохновение, а дворец угнетает её своей мрачностью. Женщина путешествовала по разным города, пока не попала в Хэлдсворт и не встретила Хёнджина. Пожалуй, это была судьбоносная встреча. Наверное, её любовь была немного странной: она хотела заботиться о хрупком юноше, который ещё нуждался в материнской любви, и в то же время мечтала сделать из него идеального любовника. В его пылких глазах она видела источник жизни. Быть может, если бы она меньше делилась мыслями с другом отца — лордом Манó — она осталась бы жива. В вине, которое они пили с Атласом, был яд. Чтобы император ничего не заподозрил, и у слуги, пробующем еду, и у Маргарет имелось противоядие. Вот только доза в её флакончике оказалась слишком маленькой. Она собиралась прибыть в Хэлдсворт, забрать Хёнджина и уехать в Белую страну, но на подступах к городу её арестовала стража. В столицу привезли уже мёртвое тело. Главный обвинитель сделал вывод, что она не вынесла мук совести и покончила с собой. Саммерс понёс значительные потери, теперь он не мог действовать решительно. Он начал подозревать, что именно Манó причастен к разоблачениям. Он свидетельствовал в суде, доказывая, что Маргарет и её отец причастны к заговору, и намекал на то, что за этим стоит герцог. Сразу две пешки исчезли с его шахматного поля. Он считал, что уж этот старый пройдоха не станет вести свою игру, при его-то деньгах. Атлас остался жив, хоть и сильно пострадал. Он отстранил кузена от обязанностей в совете министра, лишил финансирования, хоть прямо и не обвинял в попытке покушения — не было доказательств. Убийство Манó — самый меньший акт мести, который мог бы успокоить жадного аристократа. Герцог знал о том, что Вильям Канаш давно мечтает занять место советника Мэя, а ещё хочет получить капиталы Манó. В случае смерти супруга он хотел получить над сестрой опекунство, а вместе с этим и деньги. Именно ему он поручил расправиться с ненужным шпионом. Но прежде, чем помощник министра решился на этот шаг, ход сделал Мероп, отдав приказ Хёнджину. Этот нелепый поступок преподнёс Хану возможность разгадать планы заговорщиков. Теперь все ниточки вели к Первому принцу. Именно ему была выгодна смерть отца, так же как и смерть Маргарет, ставшей свидетельницей. Джисон пришёл к нему, озвучив своё самое безумное предложение. И будущий император принял его.***
Жалел ли когда-нибудь Джисон о своём поступке? Сотни раз. Он добровольно пошёл на костёр, который в любой момент могли зажечь. Отдавая братьев в руки принцев, он верил, что у него есть время, чтобы отсрочить свершение пророчества. Алхимик воспользовался святой верой избалованных императорских детей в их исключительную значимость. Он пообещал им избавление от всех проблем, и они его получили. Астеропа радовалась больше всех. Конечно, Джисон не мог получить одобрение Электриона, так как тот уже воспользовался силой Феликса. Но от этого алхимик и отталкивался. Принцы должны были поверить в то, что какие-то оборванцы из Хэлдсворта способны их исцелить. Он изучил технику экзорцистов, которая могла погружать колдуна в сон. Он потребовал от Алкиона должность, чтобы иметь возможность приказывать им. Хан работал и над собственными техниками: сонное зелье и оборотное зелье прекрасно служили ему. Юноша понимал, что Банчан очень силён, и что он сделал бы что угодно ради защиты братьев. Его нужно было изолировать первым. Добрый старший хён пил чай с пирожными и не подозревал о планах младшего. Даже когда глаза его закрывались, он не верил, что подлость делает его милый ребёнок. Замораживая хёна в ледяной плен, Джисон едва сдерживал слёзы. За ним наблюдали. Где-то рядом с ним незримо находился Май. Он не мог показать ни капли чувств, ни капли сожалений. Их пришлось прятать так глубоко, чтобы лицо не выдало, чтобы только Пятый принц поверил в предательство. Ночью он не спал, не мог закрыть глаза, зная, что пути назад нет. Он воскрешал в памяти все счастливые моменты его жизни и рвал их на части, рвал, чтобы боль помогла ему двигаться дальше. Утром он как и все сидел за столом, как обычно делал вид, что погружён в свои мысли, но на самом деле он прощался с каждым из них. Пожертвовать одним из них, пожертвовать всеми — возможно. Ведь лишь Чонин должен был жить, лишь он, согласно пророчеству, нужен этому миру. "Если мы были созданы для твоей защиты, если я пришёл в этот мир ради тебя, то я сделаю это". Если бы Минхо не выстрелил, возможно, дурман, окутавший дом, успел бы подействовать. Экзорцисты тоже попались на редкость непонятливые: у них был приказ не применять оружие, но они стали атаковать убежище ещё на подступах. Джисон боялся, что Сынмин вступит в бой и тут же погибнет, ведь он не научился защищать себя с помощью фамильяра — Пим его ещё не слушался. Эта мысль заставила Хана сделать один шаг, другой. И, когда Минхо сделал очередной выстрел, его болт, перенаправленный с помощью оранжевого круга, попал в мальчика. Кровь брызнула на ступеньки крыльца. Крик Бина звенел в голове. Сынмин упал к ногам алхимика. К горлу поступила тошнота. В какой-то момент юноша не мог дышать. "Так надо. Ты должен держаться. Ты должен! Не смей разрушать план!" - твердил он себе. Напасть на Хёнджина со спины — как же это низко! Заморозить до того момента, как он обернётся, как поймёт, что оказался в ловушке. И смотреть в глаза, полные страха. И касаться собственного жестокого льда. Заморозить своё сердце, так же как и его, чтобы только не плакать, чтобы не поворачивать назад.