***
Джисон вернулся в ледяную башню. Он знал, что среди сотни одинаковых дверей, ведущих в тупики и лабиринты, есть одна особенная. В той комнате Астеропа закрывалась, когда хотела побыть одна наедине со своими мыслями. Это небольшой кабинет, окно которого выходило на озеро и окружавший его сухой мрачный лес. Женщина находила этот пейзаж успокаивающим. Она никому не показывала это место, но Хан просто не мог не знать о нём. В борьбе все средства хороши: обман, шпионаж, коварство. Измученной, лишённой сил Астеропе некуда было бежать, и этот островок одиночества стал её спасением. После того, как Чонин отправился за Феликсом, бывшие союзники остались наедине. Джисон не мог утверждать, что между ними была любовь, страсть или что-то большее. Но и не мог разом перечеркнуть три года своей жизни рядом с принцессой. По сути, всё это время он использовал её слабости, чтобы обрести власть и защищать Чана. Хан наклонился и протянул Астеропе руку, но женщина отпрянула, будто от пламени. Хотя Джисон уже давно заморозил всю воду, созданную Чонином. В её глазах бушевала ненависть. Сейчас они стали ещё чернее, чем в тот день, когда алхимик заявил, что на самом деле играл с ней всё это время. Уже не было смысла скрывать свои планы. Алкион и Май, подозревавшие его с самого начала, начали действовать, и чтобы хоть как-то защитить себя, хёна и Феликса, Джисон сдался на милость Шестой принцессе и не сопротивлялся. Он в который раз обманул её. Он всё рассчитал. Электрион не потерпел такого обращения с его любимой игрушкой и забрал Феликса. Чан-хён же стал самым любимым экспонатом в коллекции Стеропы. Она до сих пор боялась его, а потому относилась с осторожностью к его статуе, ведь ей было приятно ощущать свою власть над ним. Её тщеславие и стало её слабостью. Убей принцесса Бана, и все планы Хана провалились бы, а так она время от времени размораживала своего поверженного противника и вновь пыталась соблазнить. Себя же Хан выставил неудачником. Он демонстрировал Астеропе такую преданность, которой женщина никогда и ни от кого не видела, и он делал всё, чтобы только заслужить её прощение —унижался и страдал. - Ты не сможешь меня убить, - прошипела женщина. Взглядом она уже давно могла бы испепелить любовника, если бы обладала такой способностью. - Не стал бы, даже если бы мог, - Джисон выпрямился, - Уходи. Уходи как можно дальше. Он и сам не ожидал, что скажет именно это. Сколько боли и страданий она причинила ему и братьям — любой другой на его месте желал бы увидеть расплату. Но Хан и так был грешен. В конце концов, он многое сделал руками этой женщины, и какой бы злобной и бесчувственной ни была, она всё же смогла влюбиться в него и поверить, вопреки словам Мая и Меропа. Астеропа понимала, что дважды такое предложение она не услышит, потому поднялась на ноги и направилась к лестнице. Она оглядывалась через плечо, ожидая от Джисона удара в спину, но он не двинулся с места и лишь молча проводил её взглядом. В тайных коридорах замка легко было заблудиться, но Шестая принцесса прекрасно знала дорогу к внутренним покоям старшего брата. Несколько раз она останавливалась, чтобы отдышаться, но на самом деле в эти несколько секунд принимала решение: бежать прочь или воспользоваться шансом и отомстить. Алкион никогда не любил её и не считал равной. Во дворце вся его власть держалась на силе и страхе. Пусть он ине насмехался над ней открыто, как это делали Мероп и Тайгет, но и доброго слова она от него ни разу не слышала. И сейчас женщина решилась на отчаянный шаг — она собиралась попросить помощи у императора. Дверь, спрятанная в нише, тихо отъехала в углубление в стене. Комната, наполненная светом свечей, казалась ледяной деве неуютной и пугающей. Она привыкла к белым, голубовато-зелёным тонам и считала их приятными и спокойными. В кабинете Алкиона не было. Астеропа осторожно ступала босыми ногами по ковру с белым ворсом, оставляя на них мокрые следы. Треск дров нарушал тишину и безмолвие и тем самым раздражал сильнее, чем ветер, завывающий в пустых коридорах. Наконец, Шестая принцесса решилась позвать брата, но никто ей не ответил. За кабинетом располагалась другая комната, являющаяся спальней. При других обстоятельствах Астеропа никогда бы туда не пошла. Она сама не терпела вторжения в своё личное пространство. Мокрые следы теперь оставались на каменных плитах, составляющих рисунок на полу. В спальне не горели даже свечи, а плотные шторы на окнах не пропускали ни лучика солнечного света. Страх заставил женщину отступить. Она решила, что императора тут нет. Выбор, который у неё был, сократился до одного варианта. Времени на раздумья не оставалось. Астеропа решила, что вернётся в коридор, спустится в подвал и уже оттуда по поземному лабиринту доберётся до окраин города. Но стоило ей сделать шаг в обратном направлении, как неведомая сила, вырвавшаяся из темноты, втянула её в спальню.***
Чонин не сомневался в том, что Электрион остался жив. Следуя за запахом крови, он попал в центральную башню. Юноша крепко сжимал в руке флейту, он снова погрузился в сомнения. Сила Рейнарда была поистине ужасной; обращаясь к памяти лиса, колдун понимал, что последствия скажутся и на его братьях. Он вновь и вновь спрашивал себя: справится ли он, используя только свои умения. К ставшему привычным аромату примешался новый. Чонин остановился, чтобы принюхаться. На секунду одна кровь переплелась с другой, похожей. Это было слишком странно. Нехорошее предчувствие заставило колдуна ускориться. След обрывался перед резными дверьми, украшенными гобеленами с символами королевской власти. На знамёнах императорского дома чаще всего изображали серебряный шарф, в центр которого воткнут окровавленный кинжал. Чонин не интересовался историей страны, потому не знал значения этого герба. Сейчас, стоя перед величественными гобеленами, он смотрел на окровавленное оружие, вышитое на полотне и гадал: какой смысл вкладывали в него те, кто стоял у истоков империи. Но буквально в следующее мгновение его мысли занял новый запах, который стремительно приближался к нему. - Чонин! Юноша обернулся на зов и застыл. Теперь он уже не мог сдержать слёз. Три долгих года подошли к концу. Он забыл запах этого человека, потому не мог узнать его, как и стук шагов. Но голос его остался прежним. Глядя на покрытое ссадинами лицо хёна, колдун воскрешал в памяти радостную широкую улыбку. Он так хотел вновь увидеть её. Ноги сами понесли его с объятия крепкого мужчины, стоявшего в нескольких метрах позади. - Хён! - и как бы сильно он ни пытался сдержать себя, слёзы остановить никак не получалось. Объятия Банчана стали иными. Они были крепче чем раньше, но теперь уже не он возвышался над Чонином, а наоборот. Сильные руки, твёрдые мышцы, напоминающие скалы, ощущение тепла и безопасности возвращали юношу в детство. Тогда он не знал, что может быть по-другому, не знал, что настанет время, когда придётся выживать, придётся принимать решения самому и жить лишь каплей надежды. Чан сжимал своё дитя, пытаясь привыкнуть к новым чувствам. Все три года он мог видеть в своих снах лишь тень прошлого, милого доброго ребёнка. Возмужавший Чонин сперва показался ему незнакомцем. Он окрикнул его, но в душе сомневался, его ли младший брат стоит перед гобеленом. Но теперь он слышал, как Лисёнок всхлипывает, уткнувшись носом в его плечо. Он чувствовал, как нежно ладошки обнимают его спину чуть выше поясницы, как пальцы цепляются за изорванную холщовую рубаху. Наконец, каждое движение стало реальным, он слышал стук его юного сердца наяву. Внутри Чана разливался океан нежности, заполняющий всё его естество. В нём была великая гордость. Его малыш, его маленький юркий братец, смог преодолеть все препятствия, смог выжить, смог вступить на тот путь, что приготовила ему судьба. Но счастье продлилось недолго. Слёзы на глазах Чонина не успели высохнуть, прежде чем он шепнул: "Хён, будь осторожен". Двери покоев открылись, и холодный вихрь вырвался наружу. Серебряные гобелены взметнулись к сводчатому потолку, в свете синего лисьего огня сверкнул кровавый кинжал императорского дома. - Трогательное воссоединение. Колдун впервые видел этого человека, однако знал, что перед ним Первый принц. Юноша понимал, что если сейчас закроет собой хёна, то сделает только хуже. Банчан вполне мог самостоятельно отражать атаки.Было бы неправильно принижать его силу. Братья отпрянули друг от друга:в руке старшего появилась палка, младший же призвал алхимический круг. - Полагаю, нет смысла представляться. Предлагаю вам сдаться без всякого сопротивления, - Алкион взглянул в полные решимости глаза противников и усмехнулся. - О моей силе вы осведомлены. Так есть ли смысл в битве? - Во всём есть смысл. И даже в этом, - Чан подмигнул младшему колдуну и ударил концом палки о каменную плиту под ногами. Безусловно, и Чан, и Чонин находились не в самом выгодном положении. Лучше всего здесь сыграла бы стихия льда, но как обладатель такой же энергии, старший брат мог сильно ослабить противника. А "земля" Чонина стала бы лучшим союзником в борьбе против "сухости". Чёрный алхимический круг заполнил пространство перед покоями, каждый символ был похож на стремительно ползущую тень. Огонь колдуна отражался от них, будто от зеркала. - Отражение? Умно, - комплимент выдался таким же сухим, как и воздух, окружавший место битвы. Теперь Алкион не смог бы использовать способность к испепелению, ведь тогда его же собственный огонь, отразившись от чёрных зеркал Чана, перекинулся бы и на него. - Ин, ты можешь смело использовать свою способность, - Чонин посмотрел на брата, в его полном беспокойства взгляде был легко заметен страх. - Не бойся, я всё смогу выдержать. Юноша крепче сжал в руках флейту; конечно, он сомневался. Использовать оружие сейчас — значит, подвергнуть опасности Чана. В конце концов, всё это путешествие и сражение было затеяно только с одной целью — освободить главу их семьи. И теперь он спокойно предлагал использовать самую опасную способность. - Не думай ни о чём, - настаивал брат. - Я не погибну, - но даже так перепуганный Лисёнок никак не мог решиться. Алкион лишь пассивно наблюдал со стороны. Мужчина, убивший отца ради захвата власти, выглядел таким отрешённым, что порой казалось, будто не он сплёл сеть интриг вокруг заветной короны. Первый принц никогда не проявлял свои эмоции ярко. В его жизни не было людей, способных понять глубину его тёмного мира, потому он не считал нужным в пустую демонстрировать его отголоски. С таким же непроницаемым лицом, похожим на маску, он отдавал приказ о казни, принимал ванну или читал депеши, а уголки его губ никогда не приподнимались в улыбке. Сейчас он покинул внутренние покои, чтобы встретиться с тем, кто нарушил его планы на спокойный вечер. Первый принц и раньше относился к пророчеству с неким скептицизмом, а теперь, увидев перед собой мальчишку, и вовсе разочаровался. Многие в империи были готовы пролить реки крови, лишь бы предначертанное свершилось, или же наоборот убить всех, кто когда-либо знал о его содержании. И ради чего? Саммерс гонялся за второй частью пророчества, Атлас был одержим страхом, который внушали лишь несколько строк. Из-за этого пророчества от них с братом отказались и вышвырнули за пределы дворца. Несколько предложений, разболтанные какие-то безумцем, породили хаос, способный разрушить империю. Алкион не желал, чтобы то, что должно принадлежать ему и брату, рассыпалось. Впервые о живых сосудах он услышал от Клеона. Тот изучил множество свитков, пылившихся в библиотеке, в том числе и хранивших секретную информацию. Брат предположил, что такой сосуд сможет продлить его пребывание в этом мире, потому Алкион не сомневался в том, что своими действиями творит благо. Согласно некоторым смелым высказываниями дети Атласа не получили всю силу, предназначенную им для спасения страны. По чьему-то злому умыслу недостающая энергия поселилась в безродных нищих, скитавшихся по свету. И что неправильного в том, чтобы они послужили великой цели — вернули отпрыскам императора истинные силы?! Электрион первым получил свой сосуд — Ли Феликса — и даже был спасён от смерти. Но Алкион не верил, что какой-то оборванец одним лишь своим присутствием излечил умирающего принца. Никто из допрошенных лекарей, знавших о чудесном исцелении, не вернулся живым, от них даже пепла не осталось. И перед смертью они все утверждали, что болезнь была неизлечимой. Первый принц обязан был проверить это предположение, прежде чем приводить незнакомца к брату. Дело осложняло только то, что они оба не могли вернуться во дворец. Оставалось заручиться поддержкой знати и совершить переворот. Саммерс будто резвая лошадка скакал по всем уголкам страны и разыскивал тех, кто мог бы стать сосудом для императорских детей, даже не подозревая, что делает это не ради своего восшествия на престол. И пока он, как и сотня других марионеток, разыгрывал грандиозный спектакль, Алкион всё ещё сомневался. Атлас не обладал таинственными силами, он был обычным человеком, и убить его не составило бы труда. И всё же первый сын мечтал увидеть триумфальное падение, а не просто переворот. Забытый всеми, но гордый и расчётливый юноша вернулся в замок в тот самый момент, когда отец так сильно в нём нуждался. Восточная принцесса напала на своего ребёнка, а потом покончила с собой. Электрион стоял на пороге смерти, Тайгет и Мероп оказали поддержку вечному противнику — Саммерсу. Безумство Мая не поддавалось никакому описанию, а Астеропу никто и не рассматривал в качестве кандидата в наследники. Прекрасный шанс, сотворённый своими же руками, проложил дорогу к трону. И в тот момент юный принц мог бы остановиться, подождать несколько лет и получить трон в наследство. Но ветренный нрав Атласа давал повод для сомнений. Он мог легко передумать и вновь отдать предпочтение Меропу. Подвернувшийся случай с любовницей из семьи Мэй даже позабавил Алкиона. После отравления отец перестал доверять даже собственной тени. За советом он прибегал к Первому принцу и фактически отдал управление страной в его руки. А потом сами собой нашлись сосуды. И именно это заставило будущего императора думать о том, что всё в этой жизни он сделал правильно, и сам бог направляет его. Свой путь император Атлас закончил в озере, окружавшем замок, куда его сбросил злопамятный сын, воткнувший кинжал в сердце и без того ослабленного ядом старика. После той истории с Маргарет, он едва выжил, почти не ел и не спал. И если бы он тихо умер в своей кровати, никто бы не обвинил Алкиона. Но эмоции, копившиеся в душе годами, переполнили чащу терпения. Поначалу взбунтовавшиеся сосуды новый император даже не рассматривал в качестве угрозы. Но последние несколько месяцев явно дали понять, что эти оборванцы ничуть не уступают в силе, а быть может, даже превосходят. Собрав воедино всю имеющуюся информацию, Алкион пришёл к выводу, что второго пророчества просто не существовало. Его выдумал Харби, чтобы спасти Долину целителей от лап Саммерса, а потом Хан Джисон также воспользовался этим приёмом в своих целях. Они все утверждали, что связь с сосудами укрепит силы детей императора. Но Алкион убедился в том, что решение кроется в одной из строчек пророчества. Предание, бродившее по разным уголкам страны, натолкнуло его на мысль о том, что лис Рейнар — не персонаж сказки, а реальная сила. Кто-то называл его богом, церковники заклеймили демоном. Но именно он скрывался за упоминанием "спаситель телёнка". Став императором, Алкион получил доступ к архивам Собора. Согласно сведениям, собранным экзорцистами в разные годы огромных размеров лис, которого называли Чармером, считался самым могущественным волшебником. Его способности исчислялись сотнями, в каждом столетии он вновь и вновь возрождался и бродил по земле в поисках бессмертия. В последний раз его видели несколько месяцев назад. Первый принц допросил очевидцев, охранявших архив Собора. Служители церкви утверждали, что неизменным атрибутом Чармера являются сгустки пламени голубого цвета, парящие в воздухе. - Скажи, юноша, - Первый принц произнес это в тот момент, когда губы Чонина уже коснулись флейты. - Ты ведь знаком с лисом, укравшим луну? Все эти оборванцы были похожи между собой, хоть и не были друг другу родными по крови, и это несколько раздражало Первого принца. Он заметил, как узкие глаза колдуна стали шире, чёрные зрачки резко увеличились в размере, перекрывая синий пигмент радужных оболочек. Замешательством мальчишки Алкион воспользовался в полной мере. В полутьме коридора никто не заметил стоявшие в вазе ветки засушенной вишни. Император направил свою силу на эти стройные растения и спалил их в мгновение ока. Гарь и пыльца наполнили воздух странным ароматом. Тонкий нюх Чонина не мог игнорировать этот запах. Стоило только первым частицам добраться до носа, руки юноши замерли, глаза остекленели. - Ин, что с тобой?! - забеспокоился Чан, но Лисёнок не ответил и замер, будто статуя. - Это было довольно легко. Чан, удерживающий печать чёрного зеркала, не мог двинуться с места, чтобы встать на защиту колдуна. Этим и хотел воспользоваться хитрый правитель. Алкион вновь направил поток энергии, теперь уже намереваясь испепелить Чонина, но путь ему преградила водная стена. - Выкуси! - Минхо появился как раз во время. Он заслонил водной стеной себя и Чонина. Теперь на стороне братьев появилась ещё одна стихия, способная противостоять сухости. Для полного комплекта не хватало только Хана. Как бы хотел сейчас Банчан обнять своего доброго ворчливого Минхо! Расплести его длинную косу и пропустить сквозь пальцы гладкие шёлковистые пряди. Ночами, глядя в маленькое узкое окошко под потолком, все эти три года, он мог лишь вспоминать аромат жасмина, окутывающий тонкий стан, пропитывающий зелёную тунику. Они стояли в метре друг от друга. Но Чан мог лишь мельком взглянуть на его спину, на взметнувшуюся седую косу. И сердце его отозвалось тупой болью. Из-за него, из-за их связи, жизнь Хо стала короче. Однако Алкион не собирался проигрывать. Вытянув руки перед собой, он стал раскалять воздух. В пустыне южных земель никогда не было так жарко, как в тот момент в коридоре перед внутренними покоями. Водная преграда начала испаряться. - Мой господин, - он так давно хотел произнести эти слова вновь, он так волновался, что голос его дрогнул, а сердце забилось так сильно. Услышав это обращение, Минхо едва не рассеял защиту: и сердце его тоже пришло в движение, пальцы дрогнули. - Хо, долго ты не продержишься. Забирай Чонина и уходи. Вульфчан найдёт безопасное место. - А как же ты? - шепнул Минхо. Казалось, что не только губы, а даже его внутренности высохли. - Со мной всё будет хорошо. Я смогу контратаковать. Водная стена стала почти полупрозрачной; второй брат потратил слишком много сил, чтобы излечить раны солдат. Он не знал, что Алкион сделал с Чонином, но должен был спасти его, потому у него не оставалось выбора. Пришлось послушаться Банчана и отступить. Палка в руках старшего брата обратилась чёрной тенью, и фамильяр прыгнул на Первого принца, чтобы отвлечь его внимание. Разинув пасть, он набросился на императора и был остановлен всепожирающим пламенем. Минхо успел лишь краем глаза увидеть, как вспыхнула шерсть, и огонь окутал смелого волка. "Почему ты меня не послушал? - горько вздыхал Чан, глядя на то, как его верный друг гибнет. - Я же мог отразить эту атаку". "Потому что тебе не хватило бы на это сил, - впервые услышал Чан голос своего фамильяра, точнее, того волшебника, чья душа помогала ему всё это время. - Если я уйду, ты сможешь действовать более свободно. Поэтому защити своих дорогих братьев". Глава семьи действительно чувствовал, что сила, которую он разделял с Вульфчаном, постепенно возвращалась к нему. Теперь его руки, ноги и голова стали покрываться чёрным доспехом, похожим на обсидиан. Казалось, будто бы эта чёрная жидкость взялась из ниоткуда и теперь застыла, повторяя все рельефы тела призвавшего её колдуна. Первый принц узнал латы, преподнесённые ему Хан Джисоном. Вероятно, они с самого начала предназначались его старшему брату. Алкион поражался хитрости и коварству этого человека, но ничуть не завидовал судьбе того, от кого отрекутся, как от предателя. - Брат, тебе помочь? - на сцене появился новый герой. Дверь покоев открылась, и из темноты явилась бледная фигура. Несмотря на то, что они с Алкионом родились в один час, сейчас их легко было различить. Из-за того, что тело Клеона было слишком стройным, он казался выше. Белая с сероватым оттенком кожа делала его похожим на привидение. Длинные костлявые пальцы походили на кривые сучья сухих деревьев, а чёрные впалые глаза казались бездонными омутами. - Прости, что разбудил. Хотел справиться быстро. - Ничего страшного. Я помогу тебе, - Второй принц зашёл за спину Алкиона, затем глаза Первого принца расширились, а на пол упали первые капли крови. - А ты поможешь мне, - закончил он, вытаскивая из тела брата ледяной кинжал.