if once you have slept on an island

      — ДЕРЬМО, БЛЯТЬ, ХУЙНЯ!       — Оригинально, — прокомментировала Эймси, когда Тоби, вздохнув, рухнул обратно в кресло, наблюдая, как его персонаж Counter-Strike графически умирает на экране перед ним.       — Вот и все. Мы проиграли, — это всё, что он сказал в ответ, наблюдая с точки зрения Эймси, как она расправилась с одним из оставшихся игроков другой команды.       — Не говори так! У нас еще есть шанс.       Тоби сомневался в этом. Они проигрывали 15:11, а Эймси была их последним оставшимся членом команды против трех у противника. Ещё одна потеря и все.       Как только он подумал об этом, он увидел, как Эймси была сбита в середине обезвреживания бомбы, их персонаж падал в драматическом замедленном режиме вместе с победным духом Тоби. Другие игроки, с которыми они сошлись, были дерьмовыми в плане навыков и чертовски токсичными, настолько, что Тоби и Эймси решили уйти из ГС после первых пяти минут. Вот что они получили за то, что присоединились к случайным людям вместо того, чтобы попытаться найти филлов после того, как Билл и остальные ушли на ночь.       Тоби застонал, когда его экран снова переключился на лобби. Его персонаж, казалось, смотрел на него в ответ, напоминая о позорном поражении, которое они только что понесли.       — Не говори этого, — предупредил голос Эймси через наушники.       Не было никаких колебаний.       — Я же говорил.       — Ах ты, придурок! — последовал возмущенный ответ.       Некоторое разочарование исчезло, когда Тоби разразился смехом. Провоцирование Эймси всегда поднимало ему настроение. Это было все равно что дразнить одну из своих сестёр, над которой можно было подшутить, не слишком беспокоясь о последствиях. Для всех намерений и целей, Эймси, по сути, была его сестрой. Она была столь необходимым якорем на протяжении большей части его поздней юности: давала реальные, практические советы, когда он подумывал бросить колледж, помогала ему встать на ноги после смерти его кошки, проделала весь путь из Уэльса, чтобы помочь ему переехать из дома детства — без них Тоби ни за что не стал бы тем человеком, которым он является сегодня.       Поэтому, как и в любой другой раз, когда Тоби хотел проветриться или нуждался в совете, он обратился к Эймси.       — Я идиот, — нарушил он их комфортное молчание некоторое время спустя. Они оба прокручивали свои телефоны на противоположных концах VC, не желая начинать новую игру, но и не желая покидать разговор.       — Это опять из-за того парня из кафе?       — Эймси, — прохрипел он вместо ответа. — Что мне делать?       Она вздохнула, и он услышал звук, похожий на удар телефона о стол.       — Ты ведь возвращался в кафе, верно?       — Да… — уныло подтвердил Тоби, откинув голову на подголовник. Это становилось жалким, правда. С тех пор как он впервые встретил там Райана, он ходил в кафе по нескольку раз в день, садился за тот же самый столик и ждал с постоянно слабеющей надеждой, что ему удастся взглянуть на этого несносного блондина с копной волос. Он ходил туда даже тогда, когда у него не было работы — что, честно говоря, было даже лучше, потому что он все время смотрел вверх каждые тридцать секунд, беспокоясь, что пропустит Райана, если тот все-таки придет. Это не способствовало продуктивности и эффективной учебе.       Тоби не мог выкинуть его из своей чертовой головы, вот в чем дело, и это разрушало его жизнь.       — Ну, тогда я не знаю, что еще ты можешь сделать, — беспомощно ответил Эймси.       — Но ты не понимаешь, — пытался объяснить Тоби, — Он застрял у меня в голове, как чёртов… Как это называется, как эти коммерческие песни, которые просто играют снова и снова?       — Джинглсы?       — Да! Джингл. Он застрял в моей голове, как джингл, и я не могу ничего сделать, потому что его странное раздражающее поведение — это все, о чем я могу думать. Мне нужно, чтобы он ушел, Эймси.       Короткий «хм» Эймси прогудел в его ушах через наушники.       — А что, если попробовать поговорить о нем?       Тоби сожалел о том, что у них не было видеозвонка. Она никак не могла увидеть его язвительный взгляд, направленный на вкладку Дискорда.       — Я не знаю, где ты была последние пару дней, Эймси, — сказал он, стараясь передать в голосе как можно больше выражения, — Но это буквально всё, что я делал.       — Нет, я имею в виду… — наступила пауза, и с другого конца звонка послышался звук, как будто кто-то поправляет или перекладывает кресло. — Когда у меня появляется мысль, которую я не могу выбросить из головы, — пояснила Эймси, — Я должна ее высказать, иначе она просто… сгниет там. Попробуй поразглагольствовать со мной о нём. Насколько он странный? Как он раздражает? И все в таком духе».       — Насколько он странный? С чего, черт возьми, мне начать? — Тоби насмехался. — Во-первых, он носил маску в 2023 году, что уже вызывает недоумение, но знаешь, что еще на нем было надето?       — …Что?       — Одни из тех ярких цветных рубашек на пуговицах с цветами на них. Те, которые отцы всегда надевают в отпуск? — Тоби отчетливо помнил это ярко-желтое и оранжевое чудовище, которое он оставил расстегнутым и накинул на какую-то невзрачную футболку. Все время, пока они были вместе, оно развевалось, когда Райан двигался — а это было постоянно, — делая его таким же живым, как и он сам. — Хотя ему это очень шло, — признал Тоби через некоторое время. — Громкий, несносный… Кажется, это то, что надо. Чертовы американцы.       — Он был американцем? Ты об этом не упоминал, — вклинилась Эймси.       — Да, он был… — ох, это напомнило ему: — Акцент! Святое дерьмо, как я забыл об акценте?       — О, нет…       — О, да, — продолжал Тоби, — У него был такой низкий голос, и он произносил все странно, как… — следующие слова он произнес с американским акцентом, понизив голос: — Привет, я Райан и я из Ам-ур-ики. И он продолжал так говорить, чтобы поиздеваться надо мной! — продолжал Тоби, голос вернулся к своему нормальному кадору. — Называл меня «нетворческим».       — Грубо.       — Верно? Он был груб. Ну, — добавил Тоби, вспоминая остаток разговора, — Он также рассказал кучу анекдотов и заставил меня смеяться… Не думаю, что я так много смеялся целую вечность, честно говоря… — он запнулся, а вместе с голосом исчезла и его энергия. Теперь он вернулся к тому, с чего начал: хандрил по поводу упущенной возможности.       — Эймси, — снова заскулил он.       — Хм?       — Я просто хотел завести нового друга.       Они вздохнули.       — Я знаю. Но в данный момент, — добавили они осторожно, — Я думаю, тебе нужно начать отпускать.       Тоби выпрямился на своем стуле, готовый протестовать, но Эймси прервала его прежде, чем он успел это сделать.       — Это не значит, что ты не можешь продолжать возвращаться в кафе, если хочешь! — быстро пояснили они. — Но ты должен быть реалистом. Брайтон — не такой уж большой город, но шансы встретить его снова случайно невелики. Если он делает тебя таким несчастным, тебе нужно сфокусировать свое внимание не на нем.       Энергия, которую Тоби собрал для протеста, покинула его, и он рухнул обратно в кресло. Они были правы. Уже одно то, что он так часто ходил в кафе, отнимало у него огромные средства, не говоря уже о том, что он не мог сосредоточиться на работе так хорошо, как обычно, когда ходил туда. Тоби очень надеялся, что ему не придется ходить в другое кафе, чтобы просто продуктивно работать. Это место ему очень нравилось.       Это было так несправедливо: вот он встретил человека, с которым так хорошо общался, с которым перекидывался парой слов более естественно, чем с друзьями, с которыми общался годами, а потом из-за такой простой ошибки, как забыть спросить его контакт, Тоби больше никогда его не увидит. Насколько он мог предположить, Райан уже летел на самолете обратно в США, а сам Тоби был не более чем еще одним забавным анекдотом, о котором он мог бы рассказать своим настоящим друзьям после экзотического отпуска в Великобритании.       Словно почувствовав его беду, кошка Тоби запрыгнула на его стол и проложила себе путь по столешнице к нему, крошечные лапки были расположены так, чтобы не задеть важные части его компьютера. Тоби протянул руку и почесал ее за ухом, когда она оказалась в пределах досягаемости, и улыбнулся, когда она прижалась к нему.       — Привет, Мэл.       — О, Мэлани пришла утешить тебя? Как поживает старушка?       — Как всегда, — прокомментировал Тоби, поднимая Мелани со стола и усаживая ее к себе на колени. — Рушит всё, пока меня нет дома, а потом строит из себя невинность и просит объятий, когда я прихожу домой, — она на секунду растерялась, кружась вокруг его коленей и жалобно мяукая, но когда он продолжил гладить ее, она в конце концов успокоилась, облокотилась на его ноги и тихонько мурлыкала.       — Она не может поступить плохо, и она это знает, — ворковала Эймси.       Вскоре после этого они расстались на ночь, и невеста Эймси, Серена, утащила их на поздний ужин. Они попрощались и повесили трубки, оставив Тоби одного в тишине своей квартиры.       У Тоби были друзья. То есть у Тоби были Эймси, Билл, Фредди, все его одноклассники и даже некоторые коллеги. У него были друзья, с которыми можно было играть в онлайн-игры, друзья, с которыми можно было поговорить, друзья, которым нужен был совет или утешение. В его жизни были люди, которые очень заботились о нем, люди, на которых он мог положиться без всяких сомнений.       И кошка, услужливо подсказал ему разум, когда Мэл прижалась к его руке в мольбе о новых обнимашках. Тоби улыбнулся, глядя, как она свернулась калачиком у него на коленях, и снова принялся чесать ей за ушами, вздыхая, когда она удовлетворенно мурлыкала.       Тоби не был одинок, вот в чем дело. Но после переезда в Брайтон он обнаружил, что отсутствие одиночества не делает тебя менее одиноким.       Тоби медленно поднялся с компьютерного кресла, аккуратно поставив Мэл на пол, и направился на кухню, до которой, как ни странно, было всего около четырех шагов.       Он жил в однокомнатной квартире, маленькой и уютной, хотя и старой и дешевой на вид, как и предполагает ее ценник. Полы были из обветренного дерева, техника была старше Тоби как минимум в два раза, краска облупилась в несколько слоев на каждом подоконнике, и во всем доме не было ни одной двери, которая бы не скрипела при движении. Но здесь было чисто и хорошо убрано, не было плесени и свинцовой водопроводной воды, как во многих других местах, которые он рассматривал. Когда живешь на стипендию, а больше ничего нет, придираться не к чему.       Кухня находилась справа от входа в квартиру, столовая и, по совместительству, гостиная, которую он превратил в дом для своего компьютера и стола, — слева, и когда он дошел до нее, он снял свой чайник с места, где он хранился над холодильником. Он нечасто пользовался им — в конце концов, он не очень любил чай, — но он был нужен ему, когда нужно было приготовить кофе, или в такие вечера, как сегодняшний, когда утешительное тепло горячего шоколада, оседающего в животе, казалось, было как нельзя кстати.       Было уже достаточно поздно, чтобы Тоби мог заснуть, но мысли все еще путались, оставляя его беспокойным. Поэтому, вместо того чтобы сразу лечь спать, он усталыми глазами наблюдал за тем, как наполняется чайник под старым краном.       Может быть, в ситуации с Райаном его расстраивало то, что Тоби не смог завести ни одного друга в округе после переезда три месяца назад. Это не было чем-то новым — у Тоби никогда не было много друзей в школе и еще меньше в колледже — но тогда у него была семья, если все остальное не помогало, его младшие сестры практически гарантированно ходили за ним на пляж или в магазины на главной улице Богнора, его мама была готова отвезти его куда угодно, куда бы он ни захотел, его отец брал его на завтрак раз в неделю, только вдвоем. Он скучал по общению с людьми, по прогулкам по пирсу или посиделкам в парке и просто разговорам.       Конечно, Тоби завёл знакомства в своей школе, но все это было вежливое общение или разговоры о текущих занятиях. Его коллеги, между тем, говорили усталым, повторяющимся тоном, как это часто делают взрослые, вынужденные проводить время вместе, задавая одни и те же вопросы на одни и те же темы, затем циклились и повторялись до бесконечности, пока не состарились и не поседели.       Райан был совсем не таким. Его разговор с Райаном был ближе к тому, что он вёл со своими многолетними друзьями в Интернете, только он был живым и лично перед ним. Это был шанс на то, чего Тоби не хватало большую часть своей жизни: на личного друга, который действительно разделял его интересы, на того, кто, казалось, понимал его и его юмор, на того, кто даже отскакивал от него и вносил свой вклад, заставляя Тоби смеяться и хохотать. Это был шанс на нечто большее, хотя Тоби не хотел позволять себе забредать слишком далеко на эту территорию, иначе он действительно подставил бы себя под разочарование.       Звук булькающей воды, переливающейся через край чайника в раковину внизу, отвлек Тоби от его мыслей, и он приступил к остальным действиям по приготовлению горячего шоколада: поставил чайник на конфорку, чтобы он закипел, взял одну из полудюжины своих разномастных кружек с самой высокой полки, до которой смог дотянуться, и высыпал в нее маленький грустный пакетик сухого шоколада. Когда все было наконец собрано, Тоби сделал глоток и нахмурился, глядя на результат. Он был хорош — теплый и сладкий, он погружался в желудок с тем комфортом, на который он надеялся, — но он был совсем не похож на тот, который готовила его мама, он был каким-то плоским и разочаровывающим рядом с кремовой вкуснятиной, которую он помнил, как она готовила. Он до сих пор не знал, что она делала с ним, чтобы он был таким вкусным. В конце концов, Тоби следовал инструкциям на коробке. Что он мог делать не так?       Несмотря на неутешительный результат, Тоби отнес полную кружку к своему столу и поставил ее на место, после чего сам опустился в кресло. Он уже устал, сонливость просачивалась внутрь и вызывала желание закрыть глаза, но мысли все еще были взбудоражены. Если бы он попытался заснуть, он бы просто промучился несколько часов.       Тоби с тоской посмотрел на Мэл, свернувшуюся калачиком на его кровати, желая присоединиться к ней и просто покончить с этим днем. Завтра у него ничего не было, среда была его обычным выходным днем от занятий, а работа не назначала его до пятницы, и это было настолько похоже на начало новой недели, что Тоби отчаянно хотел, чтобы оно поскорее наступило.       Когда он смотрел в сторону своей спальни — на самом деле это была часть того же пространства, что и все остальное, его кровать стояла прямо у края стола, и только благодаря широкой стене с окнами на дальней стороне она казалась больше — Тоби понял, насколько голой она выглядела на самом деле. Мама помогла ему обустроить это место, поэтому здесь повсюду были штрихи, напоминающие о доме: декоративная подушка, брошенная на кресло, растение в горшке, которое Тоби забывал поливать половину времени, сидящее на маленьком кухонном столике, большой синий узорчатый ковер, от которого она избавлялась, и который она подарила ему вместо него, расстеленный почти по всему пространству столовой-гостиной.       Но среди всего этого были лишь слабые намеки на личность самого Тоби. Большинство своих вещей он оставил в своей детской спальне или хранил на чердаке у родителей. Когда он только переехал, все это казалось слишком детским, чтобы брать с собой. Он ведь переезжал самостоятельно, как взрослый человек, верно? Значит, и его стиль должен отражать это. Однако теперь он жалел об этом решении. Он скучал по комфорту своих старых постеров South Park и плюшевых игрушек Майнкрафта и уже решил, что в следующий раз, когда поедет домой в гости, он возьмет с собой Бенсона — ночник в виде мультяшной утки, который он импульсивно купил, когда ему было пятнадцать.       Во взрослой жизни многое было пустынно и одиноко; его квартира не должна была быть такой же.       Тоби со вздохом повернулся к своему компьютеру. Было уже за полночь, и беглый взгляд на Discord подтвердил, что большинство его друзей — тех, с кем он хотел бы поиграть, во всяком случае, — не в сети. Он несколько минут бездумно пролистывал свою библиотеку Стим, прежде чем наконец решился на быструю игру Civ V, чтобы развеяться. Он играл до тех пор, пока ему не стало трудно держать глаза открытыми, а голова болела от долгого смотрения на экран, пока он не был уверен, что, когда он ляжет на подушку, он заснет без всяких мыслей. Особенно о светловолосом парне.

***

      В течение следующих нескольких дней Тоби продолжал возвращаться в кафе. Он старался ограничиваться одним разом в день — впрочем, он и так ходил туда примерно так же часто, — но иногда он специально менял свой маршрут, чтобы пройти мимо широких окон и заглянуть внутрь, ища хоть намек на долговязого подростка в гавайской рубашке, направляющегося на занятия или с работы. К тому времени, когда наступила пятница, ему все еще не везло, и он быстро терял надежду.       Но Тоби не мог отложить всю свою жизнь ради одного парня, и пятница была тому прекрасным примером. У него была ранняя смена, поэтому вместо того, чтобы зайти в кафе перед занятиями, Тоби направил свой путь к брайтонскому SEACAmb и предрассветному началу своей пятницы.       Улицы в это время утра были тихими, и, как бы Тоби ни предпочел остаться в постели еще на пять часов, если бы ему дали такую возможность, в Брайтоне в последние минуты перед восходом солнца было что-то особенное, словно город затаил дыхание перед каким-то грандиозным открытием. Было совершенно тихо, слишком рано для большинства пассажиров, но слишком поздно для баров, и улицы оставались пустыми, за исключением машин, припаркованных на обочине, как мусор, и мерцания фонарей над головой. Город почти завис во времени — с момента, когда Тоби вышел из своей квартиры, до момента, когда он пришел на работу, казалось, что метафорические часы на его запястье перестали тикать, время между ними не принадлежало этой реальности, а существовало лишь как туманное пространство между двумя реальными. Это был своего рода вакуум, полностью окутанный безмолвной, непроглядной тьмой на эти бесконечные двадцать минут.       Проход через двойные двери в службу скорой помощи был похож на снятие печати, внезапно нахлынувший шум и яркий искусственный свет совершенно ошеломили. Тоби пришлось несколько раз моргнуть, чтобы приспособиться к новой реальности, и через мгновение он, все еще ошеломленный, быстрым шагом направился к своему шкафчику, помахав рукой Дорин на стойке регистрации.       За те несколько месяцев, что он проработал там, Тоби постепенно узнал столько разных лиц на своей работе, сколько смог: Дорин за стойкой регистрации, с ее очками в широкой оправе и некогда темными волосами, ставшими почти полностью седыми; Митчел и Маршалл, оба парамедики, с ярко-оранжевыми волосами и большими красными носами, почти неотличимые друг от друга, за исключением акцента: Митчел был валлийцем, а Маршалл — местным жителем Брайтона; Джоан, Дана и Джордан были диспетчерами, которых было много, но только эти трое произвели на Тоби впечатление: Джоан — потому что у неё на столе всегда лежали твердые конфеты, которые она обязательно раздавала всем ученикам, Дана — потому что все могли отличить Дану по громкости её голоса, и Джордана, потому что в самом начале новой карьеры Тоби они представились, пожали ему руку и низким, мягким голосом предложили показать ему Брайтон.       Было еще дюжина или около того других людей и еще много добровольцев из числа местных жителей, слишком много людей, которые приходили и уходили слишком быстро, чтобы он успел записать их больше, чем одну или две характеристики. Потом, конечно, был…       — Все в порядке, Тоби? — раздалось из двери раздевалки, отвлекая внимание Тоби от того места, где он складывал свои вещи в один из узких металлических шкафчиков.       — Доброе утро, Джон, — ответил Тоби.       Джон был одним из главных кураторов Тоби, отвечавшим за него во время их совместных дежурств, и полноценным врачом скорой помощи, работавшим в SEACAmb ещё до рождения Тоби. У него была резкая манера говорить, и было непонятно, происходит ли это от того, что он иногда дышал неглубоко, задыхаясь, что заставляло его обрывать слова, чтобы набрать побольше воздуха, или же это просто особенности его характера. Его волосы были чисто белыми, а на лице проступали следы возраста, но глаза были ясными и темными из-под кустистых бровей, и, несмотря на затрудненное дыхание, в остальном он был здоров, более чем способный справляться с тяжелой работой в скорой помощи.       Другой основной куратор Тоби был столь же компетентен, если не сказать добрее в своих наставлениях, но в последнее время их расписания не совпадали так же, как у него и Джона, и поэтому, чаще всего, это была смена тяжелых дыханий и постоянных, но не недобрых наставлений.       — Медленное утро, поэтому начнем с патрулирования, — проинструктировал Джон, когда они оба переоделись и направились в отсек скорой помощи. — Посмотрим, что поступит.       Тоби кивнул, поднимая сумку повыше на плечо. Патрулирование означало сидеть на пассажирском сиденье, пока Джон ездил по городу, иногда болтая, иногда молча. Тоби не разрешалось водить машину, пока он не пройдет обучение — и пока он не получит права, что на данный момент было многолетней работой, — и, честно говоря, он не знал, насколько сильно он ждал этого начинания. Что-то в том, чтобы отвечать за такой важный груз и нести ответственность за жизни стольких людей, колеся по городу, не подчиняясь правилам дорожного движения, которые он так долго и кропотливо изучал, звучало… по меньшей мере, напряженно.       Маршалл, очевидно, присоединился к ним на этот день в качестве фельдшера, и вскоре они втроем вышли на улицы Брайтона. К этому моменту над городом начало подниматься солнце, розовый свет струился по небу и заставлял блестеть старую дождевую воду на тротуарах. Вместе с городом начали просыпаться и его жители: первые полусонные люди, спотыкаясь, выходили из своих квартир и таунхаусов и отправлялись на работу. Улицы тоже были более оживленными, они уже были забиты автобусами и машинами в типичной утренней спешке.       Первая часть их утра прошла в наблюдении за тем, как город становится все оживленнее и оживленнее, их собственный автомобиль из-за этого двигался по улицам медленнее, но уже скоро они получили первый вызов.       Тоби никогда не сможет забыть, что такое ехать в машине скорой помощи, когда она мчится по дорогам, пронизанным клаустрофобией. Неизбежно его желудок оказывался в горле, пальцы сжимали дверные ручки, пока Джон маневрировал, с абсолютно пассивным лицом, входя и выходя из пробок. Каждый раз, когда они выезжали на полосу встречного движения или проезжали на красный свет, Тоби готовился к худшему, и каждый раз они выезжали с другой стороны невредимыми, на шаг ближе к тому месту, куда им нужно было попасть.       К тому времени, как они приехали, Тоби уже дрожал и трясся, но это быстро отошло на второй план, когда перед ними встала задача. Он заставил свои руки не дрожать, пока они помогали своему пациенту, молодому человеку, попавшему в небольшую автомобильную аварию, который не был в срочном состоянии, но который поедет с ними в неотложку, чтобы они могли сделать необходимые рентгеновские снимки и другие анализы.       Большую часть оставшегося утра были похожие вызовы, только два других: один — молодая девушка, у которой случился анафилактический шок после употребления орехов, и у нее не было эпипена, а другой — ложная тревога, когда ребенок пожилого родителя подумал, что что-то случилось, хотя на самом деле он просто был в глубоком сне.       В общем, утро прошло без происшествий, хотя и утомительно. До последнего звонка.       Смена Тоби должна была закончиться в десять, и только за полчаса до этого они получили звонок: у пожилой женщины 82 лет, по сообщениям, случился сердечный приступ.       Как всегда, они добрались туда так быстро, как только смогли. Однако, как и всегда, на этот раз они опоздали.       Когда они приехали, она была еще жива, хотя и с трудом. Маршалл выскочил первым, за ним последовали Джон и Тоби, причем первый пробивался вперед, но потом резко остановился, увидев неизвестно что, и повел Тоби за собой, чтобы тот взял носилки.       Женщина выглядела такой неправдоподобно старой, когда Тоби наконец увидел ее, закутанную в мягкий свитер и брюки для сна, которые драпировались на ее тонкой, похожей на птицу раме. Поднять ее на носилки было слишком легко, она была такой легкой, ее веки лишь слегка вздрагивали при движении. Ее рука, когда Тоби сжал ее, а Маршалл и Джон принялись за работу, делая компрессы грудной клетки и прижимая кислородную маску к ее лицу, была ледяной. Не было ощущения, что она сжимает его руку с какой-то силой, ее запястье ослабло в его хватке, но Тоби все еще чувствовал момент, когда последний вздох покинул ее, краткое мерцание ее глаз под неподвижными веками и ее грудь, лежащая ровно и неподвижно, за исключением настойчивых сжатий Джона.       Молча, отчаянно, Тоби нащупал пульс на тонком запястье, его собственное дыхание участилось, как бы компенсируя его отсутствие. Ногти у нее были выкрашены в темно-красный цвет, слабо заметил он. Какой красивый цвет.       Вдалеке он услышал, как Маршалл назвал время смерти, но Тоби сосредоточился на лице женщины, на неровном мазке золотистых теней для век вдоль морщинистых век, на темной подводке под ними, размазанной и неаккуратной. Цвет губ соответствовал цвету лака на ногтях — насыщенный красный, который, должно быть, прекрасно смотрелся на ее смуглой коже при жизни, но теперь только подчеркивал пепельный цвет лица, поскольку отсутствие кровообращения забрало с собой часть ее красоты.       Тоби представлял её себе как чью-то гламурную Нэн, женщину, чей муж умер много лет назад, но которая, несмотря на это — или, возможно, благодаря этому, — продолжала ежедневно наводить красоту и привлекала внимание любого, кто хотел бы ее заполучить. Собиралась ли она сегодня на свидание? Или же она нарядилась только для себя, но внезапная кончина оборвала ее жизнь? Должно быть, она была популярна, должно быть, оставила после себя множество друзей и врагов, потому что ее характер и внешность вызывали зависть у других, он был в этом уверен.       — Пульс, Тоби?       Резкий тон Джона заставил его вернуться к текущей задаче — в буквальном смысле этого слова — и он, стряхнув с себя подкравшееся помутнение зрения, моргнув, вернулся к реальности.       — Отсутствует, — ответил Тоби. Он гордился собой, что скрыл большую часть дрожи в своем голосе, но он все еще звучал немного высоко, хотя он не был уверен, что этого будет достаточно, чтобы Джон заметил это.       Все сгрудились вокруг этой женщины, лежащей на каталке посреди садовой дорожки, вокруг которой были аккуратные и яркие живые изгороди. Это было признание того, что жизнь прошла, что работа была провалена, или сделана настолько хорошо, насколько могла бы быть, но, тем не менее, неудачно там, где это было важно.       Смерть была такой же частью работы, как и жизнь, и все они это знали. Если бы они могли спасти всех, их бы называли чудотворцами, а не спасателями. Однако это не делало реальность менее суровой.       — Тогда возвращаемся, — сказал Джон, чтобы прервать момент, и на этом все закончилось.       Чуть более получаса спустя бригада вернулась в отсек скорой помощи и разошлась: Джон и Маршалл отправились продолжать свои обязанности, а Тоби ушел в раздевалку, пятичасовая смена, к счастью, на сегодня закончилась. Очевидно, Тоби не скрывал, как сильно смерть старушки повлияла на него, потому что Джон загнал его в угол как раз в тот момент, когда он собирался уходить, хмурясь сильнее, чем обычно, там, где она прорезала линии его лица.       — Это тяжелая работа, Тоби, — сказал он, темные глаза изучали его лицо, когда тяжелая рука легла на его плечо. — Мы видим много боли. Ты должен научиться переносить ее или отпускать, иначе она будет только отягощать тебя.       Боже, Тоби устал от людей, которые говорили ему оставить все как есть.       Однако Тоби не стал выражать свое разочарование Джону. Вместо этого он изо всех сил старался ободряюще улыбнуться, пожимая руку Джона.       — Я знаю. Я разберусь с этим, спасибо, — сказал он, протиснулся мимо Джона и вышел за дверь.       Тоби вышел на улицы Брайтона в оцепенении. Полуденный свет казался каким-то слишком ярким, первые цветы сезона, распустившиеся по обочинам дорог и в цветочных ящиках, выстроившихся вдоль окон, — слишком милыми и веселыми. Казалось, что тяжелый камень вонзился в основание его живота и застыл там, не двигаясь.       Это не было трауром или чем-то еще — Тоби не знал эту женщину, даже если фантазия, которую он бездумно создал в своем воображении раньше, заставляла его так думать — но это было что-то негативное и тяжелое, что-то, что утяжеляло его шаги, пока он шел, пока он почти боялся, что его ноги погрузятся в тротуар, что трещины разойдутся вокруг его кроссовок в виде паутины.       Она была не первой смертью, свидетелем которой он стал на работе, и не последней, но Тоби обнаружил, что легче от этого не становится. Каждая смерть тяготила его еще больше, наваливаясь на плечи поверх остальных. Он знал, что этой ночью ему будут сниться сны об этом, он будет видеть ее испепеленное и холодное лицо, каким оно было в минуты после ее смерти, руку, умоляюще тянущуюся к нему, а он не сможет ничего с этим поделать.       Пока же Тоби целенаправленно уводил свои мысли от темы смерти, даже когда его ноги безвольно блуждали в сторону от рабочего места и в направлении дома. Поскольку он мало думал о своем пути, не было ничего удивительного, когда он оказался перед кафе — его мозг на автопилоте запомнил дорогу туда без единого вмешательства с его стороны.       Однако теперь, когда он стоял перед магазином, витрина которого была обманчиво приветливой, несмотря на таящиеся внутри возможности, Тоби не был уверен, что хочет войти внутрь. Все более убедительная истина о том, что он никогда больше не увидит Райана, опустилась на дно и теперь кружила вокруг этого тяжелого камня. Какой был смысл заходить внутрь, кроме как создать для себя еще большее разочарование? Он постоянно возвращался на то же место, чтобы случайно встретить парня, с которым когда-то разговаривал. Райан, вероятно, даже не вспомнил об их разговоре после того, как ушел; он ни за что не стал бы пытаться воссоединиться, как это так отчаянно пытался сделать Тоби.       Это было жалко. Тоби был жалок — он не мог делать свою работу, не расстраиваясь, не мог забыть парня, с которым общался всего тридцать минут в воскресенье днем, не мог перестать возвращаться в это проклятое кафе, словно это было уютное одеяло, ноги сами тянулись за ним сюда без его разрешения.       Именно с этой настойчивостью он протиснулся через стеклянную дверь и вошел в интерьер, напоминающий джунгли. Сразу же его охватило тепло, а также насыщенный запах кофе и слегка подгоревшего хлеба. Эти два ощущения проникали в его кости, когда он глубоко вдыхал и устраняли постоянное чувство дребезжания, которое он испытывал с тех пор, как вошел в машину скорой помощи тем утром. Кафе могло быть напоминанием о том, что он упустил с Райаном, но более того, это был второй дом, первая жемчужина, которую он нашел после переезда в Брайтон, и из-за этого он стал для него еще более особенным.       Почти в 11 утра в пятницу заведение только начинало собираться в спешке, очередь из примерно трех или четырех человек у кассы и горстка занятых столиков вокруг него. Тоби послушно встал в очередь позади них, ноги шаркали вперед по ходу движения, а сумка тяжело взгромоздилась на плечо. Одно только присутствие здесь уже раскалывало камень в его желудке, ослабляя воспоминания о глубоко вытравленном хмуром взгляде Джона, о тошнотворном кружении машины скорой помощи по городу, о тяжелом, молчаливом весе накрашенной руки старухи.       К тому времени, как он взял в руки свой напиток — горячий кофе с двойным молоком, простой и достаточно теплый, чтобы прогнать холод из его костей, — большая часть беспокойства улетучилась, оставив после себя лишь покорное изнеможение. Тоби с трепетом смотрел на лестницу, ведущую к его обычному столику. Действительно ли он хотел увидеть, что ждет его там? Хотел ли он провести еще один день в шумной атмосфере своего любимого кафе, на этот раз без работы, чтобы оправдать свое присутствие?       В конце концов, он со вздохом поднялся наверх. Что еще ему оставалось делать? Единственное, что ждало его дома, — это кошка, и, как бы хороша она ни была, она не очень-то любила развлекаться.       Может быть, он сделает уборку сегодня, если у него хватит сил к моменту отъезда. Тоби вообще был аккуратным человеком, но любая квартира время от времени нуждалась в генеральной уборке, в хорошей чистке унитаза и ванны, в снятии электрических конфорок и промывке глубоких щелей, о существовании которых многие забывали. Он мог бы потратить время на сортировку скопившегося у него вторсырья, постирать пару раз белье. Жизнь в одиночестве — это бесконечная борьба с энтропией, понял он, процесс уборки беспорядка, который, как он был уверен, он убрал всего несколько дней назад, был постоянным и настойчивым.       То, что его мозг был так занят составлением списка вещей, которые нужно убрать, было оправданием Тоби, почему он не заметил высокую фигуру, нависшую над его обычным столом, пока он почти не дошел до него, резко остановившись в нескольких футах от него. Его глаза почти с недоверием рассматривали высокий силуэт: парень стоял спиной к нему, темные узкие джинсы и безразмерная толстовка, нитки маски заправлены за уши и почти скрыты невозможной гривой светлых волос.       Невероятно, неправдоподобно, но сегодня, как никогда, это был он.       — Райан?       В течение короткого, пугающего мгновения парень ничего не ответил, и Тоби подумал, что, возможно, он ошибся человеком, что это какой-то двойник, поставленный здесь только для того, чтобы поиздеваться над ним. Но потом он повернулся, серые глаза широко раскрылись над маской, и в этот момент его уже нельзя было перепутать.       Тоби усмехнулся, чувствуя, как головокружительное неверие бурлит в его мозгу почти как физическое ощущение, пробиваясь сквозь угнетенные глубины его сознания.       — Это ты, — вздохнул он, жадно оглядывая его. Часть Тоби была почти уверена, что он создал Райана в своем воображении, какую-то печальную галлюцинацию своего идеального парня, поэтому он упивался его видом сейчас, доказательством того, что он реален, прямо перед ним.       — Тоби…? — спросил Райан, выглядя таким же ошеломленным, как и сам Тоби, одна бровь, видневшаяся сквозь волосы, с любопытством нахмурилась.       — Приятно было встретить тебя здесь, — сказал Тоби сквозь ухмылку, которая, казалось, застыла на его лице. Но он не возражал. В его животе порхали бабочки, медленно работая над тем, чтобы растопить лёд, опустившийся туда раньше, и заставляя его чувствовать себя гораздо легче.       — Да, я был рядом, ну, знаешь, — заикаясь, проговорил Райан, не сводя глаз с Тоби. — И кофе был, гм, таким вкусным. В прошлый раз. Я решил зайти.       Тоби поднял брови. Он отчетливо вспомнил тот самый некофейный напиток, который Райан не сделал ни глотка за все время пребывания в кафе, и его взгляд переместился туда, где Райан сжимал руки, дергаясь, нервничая и совершенно пустой. Точно. Он был здесь ради кофе.       — Не нужно оправдываться, — поддразнил Тоби. — Я знаю, что ты здесь только для того, чтобы увидеть меня, — он поднял брови в знак шутки. Даже если Райан явно лгал, это не обязательно означало, что он пришел ради Тоби.       Но, к его удивлению, Райан не рассмеялся и не подыграл шутке. Вместо этого его глаза резко расширились, и он зашипел, слабый намек на розовый цвет прокрался за край маски, где виднелся его нос.       — Н-нет, нет, я не… Я не… Это было не так, я клянусь!       Впервые с тех пор, как он подтвердил, что это Райан, улыбка Тоби слегка дрогнула. Было что-то неправильное в его быстрой и драматичной реакции, как будто слова Тоби были настолько неприятны, что требовали немедленного и яростного отрицания. Это не должно было ранить, но ранило, самую малость. Тоби знал, что Райан не зацикливался на их первоначальной встрече так сильно, как он, но он надеялся, что, может быть, он хоть немного был себе на уме. Очевидно, нет.       Возможно, часть обиды отразилась на его лице, а может быть, Райан просто услышал свои собственные слова и понял, насколько они были резкими, но в любом случае, он быстро продолжил:       — Не то чтобы я не был рад видеть тебя здесь. Сейчас. Снова. Э-э…       Тоби решил сжалиться над ним.       — Я тоже рад, что ты снова здесь, — сказал он. — Мне было весело говорить с тобой в прошлый раз.       Глаза Райана смягчились, и Тоби пожелал увидеть улыбку, которая, как он был уверен, расцвела под маской.       — Мне тоже.       — Хорошо, потому что на этот раз ты не уйдешь, не дав мне способа связаться с тобой.       Райан разразился лающим смехом, именно таким, каким его запомнил Тоби: громким, внезапным и всем телом.       — Да, сэр.       Затем они уделили время обмену номерами, Тоби настоял на том, чтобы они сделали это, пока не забыли, а Райан согласился без особых споров. Сначала они договорились списаться в Дискорде, но Райан замер в последнюю секунду, видимо, что-то вспомнив, и они перешли к обмену номерами телефонов, программируя контактную информацию друг друга, склонив головы над своими телефонами.       Только когда они оба встали во весь рост, гораздо ближе, чем раньше, Тоби в полной мере осознал, насколько Райан выше. В прошлый раз он видел Райана стоящим только тогда, когда сам сидел неподвижно, и разница в росте была преувеличена их разными позами. Но теперь это оправдание отпало, и разница оказалась столь же разительной: голова Тоби едва доставала до плеча Райана. Это было унизительно — так резко задирать голову, поэтому он сделал шаг назад, чтобы увеличить расстояние между собой и человеком, который, по сути, всё ещё был почти незнакомцем, и чтобы у него не образовалась трещина в шее из-за такого угла.       — Мне пора идти, — сказал Райан, когда они оба закончили возиться со своими телефонами, сжимая свою неподвижную массивную руку.       — У тебя есть планы? — Тоби не мог удержаться от вопроса.       — Нет, не совсем, но…       — Тогда оставайся, — слова вырвались почти против его желания, но он не пожалел о них, когда они оказались на улице. Особенно когда Райан бросил последний взгляд на свой телефон, потом в окно, потом снова на Тоби, глаза смягчились, и он согласился.       — Хорошо.       Они сидели за угловым столом — их столом — креслами-близнецами друг напротив друга рядом с широким окном с видом на город, и разговаривали часами. Они говорили о поездке Райана и работе Тоби, об обнаруженном ими общем интересе к видеоиграм, особенно к Майнкрафту, и о любви к кошкам. Они говорили так долго, что ярко-синее полуденное небо окрасилось в красный, желтый и оранжевый цвета заката, так долго, что бедный низкооплачиваемый рабочий с первого этажа был вынужден прервать их разговор, чтобы сообщить, что кафе закрывается через пятнадцать минут. Они медленно и непрактично собрали свои вещи, неторопливо спустились по лестнице и вышли из кафе, продолжая при этом переговариваться между собой, как старые друзья. Оба не хотели расставаться, задерживаясь на крыльце, даже когда внутри один за другим гасли огни.       Разлука была похожа на раздирание двух половинок сэндвича, сыр плавился и растягивался между ними в отчаянной попытке удержать их вместе. Ни один из них не хотел расставаться, но когда они наконец разошлись, каждый пошел своей дорогой к своим домам. Райан взял такси, чтобы вернуться домой, а Тоби прошел пятиминутный путь до своей квартиры. Это было сделано с уверенностью, что на этот раз Райан был всего лишь на расстоянии простого сообщения и он никогда больше не потеряется.