Не все так просто...

      Гарри сидел в мягком кресле под навесом и, рассеянно глядя на закат, доедал принесенный Фредди кусок Лестерширского пирога. На круглом столике рядом стояла чашка с недопитым чаем, а чуть в стороне лежала выданная Снейпом подборка периодики с 54-го по 81-й год, которую гриффиндорец недавно читал. Сказать, что почерпнутая из подборки информация несколько отличалась от его ожиданий, значило сильно преуменьшить.       Когда подросток с присущей ему гриффиндорской склонностью бросаться в омут задал двум Пожирателям свой бестактный вопрос, первым ответом, который он получил, оказалось Жалящее заклятье в бедро, заставившее подскочить в кресле. В ответ на его обиженный взгляд профессор Снейп только вскинул бровь:       — Примерно то же испытывает носитель метки, рядом с которым вы произносите имя Темного Лорда.       Обида тут же улетучилась, когда Гарри вспомнил, сколько раз он сам, Дамблдор и остальные делали это рядом с Мастером зелий. Стало стыдно.       — Простите, — пробормотал гриффиндорец, глядя в стол. Затем любопытство пересилило стыд, и он снова поднял глаза на профессора. — Но почему?       — Вы знаете что-нибудь о вассальных клятвах, мистер Поттер? — подал голос Малфой-старший вместо Снейпа. Подросток покачал головой.       — Ну конечно же нет! — раздраженно выдохнул светловолосый аристократ, и гриффиндорец набычился, уже готовясь огрызнуться на этот тон. — Не нужно смотреть на меня так сердито, Поттер! Я ругаю не вас, а нынешнюю учебную программу. Хотя, конечно, будучи последним в Роду, вы могли бы и проявить интерес к собственному наследию…       — Люц, — предупреждающе сказал Мастер зелий.       — Что, разве я неправ?       Вообще-то даже Гарри понимал, что чертов Лорд прав в своем упреке. Но признавать это ужасно не хотелось, поэтому подросток продолжил молча сверлить Пожирателя угрюмым взглядом.       Тот вздохнул и заговорил:       — Стандартный оммаж, мистер Поттер, включает в себя требование не поднимать руки против своего Господина, не выдавать его тайн, не злоумышлять ни против него, ни против его владений… много чего, на самом деле. К счастью, в магии метки намешано столько, что от вассальной клятвы даже Лорду удалось вплести лишь запрет на прямое причинение вреда. В противном случае, большую часть Внутреннего Круга давно свалило бы откатами, а Северуса так и вовсе первого из всех. Да, mon ami?       Мастер зелий в ответ только хмыкнул, подливая чай себе и своему ученику. Подумав, наполнил чашку и Люциусу. Тот говорил несколько хрипловато после того, как подавился. Гарри благодарно кивнул и принялся потягивать теплый напиток. Аристократ, вытянув палочку, остудил свой и осушил его почти залпом, прежде чем заговорить снова:       — Так вот, возвращаясь к вашему вопросу, мистер Поттер. Когда Темный Лорд создавал метку, он, вероятно, был уже не в себе, иначе бы не исключил из списка запретов любой из перечисленных мной ранее пунктов ради насильственного насаждения уважения. Дело в том, что Тем-Именем-Что-Вы-Его-Назвали Повелителя именуют исключительно его противники. Последователи говорят «Темный Лорд», «Повелитель» или «Милорд». Не знаю, о чем конкретно думал Он, вплетая в вязь меток этот элемент, но, по-видимому, Темная метка наказывает последователя или за то, что сам сорвался на неуважительное обращение, или за то, что Его враги находились рядом достаточно долго, чтобы сказать это, и не истекли кровью прежде. К счастью, сам Милорд всего этого не чувствует.       Гарри с интересом слушал светловолосого Лорда. Пожиратель был все еще ему неприятен, но следовало признать, что рассказчиком тот был хорошим.       — Что ж, теперь понятно, почему вы все время злились, — пробормотал подросток, глянув на профессора зелий.       Тот усмехнулся в свою чашку и сказал:       — Даже если бы рядом с тобой не было знакомого Пожирателя, которого ты не хотел бы раздражать, Поттер, не следует называть Темного Лорда этим именем.       — Но почему? Дамблдор говорил, что страх перед именем лишь усиливает страх перед его обладателем.       — Я не знаю, во что с тобой играет директор, Поттер, но страх перед этим именем появился не просто так, — раздражённо ответил Снейп. — В прошлую войну, когда Лорд собрал под своим началом достаточно последователей и обрел достаточное влияние, ему удалось наложить Табу на это имя. Это сильное сложное колдовство, иногда используемое с разрешения абсолютного большинства состава Визенгамота во время чрезвычайного или военного положений. Совершается посредством особого артефакта в защищенной комнате Министерства несколькими сильными магами и выпивает при этом их locum temporaria подчистую. Я не знаю, как Темный Лорд смог попасть внутрь и использовать артефакт незамеченным, хватило ли ему сил одному или он использовал кого-то, но факт остается фактом. Суть Табу, Поттер, заключается в определении местоположения любого волшебника, произнесшего слово-ключ, если, конечно, тот не был скрыт родовой защитой, Фиделиусом или не находится за пределами страны. В 78-м и 79-м годах многие оплатили неосторожность в словах собственными жизнями прежде, чем успели понять, что происходит. И если когда-нибудь Темный Лорд захватит Министерство, Табу на его имя, вероятнее всего, возобновится. Так что не привыкай.       Гарри широко раскрытыми глазами смотрел на профессора и не сразу нашел в себе силы кивнуть. «Перестанут ли у меня появляться к директору новые вопросы?» — горько подумал подросток.       — Ты хочешь понять, почему люди присоединялись к Темному Лорду? — Мастер зелий отставил чашку с недопитым чаем и откинулся на спинку дивана, глядя на подростка заинтересованно. Гарри кивнул, и ему показалось, что на лице профессора мелькнуло довольство.       — Некоторые действительно присоединялись из страха или из любви к жестокости, как тебе, вероятно, рассказывал директор Дамблдор. Однако это тенденция лишь последних нескольких лет перед его падением.       Зельевар взмахнул ладонью и продолжил:       — У меня нет времени устраивать тебе экскурс в историю прямо сейчас, Поттер, — мужчина поймал прилетевшую откуда-то со второго этажа кожаную папку. Из-под слегка потертой коричневой обложки выглядывали газетные листы разной степени зачитанности. Вслед за папкой вниз слетел выглядевший старым, но не древним фолиант.       Сперва Мастер зелий положил на стол собрание периодики, серьезно глядя подростку в глаза.       — Но ты почитаешь вот это. Когда у тебя появятся вопросы, а они у тебя неизбежно появятся, ты мне их задашь, и я постараюсь ответить. Это — обещанная книга об эльфах.       Фолиант с глухим стуком опустился сверху, а Снейп поднялся с дивана.       — Вы уходите, сэр? — спросил гриффиндорец немного испуганно. Снейп кивнул.       — На несколько часов. В конце концов, твои поиски, Поттер, никто не отменял. Люциус, на выход.       — Выгоняешь, Север? — усмехнулся Лорд Малфой, но спорить не стал, поднявшись вслед за слизеринским деканом.       — Справедливо опасаюсь твоего дурного влияния на неискушенные подрастающие умы.       Гарри опустил глаза на собственные колени. Он чувствовал себя крайне неуверенным оттого, что впервые с тех пор, как Снейп забрал его из Литтл-Уингинга, должен был остаться один. В голову полезли разные глупые мысли. Впрочем, долго мариноваться в них Гарри не дали. Его подбородка уверенно коснулись теплые пальцы, потянули вверх, заставляя поднять лицо, и подросток встретился с непроницаемо-черными глазами Мастера зелий.       — Поттер, меня не будет всего несколько часов. Ты в безопасности в этом доме. Здесь вряд ли кто-то ещё появится сегодня, но если и так, ты должен знать, что они не смогут причинить тебе вреда и не сумеют никому рассказать о том, что ты здесь.       — Э-эм… Хорошо, профессор, — сказал Гарри, смутившись. Мужчина отступил, быстро опустив руку. Глаза его смерили ученика внимательным взглядом. Гарри же пытался понять, почему сейчас чувствует одновременно облегчение и разочарование.       Лорд Малфой между тем подхватил свою трость и немного шатко подошел к камину. Зачерпнув из шкатулки летучего пороха, он обернулся к хозяину дома.        — Приятно было повидаться, mon ami, в, так сказать, неформальной обстановке, — аристократ перевел взгляд на сидящего в кресле гриффиндорца. — Мистер Поттер, вы тоже на удивление терпимы, когда не разбрасываетесь проклятиями и не воруете моих эльфов.       Глаза светловолосого мага снова метнулись с подростка на зельевара и обратно. Он расплылся в какой-то хитрой улыбке, а в следующее мгновение бросил порошок в камин и со словами «кабинет Лорда Малфоя» исчез в зелёном пламени.       Сперва от слов аристократа Гарри почувствовал лишь привычное раздражение, но заставил себя успокоиться и все же вдумался в то, что сказал мужчина. Подросток несколько долгих секунд смотрел на пляшущие в камине огненные языки, пока Мастер зелий вызывал эльфа и давал указание принести какое-то зелье из лаборатории. Затем озадаченно спросил:       — Я не понял… Мистер Малфой меня сейчас оскорбил или похвалил?       Он завороженно уставился на старшего волшебника, когда услышал тихий смех. Конечно, за прошедшие двое суток можно было понять, что профессор несколько… сильно отличается от того образа, который предпочитает использовать в школе. Но Гарри так привык к тому Снейпу, что теперь каждая обычная его реакция, каждая простая человеческая эмоция были для гриффиндорца сродни открытию.       — Думаю, что и то, и другое, Поттер. Люциус, определенно, заинтересовался тобой теперь. Все же ты был на удивление сдержан. Даже я ожидал более бурной реакции на появление в моем доме беглого Пожирателя.       — Мистер Малфой мне все еще не нравится, — проворчал Гарри. — Но слишком многое оказывается не таким, как я думал, и… я решил доверять вам.       На последних словах подросток отвел взгляд, снова уделяя внимание потрескивающим в камине поленьям и пламени над ними. Было неловко вот так прямо говорить о чем-то подобном. Он услышал хлопок от появления домового эльфа и какой-то шорох, вероятно, из-за движений зельевара.       — Спасибо, Фредди, — голос Снейпа, когда он заговорил, показался слишком ровным. Гриффиндорец повернулся к нему. Было трудно что-либо прочитать в выражении лица профессора, когда он встретился с Гарри глазами. На предыдущую реплику ученика Мастер зелий ответил после паузы: — Правильно говорить «Лорд Малфой», Поттер. Ты знаешь о его титуле, и обращение «мистер» в этом случае будет считаться проявлением неуважения. Мой тебе совет — не порти с Люцием отношений намеренно. Мой друг — злопамятная сволочь, а твоя выходка с его эльфом на втором курсе и без того оказалась болезненным ударом по его самолюбию. Конечно, это добавило тебе несколько очков уважения — все-таки не каждый 12-летка способен провести взрослого волшебника, славящегося своей хитростью. И все же он это запомнил. Не усугубляй. Однажды Лорд Малфой может стать тебе полезным союзником.       Несколько секунд Гарри пристально смотрел на профессора, затем, поморщившись, кивнул. Он вовсе не хотел иметь со старшим Малфоем отношений. И его не волновало, обижен на него сиятельный Лорд или нет. Однако в свете надвигающейся войны, положения Малфоя в рядах Пожирателей и (исходя из того, что гриффиндорец узнал сегодня) довольно сомнительной преданности Волдеморту слова Мастера зелий звучали разумно.       Губы Снейпа дрогнули в намеке на улыбку, затем он вздохнул:       — Мне пора идти. Ты можешь чувствовать себя здесь свободно. Просто имей в виду, что запертые двери заперты не просто так. Если захочешь, можешь прогуляться на воздухе, но не выходи за пределы защиты — ее ты почувствуешь. Я не знаю, успею на ужин или нет, поэтому просто попроси Фредди тебя покормить, когда проголодаешься. Все, не скучай Поттер.       — До свидания, профессор, — ответил Гарри, наблюдая за тем, как старший волшебник подходит к камину и, бросив в пламя горсть летучего пороха, со словами «Паучий тупик, 1» исчезает в ярком зеленом всполохе.       Некоторое время подросток еще просидел в гостиной, несколько оглушенный событиями дня и всей той информацией, которую успел узнать. Но затем Гарри напомнил себе, что без дела и в информационном вакууме он сидел все лето. Стоило начать наверстывать это упущение. Решив сперва разобраться с врученной Снейпом подборкой газетных вырезок, гриффиндорец отложил пока книгу об эльфах. Общим развитием можно было заняться и позже. Понять, почему люди шли за Волдемортом, казалось важнее. Так что Гарри подхватил коричневую папку и направился к выходу из дома.       Устроившись под навесом в одном из кресел у стены, подросток принялся продираться сквозь кричащие заголовки, даты, незнакомые имена… Потребовалось довольно много времени, чтобы составить более-менее внятную картину того, как развивалось противостояние, в итоге вылившееся в Магическую войну. И оказалась она совсем не той, которую рисовал себе прежде Гарри. Не то чтобы он особо задумывался об этом, говоря откровенно.       Для начала, оказалось, до 76-го года не существовало никаких Пожирателей смерти. Этот термин впервые появился в газетах лишь тогда в связи с жестокой расправой над неким Джоффри Петтерсоном* и двумя его сыновьями.       Джоффри был полукровкой и на момент собственной гибели возглавлял Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Насколько Гарри смог понять из статьи, в нападении, помимо волшебников, участвовали оборотни, а Петтерсон являлся одним из главных противников представленного за несколько месяцев до этого на рассмотрение Визенгамота фракцией консерваторов законопроекта «О снятии ограничений на трудоустройство оборотней в общественных местах». В голосовании тогда с небольшим перевесом законопроект был одобрен, но Верховный Чародей, которым на тот момент являлся директор Дамблдор, наложил на это решение вето.       Здесь гриффиндорец был вынужден прерваться, кипя праведным возмущением. Ведь к тому времени в Хогвартсе уже 5 лет как учился Ремус.       Так или иначе, убийство Петтерсона объяснили местью за его гражданскую позицию. Колдография, сопровождающая статью, демонстрировала читателям реющую над обломками дома убитого Темную метку, а в заголовке жирным шрифтом впервые напечатали «…Пожиратели смерти».       До этого в статьях фигурировало другое название — «Вальпургиевы рыцари». Их считали террористической организацией, приписывали саботаж некоторых законопроектов Министерства и аврорских операций, практику запрещенных заклинаний и ритуалов, таинственные смерти… Но ничего настолько показательного, как расправа над Петтерсоном, и никаких Темных меток.       Вообще, подборка начиналась старыми, но наименее зачитанными и, насколько мог судить подросток, прикрепленными позже остальных газетными листами. Там не было относящихся к теме статей и кричащих заголовков, зато в короткой заметке в разделе светской хроники от февраля 54-го упоминался Том Марволо Реддл. Кроме имени, о будущем Темном Лорде ничего сказано не было. Оно приводилось среди прочих в списке гостей на балу в честь помолвки Ульфхарда Лестрейнджа. В «Пророке» от 2 октября 56-го сообщалось, что некий Том Реддл, первый помощник начальника Управления по связям с маглами Департамента магических происшествий и катастроф, был со скандалом уволен из Министерства за практику Темных искусств. Заметка об этом вышла короткой и не сообщала никаких подробностей, но Гарри перечитал ее несколько раз и надолго завис. Темный Лорд работал в Управлении по связям с маглами? Гриффиндорец, определенно, ничего не понимал.       Больше имя Тома Реддла нигде не упоминалось. Как и имя Волдеморта в течение очень долгого времени. Вместо этого приводились десятки скучных статей о принятых и отклоненных законопроектах, противостоянии консервативно настроенных магов и фракции либералов, заметки о загадочных смертях и непонятных происшествиях…       Периодически гриффиндорец натыкался на просветительские статьи. Тематика была разной: от объяснения старых традиций до современных магловских достижений. Некоторые оказались познавательными, некоторые носили откровенно пропагандистский характер, но в общем их все можно было свести к одной общей мысли: политика сближения с маглами опасна, ассимиляция невозможна и ведет к краху волшебного мира. Еще один нюанс, который заметил подросток, прочитав их: хотя мысль о том, что маглы — существа второго сорта, прослеживалась во всех представленных статьях, с годами она начинала превалировать над тем, что они опасны, и достигала своего апогея как раз к 76-му, когда «Вальпургиевых рыцарей» начали именовать «Пожирателями».       Официальная фракция консерваторов между тем терпела в Визенгамоте провал за провалом.       Первые упоминания о «Рыцарях» Гарри, на самом деле, встретил только в «Вестнике волшебника» от 69-го года. Тогда же впервые был упомянут Лорд Волдеморт как лидер «неофициальной оппозиции фракции либеральных магов». В 69-м «Вальпургиевых рыцарей» считали просто обществом людей с активной гражданской позицией, объединенных консервативными взглядами на волшебный мир. Лишь в 71-м это общество признали террористической организацией и объявили вне закона, связав с несколькими политическими убийствами и срывом аврорской облавы на Темных магов. К счастью для этих «прапожирателей», было известно лишь несколько волшебников, открыто выступавших от их лица. Арестовали одного.       С тех пор заметки об убийствах, разбойных нападениях и террористических акциях стали мелькать чаще. Лорда Волдеморта рисовали во все более мрачных тонах, пока в декабре 72-го года не начали наконец именовать Темным Лордом. Напряжение в стране усиливалось: все больше встречалось заметок о массовых беспорядках, дуэлях со смертельными исходами между так называемыми Светлыми и Темными магами, участились нападения на авроров при исполнении…       Официальным началом Магической войны, рискующей вскоре получить добавочное «первая», волшебники посчитали тот самый день расправы над Джоффри Петтерсоном, когда в небо впервые взмыла Темная метка. Дальше становилось только хуже. Открытое использование Непростительных, сражения с аврорами, акции устрашения, жертвы среди мирного населения. А затем, выделяясь контрастом среди политических заметок и статей, в папке отыскался сложенный вчетверо газетный разворот с колдографиями черных лент на воротах, скорбящих людей и колдомедиков, а также с длинными списками погибших. Сверху — жирный заголовок: «ДРАКОНЬЯ ОСПА УНОСИТ СОТНИ ЖИЗНЕЙ В МАГИЧЕСКОЙ БРИТАНИИ!!!».       Пробежавшись глазами по фамилиям погибших, Гарри оторвал взгляд от газеты и некоторое время бездумно наблюдал за клонившимся к горизонту золотым диском. Закатное солнце резко расчерчивало тенями зеленые холмы и добавляло ртутного блеска озерам в еще освещенных низинах.       Среди тех, кого унесла драконья оспа, оказалось несколько имен, которые он должен был знать. Но не знал. Чертов Малфой был прав сегодня в своем упреке.       Флимонт Поттер. Юфимия Поттер. Чарлус Поттер. Дорея Поттер-Блэк. Иолант Поттер**.Двое из них должны были приходиться ему дедушкой и бабушкой. Кем были остальные?       «Во всяком случае, это объясняет, почему никто из них не забрал меня после смерти мамы и папы», — со вздохом подумал Гарри. Гриффиндорец чувствовал досаду на себя. Ведь он всегда хотел семью. Почему же ни разу не поинтересовался, был ли там кто? Впрочем, подросток знал. У маглов редко сегодня кто помнил родословную дальше родителей своих родителей, и они нечасто взаимодействовали с родственниками за пределами тетушек-дядюшек. В новый мир Гарри пришел именно с этим менталитетом. Поэтому, узнав от других, что его бабушка и дедушка мертвы, не стал копать дальше. И не спросил, от чего они умерли. Услышав, что Джеймс был поздним ребенком, гриффиндорец просто решил, что от старости. Теперь было стыдно.       Справившись с эмоциями и вновь пробежавшись глазами по списку погибших, Гарри понял, что очень многие фамилии принадлежали ныне известным Пожирателям смерти или представителям аристократических Родов. Он уже знал, что многие Пожиратели шли по этому пути вслед за родителями. И теперь пытался понять, что это значило для разразившегося противостояния.       Волдеморт потерял последователей. Консерваторы лишились голосов в Визенгамоте — в конце концов, некоторые Рода были уничтожены подчистую. Год назад после слушания Гарри Гермиона подробно рассказала им с Роном, как этот орган работает. Так что он вполне представлял, чем подобное развитие событий оказалось чревато. На освободившиеся места могли придти как представители так называемых Светлых семей, так и маглорожденные с полукровками. С какой стороны на ситуацию ни посмотри, это был сокрушительный удар по Темной стороне.       Гарри принялся читать дальше. В течении полутора месяцев после окончания эпидемии не было ни одной статьи о нападениях, только заметки о похоронах или судебных процессах. А затем от сентября 78-го в папке нашелся еще один разворот. «ПОЖИРАТЕЛИ СМЕРТИ ВЫРЕЗАЛИ МАГЛОВСКУЮ ДЕРЕВНЮ В ЛЕСТЕРШИРЕ!» И колдографии: горящая церковь, разорванные, вероятно, Бомбардами стены домов, изломанные тела — мужчин, женщин, стариков, детей…       Гарри не знал, почему на него не действует заклятие Цензуры, о котором ему рассказывала все та же Гермиона. Ведь он был несовершеннолетним. Но прямо сейчас его не очень это волновало. Чувствуя ужас и отвращение, Гарри будто завороженный скользил взглядом по колдографиям. В горле встал противный комок. Читать он даже не пытался. И так все было понятно.       Когда гриффиндорец, собравшись с силами, продолжил разбирать вырезки, следующие статьи напоминали эту. Нападения Пожирателей стали отличаться особой жестокостью. Вырезались целые семьи — со стариками и детьми, чего не наблюдалось раньше. Периодически повторялись набеги на небольшие магловские поселения. Пока наконец подборка не закончилась парой статей, освещавших события, произошедшие в Годриковой лощине, затем — нападение на Лонгботтомов, и несколькими заметками о судах над Пожирателями.       Когда Гарри закрыл папку, у него болели глаза и голова, а ещё было муторно на душе. На страницах газет хватило грязи, крови, жестокости… И все же прочитанное выглядело, скорее, как обычное политическое противостояние, нежели как борьба Добра со Злом, представлявшаяся ему ранее.       Подросток не заметил, когда рядом появился Фредди, обратив внимание на домовика, лишь когда на стол опустились чашка горячего чая и тарелка с пирогом, а на колени упал теплый плед. Только тогда Гарри понял, что солнце уже не очень-то греет, а сам он немного продрог.       — Спасибо, Фредди, — улыбнулся эльфу гриффиндорец.       Тот посмотрел на него осуждающе.       — Гость мастера должен лучше заботиться о себе, — проворчал домовик. — Мастеру некогда варить зелья, если гость заболеет, мастер и так много работает. И ужин уже прошел.       Гарри почувствовал, что краснеет. Его раньше никогда не отчитывал домовик. «Во всяком случае, по делу», — мысленно поправил он себя, вспоминая брюзжание старого Кричера. Кажется, Фредди действительно заботился о профессоре.       — Прости, Фредди, я не хотел доставлять проблем. Просто зачитался.       Эльф смерил его прищуренным взглядом, затем, видимо, что-то для себя решив, кивнул.       — Гостю следует хорошо питаться. Гость слишком худой, — все еще ворчливо сказал домовик прежде, чем исчезнуть.       Гарри хихикнул. Он не совсем понимал, следует ли расценивать последнее замечание как заботу или как оскорбление.       Натянув плед повыше, гриффиндорец принялся за еду. Открывающийся вид успокаивал, смазывая страшные картины из газет. Непривычно чистый воздух постепенно избавлял от боли теперь, когда он больше не напрягал глаза. Небо изредка расчерчивали, стрекоча, похожие на воробьев птицы, и подросток рассеянно следил за их полетом.       Никогда и нигде раньше Гарри не чувствовал такого умиротворения, как здесь, в доме своего нелюбимого профессора. Несмотря на то, что его мир буквально перевернулся с ног на голову за какие-то пару суток, несмотря на сомнения, которым теперь подвергалось все, во что гриффиндорец верил, на грядущую войну и не зависящее от самого подростка его место в ней, прямо сейчас Гарри было… хорошо. И спокойно. Он решил не портить эти ощущения мыслями о прошлом и будущем. У Гарри были вопросы, которые он задаст Мастеру зелий позже. И, конечно, он понимал, что, когда он покинет это место, ему все равно придется столкнуться со своей судьбой. Но прямо сейчас подросток просто ел вкусный пирог, запивал ароматным чаем и, кутаясь в заботливо принесенный ворчливым домовиком плед, наслаждался видом.       Когда солнце село и стало холодать, Гарри наконец вернулся в дом. Профессор еще не прибыл, и вымотанный прогулкой и впечатлениями подросток, подхватив оставленный в гостиной фолиант, отправился наверх. Вымывшись под теплым душем и переодевшись в купленную в «Либерти» мягкую хлопчатобумажную пижаму, гриффиндорец забрался в свою огромную постель. Немного подумав, Гарри снова встал и, подойдя к своему старому рюкзаку, вытянул из него нечто такое, о чем предпочел бы оставить профессора в неведении. Он не хотел, чтобы Снейп считал его ребенком. Рыжая плюшевая лисица теперь была чуть больше двух его ладоней, но оставалась такой же яркой, как в самых ранних детских воспоминаниях. Она не пачкалась и, когда однажды тетя попыталась отдать ее Дадли, оказалась вновь в чулане мальчика. Сжечь лису в камине родственникам тоже не удалось. Тогда Гарри думал, что это очередная его причуда, но после 11 понял, что игрушка была волшебной и, наверно, попала к Дурслям вместе с ним из дома родителей. Что было примечательно, рядом с ней подросток чувствовал себя спокойнее, и ему чаще снились хорошие сны. Конечно, поступив в Хогвартс, Гарри перестал спать с лисой, засунув на самое дно сундука. В конце концов, он ведь был уже взрослым! Губы при этой мысли тронуло невеселой усмешкой.       Вновь о плюшевом друге Гарри вспомнил лишь на третьем курсе. Когда через день ему стала сниться смерть мамы, лиса была снова вытащена из сундука, а подросток научился зачаровывать полог, чтобы никто, кроме него, не открыл. Лиса не подвела. Кошмары не исчезли вовсе, но стали реже.       Большую часть четвертого курса игрушка пролежала в сундуке, доставаемая лишь в самые мрачные для гриффиндорца моменты.       А потом были возрождение Волдеморта и смерть Седрика, ужасные видения и чувство вины. Гарри стал бояться засыпать без лисы. Нет, всей магии любимой игрушки, какой бы она ни была, конечно же, не хватало, чтобы избавить его от видений, но с ней подросток просыпался после них чуть спокойнее, а кошмары все же приходили реже.       Гарри понимал, что после тех ужасных колдографий все эти мертвые маглы и волшебники могли придти к нему во сне, и не хотел сегодня засыпать один. Прошлым вечером Снейп напоил его «Сном без сновидений», но сейчас его здесь не было, а попросить зелье у Фредди гриффиндорец стеснялся. Поэтому, когда Гарри закутался в мягкое пуховое одеяло, верная плюшевая лисица заняла свое место на второй подушке.       Уставшему подростку не потребовалось много времени, чтобы заснуть.

***

      Северус вернулся домой к 11-ти. В доме было тихо. Папка и фолиант со стола в гостиной исчезли.       — Фредди, — устало позвал маг и расслаблено опустился на диван, где несколько часов назад сидел вместе с Люциусом.       Домовик появился с тихим хлопком, смерил хозяина внимательным взглядом и поджал губы, неуловимо напомнив зельевару Макгонагалл.       — Мастер совсем себя не бережет.       — Поговори мне еще! — пробормотал Снейп. — Меня не пытали, я не тратил много магии. Просто устал. Чего тебе еще надо, чертов ты ворчун?       Эльф скрестил разнопалые ручки на груди, глядя на зельевара исподлобья:       — Чтобы мастер вовремя ужинал и достаточно спал.       — Как только твой мастер, Фредди, избавится от своих мастеров, так сразу и ужинать, и обедать вовремя начнет, и даже спать до десяти утра.       — Фредди поймает мастера на слове, — поднял маленькую бровь домовик. Снейп хмыкнул.       — Где мальчик?       — Спит.       — Поел?       — Фредди покормил, — поморщился эльф. Ясно, значит, за приемами пищи мальчишки лучше будет следить самому. Северус вздохнул:       — Покорми и меня, Фредди.       Эльф исчез и вскоре вернулся с легким ужином. Мастер зелий между тем думал о том, чему сегодня стал свидетелем. Во-первых, Альбусу очень не понравилось, когда стало понятно, что его герой, вполне возможно, находится под родовой защитой. Настолько, что потерял на мгновение свою благодушную маску, и Северус увидел: Дамблдор не просто был недоволен, он был взволнован. Раз у него имелся артефакт, отслеживающий состояние мальчишки, директор должен был знать, что тот жив и здоров. Что тогда его так тревожило? Что Золотой гриффиндорец узнает что-то лишнее рядом с людьми, способными ему эту защиту предоставить? Не то чтобы страх Альбуса не имел под собой оснований. Но чего конкретно он боялся?       А еще была Грейнджер. Внимательный взгляд, которым та сверлила директора все время, пока они использовали зелье и обсуждали результат. Не то чтобы девчонка была слишком очевидной, она не смотрела прямо или непрерывно. Просто Снейп был наблюдательным, а взгляд Золотой девочки все время возвращался к Альбусу. И не был благожелательным. Что могло такого случиться с пай-девочкой, всегда восторженно смотревшей директору в рот?       Кроме того, Грейнджер выглядела не слишком хорошо. Северус обратил на это внимание еще во время прошлого собрания, но он устал, а голова была забита уймой дел, с которыми следовало разобраться прежде. Теперь Снейп мог позволить себе призадуматься.       Волосы девчонки были всклокочены еще больше, чем обычно. Она, кажется, похудела и обзавелась кругами под глазами. Снейп видел нервные движения ее рук, как Грейнджер задумчиво потирала пальцы или постукивала ими по столешнице. Когда Северус только зашел через камин на Гриммо, та сидела, забравшись на подоконник, покачивала ногой и методично наглаживала поттеровскую сову. На него Золотая девочка лишь коротко взглянула, поприветствовав кивком, и вернула все свое внимание Хедвиг. Такое индифферентное поведение было гриффиндорской заучке, насколько Снейп знал, чуждо. Теперь она неуловимо напоминала Мастеру зелий Беллатрикс в ее редком депрессивном состоянии.       Что еще интересней, портрет Леди Вальбурги был приоткрыт. Она смотрела на Грейнджер. И молчала. Увидев его, мать Регулуса открыла было рот, чтобы завопить, но почему-то передумала, лишь поджала презрительно губы и отвернулась, вернувшись к разглядыванию маглорожденной девчонки, будто та была неким неизвестным науке доселе существом.       Вопросы копились. И зельевар пока не знал, как и когда следовало подступиться, чтобы получить на них ответы.       Поев, Северус поплелся на второй этаж. Он хотел отправиться сразу к себе, но затем решил проверить гриффиндорца. Коротко постучав и не получив ответа, Мастер зелий приоткрыл дверь и поискал мальчика глазами. Он не собирался заходить внутрь без приглашения или крайней необходимости. Это была территория Гарри Поттера. Он хотел дать мальчишке это понимание. Сам выросший в жестоком доме, волшебник знал, как таким детям порой хотелось иметь свое безопасное место, куда не сможет войти никто, кого они не хотели бы там увидеть. Гриффиндорцу, однако, после пережитого могли сниться кошмары, и Снейп намеревался проверить, все ли у того было в порядке.       Поттер спал, как гусеница в кокон, завернувшись в одеяло. Брови мальчишки были нахмурены, лицо напряжено. Ему, определенно, снилось что-то неприятное, но все-таки еще не кошмар. Северус уже собирался закрыть дверь и отправиться к себе, когда Поттер выпростал из-под одеяла руку и вцепился во что-то оранжевое рядом с собой. Едва ладонь Поттера сомкнулась на предмете, лицо его расслабилось, а губы изогнулись в едва заметной улыбке. Снейп же, разглядев, что сжимает мальчишка, почувствовал, как его брови озадаченно уползают наверх.       Эту рыжую мордочку и хвост он помнил. Плохо, но помнил. Все же Северус редко совершал вещи настолько сентиментальные. Чего он никак не ожидал, так это того, что Поттер сохранит игрушку спустя 15 лет. И если возможность того, что чары, фиксирующие результат трансфигурации, так же, как и защита от потери и воров, могли сохранить свое действие в течении всего этого времени, Мастер зелий со скрипом, но допускал — в конце концов, он был сильным магом, — Успокаивающие чары и чары Легкого сна по всем правилам должны были развеяться ещё много лет назад. Однако же, судя по реакции Поттера, одно из них или оба продолжали действовать. Что казалось удивительным. Конечно, если это не было совпадением.       Исследователь в Северусе Снейпе не мог просто оставить эту загадку в покое. Он достал палочку и зашептал друг за другом несколько зубодробильных заклинаний, которые узнал от мастера-артефактора, что также неофициально консультировал Невыразимцев. Вообще-то они были созданы для работы с проклятыми предметами, но по своему действию сейчас волшебнику подходили.       Закончив с чтением формул, Мастер зелий наполовину почувствовал, наполовину увидел, как игрушку окутала ярко светящаяся магическая аура. И то, что Северус в ней разглядел, поразило его настолько, что он, не совсем отдавая себе отчет, почти сделал шаг внутрь комнаты, но вовремя опомнился и замер.       Снейп отчетливо чувствовал и видел свою магию в самой сердцевине лисицы. Спустя 15 лет ее осталось не так много. Даже трансфигурация, насколько понял зельевар, могла вот-вот развеяться. Могла бы. Если бы не была окружена плотным коконом из того, что являлось ничем иным, как магией самого мальчишки. Эта магия удерживала крохи силы, еще оставшиеся в чарах Мастера зелий, внутри трансфигурированного зверя. Не давала им развеяться в пространстве. Сколько Снейп ни старался, он так и не смог увидеть четкой границы между магией Поттера и своей. Они проникали друг в друга, создавая подобие градиента. Частицы магии циркулировали между собой, сталкиваясь, резонируя, и сила мальчишки питала его собственную, продлевая жизнь игрушечной лисе и всем ее волшебным свойствам.       — Вот как? — пробормотал зельевар. Он отменил заклинания магического зрения, тихо прикрыл дверь в комнату мальчишки и отправился к себе.       Уже лежа в собственной постели и глядя в потолок замершим взглядом, Северус обдумывал сложившуюся ситуацию. Определенно, Поттер умел вносить хаос в его жизнь. Оба, на самом деле, но с младшим было интереснее. Все это напоминало скорее какую-то шутку, чем то, что могло произойти на самом деле. Зато отвечало на некоторые интересовавшие Снейпа вопросы.       Почему Поттер принимал его прикосновения?       Почему так легко доверился?       Почему в школе Мастер зелий все время чувствовал себя в фокусе внимания мальчишки — отрицательного ли, положительного?       Северус не знал, как все это произошло, но мог сделать особнованное предположение. Однажды случилось нечто такое, из-за чего тогда еще малыш Поттер испугался, что может любимую игрушку потерять. Терять лисицу мальчишка очень не хотел. И магия будущего гриффиндорца и проклятия спокойного существования профессора зелий его страху и желанию подчинилась. Будь Поттер посредственным волшебником, стихийный детский выброс просто спас бы лисицу от того, что с ней должно было произойти. Но мальчик оказался волшебником сильным — с этим Снейп спорить не мог, — и его магия, распознав природу игрушки, на желание ребенка ее сохранить буквально сохранила лису. Не давая плюшевому зверю обратиться обратно в платок и заодно не позволяя развеяться другому наложенному на него волшебству.       А дальше произошло то, на что Северус, будь он достаточно азартен для того, чтобы делать подобные ставки, никогда бы не поставил ни кната. Но гляди же ты!       Магия Поттера, исполнив его детское желание, со временем должна была просто вытеснить магию Северуса, переварить и развеять частицы в пространстве, в итоге полностью заменив собой. Но этого не произошло. Тут они с мальчиком, как говорится, попали под колесо Фортуны, потому что Северус не мог прямо сейчас сказать, хорошо это или плохо.       Магия Поттера и его собственная резонировали. Резонировали почти идеально. Поэтому ни одна не могла просто избавиться от другой. Частицы сталкивались, колебались, лишь усиливая друг друга, а сам мальчишка таким образом почти не тратил магию на поддержание своего стихийного колдовства в течение всех этих лет. Вместо этого он постепенно привыкал к магии Северуса. Привыкал, что та приносит ему покой и здоровый сон. И на подсознательном уровне начинал ассоциировать Снейпа с хорошим самочувствием. Тем больнее, вероятно, было мальчишке от его обращения на первом курсе, когда то, что он видел, вдруг вступило в конфликт с тем, что в какой-то степени чувствовал. Северус вдруг вспомнил, каким странным энтузиазмом горели глаза Поттера, когда он только начал свою вступительную речь на том первом их уроке зельеварения, и насколько убитым и иррационально преданным стало выражение лица мальчишки после достопамятного опроса.       Снейп вздохнул. Вообще-то в этом явлении не было ничего плохого. Найти человека с идеально резонирующей магией считалось скорее редкой удачей. В их с Поттером случае, однако, это было довольно неловко. Аристократы любили прибегать к подобному поиску при подборе подходящего партнера для отпрысков. Поттер же, когда впервые начал взаимодействовать с магией Северуса, был еще совсем ребенком. Снейп и сейчас затруднялся назвать мальчишку взрослым. Кроме того, тот оставался его студентом. Да и не думал никогда маг о сыне Лили и Оленя подобным образом. Северус, и разглядывая Поттера в душе, и после их вылазки за покупками, оценивал того скорее с эстетической точки зрения, чем реально представляя его в качестве возможного партнера. Тем более партнера своего.       Ради Мерлина! Снейп ведь даже не был уверен в ориентации парня! Да что он? Сам Поттер с его чувственным опытом, вероятно, о ней понятия не имел. И хотя совпадение магии не обязательно предполагало сексуальные отношения между людьми — лишь означало, что у них МОГЛИ БЫ родиться магически сильные дети, а также то, что пара в непосредственной близости друг от друга была способна практиковать более сильные заклинания без вреда для себя, — загвоздка заключалась в том, что СОВСЕМ не думать об этом теперь могло оказаться трудно. Как говорится, не было печали.       С другой стороны, если отбросить подальше мысли, навеваемые его не слишком балуемым в этот год либидо, это новое стечение обстоятельств давало им простор для экспериментов с совместной магией и просто личной магией Поттера рядом со Снейпом. А еще могло повысить шансы на выживание парня. И самого Северуса, если уж на то пошло.       Хм… * — вымышленный персонаж. Я не нашла данных о каком-то конкретном имени для главы этого отдела в те годы. ** — нигде не указано имя сына Дореи и Чарлуса Поттера. Это какбэ он.