***
Гарри чувствовал себя очень неуверенно, впервые за все время своего нахождения здесь открыто требуя от Снейпа уделить ему время. Это было что-то, вбитое годами жизни у Дурслей, — убеждение, что он не стоил чужого времени и не имел права задавать вопросов. Но профессор сказал, что можно. А подросток обещал зельевару и самому себе, что постарается ему верить. Конечно, профессор не стал отказывать гриффиндорцу. Старший волшебник, скорее, казался довольным его желанием узнать больше. Лишь уточнил, что конкретно его интересует. Интересовало Гарри многое. Но начал он с вопроса, который уже озвучивал Снейпу с Малфоем за несколько дней до этого: — Почему вы все же присоединились к Волди? Вы, Малфой? Если вы учились в Хогвартсе одновременно с моими родителями, то к тому времени организация уже считалась террористической, и дело шло к полноценной гражданской войне. Простите, если это личное, но я… э-э… просто хочу понять. Почему за Темным Лордом шли даже тогда, когда стало ясно, к чему он ведет страну? Особенно, если он уже тогда был таким неадекватным. По вашим словам я понял, что он изменился. Да и Марв при всей своей сумасшедшести на того Волди-Молди, что я встречал, не особенно походил. Профессор, выслушав торопливый, немного сбивчивый монолог подростка, вздохнул и некоторое время смотрел куда-то поверх его плеча прежде, чем перевести взгляд на лицо гриффиндорца. Темные глаза мага несколько мгновений изучали серьезные зеленые. Лицо Снейпа при этом было совершенно нечитаемым, как в школе. Гарри уже решил было, что мужчина не ответит, но тот неожиданно заговорил: — Вопрос действительно личный, Поттер. Но я на него отвечу, потому что тебе действительно стоило бы в этом разобраться. Мое детство было лучше твоего. И все же неизмеримо далеким от понятия счастливого. Мой отец был сквибом, о чем вплоть до окончания Хогвартса я не имел ни малейшего понятия, считая его маглом. Он ненавидел и, как я понимаю теперь, боялся магии и всего, что с ней было связано. Выражалось это в основном агрессией. Кроме того, Тобиас был патологическим пьяницей, сколько я его помню, и пропивал все, что зарабатывал, а, когда фабрику, на которой он работал, закрыли, то и пособие по безработице тоже. И… хм… хотя наш район, в общем, не блистал благополучием, соседские дети все равно не слишком жаловали уродливого оборвыша, «сына того самого Снейпа». На этих словах Гарри нахмурился. Было неприятно слышать, как мужчина говорил так о себе, даже если тот просто озвучивал сейчас мнение недалеких детей своих соседей. Гриффиндорец видел Снейпа-подростка, и он видел Снейпа-малыша. Профессор, конечно, был далек в те годы от образа маленького ангелочка, но уродцем подросток бы его не назвал. Профессор же, не прекращая изучать его лицо цепким взглядом, продолжил: — Так что не было ничего удивительного в том, что в Хогвартс я пришел уже с определенной долей предубеждения к маглам. Я встречал среди них хороших, но полагал, что из любого правила существуют исключения. В Хогвартсе же был вынужден столкнуться с набирающим обороты предубеждением к ученикам Слизерина, явным фаворитизмом директора и части других сотрудников к гриффиндорцам, а также некомпетентностью в этом вопросе или же наплевательским отношением преподавателей к проблемам учеников, не касающимся учебы. В 75-м умерла моя мать. Тогда я впервые, плюнув на собственный гонор и подростковое желание быть независимым, просил Альбуса… да практически умолял, Поттер, остаться на лето в школе, был согласен на любую работу от варки зелий для лазарета до прополки хагридовых огородов. Угадаешь, чем закончился разговор, Поттер? Последние слова прозвучали с усмешкой — ядовитой и, в общем-то, практически лишенной юмора. Гарри прикрыл глаза, шумно выдыхая через рот. — Ничем, — не открывая глаз, глухо ответил он, вспоминая, как сам просил директора о том же самом. Первый курс. Второй. После просить он перестал, но не переставал надеяться. — Ничем, — согласился профессор, и подросток наконец поднял веки. Снейп опять смотрел не на него, а будто бы на стену где-то позади. — За исключением пространного монолога на тему ценности семьи, разнообразия того, как люди проявляют любовь, и высокомерия. Моего, разумеется, высокомерия. Из-за нежелания находиться с отцом-маглом. Мастер зелий брезгливо скривился. Гриффиндорец фыркнул. Это было похоже на Дамблдора. — Как ты понимаешь, Поттер, приязни к директору мне это не добавило. А так как он вполне открыто позиционировал себя политическим противником Темного Лорда, на сторону последнего я к тому времени готов был встать уже из одного только чувства противоречия. Гарри вытаращился на Снейпа. Открыл рот. Закрыл. Снова открыл и наконец нашел в себе силы недоверчиво выпалить: — Серьезно? И все? Снейп перевел на него теперь почти веселый взгляд. — Я был подростком. Чего ты хочешь, Поттер? Гриффиндорец продолжал пялиться на зельевара широко раскрытыми глазами, и спустя время тот хмыкнул, покачав головой. — Конечно, это было не все. Я всегда был любознательным. Хотя мать редко говорила дома о магии, она все же воспитывалась в чистокровной семье и смогла дать мне основы. А в Хогвартсе я взялся за более углубленное изучение магии, магического сообщества, различных нюансов и ограничений. Сначала из школьной библиотеки, затем некоторые софакультетники стали привозить книги из семейных коллекций, расплачиваясь ими за помощь с зельями или другие какие услуги. В основном, конечно, давали во временное пользование, ибо стоили некоторые не по одной тысяче галеонов. Так вот, Поттер, то, что делал и за что ратовал Дамблдор, очень часто шло вразрез с прописными магическими истинами. Он всегда принимал близко к сердцу интересы маглов и маглорожденных. И в данном факте, вообще-то, ничего дурного нет. Делал это, однако, директор в ущерб магическому сообществу в целом. На мой взгляд. Ты можешь считать иначе, Поттер, я лишь отвечаю на твой вопрос. Взгляд профессора вновь стал холодно-отстраненным и уплыл Гарри за плечо. — После «замечательного» лета между 5-м и 6-м курсом наедине с моим «любимым» папашей-маглом, коим я его тогда еще считал, после того, как брат твоего крестного три гребаных дня накачивал меня зельями своей матушки, чтобы только я не свалился где-нибудь в коридоре по пути на занятия, эта политика Альбуса была навроде как серпом по яйцам. Не красней, Поттер, ночью не краснел, когда про мою половую жизнь шутил. Гарри, только что почувствовавший, как горят кончики ушей, от этого замечания покраснел, конечно же, еще сильнее. Он уже почти привык к тому, что профессор иногда ругался или выдавал очередное слишком откровенное замечание. Правда! Просто иногда это происходило слишком неожиданно или слишком грязно звучало, и подросток ничего не мог с собой поделать. — Тебя все еще удивляет, что к 7-му курсу, когда получил метку, я был вполне себе идейно мотивирован присоединиться к людям, противостоящим политике Альбуса и Министерства, чьи идеи в то время в основном совпадали? Гриффиндорец покачал головой. — И вы готовы были пойти ради этого на убийство? Вы ведь не могли совсем не понимать, на что соглашаетесь. К тому времени, если я правильно понимаю, и вы с моими родителями одногодки, «Вальпургиевых рыцарей» уже успели окрестить «Пожирателями». Гарри не обвинял, хотя понимание того, что в юности Мастер зелий действительно мог не видеть ничего зазорного в убийстве людей, не наделенных магическими способностями, неприятно царапало. И все же в основном подростку сейчас было интересно, он хотел понять человека напротив. И остальных, кто пошел тогда за Волдемортом. — Ни одна война не проходит бескровно, Поттер. И тогда я правда считал, что готов отнять чужую жизнь, если это будет необходимо. Хотя и не так, как ты, вероятно, думаешь. Если ты внимательно читал подборку, которую я тебе дал, то должен знать, что до 78-го года Лорд не проявлял открытой агрессии против маглов. Их не любили, возможно, в частном порядке имели место и убийства, и насилие среди наиболее фанатичных кровных пуристов, но это не было в порядке вещей. Милорд не планировал воевать с немагическим населением, он пропагандировал ужесточение мер изоляции и усиление контроля над маглорожденными. Последних предполагалось изымать из семей после первого выброса, а родителям стирать память. — Разве это не слишком жестоко? Не все ведь маглы плохо обращаются с волшебными детьми, — с сомнением сказал Гарри, вспоминая мистера и миссис Грейнджер, улыбающихся дочери на вокзале Кинг-Кросс. — Может быть, — ответил Снейп, опять глядя на подростка. Теперь с интересом. — Не знаю, волновало ли такое когда-нибудь Лорда. Я же считал, что это меньшее из зол, помня собственное детство и отчетливо представляя, какую опасность для Статута представляет собой волшебный ребенок у не готовых с этим справляться родителей. — А сейчас? Сейчас вы тоже так считаете? — гриффиндорец посмотрел на мужчину с практически симметричным интересом, хотя, конечно, ярче выраженным. — Если выбирать между подобными мерами и тем, что мы имеем на данный момент, — считаю. Но не забывай, что я больше не едва вышедший из пубертата и обиженный на всех максималист. Теперь я знаю, что радикализм имеет множество негативных последствий в любом из своих проявлений. Так что, Поттер, я, скорее, за ужесточение контроля над семьями магглорожденных и введение дошкольного образования для таких детей. Гарри кивнул, довольный ответом. Это звучало разумно. — А что Волди планировал делать с детьми маглов дальше? — Рассматривались варианты усыновления, патронажа чистокровной семьей. Также, насколько я знаю, дед твоего однокурсника Нотта и отец Лестрейнджей вместе с Лордом занимались разработкой законопроекта о внедрении системы призрения* для магически одаренных детей. Он отклонялся Визенгамотом несколько раз. — Что? Почему? — гриффиндорец недоверчиво уставился на Снейпа. Что плохого было в создании детских домов для волшебников? Он не представлял, каково это — расти маленькому магу в магловском приюте. В доме Дурслей у подростка по меньшей мере было место, где он мог чувствовать себя в безопасности хотя бы от Дадли, пускай это и был чулан под лестницей. В приютах же, насколько слышал Гарри, дети жили по несколько человек в одной комнате. И что в этом случае делать волшебному ребенку, начни соседи травить его за какие-либо «причуды»? — На самом деле причин было много, Поттер. Можно сказать, у каждого своя. Нейтралы и либеральные волшебники в основном не видели смысла изобретать колесо, когда уже существовали магловские приюты, или имели основания подозревать Нотта и Лестрейнджа в связи с Темным Лордом. Для Дамблдора взросление ребенка вне магического мира вполне вписывалось в его представления о пользе взаимоинтеграции магов и маглов. Да и среди сторонников Лорда хватало тех, кто не желал тратить галеоны на выращивание из грязнокровок достойных членов общества. Профессор смерил Гарри испытующим взглядом, вероятно, ожидая возмущения или вопроса. Подросток покачал головой и пояснил: — Я уже прочитал о них. — Хорошо, — уголки губ Снейпа приподнялись в явном одобрении. — Тогда ты, вероятно, прочитал и о том, что ко второй половине XX века понятие «грязнокровка» все чаще стали употреблять в его первоначальном значении, подменяя фактическую причину прискорбного поведения надуманной. Я не знаю, пытался ли Лорд что-то с этим поделать или не считал проблему достойной внимания, но в итоге ситуация обернулась против него. Достаточно большое количество консервативно настроенных магов к моменту первого обсуждения законопроекта не верило, что воспитание способно сделать из грязнокровки разумного волшебника. — Почему Волди просто не приказал им проголосовать «за»? — непонимающе моргнул подросток. Знакомый ему Волдеморт не походил на человека, который уговаривал бы сторонников, а затем просто смирился с неудачей. — А он и приказал. Тем, кто был отмечен. Видишь ли, Поттер, не все сторонники Темной стороны являются последователями Лорда. Кроме того, Темная метка — относительно недавнее его изобретение. Старшее поколение ее не носило. Фактически, клеймить рекрутов Милорд начал, лишь окончательно отказавшись от идеи достичь своих целей политическим путем, и предназначалась она — по официальной версии — для быстрого вызова подмоги в бою, поиска плененных товарищей и предотвращения возможности предательства со стороны одного из нас. В условиях военных действий это казалось разумным. Но первый состав «Рыцарей» был с Лордом со времен учебы, насколько я знаю, и они считались все же больше товарищами, чем последователями. Они не оценили бы недоверия. Впрочем, из них, насколько я знаю, никто и не голосовал против законопроекта. Первые «Рыцари» Тома Реддла в определенных смыслах практически боготворили, поскольку, как бы то ни сложилось в итоге, он правда был гением в магии, а они видели расцвет его способностей. И вот тебе ответ на вопрос, почему за ним шли такие волшебники как Люциус, почему вообще ко времени его падения так много молодых магов числилось среди его последователей и сторонников. Все они выросли на историях о великом Лорде. Для детей чистокровных, чье рождение пришлось на 60-70-е, он был сродни магловскому супергерою из комиксов. И за этим образом легко терялись из виду его недостатки. Гарри некоторое время просто смотрел перед собой. Как много вещей можно было переосмыслить чуть больше, чем за неделю… То, что раньше лишь глодало смутным ощущением неправильности, вызывало вопросы, постепенно становилось на место, тем самым выбивая почву у гриффиндорца из-под ног. Жалел ли подросток, что профессор, начав с себя в конце его 1 курса, продолжал теперь день за днем разукрашивать оттенками его мир? В какой-то степени, возможно. Все же в черно-белом колере жить было куда как проще: он — Гарри — был героем, родители его были героями, Дамблдор — мудрым наставником, а Волдеморт, конечно, злом, которое следовало остановить любой ценой. Все виделось здесь ясным. Понятным. Правда, в конце истории благородного героя, кажется, не ждало никакое «долго и счастливо». И было это тем очевидней, чем больше гриффиндорец давал себе времени над этим задуматься. В мире, нарисованном Снейпом, не было добра, не было зла. Не было ясной цели, к которой следовало прийти. Живые люди за что-то сражались и умирали, и непонятно было, кто из них больше прав. Гарри чувствовал себя в этом цветастом калейдоскопе котенком, едва-едва разлепившим веки — уже не слепым, но еще таким потерянным. Он столького не знал, не понимал. И боялся того будущего, что его ждало. Зато в этом непонятном аляпистом мире — не в пример уютно-понятному черно-белому — ему сказали, что он не обязан все время быть «храбрым гриффиндорским героем», а еще прощали слабости и обещали помощь. В этом мире был человек, поставивший своей целью его выживание, человек, заставивший впервые в полной мере осознать значение слов «безопасность» и «забота». И это стоило много. Очень. — А теперь, Поттер, позвольте мне задать вопрос, — вырывая гриффиндорца из задумчивости, заговорил Снейп. — Quid pro quo, так сказать. — Спрашивайте, профессор, — пожал плечами Гарри, слегка улыбнувшись. — Расскажите, что произошло с вами на первом курсе, — заметив несколько недоуменный взгляд подростка на себе, волшебник многозначительно добавил: — ВАШУ версию событий. И Гарри понял. В конце концов, они уже выяснили, насколько отличалась история о 2-м годе обучения гриффиндорца, рассказанная директором учителям, от той, что произошла на самом деле. Кто знает, что еще скрыл от них Дамблдор? Так что он вздохнул и, постаравшись вспомнить как можно больше подробностей, заговорил. В тот день они проболтали с профессором до самого ужина. Сначала сидели в гостиной, затем вышли размять ноги на улицу. Заканчивали разговор, уже сидя в деревянных креслах под навесом, наблюдая за медленно клонящимся к морю солнцем. За едой каждый думал о своем. Профессор выспросил Гарри про каждый год обучения, заставляя в деталях описывать случаи его непосредственного взаимодействия с директором или Темным Лордом. Он также заинтересовался «Отрядом Дамблдора», хотя и морщился каждый раз, как слышал это название, чем вызвал усмешку Гарри. Долго рассматривал складывающиеся в буквы шрамы, которых, кажется, до этого не замечал. Не то чтобы это было удивительно с любовью гриффиндорца натягивать рукава до основания большого пальца. Гарри спросил тогда, почему этот шрам не выявило при обследовании у Бонама, и Снейп предположил, что природа его походила на те, что были у него на спине. Потому что Кровавое Перо, хотя и было запрещено применять без особого на то разрешения как раз ввиду выявленных случаев нецелевого использования, фактически создавалось помочь в медицинских процедурах и подписании магических обязательств. Шрамов после использования оно не оставляло. Еще Гарри решился задать парочку вопросов о Волдеморте, узнал, почему не нашел среди известных оскорблений Предателей крови, а затем забросал Мастера зелий просьбами уточнить тот или иной момент из книг по этикету, традициям или же из статьи в подборке периодики. В 21:38 пришел мистер Бонам, подтвердил теорию Снейпа о шраме от Кровавого Пера и погнал уже умывшегося и переодевшегося подростка в кровать. Удалили нужные — или, скорее, ненужные — кости быстро. Чувство было такое же омерзительное, как гриффиндорец помнил. Вкус Костероста тоже. Зато пережидать начальную стадию роста кости, которую перенести необходимо было без снотворного, ему не пришлось одному. Мужчины устроились рядом и отвлекали Гарри разговорами. Не то чтобы особо приятными, но сконцентрироваться на чем-то кроме давящей боли раздвигающих спавшиеся мышцы костей они вполне помогали. Снейп выпросил у Гарри разрешения поделиться со своим экстраординарным знакомым информацией о его путешествии в голову Волди-Молди, а также результатами первой попытки заглянуть в голову самого гриффиндорского героя. А затем подросток лежал и пораженно слушал, представляя себе картину, увиденную мужчиной: бескрайнюю пустоту с созвездиями воспоминаний, страшное нечто в глубине. — Я знаю, откуда это, — сказал он тогда удивленно. — Ну, это где-то за пару месяцев до того случая в туалете было. Я убирался, а дядя на диване со включенным телевизором заснул. В таких случаях я иногда подсматривал, и там тогда передача эта… м-м-м… BBC, про космос шла. Галактики там, планеты, черные дыры… Я мало тогда понял, но вообще мне понравилось. А Марву — нет. И отвечать почему он отказался. Разозлился. Но мне показалось, что он боится. Если в том коконе — Марв, и это я своей магией его там держу, я ведь мог использовать этот образ? — Мог, Поттер, — ответил с каким-то удовлетворением Снейп. — И, вероятно использовал. Вот только, если вся та жуть у тебя в голове — не случайная конструкция, а целенаправленно, пусть и неосознанно, выстроенный образ… Менталистом ты будешь посильнее меня, а, может быть, и Лорда. Как ты понимаешь, в его голове мне копаться не доводилось, чтобы действительно можно было сравнить. Абсурдность этого последнего предположения заставила Гарри усмехнуться, а Бонама — заулыбаться в потолок, куда он смотрел последние пару минут, откинув голову на спинку кресла. — Знаете, что во всей этой ситуации примечательно, заговорщики мои? — спросил русоволосый волшебник, продолжая скользить взглядом по незамысловатым узорам над собой. — Вы изолировали вашего Недолорда от мира, мистер Поттер. Лишили его возможности причинять вред окружающим. Но, исходя из того, как реагировала ваша магия на мое обследование и на ментальное вторжение Северуса, могу с уверенностью заявить: точно так же, как вы защищаете внешний мир от Марва, вы защищаете и Марва тоже от вмешательства извне. Гриффиндорец несколько секунд потеряно смотрел перед собой, осмысливая для себя слова мистера Бонама, затем вздохнул и лишь пожал плечами. — Я не хотел причинять Марву вреда тогда. Только чтобы он больше никому не делал больно. Все же, насколько бы злым он ни был, я считал его первым другом. — Так или иначе, ничего мы с этой сущностью не сделаем, пока вы сами не снимите защиту, которой ее спеленали. И даже тогда, я не уверен, что это возможно без последствий. Ваша магия слишком тесно сплетена. — Вы предлагаете позволить Волдеморту свободно разгуливать по моей голове? — Гарри настолько изумился, что забыл о необходимости именовать Темного Лорда как-то по-другому. Лишь заметив недовольно поджатые губы Снейпа, осознал свою оплошность, и пробормотал: — Извините, пожалуйста. Мужчина только кивнул. Его, кажется, больше занимал теперь Бонам со своими сумасшедшими предложениями, и скептицизм на лице волшебника явно указывал на его к ним отношение. Русоволосый между тем опустил взгляд на Гарри прежде, чем повернуться к Мастеру зелий. — Действительно, предлагаю, — с усмешкой ответил он и на поднятую бровь Снейпа пояснил: — Давай вместе подумаем, Северус. Подселенец действительно способствует связи между разумом оригинального Темнейшества и мистера Поттера, как мы теперь убедились — в обе стороны. Но я готов поставить все свои наработки по сквибам на то, что у самого этого поттеролюбивого Недолорда возможности связаться с Лордом-поттероненавистником нет. Так же, как и на то, что твой Милорд об этом маленьком феномене понятия не имеет, считая последствием событий 81-го. — Почему ты так думаешь? — выражение скептицизма все еще сохранялось на лице зельевара, но взгляд стал более заинтересованным. Очевидно, профессор допускал, что в абсурдных — на первый взгляд — мыслях знакомого может присутствовать разумное начало. — Л, Северус. Логика, — Гален Бонам постучал одним указательным пальцем по основанию другого, изображая большую букву «L». — Исходя из тех личностных характеристик Лорда, которые давали мне ты, отец и остальные, мистер Мое-Любимое-Проклятие-Круцио — личность довольно тщеславная и любящая поговорить о себе. Знай он о Микротемнейшестве в голове своего главного врага, неужели не всплыло бы это во время какого-то из их столкновений? В конце концов, чем не способ морально сломить противника? — Допустим, — неохотно согласился зельевар. — Допустим, — хмыкнул Гален. — Но, вообще-то, знай Темный Лорд о подселенце мистера Поттера, он бы не пытался его убить. Поймать и изучить — да. Но убить… В крайнем случае только. — Почему вы так думаете? — подал голос Гарри. Русоволосый повернулся к нему. — Как бы сильно в эти дни ни текла крыша у Его Змеелордства, он был, есть и, вероятно, останется в будущем увлеченным исследователем всего, что касается магии. Ваш случай, мистер Поттер — уникальный магический феномен. По крайней мере, подобное не упоминались ни в одном доступном мне письменном источнике — а это, вообще-то, о многом говорит. То, что вы рассказали о своем детстве, а также то, что увидел в вашей голове Северус, ясно говорит о том, что вы не просто поглотили часть магии Его Темнейшества, у вас в голове полноценный ментальный слепок или часть личности вашей Немезиды. Такой же, как в том занятном дневнике. И это не должно было оказаться возможным. Мистер Бонам чуть подался вперед, одновременно заправляя за ухо прядь упавших на лоб волос. В серых глазах его горела уже знакомая Гарри жадность, желание исследовать эту новую для него тайну, препарировать ее вдоль и поперек. Это даже почти уже не пугало. — Видите ли в чем дело, мистер Поттер, в магическом мире, конечно, существуют методы имитации личности волшебника или даже полноценной репликации… И все же в первом случае — это лишь подражание манере речи, письма, внешности, м-м, поведению в типовых ситуациях. Этот метод в основном применяют к псевдоразумным артефактам, и от личности своего прототипа, на самом деле, копия легко отличима: по куче мелочей, нюансов поведения, а еще по поведению в нестандартных ситуациях. Это вообще, если создателем на такие случаи рабочий алгоритм действий был предусмотрен, иначе артефакт просто ломается или, как это говорят, начинает «глючить». Второй метод более совершенен. Это уже почти что полноценная копия ментального образа и слепок магии волшебника. И встречали вы его чаще всего, любуясь на говорящие портреты — единственная официально разрешенная, кстати, некромантическая практика в нашей стране. В ответ на удивленное лицо подростка Гален коротко рассмеялся, откидываясь обратно на спинку кресла. — Что же вы хотели? В конце концов, все эти люди на картинах необратимо мертвы, и все же продолжают баловать вас своими беседами. — Я как-то никогда не задумывался об этом, — покачал головой гриффиндорец и поморщился. Костная ткань перестала расти, достигнув нужного размера, и сейчас подростку приходилось терпеть короткие вспышки жгучей боли, когда прорастающие в мертвую кость сосуды задевали не защищенные оболочкой края ожидающих своей очереди нервов. Очередность этапов действия Костероста подросток запомнил еще со второго курса, когда освободившейся от работы мадам Помфри стало его жалко и она согласилась посидеть немного рядом до того, как стало возможным напоить пациента снотворным. — О, не волнуйтесь! Об этом вообще мало кто задумывается, по правде говоря, — сверкнул улыбкой недоперецелитель** Гален. — Нет, безусловно, рисуя портрет, можно воспользоваться и вполне себе светлым методом имитации личности, как с теми же псевдоразумными артефактами. Так иногда делают, если приходится рисовать портрет уже умершего волшебника. Но это не особенно распространено из-за уже названных мной недостатков. Все-таки живой портрет — обычно память о ком-то. И это скорее расстраивает, чем облегчает боль от потери, если отчетливо понимаешь, что перед тобой бутафория. Многие предпочитают не наделять изображение голосом в этом случае. Когда же художник рисует по-настоящему живой портрет, ему приходится использовать в красках биологические частички заказчика — кровь, волосы, ногти… семенную жидкость. Выделивший какой-то заговорщицкой интонацией последние слова мужчина с пляшущими в глазах чертями пронаблюдал, как порозовели уши Гарри, хмыкнул и повернулся к профессору Снейпу. — Прелесть! — весело констатировал он. — Обожаю неискушенных подростков! Вернув взгляд недоверчиво и немного опасливо косящемуся на него теперь Гарри, мистер Бонам поднял обе ладони. — О, нет-нет, мистер Поттер, я не в этом смысле. У вас все еще не хватает в груди и много лишнего под одеялом, — старший волшебник многозначительно опустил взгляд, заставляя гриффиндорца покраснеть сильнее. — Чтобы всерьез опасаться за свою честь рядом со мной. Мастер зелий на эти слова только возвел глаза к потолку: — Запомни, Поттер, у человека перед тобой в жизни три страсти: исследования, доставать людей и женщины. Именно в таком порядке. Ты — бедная жертва его страстей №1 и №2. Крепись. Русоволосый волшебник коротко рассмеялся и опровергать слова Снейпа не стал. Гарри чуть натянуто из-за в очередной раз вспыхнувшего жжения усмехнулся и попытался успокоить собственную нелепую реакцию на обычное подначивание. В конце концов, их разговоры с профессором были и более смущающими. — Возвращаясь к теме живых портретов, — заговорил Галлен после короткой паузы. — У маглов теперь есть такое понятие — квантовая запутанность. Сомневаюсь, что с 6-тью классами*** начального образования этот термин о чем-то вам скажет, но я постараюсь объяснить. Видите ли, их ученые сумели разложить материю на столь мелкие составляющие, что к тем оказались просто-напросто неприменимы обычные для мира законы. Маглам пришлось вывести новые. Феномен запутанности, например. Как оказалось, эти малюсенькие частички могут находиться в состоянии взаимозависимости друг от друга, и если одна из них, допустим, оказывается положительной, вторая обязательно будет отрицательной. Живые портреты — своеобразное воплощение этого явления в макромире. Еще в процессе написания картины художник связывает живого волшебника с его мертвыми частицами, используемыми в красках и пропитке холста. С этого момента они взаимозависимы, как те частицы. Если маг жив — изображение неподвижно. Если ожил портрет — мага нет в живых. Обмануть портрет никому еще не удавалось, только сжечь, если вдруг кто желал инсценировать гибель. Мужчина закинул ногу на ногу и положил поверх сцепленные руки. Задумчиво постучал указательными пальцами друг о друга. — Живой портрет — практически полноценная личность. Он помнит все вплоть до момента собственной смерти, ведет себя и говорит точно, как умерший, и, как умерший, реагирует на нестандартные ситуации. Когда практика только вошла в жизнь магов, портреты иногда даже сходили с ума, так как вполне осознавали собственное положение, и не каждый оказывался к этому готов. — Это жутко, — пробормотал Гарри, по-новому посмотрев теперь на живые картины в кабинете директора. — Да, но это, в общем-то, в прошлом уже. Холсты теперь покрываются специальными рунами, призванными сгладить стресс запертой на холсте личности, позволить смириться с новым статусом, а также погружающими изображение в некую летаргию, когда рядом нет волшебников. И все же, несмотря на практически полное сходство с умершим магом, портрет — это не он. Потому что, как ни крути, отсутствует главная составляющая: душа. Во всяком случае, исследованиями ее присутствие в картинах не доказано. Гриффиндорец старался слушать и запоминать, потому что, хотя некоторые вещи было трудно понять, все, что говорил мистер Бонам, казалось таким увлекательным. Жутким, конечно. Но действительно интересным. — У личности, заключенной в портрете, мистер Поттер, — продолжил между тем рассказывать мужчина, — практически отсутствует развитие. За исключением сумасшествия, конечно, но в наше время это уже казуистика. У нарисованных волшебников не меняется характер, они не меняют собственных убеждений под воздействием новой информации, у них не появляется новых устремлений. По крайней мере, я подобного не встречал. Русоволосый волшебник опять впился в глаза Гарри этим своим алчущим препарирующим взглядом. — Как это все касается вас и вашего Недотемнейшества, мистер Поттер? Никак. В ответ на вытянувшееся лицо подростка Бонам усмехнулся. — Я лишь привел вам известные мне методы, которыми может быть скопирована чужая личность. И, как видите, ни один из них к нашей с вами ситуации не подходит. Насколько вы, я и Северус знаем, Его Темнейшество сейчас живо и в относительном здравии, обрядов над вами некромантических вроде бы никто не проводил, хотя я и рекомендовал бы проконсультироваться на этот счет с ритуалистом из гоблинов. И что особенно значимо — личность, загостившаяся у вас в голове, более-менее схожая с Темным Лордом поначалу, к моменту, когда вы изолировали ее от мира, претерпела довольно значительные и непонятно чем обусловленные изменения. Кроме того, даже тогда, когда вы услышали своего Недолорда впервые, он, по вашим собственным словам, проявлял о вас заботу вместо закономерного желания убить. Как видите, мистер Поттер, причин заинтересоваться вами как объектом исследования у Темного Лорда было бы достаточно, узнай он вдруг о своем дружелюбном двойнике. — Ты забываешь о дневнике, Гален, — сказал молчавший во время его объяснений Снейп. — О еще одном, как ты выразился, Недолорде. — На самом деле нет, Северус, — перевел на зельевара возмущенный взгляд русоволосый волшебник. — Я просто хотел объяснить мистеру Поттеру то, что мы понимаем, прежде, чем ступать с ним в область догадок. Потому что я, как и ты, понятия не имею, что это такое. Могу лишь сделать несколько обоснованных предположений. Мужчина вновь перевел взгляд на подростка, затем скользнул им к потолку. — Видите ли, мистер Поттер… — Гарри, — перебил мальчик, поморщившись от очередной порции неприятных ощущений в свежевыращенных костях. Мистер Бонам опустил взгляд обратно и, встретившись с серьезными зелеными глазами, вопросительно вскинул бровь. — Зовите меня по имени, пожалуйста. Если вам не сложно. Не опустить глаза после своей просьбы было трудно, особенно когда на него с интересом посмотрел профессор. Но у подростка было подозрение, что видятся с Галеном Бонамом они не в последний раз, и слышать здесь, в этом доме, в своем новом убежище «мистер Поттер» ему не нравилось. Даже Снейп за прошедшую неделю называл его так едва с десяток раз. «Мистер Поттер» обозначало пусть и вежливую, но дистанцию в их возрасте, положении, и это сводило на нет ту непринужденность, которую он начал чувствовать в доме Мастера зелий. Возможно, тот это понимал. И если с Малфоем Гарри сам не готов был разрушать заранее установленные границы, то мистер Бонам со всеми своими причудами все равно начинал ему нравиться как человек. — Если тебе так будет угодно, Гарри, — пожал плечами русоволосый мужчина и хитровато ухмыльнулся. — В этом случае прошу оказать ответную любезность. Все же я на десяток лет младше того ископаемого, с которым ты вынужден жить. Снейп на этот выпад лишь в очередной раз закатил глаза, зато Гарри возмущенно воскликнул: — Эй, профессор не старый! Бонам засмеялся и поднял руки, сдаваясь. — Как скажешь, Гарри. Но выкопать его из лаборатории, если он чем-то увлечен, определенно, то еще занятие. — И кто бы об этом говорил… — проворчал Мастер зелий. — Дневник, Гален, дневник. — Конечно, — русоволосый мужчина собрался и вновь перевел взгляд на потолок. — Видишь ли, Гарри. Что твой внутренний Недолорд, что юный Недолорд из дневника… В обоих случаях отчетливо прослеживается развитие личности и принятие собственных решений в нетиповых ситуациях. Насчет твоего Марва мы говорили уже. С дневником все не так очевидно по вполне ясным причинам — никто из нас не знал молодого Лорда лично, чтобы сравнить. Однако из того, что он тебе говорил, понятно, что после создания непосредственной связи со своим оригиналом юный Лорд не имел. Все знания об изменениях в окружающем мире он почерпнул от тебя или маленькой мисс Уизли. И даже если возрождение было непосредственной задачей того объекта, то вот его сфокусированность на тебе, его интерес — это его собственная реакция на нетиповую ситуацию, его новое устремление. И вот тут мы подходим к одному довольно щекотливому нюансу — развитие личности, как, собственно, и полноценное возрождение невозможно без души. Гален опустил голову и встретился глазами с хозяином дома. — А если допустить, что подселенец Гарри содержит в себе, помимо магии, слепка личности, еще и душу Его Темнейшества, то это… Как вообще, Северус? — мужчина выглядел теперь озадаченным. — Лорд технически жив. Исходя из данных обследования Гарри и того, что показала твоя легилименция, Недолорд — тоже. Одна душа не должна существовать сразу в двух живых существах. — В некромантии, насколько я знаю, существуют практики по разделению души, — задумчиво сказал Снейп. Брови его сошлись к переносице и вообще, на взгляд Гарри, пытавшегося не упустить нити рассуждений Бонама, выглядел профессор сейчас довольно встревоженным. — Да, но большинство из них признано неэффективными ввиду превалирования вреда над потенциальной полезностью. К тому же, если в отечественной некромантии не произошел внезапно прорыв, — Гален насмешливо и немного презрительно фыркнул. Подросток не совсем понял, что эта его реакция значила. — Это все равно не объясняет наличие души ЖИВОГО волшебника в другом ЖИВОМ волшебнике. Все эксперименты некромантов, о которых я слышал, касались мертвого и неживого, то есть могли бы объяснить феномен дневникового Лорда, но не Гарри. На этом последнем предложении мужчина резво поднялся и несколько раз прошелся по комнате туда-обратно, затем остановился прямо перед кроватью. — Мне необходимо послабление к клятве, Гарри, чтобы я мог посоветоваться на определенные темы с посторонними волшебниками. Не выдавая тебя, разумеется. Гриффиндорец бросил неуверенный взгляд на Снейпа и тот, слегка скривившись, кивнул. Они вместе сформулировали новый текст, и, когда все было закончено, Гален уселся на место. — У меня есть несколько знакомых, которые могли бы пролить некоторый свет на эту ситуацию. Само собой, не в Британии! — мужчина снова раздраженно фыркнул, и подросток подумал, что это какая-то болезненная для старшего волшебника тема. — Так что ответа придется подождать, заговорщики мои. — Почему мы заговорщики? — спросил Гарри прежде, чем скривиться от новой порции неприятных ощущений. — А кто вы? — насмешливо спросил Бонам. И гриффиндорец почти весело подумал: «А действительно!» Прячутся в Родовом доме, проворачивают разные делишки за спиной Дамблдора и Темного Лорда, клятвы раздают и собирают, тайные встречи устраивают… Темная сторона, Светлая сторона, и они со Снейпом на пару — где-то в полутени терминатора****, Серые, ага. На этой мысли Гарри вдруг споткнулся, растеряв веселье и завис. Впрочем, когда Гален вновь заговорил с Мастером зелий, подросток постарался сосредоточиться на его словах, пообещав себе подробно обдумать мелькнувшую мысль позже. — Зато теперь понятно, отчего Его Темнейшество крышей потек. — Эксперименты с душой? — полуутвердительно спросил мрачный профессор. — Именно, Северус, именно. Если все окажется так, как я предполагаю, а предполагаю я, что баловаться с некромантией Его Темнейшество начало в нежном возрасте 16-ти лет, о чем говорит дневник, в Хогвартсе, где полукровный мальчишка при всем своем уме вряд ли смог бы найти полную информацию о таких вещах даже в относительно терпимые еще к Темным практикам сороковые, то нет, на самом деле, ничего удивительного в том, что мы вынуждены наблюдать сейчас. Между дневником и Гарри могли ведь быть и другие попытки поиграть со смертью. Ты понимаешь, Северус, это не моя область, но даже я знаю, что с душой рвется и личность, особенно без должной предосторожности. Снейп как-то устало помассировал переносицу. — Ему же вся аристократия в рот заглядывала в том, что касалось магии. Как кто-то настолько умный мог сделать что-то такое идиотское? — недоверчиво спросил зельевар. — Великие умы совершают великие ошибки. Тебе ли не знать? — взгляд русоволосого волшебника скользнул к левому предплечью хозяина дома. Тот на это лестное оскорбление или оскорбительную лесть только закатил глаза. А потом Гарри почувствовал, будто в только что выращенные кости кто-то начал втыкать каленые иглы, и не смог сдержать болезненного шипения. Мадам Помфри говорила, что в этой — третьей и самой нелюбимой подростком — стадии действия Костероста кость и сосуды прорастают нервами, формируется костный мозг, и все это покрывается надкостницей. Не то чтобы знание процесса как-то облегчало самочувствие гриффиндорца в этот момент. А вот «Сон без сновидений» и обезболивающее, влитые в горло, едва Снейп проверил Темпусом прошедшее с начала действия Костероста время — вполне. Как заснул, Гарри почти не запомнил. Зато он отчетливо помнил теплую руку в волосах и собственное «Спасибо», слетевшее с губ перед тем, как закрылись глаза. Проснулся гриффиндорец, обнимая лису, которую вообще-то так и не достал из-под подушки после ухода профессора прошлой ночью.***
Следующим днем профессор отправился в Хогвартс. Отчитаться полноценно перед директором и «принять участие в увлекательнейшем из развлечений — поиске в конец обнаглевшего Золотого Мальчика», как сказал сам Снейп к веселью и стыду Гарри. Затем их, правда, сменила тоска, а после — раздражение и опасение. Одной-единственной фразой зельевар обозначил их линию поведения относительно друг друга в Хогвартсе. Гарри понимал необходимость скрывать изменившиеся отношения между собой и старшим волшебником, но уже сейчас мог сказать, что ему будет не хватать той легкости общения, которая установилась здесь. Гриффиндорец знал, что каким-то образом они продолжат общение, что Снейп будет с ним заниматься — он обещал. И все же на людях придется играть в ненависть, которой он по отношению к профессору так и не научился. Подросток знал, что он не слишком хорош в сокрытии собственных эмоций, и очень надеялся, что не даст никому повода заподозрить их со Снейпом в нечестной игре. Сам Гарри потратил большую часть дня на то, чтобы закончить свои летние задания, периодически отвлекаясь мыслями на то, не вызвал ли вдруг Волдеморт Снейпа к себе? Не узнал ли? А вечер ознаменовался обещанным ранее походом в Гринготтс. Раздраженный профессор практически вылетел в гостиную из камина и унесся наверх, овеваемый, будто крыльями, своей летучемышиной мантией, бросив на ходу лишь, чтобы Гарри оделся потеплее. Подросток благоразумно не стал портить настроение взвинченному зельевару еще больше и поспешил сделать, как тот велел. Лишь выпив уже Оборотное и следуя за старшим волшебником к точке аппарации, Гарри решился наконец спросить о том, куда они собираются. — В Гринготтс, Поттер, — проворчал относительно успокоившийся к этому времени Снейп. — Тебе следовало бы спросить об этом раньше, а не плестись за мной, как послушный щенок. А если бы я тебя в Лютный решил сводить? В лавку, где ингредиентами из таких вот доверчивых мальчиков торгуют? Гриффиндорец на замечание не обиделся и не испугался. Он прекрасно помнил, как Снейп готовил зелье для Лорда, и понимал, что откуда-то все эти кости-глаза должны были взяться. Он тогда только надеялся, что профессору не приходилось добывать это все самому. Так что наличие нелегальной зельеварческой лавочки подростка скорее успокоило. Не то чтобы он одобрял подобное, на самом деле, все это казалось Гарри отвратительным и грязным, но он помнил, каким бледно-зеленым был Снейп, когда разрешил ему повернуться к лабораторному столу, насколько закрытым было его лицо, как едва заметно подрагивали перепачканные пятнами от зелий пальцы в первые минуты… Человек, получающий удовольствие от того, что делает, так не выглядит. Поэтому старшего волшебника он не судил. Особенно после того, как увидел, что сделал Волдеморт со Снейпом, по его собственному признанию, без причины. Потому что, если бы причина была… — Значит, в этом была бы необходимость, — просто ответил гриффиндорец, сам берясь за едва протянутую руку. — Профессор, я вам доверяю. Просто смиритесь. Подросток наблюдал, как в глазах зельевара борются довольство и раздражение, и понимал, что говорит это уже почти искренне. Не потому, что ему нужно верить хоть кому-то. Не потому, что сознательно себя заставил, а потому, что правда почти так и чувствует. До Гринготтса быстро добраться не получилось. В переулке было людно. В толпе Гарри видел несколько знакомых лиц со школы и Шеклболта, внимательно оглядывающегося по сторонам. У самых ступенек банка взгляд гриффиндорца зацепился за Тонкс, которую он и узнал-то лишь по внезапно сменившим цвет волосам — с серого на бледно-зеленый. Девушка на фоне алого аврорского плаща казалась почти призраком. Она была ниже, чем обычно, отчего форма висела, будто снятая с чужого плеча. Под глазами залегли глубокие тени, белки покраснели, губы были сухими и потрескавшимися. Но больше всего Гарри испугало пустое выражение лица всегда веселой метаморфки. Он даже остановился. Ничего не смог с собой поделать. Благо Снейп, дернув за руку, утащил его прежде, чем взгляд девушки упал на разглядывающего ее едва не с открытым ртом парня. — Простите, — прошептал Гарри в спину профессору, не отнимая руки. Тот не ответил, хотя подросток был уверен, что его услышали. — Что с ней произошло? — спросил гриффиндорец еще минуту спустя, когда они уже шли через холл банка к кассам. Зельевар оглянулся через плечо, и по недовольно поджатым губам подросток понял, что выбрал не лучшее место для разговора. Гарри виновато опустил глаза, разглядывая узор на мраморных плитах, мелькающих под ногами, и услышал сверху вздох. — Если тебе интересно, Джонни, спроси об этом саму мисс. Может быть, она расскажет. Может — нет. — Но вы знаете! — вскинул голову гриффиндорец. — Знаю, — ответил зельевар, ничего не добавляя, и подросток сам поджал губы, чтобы не выдохнуть разочарованно. Нет, он понимал, что профессор не из тех, кто станет трепать языком о людях за их спиной, но Гарри очень хотел знать, что настолько изменило вечную шутницу с розово-голубыми волосами. Между тем они приблизились к одной из свободных касс, и Снейп, наколдовав вокруг, кажется, что-то от подслушивания, потребовал отвести их к поверенному Рода Поттер. Гоблин нахмурился, разглядывая обоих посетителей, но все же подозвал молодого гоблина-служку, чтобы проводил. В кабинете поверенного Снейп передал Гарри антидот и заставил выпить под заинтересованно вскинутой бровью пожилого гоблина. Переждав минуту неприятного превращения, подросток повернулся к нему и неуверенно пробормотал, напрочь забывая все, о чем читал в книге по этикету: — Э-э… Здравствуйте, уважаемый… м-м… — Златохват, — с некоторым недовольством представился гоблин, игнорируя молчавшего пока Снейпа. — Уважаемый Златохват, — закончил Гарри. — Здравствуйте и вы, наследник Поттер. Признаться, я весьма удивлен, увидев вас здесь. Решили, наконец, взяться за голову, или так и пойдете по стопам отца? Гриффиндорец от такого начала разговора немного потерялся и неуверенно покосился на Мастера зелий позади. Тот смотрел на него и гоблина с интересом, очевидно, думая сейчас над тем, сможет ли Гарри выкрутиться сам или придется вмешаться. И от этого, с одной стороны, подросток испытал благодарность. Несмотря на всю заботу, что он видел со стороны мужчины, Снейп не был наседкой, позволяя ему принимать собственные решения. С другой стороны было раздражение. Потому что мужчину его затруднительное положение, кажется, веселило. Так что гриффиндорец, разозлившись и на зельевара, и на гоблина разом, решил воспользоваться образом «наглого Поттера», что так бесил Снейпа в школе. Постаравшись, правда, при этом скопировать небрежную грациозность Бонама. Усевшись без разрешения в одно из кресел перед столом поверенного, подросток закинул ногу на ногу и, откинувшись на спинку, скрестил руки на груди. — Уважаемый Златохват, я не понимаю, в чем вы меня обвиняете, — недовольно сказал он, старательно натягивая на лицо маску безразличия. Ладони его при этом вспотели. Гоблин выглядел довольно устрашающим, несмотря на рост, и говорил Гарри уверенней, чем чувствовал себя на самом деле. — Я впервые вижу вас и слышу ваше имя. А пришел для того, чтобы аннулировать доступ старого ключа к моему сейфу и попросить о новом. Для начала. Подросток не знал, получилось ли у него поднять бровь по-снейповски, но он постарался. — Что же случилось с вашим старым ключом, наследник Поттер? — немного опешивший от наглости своего юного клиента гоблин неприятно усмехнулся, показывая острые зубы. Подростка не передернуло лишь ценой невероятных усилий. — Я держал его в руках всего несколько раз, уважаемый Златохват. В остальное время он хранился у директора Хогвартса, и я сейчас не в лучших отношениях с ним, чтобы просить ключ вернуть. Гарри внимательно следил за лицом гоблина во время своей речи и видел, как постепенно уползают на лоб кустистые брови, а зеленоватые губы сжимаются в недовольную нитку. — Почему ваш опекун не отдал ключ, когда вам исполнилось 11? — спросил он. — Мои опекуны-маглы никогда не имели доступа к нему. К счастью. Подросток видел, что каждое его слово становится для поверенного неприятным откровением. — Маглы… — медленно повторил Златохват, прикрыл глаза, шумно выдохнул, как будто старался не разразиться руганью, и спросил: — Наследник Поттер, вы получали письма из Гринготтса? Так и выяснилось, что в 11, 14 лет и после смерти крестного банк отправлял пригласительные письма: первые два для беседы с поверенным, последнее сообщало о дате чтения завещания Сириуса. Письма, которые он так и не получил. На первое ответил его магический опекун, коим — гриффиндорец даже не удивился — являлся Альбус Дамблдор, второе было также написано директором, но заверено подписью и кровью Гарри, условно совершеннолетнего после турнира и имеющего право оспаривать решение опекуна, третье осталось без ответа. По рекомендации профессора, которого Златохват в обмен на согласие на чары Конфиденциальности также заставил принять антидот, была проведена ревизия счета подростка с учетом всех списаний, но кроме тех денег, что Гарри или для Гарри ежегодно снимали на школьные принадлежности, никто ничего с его счетом не делал. Хоть какое-то облегчение! Разобравшись с финансами, подросток уточнил, для чего его вызывали в первые два раза, и получил ответ, что связано это было с наследством и формальностями принятия титула. Получив подтверждение, что манкировать своими обязанностями перед Родом гриффиндорец не собирается, Златохват к своему юному клиенту явно потеплел, и дальше беседа пошла легче. Отказываться от лордства Гарри действительно не собирался. У него было время подумать, и он хотел иметь возможность влиять на то, что происходит в его стране. Как бы ни была чужда ему политика, интриги и все эти аристократические заморочки. Когда Гарри потребовал принести кольцо наследника, принесли ему целых два после просьбы Златохвата пригласить к ним поверенного Рода Блэк. Поверенный повторно зачитал завещание крестного гриффиндорца, где, помимо дома и статуса наследника, ему, оказывается, оставили крупную сумму денег. Гоблины объяснили, правда, что на лордство Рода Блэк претендовать подросток никогда не сможет. Хотя в его жилах и текла их кровь, родство было слишком далеким. Окажись бабушкой Гарри не Юфимия, а Дорея, в девичестве носившая фамилию Блэк, никаких претензий к его крови не было бы, но в сложившихся обстоятельствах подросток мог претендовать лишь на регентство. И об этом ему следовало хорошо подумать. Поскольку, хотя положение регента давало Гарри доступ к большей части блэковских хранилищ и два голоса в Визенгамоте, это также накладывало определенную ответственность. А именно: найти и ввести в род детей кровь от крови Блэков, которые впоследствии приняли бы на себя управление Родом. Это могли быть либо дети Драко, на что профессор только покачал головой — на Малфоях давно и прочно лежало проклятье, не позволяющее завести более, чем одного ребенка, а это в свою очередь не позволяло представителям семьи принять второе Лордство; либо дети Нимфадоры — она и сама могла быть принята в Род, но Блэки были довольно патриархальной семьей, и женщину родовой камень не признал бы в качестве главы. Еще одной возможностью было отыскать бастардов Сириуса или Регулуса или волшебных детей от сквибов прошлого-позапрошлого поколения Блэков, если таковые имелись. Гарри немало пугало предупреждение о наказании от магии, если ничего из этого не выйдет, но Снейп успокоил его, сказав, что магия в основном читает намерения. Если гриффиндорец сделает все возможное, и из этого ничего не выйдет, особого отката прилететь было не должно. После, когда подросток и гоблины уладили все имеющиеся вопросы с наследством, пришла очередь спрашивать и о ритуалисте, посоветованном Бонамом, в чем того позже поддержал Снейп. Надо было отдать зеленошкурым зубастым страшилищам должное: за деньги клиента они работали довольно оперативно. Так что спустя каких-то 20 минут Гарри — голый и трясущийся — лежал на каменном алтаре в просторном ритуальном зале и слушал песнопения старого гоблина в черной мантии, медленно обходившего его по кругу. Один Мерлин знает, чего стоило гриффиндорцу заставить себя раздеться перед кем-то и вытерпеть весь процесс нанесения рун на тело, не проваливаясь в отвратительные воспоминания недельной давности. И все-таки он смог, он это сделал, все время, что кисточка касалась голой кожи, прокручивая в голове ту мантру профессора в первый день в Нейдр Ллохэс: «…все хорошо. Ты в безопасности. Тебя больше никто не тронет». Гарри помнил голос, вытянувший его из кошмара. Вернулся в кабинет поверенного подросток все равно нервным и с сильно бьющимся сердцем. Тут же найдя глазами Снейпа, так и прождавшего его в кресле, гриффиндорец нетвердой походкой подошел почти вплотную и замер, совершенно не представляя, что вообще собирается делать. Мужчина окинул потерянного Гарри взглядом, задержав его на глазах, затем на подрагивающих пальцах рук, вздохнул и встал. Осторожно взяв подростка за плечи, Снейп усадил его в кресло напротив, сам же устроился на подлокотнике, тут же запустив ладонь в умеренно лохматую черную шевелюру. Гарри под его неторопливым почесыванием постепенно расслабился и привалился головой к теплому боку мужчины. Если гоблины и смотрели на эту пантомиму озадаченно, комментировать никак не стали, вчитываясь вместо этого в принесенные служкой от ритуалиста бумаги, а вскоре и вовсе потеряли к паре волшебников интерес, тараща глаза на пергамент. Снейп, наблюдавший за ними, вздёрнул бровь: — Уважаемые, может, все-таки прочтете вслух или позволите изучить результаты мистеру Поттеру? — Д-да, конечно, — запнувшись, пробормотал Камендраг, поверенный Блэков, не отрываясь от данных на пергаменте. Затем, опомнившись, перевел взгляд на гриффиндорца. — Наследник Поттер-Блэк, это довольно личные данные. Вы не против того, чтобы мы озвучили их при наследнике Принце? — Нет, я не против, — тихо, но четко ответил подросток, отказавшись для этого отрывать голову от профессорского бока. — Наследник Поттер-Блэк, вы знаете о… кхм… наличии паразитического существа на вашей магии? — Да, но… Э-э… буду признателен, если вы озвучите все подробности, что выяснили. Златохват вздохнул. — На самом деле, наш ритуалист затрудняется дать конкретный ответ о природе этого существа. Ваша собственная магия в основном блокирует направленные на него потоки чужой. Также мы мало что можем сказать о способе, которым произошла инвазия, так как никаких направленных на это ритуалов над вами не проводилось. Что совершенно ясно, так это то, что произошло все давно. Думаю, что не ошибусь, сделав предположение о конкретной ночи. Поверенный Рода Поттер скользнул многозначительным взглядом по скрытому челкой шраму. Подросток, подумав, кивнул. В конце концов, на помещении все еще висели чары Конфиденциальности. Гоблин никак это не прокомментировал, просто продолжил: — Что бы ни представлял собой паразит, размеры его на данный момент ничтожны, и, судя по степени химеризации его магии, по тому, как она пропитана и переплетена с вашей, долгое время это существо подвергалось процессу поглощения. — Поглощения? — растерянно переспросил Гарри, все же оторвавшись от бока профессора и выпрямившись в кресле. Рука Снейпа перестала мягко почесывать кожу головы и исчезла. Сразу стало как-то неуютно, но подросток заставил себя не реагировать на вдруг возникшее чувство потери. Он понимал, насколько странной должна была казаться со стороны его потребность в тактильном контакте с человеком, с которым еще несколько месяцев назад они едва не в глотки друг другу вцеплялись, особенно на фоне боязни прикосновений других людей. Да, это гриффиндорец тоже за собой заметил. И, на самом деле, побаивался поднимать эту тему в разговоре с самим зельеваром. Возможно, потому что тот мог после этого прекратить ему в этой потребности потакать. Профессор не казался особенно тактильным человеком, и подросток прекрасно видел, что, несмотря на удивительную откровенность в их разговорах, она не дается ему легко. Поэтому молчал. Не хотел, чтобы Снейп снова закрылся и дистанцировался, если вопросы гриффиндорца внезапно окажутся слишком неудобными. — Да, наследник Поттер-Блэк, поглощении. Имей ваш паразит большие размеры, и я имею в виду гораздо большие, мы могли бы говорить с вами о борьбе за контроль над телом и возможной одержимости. Но в данном случае инвазивное существо слишком мало, чтобы представлять для вас хоть какую-то опасность, и, судя по всему, не имело никакой защиты от агрессивной реакции вашей магии на вторжение. На самом деле, удивительно уже то, что наличие паразита вообще фиксируется спустя столько лет, учитывая начальную скорость поглощения. Спустя пару лет, однако, она по каким-то причинам снизилась почти вполовину, а в возрасте 5-6 лет упала практически до нуля. Далее наш ритуалист отметил лишь два периода активного поглощения с высоким уровнем химеризации чужеродной магии. В 10-11 лет и буквально несколько месяцев назад. Гарри покачал головой. Нет, большую часть того, что говорил Златохват, он понимал, но все же… — Что такое «химеризация»? — спросил подросток, окончательно сосредотачиваясь на разговоре и забывая о руках Снейпа, который во время объяснений гоблина встал с подлокотника и вернулся в свое собственное кресло. — Это основной способ поглощения магией хозяина малых чужеродных включений. Таким образом паразит не уничтожается, а как бы переваривается вами, расщепляется на составляющие, теряя идентичность, и становится в итоге просто частью вашей собственной магии. Гарри почувствовал, что бледнеет. Пальцы его помимо воли вцепились в плотную ткань синих джинс. Подросток нервно облизнул губы, глядя прямо перед собой, и задал еще один вопрос: — А душа… что происходит с душой… существа? На этот раз заговорил Камендраг. — Мы не знаем, наследник Поттер-Блэк, — покачал он зеленокожей головой. — Неизвестно, что вообще может представлять из себя душа такого маленького включения, и ваша магия не позволяет нам этого увидеть. Но, скорее всего, с ней происходит аналогичный процесс. — И после этого… переваривания… это… существо станет как бы частью меня, — предложения отказывались формулироваться, но гриффиндорец старался. Несмотря на подступающую к горлу дурноту и норовящие встать дыбом волосы, ему было важно, очень важно понять все до конца. — То есть я сам тоже стану как бы не совсем собой? Златохват первым понял, что беспокоит Гарри: — Технически это, конечно, так, наследник. Но по факту, паразит слишком мал, чтобы заметно повлиять на вашу собственную личность. Кроме того, он был поглощен практически наполовину к вашим 5-6-ти годам, и если какие-то изменения в вас должны были произойти, вероятнее всего, это случилось еще тогда. Как показывает пусть редкая, но практика, большую часть признаков поглощаемого существа хозяин заимствует именно в первой половине процесса поглощения, вторая большей частью своей направлена на подавление окончательного сопротивления посторонней личности, разрушение остатков идентичности. Чаще всего в это время заимствуются воспоминания. Но они в основном редки, отрывочны и легко отличимы от ваших собственных. Как если бы вы посмотрели их в омуте памяти. Речь гоблина Гарри не успокоила. И гриффиндорец понятия не имел, что волновало его сейчас больше: тот факт, что он планомерно и неотвратимо уничтожал какого-никакого, но своего первого друга, или то, что сам теперь в какой-то степени являлся убийцей своих родителей. Подросток встряхнулся и постарался успокоиться. Он не хотел думать об этом сейчас, перед всеми. — Наследник Поттер-Блэк, — заговорил вдруг Камендраг тоном, который у гоблинов, вероятно, должен был считаться мягким. Очевидно, сохраняющаяся нервозность Гарри была хорошо заметной. — Я понимаю, что человеку трудно принимать подобные вещи. Но на все воля Матери Магии. Химеризация — основной способ организма волшебника или волшебного существа защитить себя от малой паразитической сущности, но он не единственный. Магия всегда руководствуется, прежде всего, принципом самосохранения, полезности тех или иных действий для нее и ее носителей. Паразиты обычно нежизнеспособны сами по себе, поэтому учитываются в основном интересы носителя. И если бы изменения, которые принесло и принесет еще поглощение, носили характер вредный, ваша магия их просто не приняла бы, а сущность вместо химеризации была развеяна постепенно в пространстве. Ну, хоть что-то. Это не улучшило настроения, но Гарри решил побыстрее уже выслушать все, что обнаружил гоблинский ритуалист, и отправиться домой… к Снейпу домой. Возможно, профессор даст ему «Сон без сновидений», потому что подросток не был уверен в том, что сможет уснуть сам, и тогда он подумает обо всем беспорядке, происходящим с ним и вокруг него, завтра, на свежую, выспавшуюся голову. — Моя магия тормозит это ваше поглощение? — спросил гриффиндорец немного хрипло. — Да, наследник, — ответил Камендраг. — Вам следует снять тот кокон, которым вы окружили паразита. — А если я этого не сделаю? Гоблин недовольно поджал свои тонкие зеленые губы, но затем просто пожал плечами. — Воля ваша, наследник Поттер-Блэк. Поглощение это не остановит, просто происходить это будет очень-очень медленно. И все это время вам придется тратить немалую часть собственной магии на его поддержание. Гриффиндорец только кивнул, никак это не прокомментировав. Спросил только: — И сколько бы заняло полное поглощение паразита без моей защиты? — Вероятно, все закончилось бы к 7 годам. Вторая половина поглощения протекает быстрее. — Что еще обнаружил ваш ритуалист? — спросил подросток устало. — Той самой ночью в 81-м, вероятно, над вами было проведено два обряда — Обряд жертвы и Обряд защиты последнего наследника в Роду. Гарри заметил боковым зрением, как резко вскинул голову на этих словах Снейп, как удивленно поползли вверх его черные брови. Затем мужчина вдруг коротко рассмеялся, недоверчиво качая головой. — Милая Светлая Лили! — почти весело пробормотал. — Кто бы мог подумать… — Что это за обряд? Второй? — обратился к нему гриффиндорец. Профессор поднял на него взгляд и пояснил: — Это, Поттер, Темный, и я имею в виду действительно Темный ритуал, в настоящее время вообще-то почти не практикуемый. И даже не из-за запрета Министерства. Тут скорее играет свою роль цена, которую требуется уплатить. И результат, который не всегда этого стоит. По сути, смысл он имеет лишь в одном случае: если что-то угрожает жизни ребенка, чьи родители, а также кровные родственники по каким-то причинам не способны воспроизвести на свет еще одного. То есть, действительно, последнего наследника, который либо продолжит род, либо тот на нем прервется. — И в чем он заключается? — хмуро спросил Гарри, подозревая, что услышанное ему не понравится. — По сути своей он схож с Обрядом Жертвы, Поттер, вот только в уплату требует жизнь не одного волшебника, а целого поколения, принадлежащего одному Роду. А еще нуждается в тщательной подготовке. Зато в этом ритуале не обязательно, чтобы жертвы имели возможность выжить. И это, по крайней мере, объясняет, почему развоплотился Лорд. И Квиринуса тоже. Подросток просто смотрел на Мастера зелий, ожидая пояснений. Ну, он был прав, обряд был отвратительным. Вот только, кажется, собственный лимит удивления и испуга на сегодня Гарри выработал. И новая информация несла с собой лишь усталость. — Защита последнего наследника более агрессивна, чем та, что дает Обряд Жертвы. За нападение с целью убийства она наказывает симметрично. И я полагаю, именно благодаря ей ты пережил столкновение с Квиреллом. — Значит, попади в меня Волди Авадой на кладбище, его бы опять развоплотило? — спросил Гарри, обдумывая возможности этого нового открытия. И тут же вскрикнул, схватившись рукой за бедро и бросив обиженный взгляд на убирающего палочку в рукав Снейпа. — Чтобы я подобного от тебя больше не слышал, — шелковым голосом произнес профессор, и наблюдавший за ним с первого курса Гарри понял, что профессор зол. Зельевар довольно часто повышал голос и мог накричать на студента за… ну… за что-нибудь, но, когда он злился, действительно злился, то говорил именно так: тихо, вкрадчиво, почти ласково. — Но вы же сами сказали!.. — все же возмутился подросток, потирая место, куда угодило Жалящее проклятье. — Что? Что тебе следует бросаться под Авады? — мужчина насмешливо вскинул бровь. — По-моему, моя цель состоит как раз в том, чтобы отучить тебя от этого. — Но… — Поттер, во-первых, хотя защита и рассчитана на то, чтобы сохранить наследнику жизнь вплоть до его вступления в титул, в то время, когда был придуман этот Обряд, последний в Роду имел на это право в 15. Во-вторых, поколение, отдавшее жизни за тебя, состояло всего лишь из двух магов, и я понятия не имею, почему ритуал вообще эти жертвы принял. В конце концов, это должно было быть ритуальным самоубийством, а твоих родителей убил Лорд. В-третьих, ты своей выходкой в 11, — профессор опустил взгляд на предплечье Гарри, где под рукавом прятался шрам от его неудачной попытки свести счеты с жизнью, — вероятно, существенно защиту ослабил. И, в-четвертых, позволь напомнить, что в жилах Лорда теперь течет твоя кровь. Знаете ли вы, чем это чревато, уважаемые Златохват и Камендраг? Мастер зелий повернулся к молчавшим во время его объяснений гоблинам, которые, кажется, смотрели теперь на Снейпа с некоторым уважением. И Гарри видел, что он все еще зол на него. Как и всегда, когда гриффиндорец делал или говорил что-то, подвергающее его жизнь опасности. Подросток вздохнул. Не то чтобы он действительно готов был вот так взять и подставиться под Аваду. Просто предположил. — Вопрос интересный, наследник Принц, — ответил Златохват задумчиво. — Но как вы понимаете, ввиду уникальности ситуации, все, что мы можем — это предполагать. В данный момент защита не действует. Или действует незначительно, так как наследник Поттер-Блэк больше не единственный носитель крови Поттеров. — Вы хотите сказать, что Волде… — Гарри осекся, бросив взгляд на выдвинувшего кончик палочки из рукава Снейпа, и исправился. — Темный Лорд теперь мой родственник? — Есть такая вероятность. Ладно, гриффиндорец был неправ. Он еще был способен сегодня удивляться. Потому что это… Мордред!.. — И как узнать об этом наверняка? И… стану ли я Предателем крови, если убью его в этом случае? О да, подросток теперь разбирался в том, что это значило. И понимал, что слова вовсе не пустой звук. Так что откровенно боялся ответа на свой вопрос, ибо ситуация тогда вырисовывалась патовая. — Если это так, имя Темного Лорда должно было появиться на вашем семейном гобелене, — ответил Златохват, кажется, сам встревоженный этой возможностью. — Один, я знаю, вы сможете найти в родовом Особняке Поттеров, он был закрыт после смерти ваших бабушки и дедушки, так как ваш отец не принял титул, чтобы взять его под свой контроль. Второй — в основном хранилище семьи Поттеров. Что до вашего второго вопроса, мне необходимо знать все подробности ритуала, в котором использовалась ваша кровь, и посоветоваться с сородичами, прежде чем я смогу дать вам ответ. Гарри кивнул, нервно пробарабанив пальцами по коленке. — И… я могу получить сейчас доступ к одному из гобеленов? Гоблин хмуро покачал головой. — Нет, наследник Поттер-Блэк. И мэнор, и основное хранилище запечатаны, чтобы открыться лишь новому Главе Рода. Пока магия не примет вас как Лорда, вы не сможете попасть ни туда, ни туда. — То есть придется ждать до 17? — На самом деле нет, — ответил Камендраг. — Мы уже говорили об этом, и наш ритуалист выяснил, что перед магией вы уже являетесь совершеннолетним. Ну, значит, предположения профессора подтвердились. — Однако, — продолжил гоблин, — мы не рекомендовали бы вам принимать Лордство сейчас. Пока немалая часть вашей силы уходит на сдерживание чужеродной сущности и процесса ее поглощения, вам может элементарно не хватить собственной свободной магии, чтобы удержать контроль над магией Родовой. Даже с вашим выдающимся потенциалом. Кроме того, неизвестно, как Родовая магия воспримет наличие паразита. — То есть сначала мне следует избавиться от моего… подселенца, — проговорил подросток довольно бесцветно. — Да, — подтвердил гоблин. Домой они со Снейпом возвращались молча. На шее у Гарри висел новый ключ, в рюкзаке лежало средство связи с поверенным и кошель. Ужинали тоже молча. Есть не хотелось, но, помня слова Фредди о стараниях профессора, гриффиндорец через не хочу запихнул в себя большую часть того, что было на тарелке. Мастер зелий, кажется, понимал его нежелание говорить сейчас ни о чем из услышанного, а может, и сам хотел прежде обо всем подумать. В любом случае, все, что сказал ему в тот вечер Снейп: — Ты молодец, Поттер, правда, молодец. И в том, как вернул себе расположение поверенного, и в том, как реагируешь… на все это. Многих сломало бы и меньшее. Это произошло, когда они уже закончили свою почти что вынужденную трапезу, и Гарри встал, дабы отправиться наверх, в комнату. Гриффиндорец замер и только тогда, кажется, понял, наконец, что, каким бы беспорядком ни оказалась его жизнь, ему не придется разбираться со всем в одиночку. Напряжение, которое он чувствовал во время беседы с гоблинами и после, немного ослабло, и подросток выдавил из себя усталую улыбку: — Спокойной ночи, профессор.***
Сейчас же, в свете нового дня, подумав обо всем на свежую голову, Гарри решил, что волновался о многом преждевременно. Он все равно не мог разобраться со всем и сразу. Поэтому решил разбираться с одной проблемой за раз. Отдыхая после тренировки на мягком мате перед застекленным фронтоном, подросток понимал, что сам может постараться лишь стать немного сильнее. Со всем остальным придется просить помощи у профессора. В том числе и с Марвом. Потому что сам Гарри понятия не имел, как убрать тот кокон, которым он спеленал своего «сожителя». Но было еще кое-что, думал гриффиндорец, окидывая взглядом тренировочный зал, с чем мог помочь ему Снейп. И сделать это волшебник мог, вообще-то, прямо сейчас. Поэтому чуть позже, когда они с Мастером зелий отдали должное кулинарным стараниям Фредди, Гарри цедил виноградный сок, а Снейп допивал свои пол-литра кофе, подросток решился заговорить. Он все еще не чувствовал себя уверенно, прося о чем-то. Все еще слышал в голове слова родственников, что он не заслужил, не достоин. И все же гриффиндорец старался, чтобы голос звучал уверенно, озвучивая очередную просьбу, чтобы не дрожал. И глаза заставлял себя не опускать, зная, что мужчине это не нравится. — Профессор, научите меня стрелять.