***
Это был второй день их занятий. Вчера, когда Гарри озвучил свою просьбу, думал, что Снейпа придется уговаривать. Все-таки он не был настолько оторван от магловского мира, чтобы не понимать, сколько вреда может принести огнестрельное оружие в руках идиота. И, хотя за время пребывания Гарри в доме Мастер зелий не раз уже заверил, что он не идиот, подросток сомневался, что профессор просто доверит ему такую опасную «игрушку». Вышло, впрочем, с точностью до наоборот. Над его просьбой мужчина думал секунд 10, не больше, а затем одобрительно кивнул. — Хорошо иметь преимущество, о котором не знает твой противник, — сказал тогда Снейп, тут же встал и направился к выходу из гостинной. — Идем, я все равно планировал загнать тебя сегодня в зал. Часа на пострелять для первого раза хватит, а потом покажешь на мне свои дуэльные навыки. Конечно, Гарри не стрелял целый час. Сперва зельевар заставил его вызубрить правила техники безопасности при обращении со стрелковым оружием. Лишь после вложил в руку что-то, что представил как «молодого британца ЭмСи5». Гриффиндорец в ответ на представление кивнул, но оно едва не вылетело из головы быстрее, чем успел Снейп объяснить его устройство и работу. Затем Мастер зелий учил подростка правильно целиться, и это оказалось неожиданно смущающим. Чувствуя теплую ладонь на пояснице, на предплечьях, голове, на собственных пальцах, вцепившихся в рукоятку пистолета, Гарри неожиданно остро осознал, что это нравится ему больше, чем, вообще-то, нравиться должно. Подросток не был взволнован или испуган, как почти всегда, когда мужчина касался его ранее, и сам зельевар в этот раз его даже не гладил, чтобы объяснить это странное чувство. Профессор вообще ничего особенного не делал, лишь поправлял стойку, положение рук, головы. Его собственные руки не задерживались нигде дольше необходимого. И все же Гарри было иррационально приятно. Как когда-то с Седриком. Это немного пугало и сбивало с толку в свете личности человека рядом с ним и недавно произошедших событий. Можно было объяснить все тем, что Снейп являлся сейчас для гриффиндорца источником безопасности, первым, кто позаботился о нем делом, а не на словах… И все же Гарри предпочел пока абстрагироваться, не думать о причинах собственных странных реакций на мужчину. Их дуэль в тот день дуэлью как таковой не была. Снейп наколдовал защитный купол, чтобы они своими заклятиями не разнесли стену с оружием, и приказал атаковать себя всем, что Гарри знал. Законно это или нет. Гриффиндорец кивнул, но на Круцио или Империо так и не решился. Сам зельевар в этом бою в основном защищался, лишь изредка кидая в сторону своего студента что-то простенькое — проверить, как обстояло дело у того с щитами. По лицу его подросток мало что тогда смог прочитать. Разве что увидел — профессор недоволен. Весь день после этого Снейп провел в лаборатории. Гарри продолжил знакомство со здешней библиотекой. Хотя усидчивости подростку в этот раз хватило лишь на несколько часов, а потом он решил прогуляться и, вспомнив о своем обещании местным гадюкам, спросил у Фредди, нет ли где в доме мышей. Подросток опасался, что домовик на такое предположении обидится, но, как оказалось, профессор и сам иногда подкармливал или велел Фредди подкармливать выбравших столь странное место для жизни пресмыкающихся. — Предки мастера пришли сюда после змей, — пояснил эльф, вручая слегка удивленному гриффиндорцу шевелящийся в руках холщовый мешок. — Мэнор так и назвали тогда Tŷ o Nadroedd. — Э-э? — протянул Гарри озадаченно. Он с горем пополам понимал латынь, необходимую в зельях и в основном используемую для вербальных формул колдовства. Но это явно была не она. Подросток растянул завязки пожалованного мешка и заглянул внутрь. Там копошились, пытаясь выбраться, мешая при этом друг другу, много-много маленьких серых мышей. Завязав горловину снова, гриффиндорец вдруг засомневался, действительно ли хорошей идеей было покормить змей. С одной стороны, здесь в предгорьях еды пресмыкающимся явно не хватало. Всякие мышки, лягушки вряд ли забредали так высоко. С другой, Гарри не чувствовал в себе готовности просто высыпать эту тонко попискивающую от страха массу перед голодными гадюками и смотреть, как те охотятся на разбегающихся грызунов, душат, кусают сучащих лапками зверушек. От одного этого мысленного образа становилось неуютно. — Дом змей, — между тем с укором перевел Фредди. — Это валлийский, Гарри Поттер. — Но когда я давал профессору клятву, он назвал это место иначе, — заметил подросток, чувствуя, как у него загораются кончики ушей оттого, что в безграмотности его упрекает домовой эльф. — 8 лет назад мастер Северус дал мэнору другое имя. — Почему? — спросил Гарри, отводя подальше от тела особенно сильно дернувшийся мешок. — Если Гарри Поттеру интересно, Гарри Поттер спросит мастера, — поднял тонкие брови домовик. — Мастер ответит. Или не ответит. Гриффиндорец хмыкнул. Фредди, определенно, стоил своего хозяина. Затем, в очередной раз с сомнением глянув на зажатый в кулаке презент для гадюк, вздохнул: — Ладно, Фредди, я пошел. Во-первых, отказываться от своей затеи было как-то не по-гриффиндорски. Во-вторых, в голове его все вертелись слова, сказанные ему Снейпом этим утром, сразу после того, как они покинули зал. — Ты хорош в защите, Поттер, и в тех атакующих, что призваны остановить, а не навредить. Даже противнику ты не желаешь причинять непоправимый урон. И это говорит хорошо о тебе как о человеке. Они спускались тогда по лестнице, и зельевар, шедший впереди, вдруг резко остановился. Не налетел на него подросток лишь чудом. Профессор же развернулся и, поймав своим цепким взглядом его, продолжил: — Это же говорит плохо о тебе как о человеке, который планирует пережить войну. Ты должен понять одну простую истину. Люди произошли от животных, Поттер. И война превращает их в животных снова. А у зверей все просто: выживают сильные, хитрые и безжалостные. Не добрые. Не правые. — Я не хочу становиться зверем, — подавленно ответил Гарри. Снейп невесело усмехнулся, переведя взгляд куда-то за плечо гриффиндорца, затем вновь нашел им глаза Гарри. — Никто не хочет. Но, независимо от твоего желания, выйти из этой передряги, не запачкав рук, не изменившись, ты не сможешь, Поттер. Нет, есть один вариант — бежать. Подальше. И я даже окажу тебе всяческое содействие, решись ты его попробовать. Вот только ни Лорд, ни директор не отступятся от тебя так просто. Готов ты жить с вечной оглядкой на возможность быть пойманным? Сможешь вообще оставить позади друзей, знакомых? Подросток покачал головой. — То-то и оно. Тогда все, что тебе остается, — это искать баланс. Между выживанием и человечностью. И надеяться, что этого будет достаточно. Медленно шагая в сторону змеиного гнезда, гриффиндорец слушал попискивание из мешка в своей руке и понимал: если начертить отрезок и назвать один его конец «выживаемостью», второй — «человечностью», затем отметить на нем Гарри — точка эта затеряется где-то под буквами второго. Ему мышей-то сейчас жалко, которые так и так регулярно шли на корм гадюкам, что же говорить о людях? Впрочем, может быть, не все так безнадежно. В конце концов, о гибели Вернона Гарри совсем не сожалел. Не был уверен, что смог бы убить даже такого человека осознанно… И все же вины за эту смерть он не чувствовал. Разве что немного сочувствия из-за тети и Дадли. Для них жирный урод был любящим мужем и отцом. Как бы то ни было, профессор-то был прав. Войну не выиграть одними только Ступефаями с Экспелиармусами. Потому что враг твой после встанет и продолжит бой, а ты, приласканный Авадой, уже нет. Вздохнув, Гарри остановился и снова хмуро уставился на шевелящийся мешок. Он понимал такое слово, как «надо». Змеям надо было есть. Ему надо было научиться отбрасывать в сторону неуместную жалость. А еще вдруг вспомнились обильные хогвартские трапезы, все эти колбаски, котлеты, куриные ножки, мясные пироги… Подросток ведь ел и не кривил лицо. А это ведь все тоже не из воздуха взялось. Кто-то же испачкал свои руки в куриной или коровьей крови, чтобы он, Гарри, спать в своей гриффиндорской спальне лег сытый и довольный. И, понимая это теперь, становиться вдруг вегетарианцем подросток все же не планировал. Так не было ли лицемерием с его стороны рефлексировать сейчас на тему бедных мышек? Было. А Гарри не хотел быть лицемером. Впрочем, как и смотреть за пожиранием голодными гадюками паникующих агонизирующих грызунов. Ну, профессор сказал ему искать баланс. Так что… подросток поднял послушно скользнувшую в ладонь палочку, наставил ее на мешок и произнес негромко: — Сомнус. Заклинание это он вычитал давно и случайно. И, на самом деле, мало что про него помнил, кроме того, что тот, кого заколдовали им, засыпал. Гарри надеялся, что ему не придется повторять Сомнус над каждой мышью в отдельности, желая, чтобы уснули все разом. А еще, чтобы сон их был достаточно крепким, чтобы животные не проснулись в последний момент. Мешок еще секунду подергался и затих. Гриффиндорец облегченно выдохнул. Змеи были рады и ему, и своему подношению. Лишь несколько досадовали на «тихую неинтересную добычу», и их Гарри проигнорировал. Проигнорировать других, которые решили в этот прохладный довольно-таки пасмурный день погреться на теплом человеческом теле, конечно, оказалось труднее. И все же подросток не стал их прогонять, хихикая лишь, когда прохладный змеиный бок особенно щекотно проезжался по животу или шее. Во второй раз обилие черных гибких чешуйчатых тел уже не вызывало неприятия. Может, гриффиндорец так быстро привыкал. Может, на фоне всего, что он узнал за эти полторы недели, семья ядовитых гадов уже не выглядела ни противной, ни опасной. А может, подростку просто захотелось поговорить с кем-то, кто не разрушит его мир очередным монологом. У гнезда гадюк Гарри провел около часа, расспрашивая их об интересных событиях, которые они помнили и о которых слышали, рассказывая что-то из своей жизни в ответ на порой странные вопросы пресмыкающихся. Затем вернулся в дом и остаток дня все же посвятил чтению очередной книги с заметками профессора. А вечером, после ужина Снейп рассказал, как будут проходить их тренировки. — Через три дня ты отправишься в Хогвартс, Поттер. Сражаться за это время ты не научишься, поэтому мы потратим его на то, чтобы отшлифовать то, что у тебя получается уже хорошо. Твою защиту. У тебя достаточно неплохие щиты, стандартные щиты, однако, как ты знаешь, они не предусматривают защиты от физического нападения и не укрывают тебя со спины. Гарри только кивнул, отмечая для себя, что профессор был как-то мрачен, когда говорил о его возвращении в Хогвартс. — Всем остальным займемся уже в школе. Только не в первую неделю-две. Альбус будет пристально наблюдать за тобой после этого исчезновения.***
И вот теперь на их второй по счету тренировке Мастер зелий выполнял обещанное. Показав для начала Гарри три новых щита, объяснив их нюансы, сильные и слабые стороны, мужчина дождался, пока у гриффиндорца стало получаться, и следующие 20 минут бросал в него заклятья, заставляя чередовать весь теперь известный подростку арсенал защиты. После, удовлетворенно кивнув, волшебник позволил Поттеру пару минут отдышаться и махнул палочкой в сторону манекенов. С каким-то иррациональным ужасом Гарри наблюдал, как те сползают со своих стоек и направляются к ним. — Вы серьезно? — немного нервно спросил Гарри, наблюдая, как его новые безликие противники рассредотачиваются вокруг. Снейп вскинул бровь и ухмыльнулся, спиной вперед отходя от гриффиндорца подальше. — А что, тебе это кажется шуткой? — Только если очень несмешной… — проворчал подросток, оборачиваясь вокруг, следя за слетающими с палочек манекенов искрами, за тем, как перебрасывает из руки в руку бутафорский нож тот из них, что был без палочки. — Их четверо, Снейп! От возмущения и, чего уж тут лукавить, от испуга Гарри даже на мгновение позабыл о субординации. Профессор, впрочем, внимание на этом заострять не стал, лишь ехидно заметив: — А ты думаешь, что в реальном бою всегда будешь биться один на один, Поттер? Может, еще поклонами предварительно обменяетесь? Имей в виду — отрабатываешь сейчас только защиту. Последнее предложение было сказано иным, учительским, наверно, тоном. — Ну, тогда на кладбище ваше Темнейшество было не против поклонов, — немного истерично усмехнулся Гарри и тут же был вынужден увернуться от выпущенного одним из манекенов заклятия. Затем вскинул палочку, выкрикивая: — Протего дуо*! Бросившийся мгновением ранее вперед манекен с ножом, встретившись со вспыхнувшим щитом, отлетел на пол и затряс, как собака, безликой головой. Впрочем, вскоре тот снова был на ногах, а гриффиндорец уже отражал новые атаки. С переменным успехом, надо сказать. — Прежде, чем встретиться с Лордом, тебе придется пройти через его Пожирателей, — заговорил между тем Снейп, повышая голос, чтобы дерущемуся подростку было слышно. — И если кое-кто из Ближнего круга может тебя — «случайно», разумеется — даже не заметить, то шушера из Внешнего миндальничать не станет, Поттер. Четверо на одного — это лучший из раскладов, с которым ты рискуешь столкнуться. Гарри хотел бы ответить что-то язвительное, но, будто угадав его намерения, зельевар рявкнул: — Не трать дыхание, Поттер! И гриффиндорец послушался. Тем более, что атаки манекенов становились чаще, используемые заклятия болезненней, и попадать под них ему не улыбалось. На самом деле, тренировочные куклы не использовали ничего серьезного или опасного. Самым травматичным из их атак оказалось несколько раз пущенное Эверте Статум. И, пропахав один раз спиной ковровое покрытие зала, пусть и смягченное заклинанием по ощущениям, Гарри старался его больше не пропускать. Два раза подросток ловил, не успевая блокировать, Ступефай, однако профессор быстро приводил его в чувство, и Гарри продолжал отражать атаки манекенов. Так или иначе, но 10 минут спустя, когда Мастер зелий решил наконец прекратить это свое издевательство, у Гарри болело практически все. Что не болело, то ныло, и соскрести себя с пола, где он в очередной раз оказался, стало тем еще испытанием. С этим ему, впрочем, помогли. Пока гриффиндорец сидел на такой же пострадавшей, как и все остальное, пятой точке и пытался проморгаться после прилетевшего по носу — благо, по касательной — деревянного клинка, перед лицом его вдруг появилась мужская ладонь с несмываемыми пятнами от зелий в двух местах. Подросток с секунду тупо смотрел на нее сквозь перекошенные, но даже не слетевшие с носа очки, и, лишь подняв голову выше, встретившись глазами с насмешливым взглядом Снейпа, до Гарри дошло, для чего ему, собственно, протягивают руку. Кажется, приложили его деревянные болваны сильнее, чем подросток думал. Гриффиндорец схватился ладонью за тонкие пальцы и тут же оказался вздернут на ноги, застонав от резкого движения. — Эй! — возмутился он, хмуро глядя на мужчину. — Вы очень-очень злой, профессор… Зельевар, все так же насмешливо глядя на Гарри, отступил на шаг и вытянул из кармана мантии флакон, в котором подросток без особого труда узнал обезболивающее. Покачав его двумя пальцами перед лицом гриффиндорца, мужчина выгнул бровь: — Действительно, Поттер? — Э-э, знаете, — уловив подначивающие интонации в голосе старшего, Гарри сам расплылся в несколько вымученной улыбке. — Я немного оговорился. Хотел сказать, как великодушен и сострадателен мой любимый профессор зелий. Просто что-то пошло не так. Правда! Мастер зелий хмыкнул, передавая подростку флакон. — Какое неизящное заискивание. Половину флакона, Поттер. Гриффиндорец вытянул пробку и выпил столько, сколько сказал Снейп. — Ну простите, профессор, мальчика из чулана изящной словесности никто не учил, — усмехнулся Гарри, протягивая флакон обратно зельевару. А потом замер, уставившись мужчине куда-то в шею, понимая, что только что так легко слетело с его губ. — Я рад, что ты можешь на эту тему иронизировать, Поттер, — после некоторой паузы ответил старший волшебник и отодвинул руку подростка с обезболивающим. — Зелье оставь, оно тебе еще пригодится. Гриффиндорец медленно поднял глаза на лицо мужчины. Ну, если профессор был рад, то Гарри был озадачен. Он всегда тщательно скрывал от людей все, что касалось его детства с семьей Дурслей. А теперь что, шутил об этом? Конечно, Мастер зелий был в курсе теперь большей части того, что происходило за закрытыми дверями дома его магловской семьи. И все же подросток не думал, что это может быть таким освобождающим — когда кто-то знает уже твою постыдную тайну, когда хоть перед кем-то не нужно больше прятаться под масками, держать лицо. Глянув рассеянно на замерших в разных позах манекенов, Гарри спросил: — А у них есть имена? — Зачем имена тренировочным манекенам, Поттер? — с явным недоумением в голосе ответил Снейп вопросом на вопрос. — Значит, нет, — удовлетворенно кивнул сам себе подросток. — Тогда вот этот вот, самый широкий будет Дадли. Долговязый — Пирсом. Эти двое — Деннис и Гордон. Гриффиндорец поочередно качнул головой в сторону последней куклы с палочкой, затем той, что сражалась ножом. — Малкольма, конечно, не хватает. Но он все равно у них, скорее, «шестеркой» был. — Это банда твоего кузена? — спросил Мастер зелий. — Ага, — хмыкнул гриффиндорец. — Хотя после них я обычно чувствовал себя помятым скорее морально, чем физически. Но навалять в ответ хотелось не меньше. Снейп тоже усмехнулся, затем вдруг разом помрачнел и, переведя свой взгляд куда-то за плечо Гарри, напряженно произнес: — Нам нужно с тобой поговорить, Поттер. Сегодня вечером. — О чем, профессор? — моментально насторожился Гарри. Ему не нравилось то, как сказал это волшебник. — Я обещал тебе историю до того, как уедешь, — произнес зельевар тем же безэмоциональным тоном, каким на днях рассказывал о собственном детстве и пьянице отце. — О том, откуда знаю твоих мать и тетю, о том, почему помогаю тебе. — Э-э, х-хорошо, — чуть дрогнувшим голосом ответил подросток, наблюдая за уже непривычно как-то закрытым лицом старшего волшебника. У него было подозрение… нет, у него была полная уверенность, что ничего хорошего эта новая исповедь Мастера зелий не принесет ни одному из них.***
Ужин этим вечером проходил напряженно. Аппетита у Гарри, за день успевшего себя неслабо накрутить, не было никакого. Гриффиндорец откровенно боялся предстоящего разговора. Интуиция его вопила дурным голосом, что он узнает сегодня что-то ужасное, что-то, что могло разрушить установившееся между ним и профессором взаимопонимание, что-то, чего, вероятно, предпочел бы не знать… Нет, на самом деле не предпочел бы, конечно, незнание проблемы не избавляло от нее. Скорее, Гарри хотелось, чтобы мужчине просто не о чем было рассказывать. Да, именно так. Снейп был уверен, что гриффиндорец может возненавидеть его, когда все узнает, настолько возненавидеть, что находиться рядом им станет невыносимо. И, хотя прямо сейчас подростку трудно было представить подобное, он не сомневался в способности Мастера зелий к адекватной оценке вещей. Так что… Гарри боялся. У Снейпа аппетита, вероятно, не было тоже. Едва осилив половину порции, мужчина отставил тарелку в сторону и некоторое время смотрел, как ковыряется в своей еде подросток. Вздохнув, зельевар практически залпом осушил поставленное к ужину Фредди вино из бокала и встал. — Идем, Поттер, — сказал мужчина несколько раздраженно. — Очевидно, промедление ни тебе, ни мне на пользу не идет. И вышел из столовой. Гарри вздрогнул, когда дверь за профессором громко закрылась, хотя и чувствовал, что раздражен мужчина не на него. На ситуацию. Когда подросток вошел в гостиную, Снейп уже расположился в своем любимом кресле у камина, и задумчиво вертел в руках что-то, похожее на магловскую фотокарточку. Гриффиндорец занял второе, осторожно усевшись на край. Мужчина искоса глянул на Гарри, прежде чем вынуть из-за пазухи небольшой пузырек и бросить в его сторону. — Выпей полностью. Подросток автоматически поймал емкость, посмотрел на цвет и заподозрил в зелье Умиротворяющий бальзам. Запах, донесшийся, как только он вытянул пробку, эту догадку подтвердил. — Все так плохо, профессор? — спросил Гарри угрюмо. Карточка в руках мужчины замерла. Снейп повернул к нему напряженное лицо, смерил внимательным взглядом настороженную позу, до белых ногтевых пластин сжавшиеся на пузырьке тонкие пальцы и как-то устало вздохнул. — Пей, Поттер, — повторил он, не отвечая на заданный вопрос. Гриффиндорец тоже вздохнул и все же выпил успокаивающее зелье. Профессору было виднее. Пузырек будто сам собой исчез из рук, и Гарри, чувствуя, как по телу начинает разливаться неестественное спокойствие, выжидающе уставился на зельевара. Тот отвернулся к огню. — Я не знаю, как можно подать тебе эту информацию деликатно, Поттер. И я не уверен, что любому из нас станет от этого легче. Так что… Карточка вылетела из рук Мастера зелий и опустилась подростку на колени. Это и правда оказалась магловская черно-белая фотография. Запечатлены на ней были двое детей — мальчик и девочка. Они выглядели оба лет на 10-11, и сделана фотография была на вокзале Кинг-Кросс, кажется, в немагической его части. Неуверенно улыбающегося на камеру мальчика Гарри узнал сразу. Он видел его на несколько лет младше и несколько старше. Он смотрел на него регулярно последние полторы недели и 10 месяцев каждый год в предыдущие 5 лет. Этот нос и глаза в любом возрасте идентифицировали Снейпа безошибочно. А вот девочку, беззастенчиво обнимающую будущего профессора за шею, прислонившуюся своей щекой к его щеке, улыбающуюся широко и заразительно, гриффиндорец опознал не сразу. Было что-то очень знакомое в ее разрезе глаз, в этих ямочках на щеках, в самой улыбке. Догадка мелькнула одновременно со словами профессора, все так же не смотревшего на него. — Мы с твоей матерью дружили. Неужели? Наверно, если бы не Умиротворяющий бальзам, Гарри бы позорно расплакался над этой старой фотографией. У него был альбом с десятком школьных колдографий родителей и несколькими взрослыми. Но он никогда еще не видел маму такой маленькой. Подросток осторожно провел пальцем по лицу, по волосам черно-белой Лили и перевернул карточку. На обороте чуть кривоватым, зато с размашистыми завитушками почерком было написано:«На память о нашей первой поездке в Хогвартс.
Твоя Лили.
P.S. На новом месте без тебя очень скучно. Петт злорадствует.
Иногда я ее просто ненавижу, Сев!»
И ниже почерком профессора была приписана, очевидно, дата, когда сделали фотографию:«01.09.1971»
Гриффиндорец проследил пальцем чернильные буквы и усмехнулся над цветными карандашными волшебными палочками, сердечками и звездочками, по-видимому, обозначающими волшебство, вокруг основной надписи. На мгновение Гарри даже забыл, что профессор вообще-то собирался рассказать что-то плохое, что-то, что по мнению Снейпа могло заставить Гарри возненавидеть его. И это не могло быть фактом дружбы с его матерью. Увы, зельевар не позволил гриффиндорцу оставаться в блаженном неведении дольше. — И я виноват в ее смерти, — голос, произнесший эти слова, звучал ровно. Так ровно, что не имей Гарри к этому моменту опыта ведения бесед с профессором, решил бы, что тому действительно все равно. И все же понимание того, что самому мужчине сказанное дается нелегко, ничего не сделало для той бури эмоций, что вызвали эти несколько слов у подростка. Умиротворяющий бальзам притуплял их выраженность, магия не выходила из-под контроля, как было в кабинете Дамблдора. Во всяком случае, пока. И все же они были. Шок. Еще больше — недоверие. Страх. И пока еще лишь зарождающееся, неуверенное пламя злости. — Что вы имеете в виду? — выдавил из себя Гарри, одной рукой стискивая джинсы, другой непроизвольно уголок фотографии. Он не поднимал глаз на профессора, продолжая смотреть на вязь букв, будто это могло сделать озвученное менее реальным. — Маму убил Волдеморт. Тайну их дома раскрыл Петтигрю. Подросток все же нашел в себе силы посмотреть на Мастера зелий, который в этот момент тоже пристально изучал его. И глаза мужчины сейчас как никогда напоминали ему те самые пресловутые колодцы — стылые, с вязкой мутью на дне. Снейп никак не отреагировал на имя своего хозяина в этот раз, лишь ответил на заданный вопрос. — Темный Лорд не пришел бы в ту ночь за тобой и не убил бы твоих родителей, если бы никто не передал ему пророчество, — на слове «никто» старший волшебник скривился, делая очевидный смысл сказанного еще очевидней. — Нет, — произнес Гарри тихо, качая головой. — Неправда… Будто сказанное действительно могло превратить признание Снейпа в несмешную шутку. Профессор молчал, не сводя с него этих своих жутких глаз. И гриффиндорцу пришлось смириться с тем, что нет, это была не шутка, не оговорка, не неправильно понятые слова. Снейп правда был тем самым Пожирателем Смерти, о котором рассказывал ему Дамблдор в своем кабинете. Тем, кто подслушал пророчество. Тем, из-за которого Волдеморт пришел в их с родителями дом. Кто обрек его на судьбу гребаного героя… И тем, кого Гарри, находившийся тогда во власти гнева, подгоняемой болью свежей потери, хотел найти и уничтожить. Стереть с лица Земли. Злость внутри заворочалась сильнее. А еще где-то там же теперь было чувство, к которому он привык, но почему-то не ожидал от этого человека. Предательство. Гарри понимал, Умиротворяющий бальзам позволял ему понять, что это было нелепо, иррационально. Его на свете еще даже не было, когда профессор рассказал Темному Лорду о пророчестве. Но ничего поделать с собой гриффиндорец не мог. — Зачем? — спросил он хрипло. — Черт возьми, зачем, Снейп? Это ведь был 1980-й. Два года открытого террора в отношении маглов. Десятки вырезанных волшебных семей. Профессор был верен Волдеморту все это время? Мужчина верно уловил, о чем Гарри спрашивал. — Потому что не придал этому значения, — все тем же раздражающе ровным тоном ответил он. — Предсказания — не точная наука, Поттер. Большая часть сбывшихся пророчеств — самоисполняющиеся. О том, что исполнились остальные, люди узнают зачастую post factum. Я не думал, что кто-то вроде Темного Лорда — со всем его безумием — зациклится так на трех гребаных строчках. — Ну, это произошло! — зло выплюнул Гарри. Наверно, не будь он сейчас накачан зельем, рассмеялся бы. Истерически. Ошибка! Чертова ошибка! Его родители мертвы, он сам провел 15 лет с ненавистными родственниками и вынужден играть теперь в чертова Спасителя, героя Света просто потому, что кто-то «не придал значения», «не подумал»… Старший волшебник молчал, не сводя с него этот пронизывающий взгляд, и гриффиндорец постарался успокоить ворочающееся внутри чудовище из эмоций. Настолько, чтобы иметь возможность задавать вопросы. Ему важно было понять еще несколько вещей. Подросток закрыл глаза и выдохнул. — Вы перешли на сторону Дамблдора, потому что пророчество затронуло мою маму? — Нет, — без паузы на размышление ответил Снейп, и Гарри открыл глаза, стараясь уловить хоть отблески эмоций на лице профессора. Но нет, сейчас там была идеальная маска ублюдка из подземелий. Та была способна лишь на три эмоции: гнев, презрение и подозрение. И поскольку ни одной из них зельевар сейчас, очевидно, не испытывал… — К тому времени я уже несколько лет как искал способ избавиться от Лорда и не отправиться на тот свет. Перейти на сторону Дамблдора, как его идейного противника, к тому же, близкого по силе, было логичным решением. Вот только директор не поверил бы мне без веских на то оснований, и, вероятнее всего, мое признание в ношении метки закончилось бы Азкабаном. — И моя мама стала вашим основанием? — резко спросил Гарри. — Да, — просто ответил Снейп. А гриффиндорец вдруг почувствовал сильное желание ударить это бледное, лишенное сейчас эмоций лицо. Профессор был предусмотрителен, напоив его Умиротворяющим бальзамом, иначе бы Гарри так и сделал. — Директор сторонник вторых и третьих шансов. Вот только на слизеринцев это его великодушие обычно не распространяется. И Альбусу нужен был весомый аргумент, чтобы поверить в мое раскаяние. К счастью, его вера в… — мужчина вздохнул и чуть поморщился. — В любовь оказалась сильнее его предрассудков. — Вы любили мою маму? — немного обескураженно спросил подросток. Почему-то этот вариант он даже не рассматривал. — Мерлин, нет! — Впервые за последние несколько минут голосе старшего волшебника появились эмоции, и это было не то раздражение, не то возмущение. Гриффиндорец не знал, стоило ли ему обидеться за мать сейчас еще сильнее. — Я никогда не думал о Лили в этом плане, Поттер. Впрочем, директор из моих воспоминаний сделал именно такой вывод. Так что не удивляйся, если однажды Альбус решит разоткровенничаться. Вот теперь желание ударить Снейпа стало почти императивным. Зелье тут было почти бессильно. И все же Гарри сдержался. Только крепче стиснул рукой подлокотник и почти слышимо заскрежетал зубами. Подростка злило, безумно злило, что имя его матери, с которой зельевар вроде бы дружил и которую затем обрек на смерть, оказалось для того в итоге просто пропуском на другую сторону противостояния. Какой-то части его сознания от этого факта, от понимания того, что мужчина сам, собственным умом дошел до того, что выбранный им путь неверный, стало легче. Это казалось более искренним, чем если бы профессор от Лорда и его идеологии отказался лишь для того, чтобы обезопасить кого-то близкого. Но сосредоточиться на этом сейчас Гарри не мог. Обида за маму, за себя почти физически жгла изнутри. Обида и злость. — Почему директор так доверяет вам? Только потому, что вы якобы любили маму? Гриффиндорец скривился. Сама эта мысль вызывала у него неприятие. Гарри не был уверен, почему именно. Старший волшебник несколько сардонически усмехнулся. — Поттер, директор никому не доверяет. Он хотел стребовать с меня клятву верности. Но, в конце концов, я поклялся лишь защищать Лили, а затем и тебя тоже. Поэтому доверие Альбуса ко мне сохранится ровно до тех пор, пока он думает, что ты его карманный герой. Как только ваши интересы открыто разойдутся, из доверенного лица я очень быстро превращусь для директора в опасного противника. Гарри механически кивнул, не сводя глаз со своего профессора. — Зачем вы поклялись защищать меня? Лорд тогда умер, и мама умерла. Вас больше ничего с директором не связывало. — Потому что не хотел в Азкабан, — откровенно ответил мужчина, отворачиваясь к огню. — И потому что обещал твоей матери. Гарри хмыкнул, отмечая порядок, в котором были озвучены зельеваром причины. А чего ты, Поттер, собственно, ожидал? Что Снейпу действительно было дело до сопливого отпрыска своего школьного мучителя? Что вообще кому-то могло быть до тебя дело, если только не для собственной выгоды? Всем всегда было что-то от него нужно. Дурслям — работа. Рон завидовал его славе и, очевидно, урывал себе кусочек от их совместных приключений. Гарри не обманывался насчет недостатков друга. Директору хотелось своего героя, Сириусу — сделать вид, что Джеймс Поттер никогда не умирал. Насчет Гермионы гриффиндорец только не был уверен. Но — ради Мерлина! — почему он решил, что Снейп-то должен быть другим? Потому что обещал помощь? Ну так он и помогал. Действительно помогал! А то, что небескорыстно… Он ведь никогда и не утверждал обратного. Мог ли подросток винить слизеринца за то, что у него имелись тайные мотивы? Нежелание попасть в Азкабан, вынужденно данная клятва, мечта увидеть Лорда мертвым. Это даже не было чем-то плохим. И умом Гарри это понимал… Вот только с мечущимся чудовищем внутри это ничего не делало. К злости и обиде, иррациональному чувству обманутости примешивалась теперь тоска, знакомая подростку по тому первому лету после возрождения его Немезиды, когда он ждал писем от друзей, а получал лишь короткие отписки или вовсе ничего. Он все же был один. Несмотря на все, что профессор для него делал. Потому что это было не для Гарри. Это было для Спасителя — просто в отличие от директора Снейп нуждался в том, чтобы, справившись со своей ролью, он выжил. Вся-то разница. Гриффиндорец чувствовал, как поднимается в нем магия. Медленно под действием зелья. И все-таки неотвратимо. Она чуяла обидчика перед собой, знала, что человек этот виноват в том, что Гарри плохо. Магия хотела его наказать, заставить страдать в ответ. Гарри знал это ощущение. То же самое с ним происходило в кабинете директора ночью, когда погиб Сириус. То же самое случилось полторы недели назад на Тисовой. В первом случае гриффиндорец успел перекинуть агрессию с Дамблдора на его вещи, во второй осознал произошедшее только после, а сейчас готов был поблагодарить всех известных ему богов за предусмотрительность Снейпа. Умиротворяющий бальзам дал Гарри то, чего у него не было в предыдущих двух случаях. Время убраться подальше. Потому что, что бы ему ни сделал Снейп, какие бы мотивы ни преследовал, Гарри не хотел причинять вреда. Во всяком случае сверх того, чтобы разбить этот чертов то ли римский, то ли греческий нос на похожем на маску лице. Впрочем, это было уже не так. Мужчина, отвернувшись от огня, снова смотрел на подростка, и на лице его теперь явно читалась настороженность. Очевидно, Гарри долго думал над ответом. А может, просто что-то в выражении его собственного лица так обеспокоило зельевара. Назревающей проблемы это не меняло. Поэтому Гарри старательно разжал сжимающую подлокотник едва ли не тисками руку, опустил взгляд на вторую. Он почувствовал, как подскакивает внутри злость при виде Снейпа, смеющего улыбаться рядом с девочкой, которую собственноручно приговорит к смерти, и поспешно отправил фотографию профессору, вставая. Гриффиндорец видел, как слегка расширились глаза мужчины, но только спустя секунду сообразил, что левитировал карточку, не говоря ни слова, а палочка его осталась в кобуре. Произойди подобное в другое время, Гарри, вероятно, обрадовался бы. Сейчас отбросил факт как незначительный. — Я понял, профессор, — выдавил подросток глухо. Теперь уже он смотрел поверх плеча мужчины. Чтобы не злиться больше, не провоцировать магию. — Надеюсь, это все откровения на сегодня? Я хотел бы уйти сейчас. Мастер зелий лишь кивнул, продолжая следить за ним этим настороженно-тревожным взглядом. Но Гарри уже не обращал внимания. Подросток развернулся и, почти что механически переставляя ноги, зашагал к лестнице наверх. Он пытался успокоиться. Усмирить взбешенного зверя внутри. Это должно было быть легче под действием Умиротворяющего бальзама. Вот только то ли сказанное профессором оказало на него такое действие, то ли это просто стало последней каплей со всем, что он узнал за это время, той самой соломинкой, переломившей верблюду спину… Гарри успокоиться не мог. Не помогали ни попытки размеренно дышать, ни подсчет ступенек. Злость накатывала лишь сильнее. И подросток заторопился. Ради его же блага гриффиндорец надеялся, что Снейпу не придет в голову светлая мысль сунуться за ним. Лишь вылетев с лестничного пролета в мансарду, согнувшись пополам, чтобы отдышаться, Гарри немного, но пришел в себя. Ровно настолько, чтобы оглядеться и, цепляясь за остатки здравого смысла, бросить щиты на стекла и стену с оружием. Подросток не знал, насколько они были защищены самим Снейпом, но предпочел бы не рисковать разрушением дома, в котором, несмотря ни на что, ему нравилось жить. Потом взгляд гриффиндорца нашел манекены. Тренировочные куклы были неподвижны. Не пугали больше своей ненастоящей живостью. Прямо сейчас Гарри было все равно. Они подходили. Кто-то или что-то должно было стать громоотводом для его очередного срыва. Третьего за лето. И это было вообще-то ни капли не смешно. Гарри зажмурился, когда сила вырвалась из него…