Гарри очень любил свою подругу. Ее сестринско-материнское отношение к ним с Роном, ее искренность, непримиримость в отношении того, что считала несправедливым, ее, несмотря ни на что, верность, потому что даже в те моменты, которые сам гриффиндорец считал предательством, Гермиона руководствовалась именно его интересами. Так, как она их понимала, конечно. И все же, в отличие от Рона, подруга не оставляла его просто потому, что так ей захотелось. Ни разу. Зато девушка множество раз поступалась собственными принципами, нарушая правила и обманывая учителей. Ради него. Ради Гарри. Как бы тяжело ей это ни давалось. Как он мог не любить Гермиону?
И, несмотря на это, подросток, в общем-то, понимал, почему основная масса учеников считала гриффиндорку «синим чулком», почему они так сильно удивились на Святочном балу полтора года назад, когда она вдруг такая красивая вошла в Большой зал с Виктором Крамом. Гермиона совершенно не умела ухаживать за собой. Этот навык не значился в списке ее приоритетов. Тогда, на Святочном Балу, девушка, вероятно, поставила себе цель: выглядеть достойно рядом со знаменитым кавалером. И, как и все, за что всерьез бралась Гермиона — исключая нелепую затею с домовиками, — это было исполнено превосходно. А потом девушка вновь потеряла ко всей этой внешней эстетике интерес. Это не было ей нужно. Это было неважно никогда не питавшему к ней романтического интереса Гарри. И все же подросток понимал, что, хотя у подруги был в этом отношении неплохой потенциал, она никогда не была красавицей и не старалась ей быть. Внешность всегда являлась для умницы-Гермионы чем-то второстепенным: и своя, и чужая.
И вот теперь, глядя на застывшую в проходе подругу, Гарри не мог понять: что, черт возьми, с ней произошло? Гриффиндорец затруднялся прямо сейчас сказать, выглядела ли девушка хуже, выглядела ли она лучше. Потому что, кажется, оба ответа в случае Гермионы были верными.
Впервые с того достопамятного вечера на 4-м курсе длинные волосы гриффиндорки были укрощены. Они не пушились, были гладкими, блестящими. Не рассыпались, как обычно, в беспорядке по плечам девушки. Вместо этого их забирала в в высокий, свободный пучок красивая, кажется, платиновая заколка, которую Гарри не был уверен, что Гермиона могла бы себе позволить. Несколько тяжелых кудряшек осталось выпущенными по бокам.
И они больше не были каштановыми. Теперь волосы подруги имели цвет черный, как ночь, что бывает, когда в небе не видно луны. И среди этой черноты очень ярко выделялись несколько цветных прядей — красных и синих, разных оттенков. Брови и ресницы гриффиндорки тоже выглядели темнее, гуще, а глаза — и без того большие — казались огромными в окружении дымчатых теней на заметно похудевшим лице. Подруга никогда не была толстой, но формы с наступлением переходного возраста приобрела выраженные женские. Так что Гарри мог с уверенностью сказать, что по сравнению с тем, когда он видел Гермиону в последний раз, та потеряла, вероятно, стоун.
Что ещё поразило гриффиндорца, так это пробитые в нескольких местах уши умницы-подруги, которая и одних-то серёжек в жизни не носила. И одежда, которую та не надела бы ещё несколько месяцев назад.
Темно-красная блузка с парой расстегнутых верхних пуговиц была подвязана на животе девушки, открывая узкую полоску бледной кожи. Зато юбка — черная, без узоров — была ровно в пол. И вполне могла бы считаться скромной, если бы не разрез сбоку выше, чем до середины бедра.
Впрочем, все размышления о волосах и одежде Гермионы отошли на второй план, когда взгляд подростка упал на левую руку девушки. Рукава ее блузки были подкатаны почти до локтя, и там, на предплечье, где последователи Волдеморта носили свои метки, у гриффиндорки теперь была своя татуировка. Иная. Почти черный с рыже-красными всполохами феникс, запрокинув голову, взмывал вверх. Огонь с его хвоста достигал земли, растекаясь по ее поверхности пожаром, и там, в черно-рыже-красном мареве, отчетливо проступали маленькие покореженные силуэты будто бы горящих людей и домов.
Гарри с секунду смотрел на этот тревожный рисунок, затем поднял взгляд на лицо подруги, пытаясь прочитать что-то в убийственной смеси эмоций в знакомо-незнакомых ореховых глазах. Смесь действительно была небезопасной: явная радость, тревога, вина, злость и какая-то глухая, отчаянная тоска. Гриффиндорец не был уверен, что на самом деле это видит. Позавчера они с профессором продолжили дома беседу об окклюменции и легилименции. Гарри рассказал, что всегда чувствовал, опасен ли для него человек, хотя и не всегда к этому ощущению прислушивался, и Снейп предположил, что его случай можно рассматривать как близкий к той казуистике, о которой он ранее упоминал.
— Значительная доля твоих способностей к окклюменции направлена на удержание подселенца. Это ослабляет способность к ментальному сопротивлению воздействию извне. Учитывая, что способностями к легилименции ты тоже не обделён, я подозреваю, что чужие поверхностные мыслеобразы влияют на тебя. Что выражается в форме этакой слабой эмпатии. В твоём случае это полезно, даже если иногда раздражает.
Как бы то ни было, все мысли об обиде на девушку вылетели из головы гриффиндорца. У той, очевидно, тоже выдалось нелегкое лето, и Гарри предстояло ещё разгадать, что же с ней такого случилось. Что могло заставить Гермиону, никогда не придававшую значение внешности, сделать с собой ЭТО? И татуировка. Гарри хмыкнул, подумав, что подруга в своем новом образе весьма органично смотрелась бы с ним и профессором в Блэкпуле, даже если бы целью было не кино, а тот самый названный Снейпом фестиваль.
Тетя Петуния назвала бы это, вероятно, подростковым бунтом. Вот только Гермиона в основном мозгами была взрослее их с Роном, и гриффиндорец не верил, что все эти изменения произошли просто так.
— Привет, Гермиона, — поздоровался Гарри, отложив книгу на столик и слегка улыбнувшись. Подруга осторожно сделала шаг, другой, затем, будто не выдержав, рванула вперёд, обхватила руками, уткнувшись носом в шею.
— Боже, я так рада, что с тобой все хорошо!
Гарри понадобились все его моральные силы, чтобы не вырваться и не отшатнуться в этот первый момент. Он напрягся, широко распахнув глаза и лишь теперь замечая маячившего до этого за Гермионой Рона, задышал быстрее, чувствуя как учащается сердцебиение. И все же остался на месте. Подруга была девушкой. Не ниже, но теперь и не выше него. Определенно, слабее. Успокоить себя рядом с Гермионой оказалось проще, чем с тем же Ремусом. Особенно когда на голую шею упали вдруг теплые капли, и Гарри осознал, что девушка плачет.
— Да вы, блин, сговорились! — возмущённо воскликнул их рыжий друг, переводя недоверчивый взгляд с Гермионы на Гарри и обратно, очевидно имея в виду изменения в их внешности. Затем немного неловко взъерошил свои чуть отросшие за лето волосы, потоптался на пороге и наконец уселся на сидение напротив. — Привет, дружище. Я тоже рад, что ты в порядке.
Это было сказано уже другим тоном: напряжённым и немного виноватым. Черноволосый подросток только кивнул, не желая прямо сейчас разбираться, почему в очередной раз друзья выбрали не его, а Альбуса, почему не писали, почему оставили в изоляции. Может, гриффиндорец был мягкотелым, но у него не получалось оставаться равнодушным к чужим слезам.
— Эй, ну ты чего? — мягко заговорил подросток. Ему почти не пришлось заставлять себя опустить руку на слегка вздрагивающие девичьи лопатки, осторожно погладить. — Я здесь — живой, здоровый. Все хорошо.
Гермиона только покачала головой, всхлипнув и ещё сильнее сдавив друга руками. Гарри вздохнул, подавляя желание выпутаться и отодвинуться.
— Где ты был все это время? — спросил Рон негромко, очевидно, неуверенный, что делать рядом с плачущей подругой, и решивший этот факт проигнорировать. — Все очень волновались…
Рыжий парень осекся, встретившись с острым взглядом Избранного. Гарри все же не смог сдержать своего отношения, услышав это «очень волновались». Очевидно, никто не волновался, пока он сидел там, где ему сказали сидеть. Никто не волновался, что с ним там происходило, хотя многие знали, как он не любит возвращаться домой, что с ним там обращаются не лучшим образом, даже если подросток никогда никому не сообщал об истинном размахе всего этого. Но стоило ненадолго исчезнуть, как все разом, правда, заволновались, забегали… Наверно, это характеризовало его не лучшим образом, но прямо сейчас Гарри ощущал по этому поводу некоторое злорадство.
— Послушай, друг, — заговорил Рон, отведя глаза в сторону. — Я знаю, что ты, наверное, о нас думаешь. Дамблдор снова запретил нам тебе писать.
Парень резко вскинул немного больные голубые глаза и уставился на Гарри непривычно серьезным взглядом.
— И нет, в этот раз я не собирался слушаться! Я написал тебе несколько писем. Но в первый раз, когда хотел одно отправить, меня поймала мама, а потом родители поставили Сигнальные чары на чердак с совами.
Гарри несколько мгновений испытующе смотрел на друга, пытаясь понять, насколько тот в действительности искренен, затем кивнул, чувствуя, как внутри медленно начинает расслабляться затянутая с начала лета пружина. Его не предавали. Рон не предавал. Подросток отметил, что Гермиона так ничего и не сказала, только сжала в пальцах его куртку на спине, когда рыжий заговорил о директоре.
— Я не могу сказать, — ответил черноволосый гриффиндорец на заданный ранее ему вопрос.
— Почему? Не доверяешь, да? — немного недовольно, но скорее грустно спросил Рон.
— Не поэтому, — покачал головой Гарри, ничего не уточняя насчёт доверия. С этим у него теперь действительно было сложно. Он хотел доверять друзьям, но не знал, насколько может. Кроме того, он много чего скрывал от них ранее, а теперь хранил и чужие тайны. — Просто не могу. Правда.
Гермиона перестала всхлипывать, немного отодвинулась, быстро вытирая ладонями лицо. Косметика не потекла, как Избранный видел однажды в очередной мелодраме тети Петунии. Девушка смерила его внимательным взглядом и напряжённо спросила:
— Ты дал клятву?
Гарри посмотрел на нее немного удивлённо, прислушавшись к себе, не почувствовал никакого ограничивающего давления магии и кивнул. Подруга чуть поджала губы и осмотрела его теперь куда пристальней: лицо, волосы, одежду, скользнула взглядом по рюкзаку на сидении, задержалась на положенной вверх обложкой раскрытой книге на столе, — и медленно выдохнула, расслабляясь и откидываясь на спинку сидения.
— Ну, где бы и с кем бы ты ни был, не похоже, что к тебе относились там плохо, — тихо проговорила девушка. В голосе ее звучало облегчение.
Гарри согласно кивнул, улыбнувшись уголком губ. Затем, посмотрев ещё раз на осунувшееся лицо девушки, тонкую ключицу, выглядывающую из-под блузки, и вновь остановив взгляд на тревожной татуировке на предплечье, Гарри спросил негромко:
— А ты? Ты сама как, Гермиона?
Подруга повернула к нему серьезное лицо, несколько секунд напряжённо смотрела в глаза, затем твердо ответила:
— Не очень.
И больше ничего. Вместо Гермионы в разговор вступил Рон.
— Я уже пытался у нее выпытать, — заговорил он слегка недовольно. — И про лето, и про тебя, и про это вот.
Парень выразительно поводил в воздухе руками, имея в виду внешность. Вообще-то произошедшие с девушкой метаморфозы хоть и придавали подруге вид бунтарский и немного устрашающий, но по большей части шли ей, выглядели красиво. Гарри скорее беспокоило, что за этими самыми метаморфозами стояло. И об этом, очевидно, Гермиона разговаривать была не намерена. Девушка, во время речи Рона продолжавшая смотреть на Гарри этим своим пронизывающим взглядом, как-то устало прикрыла глаза.
— Вы не должны спрашивать, — произнесла гриффиндорка довольно жалким голосом. — Ладно, ребят?
Парни тревожно переглянулись, но оба знали и Гермиону, и ее упрямство тоже. Раз она не собиралась о чем-то говорить, выпытывать было бесполезно. Ну, девушка просила не выспрашивать, но не запрещала им пытаться выяснить все самим. Рон кивнул на незаданный вопрос, и оба гриффиндорца повернулись к подруге.
— Если ты просишь, — сказал Гарри.
— Как скажешь, Герми, — вторил ему рыжий друг.
Девушка резко открыла глаза и сердито прищурилась:
— Я просила не называть меня так, Рональд Уизли!
— Эй! А я просил не называть меня так! — возмущённо воскликнул рыжий, и Гарри невольно хихикнул. Напряжение, которое он испытывал, ожидая неизбежной встречи с друзьями, постепенно отпускало. Все оказалось не совсем так, как он думал. Во всяком случае, со стороны Рона. Гермиона так и не рассказала, почему не писала ему. Однако видя ее искреннее волнение, чувствуя горячие слезы на шее, он не мог на нее злиться. Тем более оставалось неясным, что с подругой произошло летом.
Остаток пути они проговорили на безопасные темы. Гермиона спросила, почему он читает книгу о рунах. Отвечал ей Гарри с некоторой опаской, не уверенный, как отреагирует друг на то, что он передумал становиться аврором. Тот действительно не выглядел довольным этой новостью, но потом они вспомнили о Фадже, Амбридж и других идиотах, у которых Гарри мог оказаться в подчинении, и Рон согласился.
— Ну да, наверно, всё-таки нечего тебе там делать.
Гермиона же, услышав, что ее избранный друг рассматривает как один из возможных вариантов своего будущего изучение артефакторики, весьма воодушевилась и обещала подтянуть Гарри по рунам и Арифмантике.
— У меня остались все учебники с третьего курса, — щебетала на удивление привычная Гермиона. Очевидно, ни прическа, ни одежда ничего не сделали с увлечением его подруги учебой. — Я тебе достану после ужина.
Гарри подспудно ждал прихода Малфоя с его верными телохранителями. За пять лет учебы их столкновения в поезде стали, кажется, уже традицией. Но белобрысый хорек удивлял своим отсутствием до самого Хогсмида. Там Гарри видел издалека его блондинистую голову и даже имел возможность оценить немного поблекший вид, глубокие тени под глазами. А потом вспомнил, о чем говорили тогда в Нэйдэр Ллохэс профессор с Лордом Малфоем, и закусил губу, решив намеренно не доставать придурка. Очевидно, этим летом Драко имел возможность лично оценить все прелести того, что его семья была предана Волдеморту. Во всяком случае, создавала видимость. Гарри только было интересно, Малфеныш вообще был в курсе, чем обязан своему декану, от чего Снейп избавил его трусливую задницу?
Сойдя с поезда, Гарри снова почувствовал, как его начинает потряхивать. Он уговорил друзей спуститься последними, чтоб не толкаться в коридоре и тамбуре. И все же на перроне оказалось слишком много людей, слишком сильно они кучковались, хотя часть студентов и увезли уже запряженные фестралами повозки. Это было больше, чем Гарри мог вытерпеть без бальзама. Улучив момент, когда друзья на него не смотрели, черноволосый гриффиндорец все же выпил спрятанное в кармане зелье. Засунув пузырек обратно, огляделся по сторонам. Никто вроде не обратил на это внимания. По телу знакомо разлилось спокойствие, и, хотя Гарри продолжал лавировать между группами студентов, стараясь не задеть никого случайно и всячески избегая, чтобы кто-то налетел на него, особенно старшекурсники, сердце под действием бальзама билось спокойно и дыхание не спешило сбиваться.
Когда они с Роном и Гермионой добрались до свободной повозки, в ней уже сидели Луна и двое младшекурсников. На девушке под распахнутой мантией было светло-голубое платье чуть ниже колена с немного старомодными воротничком и манжетами, новое ожерелье из разнокалиберных ракушек и сережки в виде ярко-голубых дельфинчиков. В этот раз девушка выглядела, можно сказать, почти органично. Вот только на ногах под сандалиями были надеты разные носки — один белый, другой синий. Младшие мальчики, периодически поглядывая на нее, шептались и хихикали. Забравшись внутрь, черноволосый гриффиндорец устроился рядом с когтевранкой, укоризненно глядя на насмешничающих учеников. Те, поняв, кто с ними едет, немного стушевались и затихли. Рон и Гермиона устроились напротив.
— Привет, Луна, — поздоровались парни почти хором. Их подруга приветливо кивнула блондинке, улыбнувшись.
— Привет, — отозвалась девушка своим привычно мечтательным голосом, затем посмотрела прямо на брюнетку и, кивнув будто своим мыслям, твердо произнесла: — Удачи, Гермиона!
Гриффиндорка замерла и, кажется, даже затаила дыхание, выглядя внезапно как-то испуганно. Глаза ее расширились, впившись в Луну острым взглядом, но когтевранка уже повернулась к Гарри с тем же немного отсутствующим выражением лица.
— Я рада, что у тебя теперь больше хороших друзей. Они тебе еще пригодятся.
— Э-э, — пораженно протянул Гарри, уставившись на блондинку ровно как и Гермиона. Ну-у, Луна, вообще-то, всегда умела заставить публику выпасть в осадок парой странных, но метких реплик. Но это… Было как-то слишком уж точно. Конечно, подросток не рискнул бы назвать профессора Снейпа своим другом вслух, и Бонам был скорее его врачом и исследователем, а Гарри — его новым любимым объектом исследования, и, определенно, с Лордом Малфоем они были далеки даже от приятельства… Но все же. Союзниками гриффиндорец мог их всех назвать. Имела ли Луна это в виду? И откуда она знала? Гарри хмыкнул. Откуда когтевранка всегда все узнает? Очевидно, на этот вопрос не было ответа и у самой девушки.
Судя по реакции Гермионы, адресованная ей реплика тоже попало ровно в точку, и прагматичной подруге принять это было куда сложнее, чем ему, сохранившему к своим 16-ти годам, несмотря ни на что, хотя бы минимальную веру в чудо.
Рон, недоуменно перебежав взглядом между Гарри и Гермионой, затем обратно, обратил его в конце концов на их подругу с Когтеврана.
— А мне что-нибудь скажешь?
Луна светло улыбнулась и, чуть склонив голову набок, ответила:
— Ты молодец.
— М-м? — озадаченно выдавил рыжий, покосившись на друзей.
— В этом году рядом с тобой гораздо меньше мозгошмыгов.
— Ну, спасибо, наверное, — неуверенно произнес парень под хихиканье пришедших в себя друзей и немного осмелевших младшекурсников.
— Пожалуйста, Рон Уизли, — ответила Луна, важно кивнув.
***
Большой зал встретил Гарри громкими звуками, заинтересованными, напряженными взглядами и пробивающейся даже сквозь бальзам нервозностью. А еще ощущением, что кто-то пытается залезть к нему в голову… Профессор пробовал это сделать в предпоследний вечер каникул, чтобы подросток точно знал, что ощущаешь, если к тебе применяют легилименцию, когда ты защищен от нее артефактом.
Гриффиндорец вскинул голову, замерев на месте, и встретился взглядом с напряженными голубыми глазами Альбуса Дамблдора. Гарри старался, чтобы на лице его не отражалось ни неприязни, ни разочарования, но не знал, насколько это у него вышло. Они смотрели друг на друга несколько секунд прежде, чем подросток кивнул. Он не пытался улыбнуться. Был слишком плохим актером для того, чтобы это смотрелось естественно. К тому же было бы странно проявлять расположение к директору сразу после того, как он был пойман на несогласованной попытке применить к ученику легилименцию. И Дамблдор тоже это прекрасно понимал. И все же в ответ на кивок Гарри растянул свои старые губы в почти что искренней улыбке.
— Эй, Гарри, не стой в проходе! — проворчал недовольно Рон, слегка подтолкнув гриффиндорца в спину. Черноволосый подросток вздрогнул от прикосновения, отвел взгляд от директора и продолжил пробираться к своему месту за факультетским столом. В толпе было все еще неуютно, но с Умиротворяющим бальзамом терпимо. Стало легче после того, как во время поездки подросток дал себе труд разобрать в подробностях ситуацию и ощущения, соответствие ситуации ощущениям, как советовал ему Мастер зелий. Выходило, что подавляющая часть учеников была младше, меньше и слабее него. Следовательно, опасаться их было глупо. Гриффиндорец старательно проговаривал это про себя, убеждая, пока их повозка подъезжала к замку. И в некоторой степени это помогло.
Проблема только в том, что сидеть ему предстояло с сокурсниками, которые определенно не меньше и не слабее.
Гарри вздохнул, заставляя себя думать о том, что никто из них не жирный. И ростом все равно меньше Вернона. И усов таких ни у кого нет. А еще все трезвые. Главное — он может использовать магию, чтобы защищаться.
К тому времени, как гриффиндорец уселся на скамью рядом с Роном, это было терпимо ровно настолько, чтобы не вскочить и не убежать оттого, что кто-то задел его локтем. Определенно, без профессора было труднее. Представив Снейпа сидящим за гриффиндорским столом, с ним, Гарри, прижавшимся к его боку, как кот миссис Фигг к батарее, открытые рты однокурсников, звон упавших столовых приборов и пораженную тишину, которой подросток в своей фантазии давал секунд 10, прежде, чем студенты начали бы друг с другом шептаться возмущенно и удивленно, черноволосый гриффиндорец фыркнул. И стало как-то спокойнее. Хотя особого аппетита все еще не было. Гарри надеялся, что ему хватит месяца, чтобы ко всем привыкнуть.
— Привет, Гарри, — раздалось вразнобой со всех сторон.
— Привет, ребята, — ответил он, слегка напряженно улыбаясь.
— Решил тоже сменить стиль? — это был Финниган, уже высказавшийся, кажется, в положительном ключе о новом образе быстрее них добравшейся до стола Гермионы. Окинув Избранного внимательным взглядом, ирландец присвистнул. — Ниче так, давно пора.
Гарри кивнул, старательно удерживая на лице улыбку.
— Да, Гарри, тебе так очень-очень хорошо, — излишне восторженно проговорила сидевшая через несколько мест от них Лаванда, выглянув, чтобы увидеть, о чем речь. Парвати рядом с ней старательно закивала, а Рон рядом заметно напрягся. Подросток посмотрел на друга и увидел, как тот смотрит на переговаривающуюся с Парвати Браун мрачным взглядом.
— Рон? — немного удивленно спросил Гарри. — Все в порядке?
Рыжий парень тряхнул головой, отмирая, и улыбнулся другу. Хотя черноволосый подросток и успел увидеть промелькнувшее в голубых глазах недовольство. Гарри прищурился.
— Она тебе нравится! — сказал он уверенно, постаравшись, чтобы кроме друга этого никто не услышал.
— Нет! — возмутился Рон, чем привлек внимание севшей с другой стороны стола напротив них Гермионы. Та внимательно посмотрела на него, затем перевела взгляд на Гарри. Гарри покачал подруге головой, и та, пожав плечами, вернулась к чтению какого-то очередного фолианта, чем, очевидно, собиралась заниматься до того, как подадут ужин. Рон же, проследив за пантомимой друзей и бросив очередной взгляд на Лаванду, немного сдулся. — Так заметно?
Гарри усмехнулся, за разговором с другом даже немного расслабившись.
— Совсем чуть-чуть.
— Точно? — требовательно спросил Уизли.
— Ага, — губы Гарри расползлись в улыбке.
Рон прищурился.
— Ты издеваешься, — сказал он уверенно.
— У-у, — выдал черноволосый согласно.
— Ты с кем там жил этим летом, а? — возмущенно выдал друг, к счастью, не повышая голоса. Очевидно, чувствуя, что лучше о местопребывании Избранного на каникулах не распространяться. — У кого нахватался? Мой друг никогда не был ехидной!
Улыбка Гарри стала только шире. «Если бы ты знал, Рон!» — подумал весело подросток, ожидаемо ничего рыжему приятелю не отвечая.
— Привет, ребята, — поздоровался немного припоздавший и запыхавшийся Невилл, падая на скамью.
— Привет, Нев. Привет, Невилл, — раздалось нестройно из-за стола. Чуть полноватый подросток оглядел товарищей вокруг и выдал:
— Хорошо выглядишь, Гермиона. И ты, Гарри, тоже.
— Спасибо, Нев, — по очереди ответили друзья. Лонгботтом немного робко улыбнулся.
А потом началось распределение. Первокурсников в этом году было немного. Очевидно, не все отпускали детей в школу, опасаясь войны. Пройдясь взглядом по факультетским столам, Гарри отметил, что и среди других курсов не хватает знакомых лиц. Затем гриффиндорец рискнул посмотреть на преподавательский стол. Дамблдор наблюдал в этот момент за распределением, добродушно улыбаясь и периодически хлопая новым ученикам, поэтому подросток осторожно прошелся взглядом по преподавателям, немного поежившись, когда поймал прямо на него направленный жадный взгляд Слизнорта. Дамблдор объяснял, что этот человек хотел бы заполучить Мальчика-Который-Выжил в коллекцию своих любимчиков. И все же сейчас, после всего, что Гарри пережил летом, такой вот взгляд полного, пусть и пожилого, в общем-то, мужчины воспринимался иначе. Неправильно. Гарри понимал, что это глупо, но ничего поделать с собственной реакцией не мог, поэтому торопливо отвел глаза, разглядывая других профессоров, остановившись в итоге на Снейпе.
Мужчина не смотрел в его сторону, глядя в этот момент, как к его столу идет очередной первокурсник. Хлопая. Когда мальчик сел, будто почувствовав взгляд гриффиндорца, зельевар повернулся к нему. Лицо профессора было уже непривычно для подростка каменным. Волосы — жирными, как в те дни, что Снейп посвящал работе с зельями. Гарри знал, что сегодня Мастер зелий ничего не варил, а значит, это было частью его здешнего образа. Встретившись с гриффиндорцем глазами, мужчина медленно прикрыл веки, приветствуя его. Но лишь на мгновение. Когда профессор вновь открыл глаза, в них плескались такие злость и презрение, растекшиеся мигом и по всему лицу, что Гарри невольно вздрогнул.
— Вот же упырь! — раздалось у подростка над ухом, и он вздрогнул снова, оборачиваясь. Рон рядом с ним, оказывается, тоже смотрел на Снейпа. — Ты этому гаду ничего еще даже не сделал в этом году, а он уже зыркает этими своими маньячными глазками. Будто прикидывает, на сколько унций вытянет твоя печень и какие зелья получится сварить из кишочков Избранного. У-у-у!
Уизли вскинул руки, изображая «страшного злого Снейпа», и засмеялся, когда фыркнувший Гарри пихнул его локтем в бок. Еще раз искоса глянув на уже отвернувшегося от него профессора, гриффиндорец вздохнул. Они обговаривали с зельеваром их игру, публичное отношение друг к другу. Но это не обязательно должно было подростку нравиться.
Распределение между тем закончилось, и настало время для речи директора. Тот встал, оглядел присутствующих и вскинул руки с широкой улыбкой.
— Самого доброго вечера вам всем! Добро пожаловать нашим новым ученикам, с возвращением — тем, с кем мы знакомы уже не первый год. Настал еще один учебный год…
Гарри не особенно слушал, что там говорил про новый учебный год Дамблдор. Подросток смотрел на эту улыбку и пытался понять, насколько она искренняя. Он действительно рад ученикам или обманывает их, как его? Или его он тоже не обманывал, а действительно думал, что поступает во благо? Тогда директор был идиотом! Гарри фыркнул и уставился в стол, отстраненно прислушиваясь к ежегодным предупреждениям, замечанию о необходимости новых квиддичных комментаторов, и лишь когда директор заговорил об изменениях в преподавательском составе, снизошел до того, чтобы поднять голову.
— …
в этом году мы рады представить вам нового преподавателя. Профессор Слизнорт — мой бывший коллега согласился преподавать у нас зельеварение.
Слизнорт немного тяжело из-за грузности встал, коротко раскланявшись с будущими учениками.
— Зельеварение? Зельеварение? — с разной степенью недоумения доносилось со всех сторон, и Гарри понял, что если бы не знал точно об этом, у него была бы похожая реакция. Поэтому постарался изобразить удивление, не уверенный, насколько хорошо это у него получилось. Подозрительно смотрящая на него Гермиона наводила на мысль, что не очень. Впрочем, оглядев остальные лица, подросток не заметил больше никаких странных взглядов.
—
Тем временем, профессор Снейп, — продолжил объявление директор, вынужденно повышая голос, чтобы перекрыть поднявшийся в зале ропот. Гриффиндорец знал, что собирается сказать Дамблдор, но прямо сейчас вдруг задумался о том, что это значило, помимо смены преподавателя на этот год, и почувствовал, как пробегают по спине мурашки. Почему он не раньше об этом не подумал? —
Возьмет на себя обязанности преподавателя по защите от Темных искусств.
— Нет! — воскликнул Гарри громко и зло, так, что некоторые студенты к нему повернулись. Это вышло органично. Именно так подросток мог отреагировать, если бы продолжал испытывать неприязнь к Снейпу и вдруг узнал, что тот будет вести его любимый предмет. Вот только притворяться гриффиндорцу практически не пришлось. Он действительно злился. Просто по другому поводу. И не знал, на кого больше: на Дамблдора, назначившего Снейпа на это место, на Снейпа, который ни разу об данном нюансе не заговорил, или на самого себя за то, что так ни разу об этом и не задумался. Ведь новая должность означала, что в следующем году Мастера зелий в Хогвартсе уже не будет.
— Гарри, я понимаю, что ты недолюбливаешь профессора Снейпа, — раздался с противоположенной стороны стола почти привычно поучительный голос Гермионы. — Но, вероятно, он хорошо знаком с Темными Искусствами и сможет многому нас научить. Сейчас это важно!
Все в этом действительно было привычно. Все, кроме одного — внимательного взгляда подруги, которым она изучала реакцию Гарри на свои слова. В чем она его подозревала? Он где-то уже прокололся? Впрочем, даже если так, в том, что сможет искренне произнести сейчас что-то обличительное в сторону Снейпа, подросток сомневался. Это только усугубит, до чего бы там не дошла в своих размышлениях гриффиндорка. Поэтому Гарри лишь недоверчиво фыркнул и отвернулся.
— Вот именно, Герми! Темные искусства! — насмешливо протянул рядом Рон. — То, что он шарит в Темной магии, не значит, что он шарит и в защите от нее…
— Рональд Уизли, я просила!.. — возмутилась Гермиона. Гарри хмыкнул и отключился от очередной перепалки друзей. Он теперь знал больше о Темной магии, о Светлой и о том, каким невежественным был еще недавно в этом отношении, и какими невежественными, вероятно, оставались до сих пор его друзья.
Директор между тем продолжил речь рассказом о Волдеморте, опасности, грозящей всем в связи с этим, мерах, предпринятых для защиты студентов, затем пожелал всем приятного аппетита и наколдовал еду.
— Он серьезно, да? — проворчал Рон, накладывая себе пюре на тарелку, затем пару куриных ножек. И не совсем похоже передразнил: — Дети, есть шанс, что скоро нас всех убьет Волдеморт, а теперь приятного аппетита.
Рядом раздалось несколько смешков. Гермиона, спрятавшая книгу в сумку и теперь выбирающая, что бы съесть, фыркнула:
— Как будто в этом мире есть что-то, способное испортить тебе аппетит, Рон Уизли!
В этот раз смешки были громче.
— Ой, ну тебя! — сказал рыжий немного обиженно и вгрызся в зажаристую голень.
— Не надо называть его по имени, — негромко сказал Гарри другу.
Тот от удивления перестал жевать и уставился на Избранного широко раскрытыми глазами.
— Фто? Пофему? — спросил он.
— Рон! — сердито воскликнула их подруга, указывая на рыжего гриффиндорца столовым ножом. — Прожуй, а потом говори!
Тот закатил глаза, но выполнил требование.
— Только потому, что ты такая вся из себя угрожающая, Герми-и, — нарочно протянул Уизли нелюбимое девушкой сокращение своего имени. Та только раздраженно выдохнула, принимаясь за кусок пастушьего пирога.
Гарри, тоже успевший наложить себе всего понемножку и собиравшийся начать есть, вздрогнул от тычка Рона ему в бок.
— Так почему? Ты же сам все время так говорил, — негромко спросил он, очевидно, понимая, что это не самая удачная для стола тема. Гарри ненадолго прислушался к себе, но клятва по понятным причинам не запрещала разглашать узнанную в доме профессора информацию, если она не касалась его самого и его гостей.
— Я тут немного больше об этом узнал. О Табу, — сказал он, тщательно подбирая слова. — И подумал, что, если Лорд снова сумеет это провернуть, лучше не привыкать к его имени.
— А-а, — протянул рыжий, зачерпывая вилкой пюре. — Мама рассказывала что-то такое. Наверно, ты прав. Ну и как же его теперь называть?
Гарри ухмыльнулся.
— Я зову его Волди-Молди.
Рон весело фыркнул.
— Пойдет.
И они вернулись к еде.
Трапеза уже заканчивалась и студенты начали понемногу расходиться, когда Гарри услышал легкий хлопок, и на столе рядом с его кубком материализовался скрученный в трубочку пергамент. Подросток вздохнул, разворачивая его и заранее догадываясь, что может там увидеть. Разумеется, он оказался прав. Надпись знакомым витиеватым почерком гласила:
«Гарри!
Зайди, пожалуйста, ко мне в кабинет после ужина.
Альбус Дамблдор.
P.S. На этой неделе мне очень нравятся лакричные палочки».
Гарри вздохнул, поворачиваясь к преподавательскому столу, поймал внимательный взгляд директора и неохотно кивнул. Рон, очевидно тоже прочитавший послание, весело хмыкнул.
— Ты же не думал, что он так просто оставит тебя после этого эпичного исчезновения?
Черноволосый гриффиндорец закатил глаза:
— Мерлин ко мне не настолько милостив! — и оба подростка засмеялись, хотя Гарри и не чувствовал особого веселья. Не перед встречей с Дамблдором. Они со Снейпом этого вызова ожидали, но подросток все равно оказался к нему морально не готов. Не слишком.
— Ребята, — вырвал гриффиндорца из мрачных мыслей голос подруги. Он вскинул глаза на девушку и заметил, что та побледнела, а взгляд стал каким-то бегающим. — Я пойду, наверно, в гостиную. Устала. Вы идете?
Гарри с Роном переглянулись и пожали плечами.
— Идите, — сказал Гарри. — Мне к Дамблдору еще.
Подросток едва заметно нахмурился, заметив, как вздрогнула девушка при упоминании директора.
— Идем, Рон, — голос ее тоже прозвучал немного нервно. Рыжий озадаченно глянул на Гарри, но тот только покачал головой и махнул рукой.
— Ладно, ладно, иду, — проворчал Уизли, выбираясь из-за лавки. Гарри задумчиво смотрел, как его друзья выходят из зала, думая о том, почему Гермиона так отреагировала на упоминание Дамблдора. Подросток обернулся к преподавательскому столу, но место директора уже было пусто. Место Снейпа тоже. Что ж…
Гарри уже выбрался из-за лавки, когда вдруг заметил рядом с кубком на том месте, где недавно сидела подруга, свернутый трубочкой лист пергамента. Точно такой же, как у него. Оглядевшись по сторонам на редких оставшихся в Большом зале студентов и преподавателей, убедившись, что на него никто не смотрит, гриффиндорец схватил послание и спрятал вместе со своим в карман.
Затем направился к выходу. Читать прямо там чужое письмо подросток не рискнул.
