***
Граница встретила их яркой зеленью, щебетанием птиц, аккуратными знаками… и абсолютной пустотой. Тони никогда не пересекал европейские границы по земле, но Питер быстро дал понять, что здесь обычно шумно, многолюдно, а еще большие очереди и бесконечные проверки, даже если ты выглядишь как самое невинное существо в мире. — Честно говоря, из-за фильмов я ожидал хотя бы собак. — Если ты сейчас сглазишь, я выкину тебя из машины. Мне теперь для этого даже не нужно останавливаться. В Гейдельберге им повезло найти фантастически красивый красный автомобиль без крыши. Внутри был пристегнут зомби-водитель, очевидно, потерявший управление и не успевший убежать — и этого хватило, чтобы Питер запаниковал и выдал целый список причин, согласно которым автомобиль без крыши — абсолютно ужасная идея. Тони ограничился простым «он красный, а до границы — час», поэтому все закончилось тем, что они присвоили себе эту красоту на колесах и рванули к выезду из города. Тот факт, что они умудрились сначала поехать в другую сторону, историкам будущего предлагается опустить. И вот они здесь. Тони соврал бы, если бы сказал, что удивлен. Они подозревали. Абстрактное «граница и безопасность» грело душу, заставляя представлять Францию своего рода конечной точкой, но, глядя правде в глаза, Старк понимал, что они перестали верить в такой простой разворот событий в тот момент, когда заговорили о Тулузе. Судя по лицу Питера, тот тоже уже давно все знал. — Итак… никого, — парень нарушил тишину, оглядываясь по сторонам. — Мои ставки расширились до «вся Европа». Что думаешь? — Вся Европа, — подтвердил Тони то, в чем был уже практически уверен. — Значит, никаких нам какао и пледов, пока не попадем в мою вышку. Питер вздохнул, лишь этим выдавая весь размер разрушенных надежд, и улыбнулся. — У тебя в башне есть какао? — Это башня Тони Старка, там есть всё. — Вау. А сможешь организовать мне пиццу? Честно говоря, убил бы за нее, так соскучился. — Только если ты не потребуешь добавить туда ананасы. — Ну-у… — О, нет. Нет, нет, нет, нет! — Да брось, это не худшее, что можно увидеть в пицце. — Мое мнение о тебе больше никогда не станет прежним, Паркер. — Я даже не знал, что могу стать еще лучше. — Не буду тебя расстраивать. — Не надо. Они перешучивались и обменивались легкими улыбками, пока разворачивали автомобиль в сторону французской дороги. Питер смеялся, вспоминая, как однажды они с тетей заказали пиццу с мандаринами и киви, от которой потом отходили неделю, но в глазах его плотно засело беспокойство и желание сорваться с места прямо сейчас. А Тони… Он и сам не мог толком описать то, что чувствовал. Да, их надежды на спокойствие сломались. Теперь, если он правильно помнил, их ждало несколько дней пути на машине, но если они не найдут новую, время пути пешком он даже не хотел представлять. Никто из них не знал языка или местности, никто не имел представления о том, насколько сильно заражена Франция и не покажется ли Германия просто детской забавой по сравнению с этим. Питер прав, до этого им все же везло, и что будет теперь — загадка, которую не очень хотелось разгадывать. Вся эта ситуация не могла не напрягать. Тони не мог перестать думать о том, что его лживое обещание пускает все более длинные корни. Не раз он ловил себя на мысли, что пытается вычислить хоть какую-то формулу или структуру, что в принципе было абсолютно пустой тратой времени. Просто хотелось сделать хоть что-то, что оправдало бы такое доверие. И все же. Даже с трудностями пути, с нехваткой воды и транспорта, с угрозой опасностей и бесконечным потоком мыслей Тони не мог отделаться от желания тайком улыбаться. У них с Питером еще было время. Конец их пути отодвинули, дали им больше спокойных вечеров, смеха и шуток на грани. Это грело душу. И этой каплей внутреннего оживления хотелось делиться. — Пит? — Мм? — Умеешь крепко держаться бедрами? Не очень удачно скрываемая грусть моментально исчезла, и Питер очень смешно вытаращил глаза. Его смущенная улыбка на грани язвительности была просто искусством. — Если ты думаешь, что я постесняюсь спросить, зачем тебе это, ты ошибаешься. Тони фыркнул и сбавил скорость до почти прогулочной, выворачивая на шоссе. — Забирайся наверх и садись на спинку кресла, — весело кивнул он. — А ногами держись как в последний раз. Ощущения нереальные, гарантирую. Питер очень медленно перевел взгляд на свое сидение — и обратно на Старка. — Если не умру, отцепившись. — Если не умрешь, отцепившись, — подтвердил Тони. — Лезь давай, второй раз предлагать не буду! В коротком «Ну ла-адно» Питера смешалось столько противоречивых эмоций, что из их списка можно было сделать отдельный словарь, но парень все же выпрямился и неуверенно подтянулся, вставая на сидение. Тони закусил губу, чтобы сдержать смех, и резко дернул рулем в сторону. Испуганный взвизг Питера определенно вошел в копилку его самых любимых звуков. — Тони! — Не сядешь, будет еще веселее. Я ускоряюсь через три… два… один! Питер тут же опустился на спинку и стиснул руки так, что они стали абсолютно белыми. — Это не совсем нормально… — Сказал парень в мире зомби. Поехали! Машина взвизгнула колесами, отбросив их обоих назад, и помчала по мягкому грунту дорог Франции. Мимо мелькали деревья, ветки кустов иногда забавно царапали плечи. Солнце горело ослепительно ярко, согревая апрельским теплом. Никаких ходячих. Никаких банд. Никаких проблем. Ветер в лицо, шуршание шин и желание улыбаться такой странной свободе. Тони пропустил момент, когда Питер перестал жмуриться, готовясь вот-вот вылететь из машины, но когда до его ушей долетел неуверенный смех, не удержался и развернулся, отрывая взгляд от дороги. Парень словно сиял. Это не было абсолютным счастьем или спокойствием, нет. Даже сейчас, летя навстречу ветру и улыбаясь, он все еще был полон тревоги и переживаний — это стало перманентной чертой Питера Паркера в этом мире. И все же эти смешки, улыбки, эти мелочи, когда парень позволял себе забыть, были самыми чудесными моментами их путешествия. Это было личное маленькое сияние Тони. И никакому другому — абсолютно позитивному и яркому — он бы не позволил занять его место. — Не хватает только «Highway to Hell»! — крикнул Старк сквозь шум дороги и ветра, смеясь. Питер развернулся к нему, зеркаля улыбку. — «To hell»? В ад?! — он шутливо хлопнул ладонью по рту и тут же схватился за спинку, едва не грохнувшись. — Погоди, где ты сказал, твоя Тулуза?! — В самом низу, — Тони изобразил злодейский смех, чувствуя, как вновь — как это часто бывало рядом с этим парнем — становится легче дышать. Питер взвизгнул, тут же рассмеявшись. — Останови машину! — завопил он. — Я хочу слезть, я не хочу в ад! — Поздно, мистер Паркер! Ваш контракт уже подписан. — Расторжение! Отмена! Развод! Можете в качестве сопроводительной жертвы забрать моего напарника, он все равно водит машины как камикадзе! — Что-что? Ты сказал, вести быстрее? Громкое «Тони!» утонуло в реве мотора. Деревья замелькали с ослепительной скоростью, и даже солнце, прыгающее бликами по лужам, стало напоминать сумасшедший диско-шар. Весь мир, казалось, несся навстречу, принимая, обнимая и дыша вместе с ними. И вновь, и вновь Тони чувствовал себя таким живым, как никогда прежде. Конечно, длиться вечно это не могло. Пару минут спустя они выехали на окраину местной фермы и заметили несколько ходячих, бредущих в отдалении. Пустые, безжизненные, обреченные просто идти, пока не найдут цель для укуса, они издалека казались даже мирными. И все же смотреть на них было грустно, так что былое веселье растворилось как дым в солнечном небе. Тони замедлился, а затем и вовсе затормозил. Уже сползающий было вниз Питер застыл на середине движения и удивленно вскинул брови, оглядываясь. — Что-то случилось? — Просто хочу напомнить кое-что. Иди сюда. — Например, как вредно останавливаться, когда в непосредственной близости зомби? — Вроде того. Ну? Питер сполз на сидение и демонстративно повернулся к Старку, положив руки себе на колени. Тони фыркнул, поднял руки и с легким хлопком заключил лицо Питера в свои ладони. — Не смей чувствовать себя виноватым за счастливые моменты. Ты не обязан этому миру ничего, но даже так уже делаешь намного больше, чем кто-либо. Поэтому позволь себе чувствовать радость, смеяться и наслаждаться этой дорогой. Все, что может изменить чувство стыда, это то, что путь для тебя станет грустным. Не изменится ни его длина, ни масштаб, ни события, которые уже произошли — ничего. Мы имеем, что имеем сейчас, Пит. Живи с этим и не кори себя за то, что остаешься обычным человеком. Веселись. Иначе это просто будет тяжелее. Выражение лица Питера несколько секунд колебалось между отчаянным и смущенным, но в конечном итоге он просто сдался и выдохнул, отстраняясь. — Как так вышло, что фильмов больше смотрел я, а прописным истинам учишь меня ты? — парень откинулся на спинку и закрыл глаза. Улыбка мелькала на кончиках его губ. — О, погоди, я знаю, как! Тони усмехнулся и развернулся к рулю. — Давай, пошути про возраст, маленький засранец. Я тебя все равно не услышу с высоты своего опыта и роста. — Да ты выше буквально на сантиметр! — Ты переоцениваешь масштабы своих размеров. — Погоди, вот найду в следующем городе измерительную ленту — проверим. — А мы все еще о росте или?.. — Тони!! Чуть-чуть сдавленный — а когда в последнее время было иначе — смех пролетел над полями фермы. Все не было идеально, совсем нет. И все же по-своему, в том, насколько позволяла эта новая жизнь, все было хорошо. Песок взвился в воздух, и яркая алая машина рванула вперед, направляясь к самому технологичному городу юга Франции. Городу, надежды на который обещали наконец оправдаться.***
Франция ничем не отличалась. Не считая разрушенного Лейпцига, Германия в точности отражалась в соседней стране. Хаос, пустынность, мелкие группки выживших, разбитые витрины, ходячие, ходячие, ходячие. Яркий Страсбург был первой остановкой, и Питер полчаса благодарил небо за так удачно подвернувшийся пустой частный дом на окраине. Он оперативно прошерстил небогатые запасы кухни — очевидно, они не были первыми здесь, и быстро переключился на шкаф с одеждой, выпрыгивая из до сих пор напрягающих его толстовки и штанов с такой скоростью, что Тони даже не успел сформулировать хорошую шутку. — Ты не будешь переодеваться? — Ладно, кинь мне ту кофту. Но джинсы — просто феерия, их я не отдам. Им повезло и с водой, и со средствами гигиены, и даже сам Старк после такого начала был готов официально объявить Францию дружелюбной и ласковой. В остальном… ничего выделяющегося. Как бы странно это ни звучало. Поездки, вылазки, огромные круги по поселочным дорогам в попытках обойти скопления зомби. Ссоры из-за необходимости влезть в очередной магазин, шутливая драка за единственный рюкзак, который они смогли достать — в конце концов Тони победил, оставляя Питера бегать с сумкой-шоппером. Кукольный Мюлуз, очаровательный Безансон — города мелькали, и такой режим поездки казался просто идеальным. В одном из домов они наконец нашли ручную помпу, и Тони немедленно провозгласил, что теперь-то красная бескрышая малышка останется с ними до конца пути, и заправлять он ее будет сам: бережно и осторожно. На следующий день машину угнали. И кто бы ни был тем мастером, способным запустить автомобиль современного производства без ключей, Тони проклял его так, что он был обречен икать до конца следующей жизни. Питер имел неосторожность второй раз за время их знакомства посмеяться над страданиями Старка, так что гнев того моментально переключился на парня, и тот извинялся еще несколько часов пути. Вот только за все это время он так и не перестал хихикать, так что Тони ему не верил. После потери машины они озаботились тем, чтобы найти карту, но так и не смогли понять, в каком городе это произошло. Тони точно помнил, что в Лионе внутренний историк Питера вылез наружу, радуясь, что может что-то рассказать хоть о каком-то месте, но задерживаться там они не стали, так что, по его прикидкам, сейчас они были где-то на половине пути к точке назначения. Обидно было до ужаса. Они потратили несколько часов, но больше никакая удача на колесах им так и не подвернулась. Так потянулись старые добрые дни пешком, после которых хотелось сворачиваться комочком и выть на луну, растирая горящие от усталости ноги. Иногда не было даже сил разговаривать. Ну, у Тони. В Питера же, помимо историка, периодически вселялся одержимый медик, заставляющий его проверять состояние Старка по тридцать раз на дню, отчего Тони начинал раздражаться. Не по-настоящему, конечно. Не сразу, но он поймал себя на том, что любая попытка испытать реальное раздражение в отношении этого пацана гасла, не успев начаться. Так и шли. Меняли дни и ночи, зажимали друг другу рты, спасая от лишних звуков, дергали в подворотни, уворачиваясь от ходячих и подозрительных людей, залезали в дома и квартиры на первых этажах и с трудом заставляли себя встать и повторить то же самое на следующее утро. — Пи-ит? — Пит спит. — Вставай, маленькое ленивое существо. — При определение целевой аудитории мы были бы в одной возрастной категории, Старк. — Ага, и разбежка была бы пятьдесят лет. — Точно. От младенца до пенсионера. — Ты только что признал, что ты ребенок? — А ты не отрицаешь, что пенсионер? — Ты только что признал, что ты ребенок! — Материнская ж ты плата. И кому здесь, говоришь, пять лет? Переругивались, цапались, спорили. Спали в обнимку, ели из одной тарелки. Это нельзя было назвать райскими условиями, и все же Тони, словно постепенно заражаясь от Питера желанием ожидать подвоха за каждым поворотом, все никак не мог отделаться от мысли, что именно вот это — трудное, неудобное, сложное время — перед будущей бурей являлось самым настоящим затишьем. Чем ближе к Тулузе они подходили, тем мрачнее становились фантомные тучи. И тем шире Тони заставлял себя улыбаться. За них двоих. В конце концов, даже бури иногда бывают полезны.