Неукротимый мажор для альфы

Феликс Я слышу, как бьется его сердце – резкими ударами отстукивая быстрый бит, оно колотится, словно хочет выскочить из груди, но в то же время омега двигается медленно-медленно, его губы еще не смело отвечают, глаза закрыты, а пальцы напряженно упираются мне в грудь. Он словно хочет оттолкнуть, но и не может, завороженный тем, что я делаю с ним. Я не тороплюсь. Не сейчас, когда он наконец поддался. Я исследую его губы, сначала сжатые, напряженные, твердые. Они плавятся под моими, позволяя мне все больше и больше углубить поцелуй. Наконец он разжимает и зубы, позволяя проникнуть языком в глубину его рта, ощутить вкус – нежный, карамельный, сладкий. Ладони омеги перестают упираться мне в грудь, а скользят выше, обвивая за шею, повторяя за мной – и он треплет мне прическу так же, как я ему совсем недавно. От его пальцев растекается горячая волна по всему телу, и я едва сдерживаюсь, чтобы не зарычать. Мои ладони, уже без всякого контроля, гуляют по спине омеги, и останавливаются, обхватив его круглую попку. Без стеснения прижимаю его к себе, и слышу вздох. Омега отстраняется, смотрит на меня, и опять кривит губы в усмешке. – Не здесь же! И как он только может сохранять рассудок? Я старше, сильнее и альфа – и я уже почти отбросил самоконтроль, а он ее сопротивляется влечению пары, еще цепляется за остатки разума, не желая соединиться здесь и сейчас. – Хорошо, не здесь, – проталкиваю слова через горло. Омега отворачивается, ищет взглядом кого-то. Я вспоминаю, что мой малыш пришел сюда не один и тоже нахожу взглядом его сопровождающих. И с мрачным удовлетворением вижу, что девушку уже целует один из дружков, более крупный и человек, а юный вампир игриво запустил ладошку куда не следует, и сейчас получил шлепок от девушки. Слабый и игривый, но заметный. Мой омега тоже все это видит, и я чувствую расходящиеся от него волны разочарования. – Кажется, с Крис мне все равно сегодня ничего не светит… – говорит он. – А какие были планы… Омега качает головой и снова придирчиво осматривает меня, словно видит в первый раз. Я даже сглатываю от такой неприкрытой оценки. Как собака на выставке. Омега сжимает губы и, бросив еще один ревнивый взгляд на целующуюся троицу, отворачивается от них. – Значит, это будешь ты, – решает он. – Веди. Омега так горделиво поднимает подбородок, что на шее проступает мышца, идущая от угла челюсти к яремной впадинке. И я не удерживаюсь, провожу по ней носом, вдыхая сладкий аромат, и слегка прикусываю кожу над выступающей ключицей омеги. Еще не метка, но уже обозначение намерений. Омега всхлипывает, а в следующее мгновение я подхватываю его под колени и вешаю на плечо, придерживая пальцами за ягодицы. Он, смеясь, барабанит мне по пояснице кулачками, не больно, но заметно – и я гордо уношу свой трофей с танцпола. Позади клуба Морены есть проход в соседнее здание. Но о нем знают очень и очень немногие. Я проношу омегу по коридору и ставлю на пол только когда захожу в лобби, освещенное приглушенным светом прячущихся под абажурами ламп. – Господин, это частная терри… – начинает консьерж, но едва видит сотворенный мной знак, как замолкает. – Мой номер свободен? – кладя свою карточку на деревянную столешницу, уточняю я. Карточка исчезает и возвращается, с ключом поверх нее. – Разумеется, господин. Я снова подхватываю свою добычу на руки и поднимаюсь по широкой лестнице наверх. Омега позволяет – иначе и не сказать, – донести его, словно новобрачного, до самого номера, и уже там легко спрыгивает с рук. – Нумера… – язвительно цедит мое чудо, оглядываясь вокруг. Я отпираю дверь и приглашаю его войти. – Я здесь обычно живу, когда приезжаю в столицу, – начинаю я, и обрываю фразу. Еще не хватало оправдываться! – Так я и знал, что ты не местный. Но тем лучше, уедешь, и никто ни о чем не узнает, – омега под моим взглядом заходит в комнаты, осматривает и по-хозяйски открывает бар. Достает пару бокалов, присматривается к этикеткам – и со знанием дела вынимает одну, разливая на пару пальцев золотистой жидкости. Взяв оба в тонкие пальцы, подходит ко мне. – Будешь? – спрашивает, нахально улыбаясь. Забираю у него бокал. – А тебе-то можно? – приподнимая в салюте выпивку, отвечаю вопросом на вопрос. Омега вскидывается, фыркает и обжигает меня взглядом. – Меня же пустили в клуб! Мне уже есть восемнадцать! Он отпивает большой глоток, слишком большой для него. Глаза омеги округляются и он с трудом сглатывает, так что кадык прокатывается по тонкой шее, а затем раскашливается. Такой беззащитный, такой ершистый. Я в этот момент понимаю, что все его сопротивление – лишь бунт против взрослых, которые навязывали ему свои решения. И он отчаянно пытается отстоять свое право быть собой. Отставив бокал, осторожно подхватываю омегу, все еще цепляющегося пальцами за грудь и судорожно пытающегося протолкнуть хоть немного воздуха в горло, осторожно хлопаю по спине, между лопаток. – Кха! – издает омега, а следом я слышу его полный жизни вдох. Он цепляется за мою рубашку, виснет на мне, глядя на меня огромными глазами, и жмурится, как сытый кот. – Я уже здесь. Не медли, пока я не передумал, – шепчет он. – Как скажешь, – соглашаюсь я. Накрываю его раскрытые навстречу губы своими. Ощущаю тепло его обвившихся вокруг моей шеи рук. Подхватываю на руки, и делаю несколько шагов вглубь, в спальню. И там ставлю это чудо рядом с кроватью. – Ты можешь остановить меня в любой момент, – говорю ему, – в любой. Знаю, что почти наверняка не смогу остановиться, но все равно должен сказать. Омега кивает и тянется тонкими пальцами к пуговицам моей рубашки.