Неукротимый мажор для альфы

С трудом удерживаясь на ногах, ковыляю до своей комнаты. Меня опять трясет от идущего изнутри жара и холода одновременно. Волоски на руках приподнимаются, и по коже бегут мурашки. Противное состояние. И еще более противно от самого себя – тренировки сегодня продолжались безостановочно, и я ощутимо пованиваю. В ванной, смежной с моей комнатой, только душ – технологичная кабинка и кучей прибамбасов, и цельным, в стену, зеркалом. Стащив пропитавшуюся потом одежду, кидаю ее в притулившуюся в углу корзину. Поворачиваю вентиль, и горячая вода окатывает меня, притупляя внутренние ощущения. Холод понемногу рассеивается, и мурашки сходят на нет. Намылившись, замечаю себя в зеркале. Оно, похоже, чем-то обработано и не запотевает от пара, так что я ясно вижу себя. Взбиваю пену на волосах и пытаюсь хоть немного отвлечься от мрачной реальности, и изображаю на волосах то гребень, то кляксу, а то и ежика. Облака пены не держатся, сползают, и тогда я выкладываю себе фигурные бицепсы, как на постерах с бодибилдерами. Даже принимаю похожие позы. Таким, как Феликс, мне все равно не стать, – приходит отрезвляющая мысль. Встаю под тугие струи душа. Кручу кран в другую сторону, и вскоре ежусь от холода. Затем снова горячую, и снова холодную. Повторив раз пять, немного расслабляюсь. Вспоминаю, как вчера застукал его целующимся с Машей. Почему-то это оцарапало даже сильнее, чем когда я увидел целующуюся Крис с парнями. А ведь она мне нравилась! Да и Машка эта тоже ничего, фигуристая девка. Прикрыв глаза, я представил обеих. Машка повыше Крис будет, да и сиськи куда больше. Но Крис яркая, ершистая и ничуть не менее дерзкая. Мои ладони скользят по телу, опускаясь ниже и ниже, пока не касаются моего члена. Представляю себе, как бы я переспал с одной из них. Был бы я так же напорист, как Феликс со мной? Утащить девушку на плече я бы точно не смог. Да и сам Феликс куда выше меня, и что Машка, что Крис на его плечах смотрелись бы изящными крошками. Мой член ощутимо напрягается и наливается кровью. Что? И Смотрю в свои же широко распахнутые глаза в отражении. Я представляю себе Феликса и у меня встает?! Да как же так! Не-не-не! Так не пойдет! В конце концов, один раз еще ничего не значит, а уступать снова я не собираюсь, особенно после того как узнал о возможных последствиях. Так что только девушки, и никак иначе. Вот, например, Крис. У нее тонкие запястья и лодыжки, а волосы у нее стоят ирокезом. Мои пальцы снова скользят по члену. Вперед-назад, слегка сжимая, накачивая мой орган жаром. Пожалуй, я бы тоже поставил Крис к себе спиной, как Феликс тогда – он перевернул меня на живот, принялся ласкать мою ноющую от желания дырочку ануса. Или в машине, когда его пальцы творили такое! Да, это было так горячо, так остро – и я поплыл, отдаваясь его ласке. Пальцы обхватывают головку, оттягивая кожицу, обнажая налившуюся кровью розовую плоть. – Ох… – вырывается у меня, когда я плотнее обхватываю член, и чуть ускоряю скольжение. Прижимаюсь лбом к холодному зеркалу, горячие струи бьют по плечам, а пальцы двигаются все быстрее и быстрее. Почти как у Феликса, когда он готовил меня в первый раз. Я помню, как он касался моего члена, и как исследовал тугое и сжимающееся отверстие ануса. Как проник один палец, второй – и как он начал двигать ими, расширяя проход. А потом – потом пришлаа феерия ощущений, когда его пальцы нашли внутри меня точку невероятного удовольствия. И перед глазами вспыхивает радужный фейерверк. Замираю, пытаясь отдышаться. Я словно только что стометровку пробежал. Легкие горят огнем, в голове – шум. По зеркалу, ниже пояса, растекается белесая капля. Я что, только что кончил, вспоминая как Феликс меня трахал?! Засада. Нет, все. Спать. А то я себе еще что-нибудь напредставляю, и отец меня точно прибьет. Хотел бы я знать, почему он меня все-таки отправил с Феликсом. Следующий день от предыдущего почти не отличается. Подъем, завтрак, тренировки. Перепалки с невовремя являющейся Машей. И погружение в новую информацию. – Что такое эта ваша метка? – спрашиваю я Андрея. – Чем она так важна? И лекарь принимается отвечать. Если отфильтровать все непонятное, то в сухом остатке будет – метят обычно омег. Для того, чтобы окружающие знали, кто его пара и не претендовали на него. Искать внимания помеченного омеги – дурной тон, и за это могут изгнать из стаи, а то и чего похуже, если альфа перейдет черту. Но что пользы в том, чтобы носить чужое клеймо, я так и не понимаю. – И что, это на всю жизнь? – уточняю я. – Обычно да. – Ужас какой. А если пара хочет расстаться? Развод там, все дела? Андрей смотрит на меня как на идиота. – Метка пропадает только если альфа, поставивший ее – мертв. – То есть больше от нее никак не избавиться? – Нет. – Ох… Какое счастье! – выдыхаю я. На мне нет метки! Это же хуже рабства, в которое меня и так отец отдал! – А как ее вообще ставят? – интересуюсь дальше. Ближе к вечеру я, снова разозленный и ответом Андрея о том, как ставится метка, и очередной подколкой Машки, снова оказываюсь в одном из рядов с тренажёрами стоит боксёрская груша. Андрей показывает, как именно наносить удары, и отходит куда-то за периферию зрения. Надеваю висящие тут же перчатки и начинаю наносить удары один за другим, все больше наливаясь яростью. Слова рвутся с языка, совершенно бесконтрольно, лишь бы спустить пар. – Ты! Ты испортил мне всю жизнь! Я этого не хотел! Явился! Увез! Никаких объяснений, ничего! Колочу по груше, уже безостановочно, представляя на ее месте Феликса. – Ненавижу тебя, слышишь! Ненавижу! – Слышу, – врезается мне в уши низкий голос. Феликс стоит, небрежно облокотившись на дверной косяк и скрестив руки на груди.