Неукротимый мажор для альфы

– Слышь, ты, псина! Я не разрешал тебе сдыхать! – за показной грубостью прячу собственный ужас. Не видно нифига. Холодно, как в морозилке. И только Феликс хрипло дышит, распластанный на полу. Ноги не держат, я опускаюсь на колени рядом, шарю по его телу руками, проверяя как он. Феликса колотит в судороге. – Зайка… – слышу я. – Как хорошо увидеть тебя напоследок… Пусть даже это всего лишь мой бред… Так он не понял, что я – и в самом деле здесь! Закусываю губу, чтобы не сказать чего лишнего. Феликс тяжеленный, и мне его, походу, не поднять. А ведь еще надо сдавить камешек Дана. Ох, черт! – проносится у меня в голове. Я выронил камешек! Когда оказался здесь, то кинулся к Феликсу и разжал руку. А тут и не видно ничего! Гд же теперь его искать?! Феликс продолжает тем временем изливаться: – Ты прости, если обидел… Я не хотел… причинить тебе боль… Хотел спасти, избавить от папаши… Старый ублюдок… Бил тебя… Я его тогда хорошенько отметелил, чтобы место свое знал. Каменный пол ужасно холодный, Пальцы очень быстро перестают что-то чувствовать. Я несколько раз тру ладони друг о друга. Феликс замолкает. – Эй, продолжай! – трясу его. Еще не дай бог, и вправду помрет. – Холодно… Согрей меня… Феликс опять вздрагивает в судороге, и я слышу, как что-то падает и с хрустом раскалывается. Похоже камешек вовсе не на полу, а оказался на теле Феликса и лишь теперь закончил свое падение. От осколков тут же поднимается облачко серебристой магии, и рассыпается в тонкую сеть. Я прижимаюсь к Феликсу, обхватываю его одной рукой, а другой цепляюсь за эту призрачную паутинку. Нас затягивает в водоворот, крутит, как в смерче, и, наконец, когда меня уже мутит, выбрасывает на пол, расчерченный многолучевой звездой. – Получилось! – слышу возглас Машки. Меня подхватывает Семен, и оттаскивает от Феликса. – Ему холодно! – возмущаюсь я. И я в самом деле ощущаю, что Феликс промерз! Но мало того, на руках и горле он наоборот, горит огнем! Семен отпускает меня и пытается наложить на Феликса какое-то явно лекарское заклятье. Но оно отскакивает, не долетев и отразившись в сторону. Я вижу – не обычным зрением, а тем странным чувством, которое и позволяет теперь мне видеть нашу с Феликсом связь, то на альфе какое-то заклятье. – Наручи и ошейник, – указываю я. – Магические. Дан проводит руками по-над телом Феликса, и кивает. – Да, заклятье оков огня. Сильное. Завязанное на мага. – Завязанное на мага? Это как? – спрашиваю я. Дан хмыкает. – Все просто. Снять его может только наложивший маг. Смотрю на Густава. Он смотрит в ответ, и в его глазах – сплошное самодовольство. Ясно, что скорее сдохнет, чем снимет. – Снимешь? – все же спрашиваю я. Густав только резко выдыхает через нос, фыркая как конь. – Не снимешь. – понимаю я. Он кивает. – Может, есть способ тебя убедить? В ответ получаю взгляд, обжигающий от лица до паха. Ясно, какой ценник он назначит. Но пойти на такое – совершенно невозможно. От Феликса же не скроешь – он чувствует то же самое, что и я, а значит сразу же поймет, что происходит или произошло. И да, я теперь тоже ощущаю его. Как часть себя. Даже не представляю, как теперь это все разрешится. Отворачиваюсь от Густава. – Ну что же, добровольно он не хочет. Может есть еще способ? Дан наклоняет голову к плечу и смотрит то на Феликса, то на меня. – Есть. При смерти мага заклятие тоже спадет. – Вот как… Я разворачиваюсь обратно к Густаву. – Ты же понимаешь, что у меня нет причин оставить тебя в живых? – улыбаясь, говорю ему. – Ты хотел убить его, изнасиловать меня… И бог знает, что ты планировал для детей Фенрира, ведь они тоже могут стать альфами этого клана. Вижу, что его передергивает от моего голоса. – Нож, – прошу я у Семена. Тот снимает с пояса свой и подает мне. Смотрю на кромку блестящего лезвия – хорошо заточено. И припоминаю ту мрачную решимость, которая заставляла расступаться передо мной хотя бы ребят в военкомате. Или выскакивать офисных крыс из лифта. Стоять у меня на пути и тогда было не очень. Все-таки я сын очень и очень влиятельного отца, и хорошо это знаю. Да, отношения с отцом не слишком хорошие, но другим откуда об этом знать? Так что я, пусть и не часто, но мог надавить на других. Другое дело, что не хотел. Кручу нож в ладони, рассматривая со всех сторон. Вижу, как у Густава по виску течет капля пота. Провожу по его коже, подхватывая эту каплю. Он пытается отодвинуться и рефлекторно сглатывает. Я вижу, как по его горлу прокатывает кадык. Вверх-вниз. Прикладываю нож тыльной стороной к шее Густава. И когда он снова пытается сглотнуть, провожу также, следуя за кадыком – вверх-вниз… – Ты не можешь не понимать, что твоя жизнь ничего не значит для меня. Потому что я – не десерт. – глядя Густаву в глаза, заявляю я. Он вздрагивает, понимая, что я тоже помню нашу встречу в военкомате, где он как раз так меня и назвал. – Так что, не обессудь. Я вцепляюсь в волосы старика, оттягиваю до предела и, перевернув нож, приставляю к шее уже лезвие. Густав дергается, пытается вырваться, но наложенные Семеном путы держат крепко, не позволяя ему вырваться из моего захвата. Слегка надавливаю, и из тонкого надреза катится капелька крови. Густав еще раз дергается, а затем по его телу проходит судорога и он обмякает. – Достаточно! – придерживает мою руку Дан. – Он снял заклятье.