Неукротимый мажор для альфы

Феликс отворачивается. Разжимает объятия, отпуская меня, и откатывается на спину. – Тебе не нужно лгать, зайка, – говорит, не открывая глаз. Я замираю, не понимая о чем он. – Что? Он вздыхает. Открывает глаза, отчего мы сталкиваемся взглядами. Чуть вымученно приподнимает уголки губ. – Ты не можешь обмануть меня в этом. Сказать правильные, верные слова можешь, но ведь я все равно ощущаю все твои эмоции. И когда слова не соответствуют им, то как я могу заставлять тебя? Он теребит мои волосы и продолжает: – Я… когда увидел тебя, почуял твой запах… я сразу все понял. Что ты мой – моя пара, идеальный и созданный как будто именно для меня. И что я теперь тоже твой, навсегда. Потому и метка легла так легко и сразу. Но ты… Для тебя ведь все иначе, не так ли? И на моем месте в тот вечер, да и сегодня тоже – мог быть любой другой. Так ведь, зайка? Я не знаю, что ответить. Феликс лишь вздыхает, ощущая мое смятение, и качает головой из стороны в сторону. – Я не… – пытаюсь протестовать я. Феликс фыркает, перебивая меня. – Да, любой – лишь бы исполнял твои сиюминутные хотелки. Захотел – обогнал и подрезал большую тачку, захотел – развлекся на раз и ушел, не попрощавшись, даже не пытаясь узнать. А если получилось, что надо общаться – то всячески сопротивляться, ведь кто-то тебя заставляет, а ты не хочешь! Меня заливает жаром – щеки, уши, шею… Даже дышать становится тяжело и трудно. Но он ведь прав, я вел себя как последний эгоист, зацикленный только на себе и своих хотелках. От стыда хочется скулить, и я опускаюсь рядом с Феликсом, пряча лицо в подушку. – Так что я не хочу тебя принуждать. Потому что если сейчас, когда ты под действием гормонов и не контролируешь себя, я поставлю тебе метку – она встанет, да. Но когда гормоны схлынут и ты вернешься к своему обычному состоянию – я не хочу, чтобы ты отказался от меня. Как уже было не раз. Он замолкает. Слышу, как он тяжело дышит, сглатывает. Снова проводит по моим волосам пальцами, перебирая их. Тело тут же отзывается на эту ласку, но я не позволяю себе тянуться за рукой Феликса. – Потому что если ты откажешься от меня, когда уже будет метка… Я просто умру. Перестану дышать. Я… я и так хотел, но ты не позволил мне. Я тогда думал, что освобожу тебя, и ты найдешь еще кого-то. А теперь… Пока кто-то из детей Фенрира не проявится как способный принять род альфа, я должен быть жив. Густава я изгнал, а оба моих брата омеги, и если меня не станет – весь поселок погибнет. Я уже не могу сдержать рыданий. – Но я… Я не знал! Я не хотел такого! Я бы не стал ставить тебе метку, если бы знал, что это настолько опасно для тебя! – меня просто трясет уже от эмоций. Феликс поглаживает меня по плечам, по спине. – Ну тише, тише, зайка. Все будет хорошо. Я всхлипываю в подушку и она быстро намокает. Мне ужасно противно от самого себя, и я не знаю, как все исправить. Или знаю? Должен быть путь! Отрываю себя от подушки. Поднимаюсь на локтях, вытираю слезы и сопли. Все-таки плакать – это для девчонок, так всегда говорил отец. Давненько я его уже не вспоминал, да и не хотелось. Смотрю на Феликса. Долго не выдерживаю, слезы снова наворачиваются сами собой. Прячу лицо у него на груди, вдыхая пряный запах. Такой привычный, даже родной. Я так привык к нему… К его постоянной заботе, к регулярным подношениям – подносам с едой, и жарким ночам. – Я… Прости… Никто меня никогда не любил, как ты. Отец требовал, чтобы я соответствовал его ожиданиями, и если что не так – бил. Мать я и вовсе видел лишь иногда, по большим праздникам, и то – для того, чтобы вместе сфотографироваться. Даже присматривавшие за мной гувернантки менялись раз в год, так что я не успевал к ним привязаться, да и они – ко мне. Горло перехватывает, и я пытаюсь сглотнуть внезапно подступивший комок. – Я просто не знаю, как это – кого-то любить. Не умею… Нет, я видел фильмы, даже хотел оказаться героем таких – где большая семья и все друг к другу привязаны и любят, но… Я же думал, ты как отец – разве что с поправкой, что вместо битья валяешь по постели. Но… но ты ведь не трогал меня, никогда… только когда я этого хотел. Я смотрю ему в лицо, встречаясь взглядами. – Но ты ведь… ты был со мной, только когда я этого хотел. А… – новая мысль заставляет меня замолкнуть и прикусить губу. Но в конце концов я нахожу нужные слова. – А ты хоть раз был со мной, потому что сам этого хотел? А не потому, что чувствуешь мои эмоции? Феликс усмехается. – Конечно был, – он демонстрирует безмятежную улыбку. – В самый первый раз. Когда мы только встретились. И потом… тоже удалось урвать несколько поцелуев, потому что я так хотел. – Вот как… – мне опять одуряюще жарко от стыда. Ведь получается, что я им пользуюсь! Просто потому что он не может отказаться. – Не выдумывай, зайка, – теребит он мои волосы. – Если ли бы я не хотел этого, я бы ушел из поселка. Пара часов в шкуре зверя, или пара суток – и все нормально. Ты бы за это время успокоился. – Или нашел бы кого-то еще… – подкусываю его я. И тут же ощущаю последствия: он рывком переворачивается, подминая меня. – Никаких других! – рычит Феликс. Я обвиваю его шею, трусь носом об изгиб ключицы. Вдыхаю его запах. – Ну вот… ни сам не хочешь… ни другим нельзя! Прям собака на сене! Слышу его утробное рычание. – Плохая собака! – добиваю его. И сам изгибаюсь под ним, притираясь членом к члену. Плавлюсь от его жара, даже больше чем от собственного. Хочу его – этого зверюгу, который просто появился в моей жизни и забрал себе. – Мой! Только мой! – Феликс легко находит путь в истекающую смазкой дырочку. И острое ощущение заполненности прошивает меня разрядом по позвоночнику. Изгибаюсь на нем, закрыв глаза и подставляя шею. – Твой, твой… – стону я. – Пожалуйста… Еще несколько толчков, и я снова на грани – вот-вот взлечу к облакам от кайфа. Но Феликс замирает. – Так что, хочешь стать моим? Навсегда? – спрашивает он. – Да!, Да! – отзываюсь я. И он преображается. Я ощущаю, как меня изнутри распирает еще сильнее, как тогда, в первый раз, чувствую в ладонях, только что скользивших по гладкой спине, жесткую шерсть. Мне страшно открыть глаза и увидеть. Но я знаю – это та самая форма, которой меня тогда напугал Густав. Нет, не вспоминать о нем, не думать. Это Феликс сейчас и здесь, со мной, во мне… И он продолжает толкаться, чуть болезненно, и я ощущаю, как внутри меня словно что-то раскрывается, принимая его. Господи боже мой! Это настолько яркая вспышка, что меня словно разрывает на миллион кусочков. Чувствую, как во мне начинает набухать узел, сцепляющий меня и Феликса. Между нами снова жарко и влажно – я кончил, и чувствую, как глубоко во мне содрогается, выпуская семя, и член Феликса. Я плыву в бездне эйфории, и только боль в плече возвращает ближе к земле. Теперь я помечен и повязан. Успокоенный и счастливый, я соскальзываю в невероятное состояние блаженства, разделяя его с Феликсом. – Так вот как это должно было быть на самом деле, – даже не говорю, а понимаю и передаю Феликсу.