***
Голос Аманды эхом отдавался от высоких стен и плутал среди украшенных серебром и лазурью сводов. За круглым столом их было трое — регент, Ричард и Коннор. Обсуждения дел государственной важности, как и всегда, тянулось медленно, а мигрень нагрянула так не вовремя... Почувствовав неприятную тяжесть в затылке ещё утром, Коннор надеялся, что, может быть, пройдёт. Не прошло. Стало много хуже, и приступ догнал его прямо в самый неподходящий момент. От особо острого укуса боли глаза заслезились. Знакомое ощущение — словно бы свинцовый шар поворачивался в слишком тесном костяном ложе, сдавливал череп изнутри, и казалось, что ещё немного, совсем чуть-чуть, и голова треснет, как переспевший арбуз после ливня. Когда приступы длились слишком долго, Коннор даже ждал этого, как облегчения. Не помогали ни отвары из лечебных трав, ни душные курения. Отчасти его страдания облегчали лишь прохладные компрессы, тишина и темнота, и сейчас отчаянно хотелось оказаться в своих покоях, задернуть тяжёлые портьеры и лечь в постель. На лбу выступил холодный пот. Боль пульсировала, тянула, мучила. Иногда простреливала особенно острой вспышкой в ответ на громкий звук. Коннор поставил локоть на стол и прижал кончиками пальцев вену на виске — это помогало на время притупить ощущения. — …Но снижать торговые пошлины, даже с учётом заключённого союза и предстоящей свадьбы, они отказались, — каждое слово Аманды отдавалось очередным уколом в висок. Желудок судорожно сжался, заставив пожалеть, что Коннор не отказался от завтрака. — Пора подумать о радикальных методах решения проблемы. Серебряный край перекрывает путь к морю, объездная же дорога вынуждает караваны делать слишком большой крюк. Короткий путь через горы небезопасен. Торговая гильдия всё реже выбирает его, ссылаясь на неоправданный риск. Тишина, последовавшая за словами регента, стала долгожданной передышкой. Но не надолго. — Вы предлагаете что-то конкретное? — спросил Ричард. Аманда поднялась с места одним изящным движением. Ножки кресла протяжно скрипнули, отодвигаясь от стола, заставив Коннора едва заметно вздрогнуть. Он прикрыл глаза, чтобы спастись от слишком яркого света, но слышал шорох тяжёлого шёлка платья Аманды и её размеренную поступь — каждое соприкосновение каблуков с каменным полом посылало новую волну боли, и они, нагоняя и перекрывая друг друга, усиливались, заставляли сжимать зубы сильнее. — Принцесса Хлоя — вторая в очереди на престол Серебряного края. При определённом стечении обстоятельств могла бы стать первой. — Это открыло бы хорошие перспективы, — осторожно произнёс Ричард. — Хотя не могу не отметить — решение весьма спорное. Что думаешь, Коннор? Перед закрытыми глазами поплыли цветные круги. — Я, — пришлось открыть глаза и сглотнуть густую слюну, — думаю, что принцесса Хлоя не обрадуется, если обнаружит, что её сестра умерла не без участия семьи её будущего супруга. На лице Аманды явственно отразилось недовольство. Она поджала губы, демонстрируя, что не одобряет такую прямолинейность. — Когда обстоятельства непреодолимой силы лишат Хлою старшей сестры, та будет уже не принцессой, а королевой, женой и, надеюсь, матерью наследника сразу двух престолов. Семья Эркеев станет её семьёй не в меньшей, а, возможно, и в большей степени, чем Эртеи. Политика не предполагает сантиментов. Радость или горесть отдельно взятого члена семейства не имеет значения. Сидеть и планировать убийство сестры своей будущей жены и одновременно сражаться с мигренью Коннор больше не мог. Замутило со страшной силой, желудок судорожно сжался, и стало ясно — всё, дальше никак. — Прошу меня извинить. Обстоятельства непреодолимой силы велят мне вас покинуть, — произнёс он, аккуратно отодвинулся вместе со стулом от края стола и плавно встал, стараясь не делать резких движений. — Мы ещё не закончили, — резкий окрик Аманды настиг его у дверей. — Я — уже да. Дверь захлопнулась, оставляя его в приятном полумраке длинного коридора. Коннор постоял секунду, подождал, пока приступ тошноты пройдёт, и двинулся в сторону своих покоев. «Уехать в Детройт, — мысль упрямо билась в голове, перекрывая даже боль. — Завтра же. Там всегда становится легче. Уехать. Решено!»***
— Ну, вот и всё, Алиса, — Коннор обернулся, обращаясь уже к Кэре, матери девочки. — Повязку менять дважды в день. Не забудь промыть рану чистой водой и наложить слой мази. Помнишь, что воду нужно прокипятить и остудить? И накрыть крышкой, пока остывает? — Разумеется, Ваше Высочество. Спасибо вам за помощь! — Отлично. Ну, а ты, — он снова обратился к Алисе, — без тряпицы за ручку котла больше не возьмёшься? — Нет, Вашес-ство — Алиса отчаянно покраснела, не решаясь поднять глаза — так и любовалась носами туфель, пока Коннор занимался её ожогом. — Вот и славно. Свет трогательно подсвечивал рубиновые ушки, немного лопоухие, и золотил тугие тёмные косы, перехваченные нарядной шёлковой лентой. Платьице, хоть и простого кроя, украшала изящная вышивка — наверняка Кэра много вечеров провела над ней, чтобы порадовать дочку. Хорошенькая, скромная девочка, едва со страху не умерла, когда мать привела её сюда, к самому принцу Коннору. — Ваше Высочество, — Кэра подошла чуть ближе в порыве чувств, неловко поклонилась и застыла, комкая фартук в руках. — Спасибо вам. Не знаю, как и благодарить! — Верная служба — лучшая благодарность, — сдержанно отозвался Коннор и улыбнулся взволнованной матери. — Мазь возьмёте у лекаря, сошлитесь на меня. Джерри! Проводи дам. И распорядись не беспокоить меня до полудня, пока я буду в библиотеке. Кэра продолжала бормотать благодарности, пока Джерри не вывел и её, и девочку за дверь. Оставшись один, Коннор тщательно вымыл руки от остатков жирной мази и допил остывший чай. Тревога перед предстоящей коронацией немного разжала когти, и сейчас было почти что хорошо. Здесь, в старом родовом гнезде, кругом были лояльные люди, да и сам Коннор знал каждого не только в лицо, но и по имени. Конечно, о том, чтобы помогать больным из окрестных деревень, речь уже не шла, однако жители замка продолжили иногда ходить к нему со своими недугами, и все, как один, утверждали, что у принца лёгкая рука и, дескать, после его помощи всё заживает в два раза быстрее, чем после визита к обычному лекарю. Сам Коннор лишь посмеивался в ответ на такие заявления — не зря же он столько времени проводил за книгами. Наука — вот что помогало лечению. Впрочем, даже ученые мужи признавали, что сильная вера способна творить чудеса. Коннор такого не видел, но читал, что в религиозном экстазе люди брали раскалённые камни и несли, не обжигая рук; впрочем, в книгах выдумок хватало с избытком, и, пока он не видел такое лично, в подобные вещи верить не спешил. Размышляя, Коннор задумчиво вертел коробочку с остатками мази в руках. Оставалось совсем немного, надо бы заказать ещё — такие лекарства всегда должны быть наготове. Коннор отправил мазь в карман. Уж если не вспомнит при случае среди дня, то вечером, раздеваясь, точно обнаружит и даст распоряжение через камердинера. Мысли вернулись в привычную тревожную колею. Коронация… Ричард. Брат должен явиться со дня на день, и сложно было сказать, рад Коннор этому или нет. Суета докатилась и до Детройта, Коннору приходили письма и посылки, и все, разумеется, ужасно срочные и требовавшие незамедлительного ответа не сегодня, а ещё вчера. Помимо дубовой резной двери в комнате имелась ещё одна, скрытая пыльным гобеленом. Когда-то яркие краски поблекли, но рисунок читался до сих пор: получеловек-полуконь, поражающий волка копьём на фоне Голубого Древа, изрядно побитого молью в нескольких местах. Коннор осторожно отогнул край, прикрыв лицо рукавом, и всё равно чихнул — от пыли зачесались глаза и засвербело в носу. Нажал на один из резных цветов на деревянной панели, и та плавно отъехала в сторону, открывая узкий и тёмный коридор. Лампу Коннор брать не стал — он знал этот замок, как себя, особенно тайные ходы, которые когда-то приводили в полнейший восторг и его, и Ричи. Сейчас Коннор пользовался ими редко, хотя некоторые, как этот, позволяли значительно сократить путь. Не пришлось выходить, огибать западное крыло и пересекать холл, всего-то лишь стоило пройти десять шагов вперёд и, повернув направо, сделать ещё пять. Коннор нащупал выступающий из стены камень и с силой нажал на него, запуская работу механизма. В стене что-то сухо щёлкнуло, повернулось, и тогда темноту разрезала тонкая полоса яркого света. Руки привычно толкнули обманную стену. Идеальная имитация, если смотреть со стороны библиотеки и не знать, ни за что не догадаешься, что часть кладки — фальшивая. Библиотека всегда была его местом. Коннору нравилось обилие света и воздуха, лабиринт высоких книжных шкафов, в которых, как он думал в детстве, можно и правда заблудиться, и ряд изящных скульптур в нишах — сплошь бюсты предков, дань уважения знатному роду. Нравилось ему и то, что от сумрачных высоких сводов до тенистых аллей старого сада всего несколько шагов. В любой момент можно выскользнуть наружу и пройтись по аккуратным дорожкам, усыпанным белоснежным гравием, надышаться всласть свежим ветром, ароматом скошенной травы и цветущих роз. Впрочем, запах пыли, кожи и старой бумаги в самой библиотеке напоминал о детстве и долгих часах, проведённых здесь, и тоже был приятен. Тогда Коннора интересовали сказки про фей, рыцарей, магию, драконов и прочих чудесных тварей, а сейчас — научные труды, но одно осталось неизменным — книги позволяли на время забыть о заботах, погрузившись в иную плоскость бытия. С ними время летело незаметно. Солнце щедро лило свет в высокие витражные окна. Он ложился яркими цветными пятнами на мраморный пол и медленно, но верно подкрадывался всё ближе к столу, заваленному бумагами и книгами. Дверь негромко скрипнула за спиной, но Коннор не поднял головы и не перестал выводить аккуратные ровные строки. Перевод оказался сложнее, чем он думал, и занял больше времени, которого у него было мало. — Ваше Высочество, принц Ричард прибыл и желает вас видеть. Рука дрогнула. На пергаменте расплылась безобразная клякса, которую Коннор даже не заметил. Он вскинул голову, обернулся и едва не подскочил с кресла: — Давно прибыл? Почему мне не доложили? — Принц Ричард и его свита находятся в замке два часа. Прошу меня простить, Ваше Высочество, вы распорядились не беспокоить вас до полудня. Коннор заметил кляксу и расстроенно вздохнул. — И когда принц желает меня видеть? — Прямо сейчас! — звонкий голос брата влетел в библиотеку. Его обладатель и сам ворвался следом, стремительный, собранный и удивительно невозмутимый. Ричи, как видно, успел искупаться и сменить дорожный костюм на изящный атласный кафтан цвета весеннего неба. Коннор, повинуясь внезапному порыву, подхватился с места, подошёл к брату и заключил его в объятия, мало заботясь об этикете — со дня их последней встречи прошло шесть долгих месяцев. Ричи сперва замер, словно бы окаменев, но потом обмяк и слегка приобнял его в ответ. Коннор вдохнул аромат душистого мыла и лавандового масла, а ещё чего-то неуловимого, странного и будто бы незнакомого. Он отпустил Ричи, шагнул назад и оглядел чуть более внимательно. Что-то в нём изменилось. Кажется, поправился немного: щёки слегка округлились, но в остальном это был тот же Ричи. Разве что взгляд стал другим, колким, внимательным, словно он ежесекундно ожидал подвоха или готовился принять удар. Сердце кольнуло тоской. Коннор так скучал по брату, и теперь, когда тот наконец-то был рядом, вдруг отчётливо стало ясно, что не хватало ему того Ричарда, с которым они сбегали без спроса в голубятню, объедались вишнёвым пирогом, измазавшись начинкой до ушей, и играли со старым псом, большим, косматым, похожим на пятнистого медведя… Тосковал он не по Ричи вовсе, а по той близости, что была между ними когда-то. — Ну что, ты готов? — по-деловому приподняв бровь и заложив руки за спину, спросил брат. Он сделал пару шагов по библиотеке и замер под каскадом цветных лучей. Повернул голову и посмотрел Коннору в глаза, и то ли что-то странное мелькнуло в его взгляде, то ли так казалось из-за витража, окрасившего его висок и щёку алым. Коннор поразился, ища и не находя привычное сходство; вроде бы всё то же самое, что он сам видел в зеркале: и прямой нос, и плавный изгиб губ, те же гладкие бледные щёки без следа щетины, высокий лоб с упавшей на него прядью тёмных волос. Разве что россыпь родинок, что легла иначе, да глаза — голубые, а не медово-карие, как у Коннора, — отличали их с братом друг от друга. Раньше даже Аманда их, бывало, могла перепутать. Ричи отвёл взгляд. Теперь его лицо вызолотил тёплый янтарный свет, и морок прошёл, брат снова был собой. Коннор моргнул, сгоняя внезапное наваждение. — Да, — отозвался он. — Хорошо. Тогда выезжаем завтра же, на рассвете. — Так скоро? — вырвалось у Коннора. — Даже не отдохнёшь от дороги пару дней? — У нас нет времени, ты и так слишком долго сидел в этой глуши. Пора возвращаться и приниматься за свои обязанности, Коннор. До твоего дня рождения остаётся пара недель, и после него регент уже не сможет прикрывать твою спину. Тебя коронуют, и тогда ты не можешь и дальше прятаться здесь, — Ричи обвёл широким жестом библиотеку и нахмурил чётко очерченные брови, остановив взгляд на столе. — Ты не хуже меня знаешь, почему я здесь, — Коннор не отказал себе в удовольствии добавить в голос каплю сарказма, — прячусь. Брат устыдился. Он отступил из пятна цветного света в тень, но всё равно было видно, что его лицо опалил лихорадочный румянец, а губы нервно сжались. — Боли ушли? — Со дня приезда — ни одного приступа. Свежий воздух пошёл мне на пользу. Ричард вздохнул и рассеянно потёр лоб, словно это его, а не Коннора мучили жестокие приступы. — Ты не сможешь управлять королевством отсюда. Ты нужен в столице. Там — твоё место. Его место! Коннор подавил вздох. — А знаешь что? — Ричи вдруг игриво склонил голову и лукаво прищурился. — Мы ещё можем успеть прокатиться. Спорим, я обгоню тебя? Всё так и ездишь на своей старушке? — И откуда у тебя столько сил, — удивился Коннор, но предложение выглядело слишком заманчивым, чтобы отказаться.***
Ещё с детства стало ясно, что Коннор с братом очень разные. Ричи скучал над книгами, зато дрался с яростным восторгом, совершенно Коннору непонятным, одинаково хорошо управляясь и с мечом, и с кинжалом, и с луком. Его самого куда больше увлекали литература, арифметика и история. Он делал успехи, но относился к спаррингам и тренировкам гораздо спокойнее брата. Одно они любили оба с равной страстью: конные прогулки по лесу, когда упругий ветер бьёт в лицо, а от скорости перехватывает дыхание и сердце бьётся чаще. Вот и сейчас, сидя в седле, Коннор почувствовал щекотку острого нетерпения в груди. Его серая кобыла недоверчиво косилась на чёрного жеребца Ричи. Нарядный, лоснящийся, с белой звездой во лбу, тот нервно пританцовывал, храпел и прядал ушами. Красивое животное. То, как жеребец ставил точёные ноги, взбивая пыль, как изгибал гибкую сильную шею, Коннор не оценить не мог, но, предложи ему Ричи поменяться, отказался бы не раздумывая. Внешний лоск — приятное, но не главное достоинство лошади. Выехали они, как положено, в сопровождении охраны и свиты. Хотя солнце и стояло высоко, лучи его уже не бичевали спину, щёки и плечи, а грели нежным теплом. Осень вступала в права, вплетала багрянец клёнов и яркую позолоту берёз в изумрудный лесной гобелен. Коннор оглядел опушку со смутной тоской и подумал о том, что вряд ли скоро сможет вот так просто сорваться на прогулку. В столице его ожидала коронация, а сразу после — женитьба на принцессе Хлое. Хлою он не видел ни разу, только её портреты. Круглое белое личико, гладко зачёсанные светлые волосы и голубые глаза, большие и спокойные, как лесные озёра — пожалуй, красивая. Им было по шестнадцать, когда Аманда условилась о помолвке, и всё решилось так быстро, что Коннор не сомневался: причиной спешки послужил один конкретный случай. Его застали в оружейной, целующимся с сыном казначея. Ни казначея, ни его сына Коннор больше не видел, а через пару недель Аманда сообщила радостную весть и вручила небольшой портретик принцессы. С тех пор Коннор получал по портрету в год с приложенным к нему письмом, написанным рукой будущей жены. Бумага благоухала духами, почерк выглядел красивым, слова — бессмысленными и пустыми, но это не имело ровно никакого значения. Дело решала политика, и он почти что смирился с тем, что проживёт жизнь, играя по чужим правилам. В конце концов, разве это не то, что ему суждено, раз уж он родился Эркеем? Воспоминание о планах Аманды насчёт старшей сестры Хлои обожгло душу смесью стыда, гнева и отвращения. Он много думал об этом и пришёл к выводу, что открытый конфликт с регентом неизбежен. Играть по правилам Аманды Коннор не станет, и вскоре после коронации начнётся долгий и мучительный передел власти — заменить всех её людей на постах сразу не получится, и не только потому, что многие из них принадлежат к древним и именитым семействам. Прежде чем заменить старых, потребуется найти и обучить новых, а это время, время… Аманда — как гидра, отсечёшь одну голову, на её месте вырастут две; Коннор знал, что борьба будет долгой и без крови не обойдётся. Если бы он только мог отказаться от всего этого… Если бы только он мог! Кавалькада двинулась в сторону леса. Ричи оглянулся через плечо и изогнул губы в улыбке. Ветер растрепал его волосы. Он снова переоделся, на этот раз — в удобную куртку и стёганые штаны, почти такие же, как у самого Коннора, только чёрные, а не серые. Коннор поравнялся с братом, почти что задевая его стремя своим. Перекинул повод в левую руку. Правая словно бы невзначай скользнула по бедру, а пальцы привычно сложились в знаки, которые Коннор помнил ещё с детства: «Ты готов?» Брошенный вниз взгляд поймал движение руки Ричи: «Вперёд». А потом они оба ударили пятками лошадей, и те понеслись, как выпущенные из лука стрелы. Коннор засмеялся, услышав возмущённые окрики позади, и Ричи хохотал тоже, и стало так хорошо и легко, будто бы не было никаких размолвок, обвинений и обид, и полгода разлуки не было тоже. Коннор вдруг отчётливо осознал, что страстно желает попробовать сплести истончившиеся нити между ним и братом, сделать их связь прочнее и ближе, может, не так, как раньше, но… Хотя бы как-нибудь. Напоенный ароматами луговых трав воздух сменился влажным, густым запахом леса. Ажурные своды крон сомкнулись над головой. Мягкий ковёр из прошлогодней листвы и ржавых еловых иголок приглушал все звуки. Вороной летел впереди, и Ричи оглянулся, одарив Коннора очередным странным взглядом. Сведённые вместе брови, сжатые в нитку губы и бледное лицо пробудили в душе щекотку беспокойства, однако Коннор отмёл дурные мысли, пригнулся к серебристой шее и отпустил поводья, давая Лейле волю. Лоснящийся круп вороного приблизился. Жеребец перемахнул через упавшее дерево, не потревожив ни одной ветки даже кончиками копыт; Лейла, хоть и была пониже, прыгнула следом. Удар копыт о землю ощутимо тряхнул всадника, но не выбил из равновесия. Кобыла выровняла темп, и уже через четыре удара сердца Коннор с Ричардом оказались наравне, стремя к стремени. Удивлённое лицо брата развеселило, и с губ сорвался крик: — Догоняй! Вороной тряс головой. Губы его были в пене. Но Лейла обошла его легко, как призрак, сотканный из тумана. Говорили, увидеть такой на болотах — дурной знак. Правда, Коннор не верил в приметы; он радовался удачной гонке, дышал полной грудью и наслаждался свободой, ощущая счастье с терпким привкусом сожаления. Ричи остался где-то позади. Тяжёлая дробь, которую копыта его коня выбивали, касаясь земли, стали совсем неразличимыми. Лейла замедлилась, перешла на шаг. Коннор похлопал её по шее, потемневшей от пота. Вскоре за спиной послышалась вновь поступь лошадей, позвякивание сбруи и негромкие голоса — вероятно, свита нагнала беглого принца. Вот сейчас она покажется из-за бурелома, и начальник стражи, вероятно, будет первым и снова начнёт вещать про неоправданный риск, выпучив глаза, как выброшенный на берег карась. Коннор снова потрепал кобылу по шее, восстанавливая собственное дыхание. Он ждал и вскоре дождался. Из-за клубка вывернутых из земли корней выехали семеро конных, судя по одежде, из свиты Ричарда. Плащи с надвинутыми на лица капюшонами не позволяли разглядеть их лиц, но Коннор всё равно не знал ни одного. От него не укрылось, что двигались всадники, отрезая путь назад. По спине пробежала стайка мурашек. Неприятный холодок и смутное предчувствие беды заставили тело собраться, как для прыжка. — Где принц Ричард? — спросил Коннор. Вместо ответа трое вскинули луки, целясь точно в него. Память тела оказалась быстрее мысли: Коннор не успел ещё подумать, что его предали, а пальцы уже сжали рукоять небольшого обоюдоострого ножа. Быстрота помогла ему: нападавшие не ожидали такой прыти от изнеженного королевского отпрыска. Коннор метнул нож в одного из лучников и попал — тело мягко сползло на землю. Нога убитого запуталась в стремени, лошадь испуганно взвизгнула и шарахнулась в сторону. — Саймон! — крикнул второй стрелок, спрыгивая с коня и бросаясь к телу на земле. — Нет! Корпус лошади удачно прикрыл его спину, поэтому второй нож поразил не его, а третьего вооружённого луком. До ушей донёсся хрип, и тот завалился на конскую шею, безвольно свесив руки. Страх и сомнения не отвлекали от главного; Коннор умел отсечь эмоции и оставить их позади, пока глаза внимательно изучали обстановку, а разум сосредоточенно перебирал возможные варианты действий. Пятеро против одного — расклад не очень, но вероятность успеха всё ещё велика; жаль, что лук Коннор решил с собой не брать, тогда ситуация приняла бы иной оборот. — Ты за это заплатишь, бесовское отродье, еретик проклятый! — крикнул один из предателей. Коннор дёрнул повод, выхватил длинный кинжал из ножен и прижал пятки к бокам Лейлы, готовый стремительным броском вперёд лишить отряд последнего стрелка — тогда дело бы оставалось за малым, с остальными он бы справился. Но, как только кобыла резво двинулась вперёд, из-за бурелома выехала ещё троица всадников. Мысль не поспевала за телом: руки натянули поводья, заставляя Лейлу круто изменить направление прямо на ходу, а корпус сам собой пригнулся ниже, чтобы уберечь голову от стрел. И снова кобыла не подвела, лишь на миг замедлилась, слегка привстав на дыбы, и полетела в глубь леса, маленькая, быстрая и лёгкая, словно птица. Ржавые стволы старых сосен, пёстрые свечки берёз и серебристые осины, бурелом и кустарник — всё смешалось в мутное пятно, и оставалось только надеяться, что на пути не встретится яма или коварная коряга, в которую Лейла угодит ногой. По лицу хлестнула ветка, но Коннор не ощутил боли. Преследователи зажимали в кольцо, и каждый раз, когда он оглядывался назад, оказывались чуть ближе. Ричи! Мысль о нём полоснула острой тревогой. Ричард отстал ещё до того, как всё случилось, и, возможно, это его и спасло. Или нет? — Ну же! Быстрей! — Коннор почти распластался на гибкой шее. Хотелось развернуться и рвануть назад, чтобы найти брата — безумная, шальная идея. Шея и плечи Лейлы уже были в мыле, с губ летели клочья пены, и при каждом вдохе из горла вырывался надсадный хрип. Нет. Даже она не осилит такой манёвр. Сердце отстукивало поспешный ритм. Хотелось бы, чтобы тяжелый топот конных позади начал стихать — Коннор надеялся оторваться, полагаясь на быстрые ноги кобылы. Рискнул оглянуться через плечо: тот, кто держался по центру, натягивал тетиву. Коннор резко пригнулся, коснувшись щекой длинной гривы. Стрела просвистела прямо над головой. А стрелок хорош! Метить в движущуюся мишень, будучи на коне — невероятное мастерство. Покорная воле всадника, Лейла сперва ускорилась, но вдруг пронзительно взвизгнула и сбилась с ритма. С трудом восстановив равновесие, Коннору удалось выпрямиться в седле и увидеть гладкое древко стрелы с голубым оперением, а ещё — тонкую яркую струю крови на серебристой конской шее. Сперва лошадь продолжила бег, пытаясь спастись от жалящей боли, но недолго; вскоре она споткнулась. Лес и пронзительно-синее небо облетели Коннора по дуге, а потом усыпанная толстым слоем сухой хвои земля с размаху его ударила. Тело успело сгруппироваться в воздухе, но дух всё равно вышибло из груди. Свет на миг померк. Звуки голосов, конский топот и стон раненой Лейлы показались далёкими и приглушёнными, словно уши заткнули ватой — как в детстве, когда их с Ричи лечили после дня, проведённого на замёрзшем озере. Коннор услышал звук, с которым остро наточенные лезвия коньков скользили по гладкому, блестящему льду; почти что увидел брата в пушистой песцовой шапке, с раскрасневшимися щеками и сияющими глазами, по сравнению с которыми и небо, и цвет стягов семьи Эркей казались блеклыми, будто бы выгоревшими на солнце… Звук повторился. Коннор тряхнул головой, моргнул и почти сразу же вскочил на ноги, преодолевая головокружение и боль в ушибленном теле — нет, это не коньки чертили узоры на ледяном панцире водоёма, а мечи покидали ножны. Преследователи уже спешились и медленно, но верно приближались. Аманда всегда повторяла: главное — не сила, а скорость и точный расчёт. Во многом можно было с ней не согласиться, но только не в этом. Коннор скользнул в сторону и вниз экономным, но стремительным движением. Почти успел: стрела полоснула рукав, распоров старую, но любимую куртку, тонкий шёлк рубахи и кожу — предплечье полыхнуло яркой болью. Он видел стрелявшего, даже встретился взглядом с разноцветными глазами, зелёным и голубым. Лицо убийцы скрывал шарф, но такого узнать было нетрудно, и Коннор вспомнил, что уже видел его сегодня — кажется, то был один из многих прибывших вместе с Ричардом людей. Не из ближнего круга, кто-то из слуг или лакеев. Брат часто менял наряды, лошадей и людей, всех не упомнишь, но этот уж больно приметный оказался… Душу затопила холодная ярость. Заговор? Попытка убить наследника престола? Немыслимая дерзость! Обо всём этом стоило хорошенько подумать, но позже. Коннор окинул взглядом лес. Высокие стволы здесь стояли реже, чем в чаще, позволяя солнцу лить медовый свет на толстый ковёр из хвои и опавших листьев. За спиной слышался ласковый шёпот реки. Он знал это место, хотя и не часто заезжал так далеко от замка, помнил кривую сосну с раздвоенной верхушкой и поваленное дерево справа, почти скрывшее изломанными ветвями замшелый валун. Да, ошибки быть не могло: здесь Светлая плавно огибала крутой обрывистый берег и бежала на Север, игриво петляя среди холмов. А значит, за спиной Коннора — обрыв, и бежать ему некуда. По крайне мере, его преследователи явно могли так думать. Они не учли одного — это его лес. Его земля. Перспективы рисовались нерадостные. У него из оружия — один лишь длинный кинжал на бедре и последний, третий метательный нож. Пропела стрела, но в этот раз не нашла свою цель и впилась в мягкую сосновую кору, а не в тёплую податливую плоть. Коннор слышал, как Лейла жалобно стонала, всхлипывая тонко и обиженно, словно дитя. Если бы не состояние боевого транса, это больно резануло бы по самому сердцу. Но только не теперь, когда все чувства словно отсекли и отделили от разума стеклянной стеной; в такие моменты ничто не касалось Коннора лично, и он был — не он, а кто-то другой, способный лишь действовать и планировать, а не чувствовать и переживать. Стон Лейлы вдруг оборвался. Коннор осторожно выглянул из-за дерева и успел увидеть, как один из преследователей вытирает окровавленное лезвие о расшитый серебром чепрак. Из-под тёмного капюшона выскользнула длинная медная коса. Надо же, девица! Разноглазый стрелок отвлёкся: немного опустил стрелу и оглянулся на девушку. Коннор не стал упускать свой шанс, выхватил последний нож, отправил его в полёт и сразу же развернулся, бросаясь со всех ног к обрыву. Лес огласил горестный женский вопль — значит, нож всё-таки нашёл свою цель. Коннор вылетел из-под тени крон на узкую полосу влажной, присыпанной листьями травы. Впереди она резко обрывалась, открывая роскошный вид на покрытые лесом изумрудные холмы и сияющую ленту широкой реки. Красивая картина, которую Коннор едва ли заметил. Он бежал не по прямой, а петляя, и слышал взволнованные голоса позади. Мимо просвистели несколько стрел, но ни одна не достигла цели. Край обрыва был так близко! Сердце отчаянно колотилось о рёбра, воздуха не хватало, горло словно бы сдавила невидимая рука. Ускорившись, Коннор преодолел последние шаги, оттолкнулся от земли и прыгнул; ноги потеряли опору, на миг всё вокруг словно замерло: и лес, и он сам, и даже ветер и звуки разом стихли. Но потом солнце резануло глаза пронзительно-ярким светом, в бок впилось острое жало боли — одна из стрел достигла цели, — и мир вокруг пришёл в движение: мелькнули песчаный обрыв с упорно цепляющейся за него куцей берёзкой, синий лоскут неба, зеркальная гладь реки. Вода хлестнула Коннора, обожгла ударом и лишь затем нехотя расступилась, чтобы сомкнуть над головой прохладные, зыбкие объятия.***
Первым, что пробилось сквозь пелену забытья, стали запахи: мокрый песок, дым, крепкий дух конского пота. И лишь затем — ощущения боли и тепла. Коннор со стоном пошевелился, разлепил веки и приподнялся было на локте, но предплечье и левый бок полыхнули такой яркой болезненной вспышкой, что сознание на миг помутилось. Он сжал зубы, с трудом сдержав стон, опустился снова на живот и, уже не делая резких движений, попытался оценить, насколько всё плохо. Память услужливо напомнила про покушение, погоню, прыжок с обрыва в холодную воду и отчаянное, пронзительное желание жить. Кажется, он выплыл, глотнул воздуха и нырнул снова, спасаясь от стрел; смутно помнил, как выбрался на берег. Остальное терялось в туманном мареве — то ли сон, то ли явь. На него напали днём, сейчас же со всех сторон наступала темнота, разгоняемая лишь пламенем костра — ни луны, ни звёзд не было видно, всё небо затянули тяжёлые тучи. Река скрылась во мраке, но слышался тихий плеск, когда рыба резвилась в воде, и чувствовалась промозглая прохлада, которой тянет от водоёмов чем ближе к осени, тем сильнее. Коннор аккуратно выпутался из тёплого кокона, оказавшегося конской попоной, и завёл руку за спину. Пальцы безошибочно нащупали древко — стрела всё ещё была в теле, а значит, крови он потерял меньше, чем если бы тот, кто его нашёл, решил выдёрнуть её из раны. Кем бы ни был спаситель, он постарался устроить Коннора с комфортом: не только укутал попоной, но и оставил мех с водой, который оказался весьма кстати. Коннор успел ополовинить его, когда услышал поступь конских копыт и шорох в кустах. Верховой! Значит, надежда выбраться отсюда живым всё ещё есть. Ни лесник, ни охотник, пусть даже и забредший так далеко от поселения рядом с замком, ему не откажет. Взяв чужого коня, можно будет вернуться в Детройт быстрее, а потом, разумеется, одарить спасителя с причитающейся случаю щедростью. Хрустнул сушняк под копытами, затрепетали ветви кустов, послышалось сдавленное ругательство, и Коннор увидел всадника. Отсвет костра выхватил из темноты волевое лицо с росчерком шрама на носу, недельную щетину и тёмные волосы, собранные в высокий узел на макушке. «Охотник», — подумал Коннор, скользнув взглядом по широкой груди, скрытой потёртой добротной кожанкой. Предположение подкрепили лук и колчан у него за спиной. Коннор вскинул голову, вглядываясь в темноту, готовый поприветствовать незнакомца, как полагается, но тут произошло странное. Он ожидал, что вот-вот всадник покажется целиком, и готов был увидеть морду лошади, но вместо этого перед ним предстало нечто совершенно невероятное, возможное лишь во сне или в бреду. Удлинённая куртка «охотника» обхватывала талию, расширяясь к низу, а за её краем вместо пары ног в поношенных под стать кожанке штанах красовались лошадиные плечи, покрытые длинноватой шерстью. В темноте масть казалась то ли гнедой, то ли вовсе вороной. Пришлось моргнуть пару раз в надежде, что видение развеется, однако кентавр — а это точно мог быть только он — так и продолжал неторопливо приближаться к костру, продираясь сквозь кусты. Вскоре он показался весь: не особо крупный, если смотреть на конскую часть, но крепко сбитый — спина не провисала, ноги казались ровными и сухими, каждая мышца выделялась четко, словно вырезанная из дерева. Глаза невольно оценили приятные линии и изгибы, а разум подсказал, что кончик ранившей Коннора стрелы наверняка был отравлен. Только терзающая тело жестокая лихорадка могла быть причиной такого странного видения. Наверняка он лежит без сознания, истекая кровью, и медленно умирает там, где его никто никогда не найдёт, даже чтобы похоронить.