***
Долго ждать не пришлось. Солнце не успело коснуться горизонта, а Коннор уже заприметил силуэты нескольких кентавров, которые спешили к его укрытию. Он встал с земли, напряжённо разглядывая каждого. Гэвина удалось узнать без труда, хотя он и держался позади. Взглянув же на остальных, Коннор понял, что кентавры, оказывается, могли быть совсем разными, и не только мастью, но и ростом, и фигурой. Особенно выделялся тот, кто бежал впереди всех. Той плавности, с который двигался Гэвин, в нём не было и в помине: массивный, рослый, с широкой спиной и объёмным пузом, он не полетел бы над травами выпущенной из лука стрелой, но нёс бы тяжёлую ношу так долго, как более легконогие его собратья вряд ли смогли. Седые волосы, забранные в высокий хвост, оказались необычайно длинными и развевались за спиной, как стяг, а полы яркой куртки с хитрым узором из разноцветных лоскутов спускались почти до колен. «Наверняка кто-то важный, вождь или старейшина», — решил Коннор. По его правую руку скакали вороной кентавр с кожей в тон шерсти, рыжий и гнедой, по левую — каурый и серый. Волосы всех, кроме Гэвина, были седыми и необычайно длинными. Коннор припомнил то, что успел узнать об их народе за время пути. Когда группа кентавров приблизилась к нему и остановилась, он встретил их лёгким поклоном, прижав ладонь к сердцу, а затем громко сказал: — Приветствую вас с миром, сыны свободного племени. Моё имя — Коннор, я лекарь и человек. Все взгляды обратились к нему, настороженные, любопытные и обеспокоенные. — Приветствуем тебя, Коннор, — пророкотал косматый и, покосившись на Гэвина, прибавил: — с миром. Моё имя — Хэнк Андерсон, я глава совета старейшин и, кхм, кентавр, как видишь. Вороной хохотнул было, но осёкся под суровым Гэвиновым взглядом. Хэнк продолжил: — Со мной старейшины племени и Гэвин Рид, которого ты уже знаешь. Скажи, Коннор, что привело тебя сюда? Люди давно перевелись в наших краях. — Я встретил Гэвина во время его странствий, и он спас мне жизнь. Согласно долгу крови я приехал, чтобы осмотреть дорогого его сердцу друга, юного Коула. Слышал, ваши лекари отчаялись ему помочь. Седовласые кентавры переглянулись. Хэнк задышал чаще — видно было, как бока его беспокойно вздымались. — Лекарю везде рады, — произнёс он, снова обратившись к Коннору. Серые глаза внимательно осмотрели и его самого, и седельные сумки, лежавшие неподалёку. Ножны Коннор предусмотрительно снял и отложил подальше на видное место, вместе с полупустым колчаном и луком. — И что же, ты путешествуешь в одиночестве? Люди, вроде бы, передвигаются верхом, но твоего коня я не вижу. — Гэвин любезно объяснил, что езда на лошадях не слишком приветствуется в этих землях. Меня учили уважать местные законы и обычаи, где бы я ни оказался и как бы они ни отличались от привычных. Что же касается компании, то я путешествовал не в одиночку, а вдвоём с Гэвином. Ответ явно не удовлетворил Хэнка, и всё-таки он кивнул. — Как я уже сказал, лекарю всегда открыты двери, и наша деревня не станет исключением. Добро пожаловать, Коннор! Я распоряжусь, чтобы тебе предоставили еду и кров. Предлагаю тебе стать гостем в моём доме, тем более раз уж ты приехал, чтобы лечить моего сына. — Гостить у главы совета старейшин — великая честь для меня, — Коннор сопроводил слова поклоном. — И всё-таки я хотел бы попросить Гэвина приютить меня, раз уж мы прошли такой долгий путь вместе. Повисло неловкое молчание. Вороной нервно переступил с ноги на ногу, гнедой и рыжий отвели глаза, а Гэвин невесело ухмыльнулся, молча покачав головой. Хэнк сказал: — Боюсь, это невозможно. По решению совета Гэвин лишился жилища и теперь живёт в Большом доме вместе с юными воинами. — Что же, значит, я могу остаться с ним и там, если старейшины не возражают против этого. Старейшины возражали — Коннор без труда читал это по их лицам, но вот Хэнк призадумался. Он оглянулся на Гэвина и повернулся к Коннору снова. — Думаю, вы оба окажете мне честь, став моими гостями. — Благодарю за великодушие, — Коннор учтиво склонил голову. К деревне пришлось идти пешком. Хорошо хоть, Гэвин взял сумки, так что тащить их самому не было надобности. Остальные кентавры, видимо, из вежливости тоже не торопились. Вскоре они приблизились к высоким крепким воротам, у которых уже собралась целая толпа. Хэнк громко объявил имя Коннора и цель его визита, а также сообщил, что тот будет его гостем. Мужчины, женщины, дети, старики самых разных мастей жадно глазели на Коннора, да и он с любопытством разглядывал их самих и всё вокруг. Главным открытием стало то, что кентавры вовсе не так примитивны, как Коннор думал. Строить они предпочитали больше из дерева, хотя внутренняя защитная стена и некоторые дома были сработаны из камня; за исключением размера строений, поселение не слишком отличалось от небольших человеческих деревушек. Коннору казалось, словно он уменьшился, или, наоборот, мир вокруг внезапно вырос. Всё тут было слишком большим и высоким: прилавки с рыбой, зеленью, фруктами и тканями; окна, двери, заборы и сами здания; даже борт колодца доходил Коннору до груди. Ещё он подметил следы недавнего пожара. Повсюду были копоть и сажа, от нескольких домов остались лишь обугленные развалины. И всё-таки жизнь продолжалась: тут же, совсем рядом с почерневшими остовами пострадавших от огня зданий, сияли белизной свежеокрашенные стены, крыши покрывала свежая солома, то тут, то там виднелись брошенные инструменты, вёдра с известью, горки стружек и груды новеньких досок, терпко и остро пахнущих смолой. Он старался увидеть как можно больше и подметить каждую деталь. Всё казалось чудным и интересным. Даже любопытная детвора, которая высыпала на дорогу несмотря на окрики старших, оказалась очень добротно одета, а уж наряды и причёски женщин можно было разглядывать подолгу. Деревня явно не бедствовала, и голода тут не знали, что порадовало Коннора. Теперь стало ясно, почему старейшины решили сопроводить гостя. Толпа расступалась перед процессией и тут же смыкалась позади. Коннор шёл рядом с Хэнком, а с боков и спины его прикрывали другие кентавры, и им приходилось осаживать особенно ретивых собратьев, жаждущих разглядеть человека получше. Когда Гэвин и Хэнк упоминали о Большом доме, Коннор и не думал, насколько точным окажется название. Строение напоминало донжон, но имело всего один этаж. Окон, как и полагается, в нём не сделали, зато толстые двери оставались широко распахнутыми, впуская свет угасающего дня. Коннор хотел бы побывать там и увидеть, как устроено главное здание деревни изнутри, однако Хэнк повёл его мимо. Он свернул в одну из боковых улочек и шёл прямо, пока не остановился рядом с покосившимися воротами какого-то подворья. — Ну всё, всё, расходитесь, — ворчливо прикрикнул он толпе. Никто уходить не спешил, поэтому Хэнк толкнул скрипучую створку и, пропустив Коннора и Гэвина вперёд, негромко произнёс: — Ступайте в дом. Гэвин всё тут знает, покажет и расскажет. За забор нос не совать! Я пришлю Криса с его ребятами, пусть охраняют дом, и, если что-то нужно, помогут, еды принесут или ещё чего. Створка ворот захлопнулась с оглушительным скрипом. Гэвин тут же направился к хозяйскому дому, по пути испугав пару рыжих кур — те неохотно убрались с пути, недовольно хлопая крыльями. Во время пути до Детройта, в столицу и обратно Коннору доводилось ночевать в похожих местах, и, хотя хозяева постоялых дворов и одиноких хуторов неизменно извинялись, что не в силах предоставить принцу необходимые удобства, он считал добротный дом гораздо более удачным вариантом для ночлега, нежели походный шатёр. Когда-то, читая сказки и легенды про кентавров, Коннор полагал, что их жилища походят на конюшню. Как же он ошибался! С конюшней в доме Хэнка не было ничего общего, кроме глинобитного пола, посыпанного свежей соломой. Высокие своды терялись в тенях, крышу держали толстые деревянные столбы, украшенные искусной резьбой. В самом центре пылал очаг с почерневшим котелком над ним, у дальней стены виднелась печь. Из мебели обнаружились лишь сундуки, бочки, полки да столы на высоких ножках. Ни стульев, ни скамеек здесь, разумеется, не было, зато имелись гобелены, украшавшие стены, и тускло блестевшее в свете жаровен оружие на деревянных стойках. — Здесь — главная зала, в дальней стене, за красной дверью — проход в комнату Хэнка, за синей живёт Коул, а жёлтую когда-то занимал я. Думаю, там ты и расположишься, а я устроюсь здесь, рядом с печью. Когда придёт Крис, попрошу принести харчей. О, дьявол, как же я соскучился по жаркому и свежему хлебу с маслом! Да ты проходи, проходи, не робей. Коннор шагнул в отведённую ему спальню. Почти всю комнату занимала деревянная рама с ворохом цветных подушек в ней, напоминающая гигантскую кровать. Плотная занавеска из расшитой ткани закрывала окно, а дощатые стены — нарядные гобелены. Оставшиеся на виду балки, столбы и перекладины тоже были украшены, но уже не резьбой, а цветочными орнаментами. Коннор приметил и пару ламп на длинных цепочках, свисающих с потолка. Пожалуй, здесь оказалось даже уютно. — Кхм, э-э… Коннор… Давай-ка покажу тебе баню и нужник. — Баню? А что это? — Место, где моются. — О, визит в купальню был бы очень кстати! Только сперва скажи мне, как там Коул? Он здесь, в этом доме? Когда я смогу осмотреть его? Гэвин помрачнел. — Коул всё ещё у нашего шамана, тот молится каждый день, окуривает его травами, отпаивает настоями… Ему явно лучше, даже подпаленная шерсть отросла, но вот на ноги он так и не поднялся. — Я попробую это исправить. Веди же меня к нему. — Думаю, сегодня народ будет караулить тебя у ворот допоздна, и лучше дождаться ночи, чтобы выйти из дома. У нас есть ещё почти что седмица в запасе. Сходи в баню, поешь, отдохни… Я разбужу тебя, когда настанет время идти. — Что же, звучит разумно, — вздохнул Коннор. Впервые в жизни он не ощущал твёрдой уверенности и силы, которую давал ему род. Впервые он шёл за кем-то и не ощущал ни малейшего сопротивления в душе, впервые он не знал, что ждёт его наутро, и впервые он был так спокоен, стоя над пропастью неизвестности.***
Ночь высыпала все звёзды из рукава. Невероятно яркие, они сияли на чёрном сукне небосвода, освещая путь Коннору и Гэвину. Правда, второму свет, казалось, и вовсе нужен не был — он двигался уверенно, явно по привычному пути. Деревня потонула во мраке. Всё стихло. Коннора Гэвин посадил себе на спину, чтобы создавать меньше шума, и даже такая мимолетная, вынужденная близость оказалась приятной. Хэнк шёл впереди. Когда Коннор увидел его второй раз, уже поздно ночью, то поразился, каким уставшим и осунувшимся выглядел глава старейшин. Они с Гэвином о чём-то тихо переговаривались, когда Коннор вышел из своей комнаты, полностью одетый, с лекарской сумкой, перекинутой через плечо. — …И никому ни слова, — успел услышать Коннор слова Гэвина. — Я готов идти. Гэвин кивнул и сказал: — Это хорошо. Поедешь на мне, чтобы всё прошло тихо и быстро. Мы тут обсудили с Хэнком наш расклад и прикинули — нашим знать о целебном соке голубого древа вовсе не обязательно. Народ же такой, только услышат слух, сразу повалят искать и путь к людям, и дерево. Вряд ли это хорошо кончится. «Значит, всё по плану, — подумал Коннор. — Вот и славно». — Хорошо, — осторожно произнёс он. — Мы ведь не знаем точно, поможет ли сок и твоё лечение, — продолжил Гэвин, — поэтому Хэнк решил принести богам щедрую жертву кровью и вином. Их помощь нам сейчас лишней не будет. Задействуем все возможные способы и увеличим шанс на успех. — Ведите меня к больному. Я должен его осмотреть, потом станет ясно, понадобится ли жертва или ещё что-то. И вот они приблизились к дому шамана. Жил тот за пределами деревни, но Гэвин сказал, его волки не то что не тронули при набеге, но обошли широким кругом и сад с травами, и само жилище, и даже алтарь, окружённый статуями. В окнах виднелся тусклый свет. Хэнк постучал в дверь, два раза коротко, один — длинно. Изнутри послышались шаги, звук отпираемого засова, а затем в проёме выросла сухощавая фигура. — Я ожидал вас, — прошелестел старческий голос. — Прошу, заходите. Внутри, казалось, было темнее, чем снаружи. Вскоре глаза привыкли к неяркому свету жаровни, и Коннор увидел, что всё вокруг густо увешано гирляндами сушёных трав, костями и пучками перьев. На многочисленных полках теснились сосуды, горшки, склянки и корзины с непонятным содержимым, но внимание Коннора привлекла не обстановка, а молодой кентавр, лежавший на подушках. — Гэвин! Ты вернулся, я так ждал тебя! — воскликнул он и, разглядев Коннора, ойкнул. — Кто это с тобой? — Человек, Коул. Коннор приехал сюда, чтобы попробовать помочь твоей беде. На юном лице отразились страх и надежда. — И правда поможет? Мир тебе, человек! Вот дьявол, я и подумать не мог, что люди всё ещё существуют, Гэвс, как ты его откопал? В смысле… Ой… То есть, нашёл… Так где, расскажешь?! — Тихо, сын, — пророкотал Хэнк. — Гэвин привёз этого лекаря, а ещё сок Голубого Древа. — Да неужто?! — Чш-ш, — осадил его Гэвин. — Не тараторь. Помолчи и дай нам сделать дело. — Значит, молодой Рид видел Древо, — раздалось в темноте. Из угла выступил худой, старый кентавр. Голова его была совершенно гладкой, как полированный панцирь, а глаза покрывали бельма. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как всё было. — Да-да, расскажу, только поклянитесь все, что никому, кроме присутствующих ныне здесь, не будет известно ничего из сказанного и увиденного. — Клянусь жизнью! — выпалил Коул. Остальные повторили то же, но без его энтузиазма. Вскоре суета с приготовлениями улеглась. Коулу выдали кубок с разведенным в воде соком, а Коннору — глубокую миску с таким же раствором. Разумеется, рисковать и давать больному настоящий сок Коннор не мог, поэтому собранную жидкость перелил в невзрачный флакон и приготовил безобидную смесь из собственных запасов лекарств. Однако для Хэнка и шамана всё должно было выглядеть взаправду, чтобы никто из них не заподозрил об истинном способе лечения. — В легендах не говорится, как именно сок рекомендуется употребить, поэтому часть Коул выпьет, а часть я нанесу ему на спину. Если всё пройдёт удачно, в последующие дни повторим это снова. — Я ничего не чувствую. Ну, улучшения, — поделилися Коул. Его большие, на пол-лица глаза влажно блестели от подступающих слёз. — Наверное, не поможет. Хэнк тут же взвился: — Коул, мы же говорили с тобой о достоинстве и чести, и… — Здесь очень людно и шумно. Я не смогу сосредоточиться, чтобы осмотреть больного. Прошу вас, подождите снаружи, — повелел Коннор. Хэнк, поколебавшись, вышел, Гэвин последовал за ним. Шаман же мялся, явно желая что-то сказать. — Боюсь, нас не представили в спешке. Я — Коннор, лекарь и человек. — Карл — моё имя. Скажи мне, Коннор, может ли остаться немного сока и для моих глаз? Наверняка хватило бы всего пары капель. «Ну, началось, — подумал Коннор». Но ответил иное: — Мы ещё не знаем, подействует ли он. Свойства сока не изучены. Действует ли он на застарелые болезни? Сколько его нужно для излечения? Поможет ли он вообще или навредит? На эти вопросы у меня нет ответа. У юного Коула нет выбора, поэтому он готов рискнуть. — Я понимаю это… Что же, если моё присутствие так мешает, то я удаляюсь, — уязвлённо отозвался Карл и вышел из дома, удивительно точно сориентировавшись в пространстве. — Итак, Коул. Расскажи, как ты себя чувствуешь? — спросил Коннор. — Намного лучше, чем раньше. Ожоги прошли, даже шерсть на спине отросла, только вот задние ноги, — его голос дрогнул, — они… Я не чувствую их. — Совсем? Коннор провёл рукой по бедру. Спустился ниже, ощупывая скакательный сустав. — Что-то ощущается? — уточнил он, но Коул лишь покачал головой. Смочив водой из миски руки, Коннор положил их на спину, покрытую короткой, едва начавшей отрастать шерстью, прикрыв глаза, и предупредил: — Скажи, если будет больно. Вскоре нашёлся источник всех бед — пара позвонков, выступивших из общего ряда. С каждым разом пользоваться новой силой выходило всё лучше и лучше, и теперь Коннор ощутил идущее от ладоней тепло. — Ой-ой, немного жжётся, — пожаловался Коул. — И ноги… колет, как иголками! Коннор, я чувствую ноги! — Тише, тише! — Прости… Я случайно. Коннор лишь вздохнул и улыбнулся, не открывая глаз. Он чувствовал, как энергия устремляется к больному месту. Видеть Коннор не мог, но точно знал — под шелковистой шкурой, слоем кожи, жира и мышц медленно и аккуратно позвонки сдвигались на положенные им места. Вскоре Коул совершенно по-лошадиному всхрапнул и беспокойно завозился, так что пришлось прикрикнуть на него. Если в первый раз вся мощь неизведанных способностей вырвалась из Коннора бурным потоком, едва не лишив его самого жизни, то теперь он мог цедить её понемногу и не торопясь, что и делал сейчас. До тех пор, пока не почувствовал лёгкое головокружение, а из носа не потекла кровь. Коннор запрокинул голову и резво вытянул из кармана заранее приготовленную чистую тряпицу. — Дело ведь не в воде, да? — тихо спросил Коул. Коннор прижал тряпочку к носу и встретил взгляд блестящих глаз. — Ты прав, не в воде. Пару мгновений они молча смотрели друг на друга, пока Коул не нарушил тишину: — Карлу, Гэвину и папе об этом знать не стоит? — Лучше никому не говорить. Если скажешь, сюда устремится целая толпа страждущих. Они будут требовать, чтобы я лечил их, даже если у меня уже не останется сил. Может, если откажусь, попробуют заставить силой. — Нет, такое нельзя допустить. Коннор, послушай. Я скорее умру, чем поделюсь этой тайной с кем-то. — Даже с Тиной? Коул густо покраснел. Пунцовый румянец видно было даже при свете жаровни. — Даже с ней. — Договорились. Полагаю, твоему телу потребуется время на восстановление. Ни в коем случае нельзя торопиться, из-за излишней спешки позвонки, которые я поставил на место, могут снова сдвинуться. Им надо время, чтобы как бы… укорениться, понимаешь? Да и мышцы твои ослабели после нескольких недель в постели. — Что же тогда делать? — Я буду приходить к тебе каждый день. Есть у меня одна задумка, но об этом сперва поговорю с Гэвином. Пока что постарайся поджимать и вытягивать задние ноги, лёжа на боку. Скажем… раз по десять, потом перерыв, и ещё раз десять. И так четыре раза в день. Хорошо? — Ага, — отозвался Коул. Коннор отнял тряпицу от лица. На льняной ткани осталось лишь небольшое алое пятно, и подумалось, что наверняка он вскоре научится отслеживать момент, когда остановиться. С усилием поднявшись на ноги, Коннор попрощался с Коулом, спрятал окровавленный кусок ткани в рукаве и вышел из душного, пропахшего травами дома в прохладу осенней ночи.***
— Пёсий потрох, — выплюнул Гэвин. — Ну ты и вымахал! — Прости, — виновато протянул Коул. Гэвин и Хэнк тянули за концы толстых верёвок, перекинутых через балку под потолком зала. Верёвки эти крепились к двум широким ремням, один из которых поддерживал Коула сразу за передними ногами, там, где обычно располагалась подпруга, а второй — ближе к задним. Коннор в возне не участвовал, у него была несоизмеримо более важная задача: следить за состоянием Коула. Стоило вернуться в дом Хэнка после ночной тайной вылазки, Коннор заснул сразу, едва упал на мягкие подушки. По сравнению с ночёвками во время пути странная постель показалась ему поистине божественной. Когда голос Гэвина проник в череду сновидений, мягко уговаривая проснуться, солнце уже стояло высоко, и многообещающий запах чего-то очень вкусного и сытного явственно доносился из зала. Они отобедали, и Коннор даже смог сесть за стол на козлах, переделанных для него в скамью — Гэвин, как оказалось, времени даром не терял и собственноручно смастерил то, что позволило бы Коннору чувствовать себя немного более уютно на новом месте. За едой удалось обсудить дальнейшие планы, притом для пояснения своей идеи Коннор использовал кусок хлеба — тот изображал Коула, и две стрелы зелёного лука — они играли роль поддерживающих ремней. Сделать нехитрое устройство удалось к вечеру, пока окрылённый надеждой Хэнк хлопотал о перевозке Коула домой. И вот теперь впервые за много дней тот стоял на ногах. Ремни снизили нагрузку на задние ноги, и Коннор надеялся, что такой способ позволит мышцам окрепнуть, но при этом не травмирует спину. Всю суету с ремнями они совершенно не скрывали. Более того, как раз в тот момент, когда Коулу уже помогли встать, в дом вошла молоденькая рыжая девчонка, вся в конопушках, с большим кувшином в руках. То, как расшрились её глаза и открылся от удивления рот, давало надежду, что уже совсем скоро вся деревня будет знать об увиденном, чего Гэвин, Коннор и Хэнк так хотели. На рассвете шаман принёс щедрую жертву богам — десяток овец, чёрных и белых, без единого пятнышка. Теперь каждый в деревне мог найти объяснение чудесного излечения Коула на свой вкус: кто верил в богов, счёл бы, что дело решило подношение богам; кто верил в силы таинственного лекаря из мира людей, получил подтверждение этому; ну а Хэнк и Карл считали, что всё решилось благодаря волшебному соку. — Как ты, Коул? — спросил Коннор. — Ничего, вроде бы. Коннор повелел Хэнку и Гэвину: — Немного отпустите ремни. Совсем чуть-чуть! Да, вот так. А теперь, Коул? Скажи, когда устанешь. — Договорились. Коннор удовлетворённо вздохнул. Дело двигалось быстрее, чем он ожидал, и это вселяло в сердце уже не робкую надежду, а уверенность на успех.***
С самого утра в доме всё смешалось. Запыхавшийся мальчишка влетел в зал галопом и, едва отдышавшись, сообщил, что матриарх Чень собирается нанести визит в деревню лично, да не просто так, а с извинениями. Новость застала их во время завтрака. Хэнк бросил ложку и метнулся в свою комнату, чтобы накинуть куртку поверх рубахи. — Гэвин, приготовься и бегом к Западным воротам, чтобы одна нога здесь, другая — там, — крикнул он через плечо и вылетел за дверь. Разумеется, Гэвин тут же дёрнулся было из-за стола, но Коннор остановил его со словами: — Поешь хоть немного. На пустой желудок что битва, что переговоры труднее. Тот свирепо засопел, но торопливо проглотил остатки каши. Коннор последовал его примеру и, едва они закончили, заявил: — Я с тобой пойду. — Вот уж нет. — Попробуй остановить меня. Гэвин скептически оглядел его с ног до головы и покачал головой. — Ты ведь понимаешь, что это не вопрос даже? — Гэвин, я тоже воин и не собираюсь отсиживаться возле печи, пока решается судьба племени. Кроме того, что ещё более важно, меня с самого раннего детства готовили к переговорам. Я могу быть полезен там. — А мне кажется, ты просто хочешь посмотреть. — Не без этого, — согласился Коннор. — Ну так что? — Ох… Ну ладно. Только пообещай мне, если дело дойдёт до драки, в пекло не лезть. — Обещаю. На том и порешили. Вскоре они оба собрались, не забыв вооружиться, и Гэвин посадил Коннора на спину, чтобы добраться до ворот побыстрее. Пока они скакали к месту встречи, видели, как в сторону Большого дома спешат дети и женщины, притом почти все они, от малышей лет семи на вид до старух, были вооружены. «Да уж, война с таким народом — чистое безумие», — подумал Коннор. Впрочем, оборотни и сами были не лыком шиты. При воспоминании об увиденной пасти с рядом острых клыков, каждый из которых был с большой палец размером, по спине пробежала стайка мурашек. Стража у ворот с удивлением проводила их взглядами, но пропустила. В поле уже собралась группа вооружённых кентавров с Хэнком во главе. Он хмуро оглядел Коннора и покачал головой, но от упрёков воздержался. Вскоре последние вызванные на встречу воины покинули деревню, и створки ворот закрылись. Слышно было, как тяжёлый засов вставляют в пазы — ясно стало, что если битва и начнётся, отступать будет некуда, зато все, кто внутри прочных стен, останутся в безопасности. Сперва из-за холмов показался белоснежный флаг, и лишь затем сама процессия. Все шли в человечьем обличии, обозначая мирные намерения, и один из них вёл на поводу чёрного коня. Хэнк смотрел на визитёров, приложив ладонь козырьком ко лбу, и изредка многозначительно переглядывался с другими старейшинами. Ожидание было тягостным. Молодые воины топтались с ноги на ногу, и Гэвин даже прикрикнул на них. Те сразу же устыдились и встали спокойно, хотя бы внешне, разве что продолжали коситься на Коннора и всё так же тревожно присматривались к оборотням вдалеке. Двигались они, как назло, очень медленно. К моменту, когда волки оказались на расстоянии двадцати шагов, кентавры уже измучились от нетерпения. Знаменосцы вонзили древки в землю, и процессия остановилась. Все оборотни подняли руки, показывая, что в них нет оружия, но само по себе это мало помогло бы делу, если бы все до одного они не были бы женщинами. В рядах кентавров это вызвало некоторое смущение, даже Хэнк вздохнул и нахмурился, что уж говорить о воинах помоложе. — Волки коварны, помните это. То не женщины, а враги, — предостерёг вороной старейшина. Коннор с интересом смотрел на них. Все, как одна, черноволосые, с немного раскосыми глазами, крепкие и высокие, молодые, зрелые и пожилые, даже совсем юные девчонки, каждая в простом белом платье с пояском. Ветер трепал их распущенные волосы — как видно, оборотни, в отличие от кентавров, не любили сложные причёски. Если бы Коннор своими глазами не видел, как один из оборотней сменил облик почти что на его глазах, то ни за что не поверил, что перед ним стоят вовсе не обычные женщины. В чёрном коне Коннор с изумлением узнал Ворона. Сердце наполнилось радостью — значит, его план сработал хотя бы отчасти. Тем временем женщины расступились, пропуская вперёд маленькую и совершенно седую старушку. От остальных её отличал лишь возраст и цвет платья — оно было алым, как кровь. Молодая стройная девушка вела её под руку. Хэнк выждал, пока они приблизились на десять шагов, и двинулся навстречу сам. — Приветствую вас с миром, воины свободного племени, — громко крикнула девушка. — Моё имя — Тина Чень. Наша мать обратится к вам с речью, и мы просим выслушать её. Коннор понял, что родной матерью девушки старушка быть никак не могла. Видимо, подразумевалось, что леди Чень как матриарх рода — духовная мать всех детей, рождённых в нём, а может, и всех детей племени. В этом стоило разобраться получше. — Приветствую вас с миром, воины свободного племени, — повторила матриарх так негромко, что все разом перестали дышать, прислушиваясь. — Я дважды посылала гонцов с просьбой о переговорах насчёт мира, и дважды они возвращались со стрелой в зубах. Я благодарю вас, что не убили моих сыновей и целились лишь в землю у их ног, и всё же разговор этот должен состояться. Мы горюем из-за вероломства наших соплеменников, которые напали на ваше поселение без моего ведома. Их неповиновение разрывает мне сердце. В рядах кентавров поднялась волна возмущения, так что старейшинам пришлось успокоить воинов, чтобы леди Чень могла продолжить говорить. — Когда я узнала про то, что Тина отдала своё сердце юному Коулу, сыну старейшины Андерсона, я поняла — вот она, возможность закрепить мир, который мы так долго ждали. Брак между ними помог бы упрочить те связи, которые протянулись между вашим и нашим родом. Она умолкла, переводя дыхание. Воцарилось поражённое молчание. У большинства кентавров вытянулись лица, да так, что любо-дорого было посмотреть. — К несчастью, не все сыны моего племени оказались с этим согласны. Прежде чем я успела послать сватов, группа недовольных моим решением воинов собралась и напала на деревню, чтобы сделать невозможным не только этот брак, но и мир. — Почему мы должны тебе верить? — спросил Хэнк. — Тут решать тебе, старейшина. У меня есть свидетель, один из тех, кто взбунтовался против моей воли и явился вновь, чтобы покаяться. Я простила его. — Не ждёшь ли ты, что и мы простим? Такого никогда не бывало, — заявил Хэнк, яростно хлестнув себя хвостом. — Не бывало, — согласилась леди Чень. — Но мир меняется. Глаза и нос изменяют мне, или это человек среди вас? — Всё верно, — ответил Коннор. — И я разговаривал с сыном племени леди Чень, спас его от смерти и дал своего коня. Вижу, он выполнил свою клятву, раз вы привели Ворона ко мне. — Лия, — мягко позвала матриарх, и девушка, которая держала повод, двинулась вперёд. Коннор соскользнул со спины Гэвина и протиснулся вперёд, чтобы забрать жеребца. Выглядел тот лощёным и ухоженным — его явно не обижали временные хозяева. — И что же, вы прибыли, чтобы отдать нашему человеку лошадь? — поинтересовался Хэнк, склонив голову к плечу. По сравнению с ним, высоким и крупным даже по меркам кентавров, сухонькая старушка казалась совсем крошечной. Но, судя по всему, она пользовалась огромным уважением среди своих, поэтому Коннор не спешил списывать её со счетов. — Верно. Помимо того я прибыла сюда лично, чтобы попросить прощения у вашего племени за пролитую кровь, хотя и понимаю, что простить такое невозможно. Позволим ли мы ненависти застилать нам глаза? Позволим ли мы надежде на процветание увянуть, лишь только завязался первый росток? Или дадим ему шанс несмотря на невзгоды? — Что же ты хочешь от нас, Великая мать? — Разрешите этому браку свершиться. Пусть юный Коул и Тина скрепят своим союзом наши племена. А мы, в свою очередь, готовы начать переговоры о мире. — Рано ещё о свадьбе-то говорить, он едва на ноги встал, — пробурчал Хэнк. Тина прерывисто вздохнула и прижала руку к груди. Коннор подумал, что вернувшийся в племя оборотень мог рассказать ей про то, как Коул пострадал во время нападения на деревню. Они о многом тогда успели поговорить, прежде чем их пути разошлись, и вот теперь настало время пожинать плоды посеянных зёрен. — Мы можем продолжить воевать, — тихо сказала леди Чень, — можем рвать, кусать, пронзать и резать друг друга. Твоё слово, старейшина, и война продолжится ещё несколько десятилетий. Я знаю, что ошибка стоила нескольких жизней, и жалею об этом. Но стоит ли месть того, что погибнут многие? Разве не достаточно крови выпила эта земля? Хэнк обменялся взглядами со своими спутниками и обратился к матриарху снова: — Нам нужно обсудить это. Однако ещё до того, как слова были сказаны, а решения — приняты, Коннор понял, что в этой битве леди Чень одержала победу.***
Чтобы оказаться С Гэвином лицом к лицу, Коннор уселся на стол. Тут же он разложил и всё необходимое для предстоящего действа: миску с густой мыльной пеной, помазок и бритву. Держать остро заточенное лезвие в руке было привычно, но вот то, что оно на этот раз не рассекало кожу, а лишь скользило по ней с тихим шорохом, срезая волоски, привычным пока не стало. Хотя Аманда и воспитала принцев в строгости, которую многие при дворе считали излишней, Коннор ранее никогда не заботился о ком-то, кроме себя. Он не видел сложности в том, чтобы одеться самостоятельно, если только речь не шла об особенно нарядных одеждах, да только вот бриться ему никогда не приходилось. Надобности не было — у него на теле не росли волосы. А вот у Гэвина росли, и немало, даже если не считать лошадиную его часть. Притом совсем разные: борода чуть отливала рыжиной, на груди и внизу живота красовалась тёмная и жёсткая поросль, руки покрывал мягкий пух. Блестящие, густые волосы на голове Гэвин пока продолжал забирать в узел, хотя они успели немного отрасти. Пожалуй, это нравилось Коннору больше, чем косы, с которыми щеголяли местные мужчины. Бритва в руках Коннора скользила по коже доверчиво подставленного горла, сбривая щетину. Гэвин закрыл глаза, позволив поворачивать свою голову и покрывать щёки густой пеной. Он, разумеется, мог сделать всё это и сам, но терять такой прекрасный повод, чтобы касаться друг друга, ни один не хотел. Коннор воровато огляделся, проверяя, одни они или нет. В этот раз им повезло, только надолго ли? Хэнк оказался гостеприимным хозяином, но в его доме слишком уж много было лишних глаз и ушей, поэтому, даже оставшись наедине, Гэвин с Коннором не могли поддаться своим желаниям. Лишь визиты в баню стали для них способом хоть ненадолго побыть вдвоём. Хэнк, правда, уже пожурил их, вскользь упомянув внезапно появившуюся у Гэвина повышенную чистоплотность, мол, скоро щёткой в шкуре дырку протрёт после таких длительных и частых купаний. Коннор ощущал, что в нём словно бы поселился ненасытный зверь, только нуждался он вовсе не в пище, а в жарких ласках возлюбленного. Того времени, что выпадало на их долю, было совсем недостаточно для удовлетворения общей жажды, а она с каждым днём становилась всё сильнее. Как-то раз Гэвин с жаром сказал, что, если бы не заморозки, то увёз бы Коннора подальше в Пустошь, и там-то уж они смогли бы сполна насладиться друг другом без страха быть застигнутыми врасплох. Иногда они шли на риск и одаривали друг друга быстрыми поцелуями. Вот и теперь Коннор, стерев пену с гладко выбритого лица куском ткани, положил левую ладонь на крепкую грудь, прикрытую лишь тонкой рубахой. В ней Гэвин выглядел особенно домашним, расслабленным, и эта мысль окатила волной неожиданной нежности. Глаза Гэвина распахнулись. Зелёные, с тёмной каймой у края и светлыми прожилками — Коннор не мог не полюбоваться ими, отмечая, как стремительно расширяются зрачки, затапливая радужку чернотой. — Нам бы поостеречься, — произнёс Гэвин и накрыл рукой Коннорову ладонь на своей груди. — Не ровён час, кто-то увидит. — Ты сам сказал мне, что соплеменники знают о твоих предпочтениях. Так стоит ли нам скрываться? Гэвин сразу смутился, даже покраснел немного. — Ох, Коннор… Это же другое. — Ты про то, что я человек? Рано или поздно всё равно догадаются. Особенно теперь, после решения совета вернуть тебе звание и дом. Знаешь, о нас уже и так шепчутся за спиной, а что будет, когда мы поселимся вместе? — Ты что, думаешь, я стыжусь тебя?! Да я хоть сейчас пойду и скажу всем, так и знай! — Нет, я понимаю, что ты волнуешься о том, как племя меня примет, и отчасти ты прав. К новому тяжело привыкать и людям, и нелюдям, но я не могу вечно прятаться. Чем чаще я буду выходить и мелькать перед глазами, тем быстрее всем надоест меня разглядывать и я перестану быть диковинкой. Мы же уже обсуждали это и договорились… — Да-да, договорились идти вместе на ярмарку, я помню. О боги, как представлю, что все будут на тебя таращиться! Хм. А знаешь что? Есть у меня одна мысль. Коннор с сомнением покосился на Гэвина. — Что за идея, позволь узнать? — Морду ты мне уже выбрил, значит, и с башкой справишься. Убери вот тут, на висках, и сзади, на затылке. Сверху пусть остаётся как есть. — Гэвин, ты уверен, что хочешь этого? Вряд ли твои соплеменники оценят такой вид. — В том-то и соль. Давай, берись за дело, а то с этими сборами провозимся полдня. Вскоре они с Гэвином вышли из дома и направились к площади. В эту ночь выпал первый снег, и всё кругом припорошило: и крыши, и землю, и деревья с кустарниками. Под ногами белая крупа уже либо растаяла, либо смешалась с соломой, взбитая множеством копыт. Коннор зябко кутался в плащ и смотрел по сторонам, подмечая, как меняется деревня. Присланные матриархом Чень отпрыски волчьего племени вовсю работали, не покладая рук, чтобы починить и отстроить заново всё, что пострадало при пожаре. От Хэнка они с Гэвином слышали, что сперва работа двигалась плохо, уж больно не нравилось гордым кентаврам трудиться бок о бок с оборотнями. Скандалы до сих пор вспыхивали, как бывает с не до конца потухшим костром, но неизменно гасли. Открыто оспорить решение совета не решался никто, а вскоре стало ясно, что из оборотней вышли отличные помощники, и дело пошло на лад. Теперь же работа кипела. Коннор с радостью отмечал, что заново отстроенные дома не только крепки на вид, но и украшены искусной резьбой на ставнях и коньках крыш. Конечно, для того, чтобы простить друг друга, требовалось нечто большее, чем возмещённый ущерб и покаяние виновных, однако это уже было немало. Шум ярмарки слышался издалека — квохтанье кур, блеяние овец, голоса, музыка и смех. В воздухе ощущались запахи еды, дыма, скота и чего-то цветочного, сладкого. Коннор шагал быстро, чтобы поскорее выйти к рынку, и, миновав поворот, оказался на самом краю просторной площади, увиденной мельком в день приезда. Сегодня на ней теснились яркие шатры и навесы, повозки и загоны со скотом, и, конечно, кентавры самых разных видов и мастей. Однако же их сегодняшней целью было найти торговца-оборотня, который возил в деревню разные ткани. Это оказалось нетрудно — среди толпы кентавров двуногих было немного. — Надо же, сколько народу. Видимо, слухи о тебе разлетелись быстрее, чем мы полагали, — проворчал Гэвин и добавил: — Держись ко мне ближе. — Думаешь, все они прибыли, чтобы посмотреть на меня? — Не все, но часть — да. Мне всё это не нравится, так и знай. На это Коннор ничего не ответил и направился к телеге, гружённой тканями и мехом. На него обратили внимание моментально, но он делал вид, что взгляды и шепотки вовсе его не смущают. Желающих потрогать Коннора, подобраться поближе или задать ему вопросы не нашлось — суровый, напряжённый вид возлюбленного рядом с ним без слов говорил, что Гэвин заставит пожалеть каждого, кто попробует провернуть что-то неучтивое. Его причёска притягивала немало взглядов и едва ли не больше поразила соплеменников, чем Коннор. Всё-таки с оборотнями до недавних пор шла бойкая торговля, и их человеческим обличием мало кого можно было удивить. Да, он пах иначе, однако внешне выглядел точь-в-точь как один из волчьего племени, а вот Гэвин с наполовину выбритой головой и короткими по местным меркам волосами вызвал немало удивления. Нужный им прилавок вскоре нашёлся. Зрелая женщина-оборотень с фигурой, напоминавшей объёмный тюк с шерстью, предлагала ткани и шкуры, разложенные на куске холста прямо на земле. За её спиной стояла тележка со запряженными в неё крупными козлами. — Скажи-ка, добрая женщина, можешь ли ты привезти не только ткани, но и тёплую одежду? Не скрывая любопытства, она быстро оглядела фигуру Коннора с головы до ног. — Да, разумеется, если господину будет угодно! Готовое платье я вряд ли найду, но мы с сёстрами сошьём по вашей мерке. Только для человеков ещё не шили никогда, так что ежели надо что особенное, так и скажите сразу. — Это меня устроит. Нужно мне немало: семь простых рубах из самого тонкого сукна, которое найдётся, столько же исподнего той же ткани, две пары шерстяных штанов, куртка на меху и тёплый плащ, как у тебя самой, но не такой яркий. Ещё я был бы признателен, если бы ты рассказала, есть ли у тебя на примете сапожник, готовый взять мой заказ. — Взяться за такую работу будет для нас честью. Ткань можно выбрать здесь же, а сапожник, если нужно, приедет на ярмарку через седмицу. Коннор, не сомневаясь ни минуты, указал на белый батист, серое и чёрное сукно и мех чёрно-бурой лисицы. — Это очень достойный выбор! — воскликнула торговка, и глаза её хитро блеснули. — Господин желает платить серебром или золотом? — Серебром, половину сейчас, половину — когда привезёте готовое платье. — А-ай, господин не доверяет, — она покачала головой, в притворной горести вытянув губы дудочкой. — Давай-ка не крути, пёсий хвост, — рыкнул Гэвин у них над головами. — Думаешь, раз у покупателя деньги есть, так можно ободрать как липку? Она как-то очень странно глянула на Гэвина, облизала губы и отвела взгляд. Её руки теребили край плаща. — Ну? Что замолкла? — Я… Кхм… Сын у меня болеет. Говорят, что вы, господин, лечите народ так, как никто не умеет. Он был ранен когда… Ох… — Не так давно? — подсказал ей Коннор, понимая, как тяжело и больно ей говорить о нападении своих же соплеменников на соседей. — Да, не так давно. И если бы господин пожелал взглянуть на моего мальчика, то мы бы, стало быть, сшили бы вам всё за полцены. Коннор открыл было рот, чтобы пригласить её и сына для осмотра даром, но Гэвин опередил его и выпалил: — По рукам. — Только деньги вперёд! — веско добавила оборотень, подбоченясь и снова превратившись в деловую и хваткую торговку. — Вот уж нет! — заявил Гэвин, и начался спор о цене. Спустя немного времени, сговорившись и оставив задаток, Гэвин и Коннор прогулялись вдоль рядов, разглядывая товары. Рынок был полон не только обычными вещами вроде продуктов, скота и утвари. Были здесь и милейшие игрушки из дерева и глины — Коннор с улыбкой покрутил в руках расписных лошадок, козликов и кентавров; специи и травы из отдалённых поселений; сладкая сдоба, которую пекли прямо тут же, на площади, и продавали ещё горячей — последний прилавок Гэвин проводил слишком уж внимательным и долгим взглядом, так что Коннор решительно повернул к нему и купил целый кулёк булочек с орехами и мёдом. Когда толпа, телеги, навесы и палатки скрылись за поворотом, Гэвин наконец-то облегчённо вздохнул: — Я думал, будет хуже. — Видишь, стоит делать это почаще. Ну что, теперь — домой? — уточнил Коннор. — Зайдём в ещё пару мест. Это недолго. Гэвин вёл Коннора по широким улицам, пока они не остановились возле невзрачной двери маленького, по местным меркам, дома. Вывески на нём не обнаружилось, да и на лавку это было не похоже. Оставалось лишь вопросительно приподнять брови и подождать, пока на стук им откроют и впустят внутрь. Тогда и стало понятно, что хозяин вовсе никакой не торговец, а старый воин — эту породу Коннор уже научился узнавать по манере держаться и, конечно, по шрамам. Пожилой кентавр засуетился при виде гостей: — Гэвин, Коннор, какая честь! Проходите, проходите… Вина, пива? Сейчас, погодите, Маришку позову, пусть согреет баранину! — Нет-нет, мы не задержимся, — перебил его Гэвин. — У нашего лекаря столько дел. — Да и у тебя самого, думаю, невпроворот… Я хотел узнать, может, для брата моего найдётся место в твоей дюжине, а? — Э-э, ну, надо подумать, пусть он заглянет на днях. Ты скажи, достал ли то, о чём мы договаривались? — Да-да, конечно, всё, как и просил, в лучшем виде. Один момент, подождите меня здесь! Он скрылся за кожаной шторой в комнатах, а когда появился вновь, нёс в руках какой-то свёрток. Гэвин тут же взял его в руки и спрятал в перекидной сумке, поблагодарил старика и поспешил на выход, подгоняя Коннора. — Куда теперь? — полюбопытствовал тот, гадая, что же скрывалось в загадочном кульке. — На окраину деревни, так что шире шаг! — Так и не скажешь, зачем нам туда? — Скоро сам увидишь, — заявил Гэвин и довольно оскалился. Что же, Коннор уже успел уяснить — его избранник ничуть не уступал ему в упрямстве. Пришлось последовать за ним по лабиринту улочек, который уводил их всё дальше от ярмарки. Её шум вскоре стих. Снова пошёл снег, белые хлопья медленно летели с небес, укрывая дорогу. Коннор поплотнее закутался в плащ, слишком лёгкий для такой погоды, и подумал, что хорошо бы швеям из волчьей стаи управиться побыстрее. Впереди уже виднелся частокол, когда Гэвин в очередной раз свернул и вывел Коннора прямиком к новым домам. Часть из них уже завершили, но некоторые поспешно доделывали прямо сейчас. — Вот и пришли. Нам во-он туда, — заявил Гэвин и припустил к одному из домов, который выглядел уже совсем готовым, разве что не успели ещё убрать козлы и мусор вокруг него. — Выглядит уютно, — отозвался Коннор. — Хм, узнаю работу племени Чень, они любят резные ставни. — Ага, тут и они, и наши трудились. Ну же, давай заглянем внутрь! — А это разрешено? — Ну конечно, Коннор. Жильцов-то здесь ещё нет, как видишь. Размерами дом уступал тому, которым владел Хэнк, это стало ясно сразу. Но затем Коннор заметил и другие, очень заметные отличия. За пару месяцев жизни с кентаврами он успел привыкнуть к обстановке и даже почти смирился с постоянным неудобством из-за разницы в росте с обитателями деревни. Здесь же всё было иначе. Огромная печь, сердце дома, имела несколько ступеней, ведущих прямо к главной заслонке. Вдоль всех стен стояли длинные скамьи, на которые можно было и сесть, и лечь, и встать, чтобы дотянуться до масляных ламп или полок, где обычно хранили всякую утварь. Но больше всего Коннора поразило наличие не только пары стульев с высокими ножками, но и вполне себе обычного стола и удобного на вид кресла. — Хм, видимо, Хэнк готовит жильё для Тины и Коула? Очень неплохо! Гэвин оглянулся через плечо и приподнял бровь. — Тебе нравится? — Ну да, пожалуй. — Это хорошо, потому что дом Коула, похожий, кстати, на этот, находится по соседству. А этот построили для меня, точнее, для нас. Не царские палаты, ясное дело… Не знаю, понравится ли тебе… Коннор снова осмотрелся, и веря, и не веря словам Гэвина. Да, привычной роскоши тут не было и в помине, зато всё было добротным и сделанным специально для их нужд, чтобы облегчить трудности совместного проживания. Так вот где Гэвин пропадал по утрам, наверняка бегал сюда, следил за всем или даже помогал, чтобы ускорить строительство. — Мне очень нравится! Когда мы сможем сюда переехать? У нас не так много вещей, можно управиться и за сегодня! — Ха-а, такое нетерпение, что же, тебе надоело гостить у старины Хэнка? Коннор немного смутился, но виду не подал: — Нет, что ты, Хэнк радушно нас принял, и всё-таки… Знаешь же, как хочется перестать уже прятаться от всех в бане. — Да уж, это точно. Прости, что я так задержался с подарком на твой день рождения. В следующем году постараюсь успеть к нужной дате, — заявил Гэвин и выудил из сумки свёрток, который совсем недавно получил от пожилого кентавра. — Вот, Коннор, это тебе. Открой же! Тот взял в руки подарок, поставил на стол, который наконец-то был высотой как раз под рост человека, и развернул ткань. Под ней обнаружилась деревянная шкатулка. Коннор бросил вопросительный взгляд на Гэвина, и тот закивал, понукая его продолжать. Откинув крышку, Коннор замер. Внутри оказался набор письменных принадлежностей, каждое в отдельной ячейке. И перья, и ножик для их очинки, и чернильница, и мешочек с песком, а самое главное — целая пачка отличного пергамента, вот что таила в себе шкатулка. Теперь Коннор мог продолжить работу над переводом, которая застопорилась после его приезда сюда. — Это просто замечательно, Гэвин. Прекрасный подарок! — Ну вот и славно. Теперь-то ты сможешь терзать меня грамматикой с удвоенной силой. — О, — Коннор не выдержал и расхохотался, — уж поверь, за этим дело не станет! И, глядя на то, каким счастливым Гэвин выглядел, Коннор ещё раз подумал, как странно и чудесно всё изменилось. Словно нити их жизней плели теперь совсем иной гобелен будущего, и новый узор казался намного краше того, который каждый из них раньше считал неизбежным.