Воздушный змей

      Без родителей дом казался пустым. Обычно он был полон смеха и уюта, но Харуто, бродя по зданию на прошлой неделе, понимал, что здесь слишком просторно и тихо.       Родители отправились к его бабушке — не человеческой, а той, которая жила в мире отца. У нее еще была огромная голова и цветные кольца на каждом пальце. На самом деле бабушку звали Дзенибой, но так к ней обращался только отец: у них были не особо теплые отношения. Харуто же относился к их встречам иначе: он очень любил их, особенно когда бабушка улыбалась ему, поднимая взгляд от принадлежностей для вязания, и говорила как можно ласковее:       — А, Харуто, ты вернулся. Иди сюда, я дам тебе шоколад.       Но на этот раз Харуто велели остаться дома. Мама должна была родить, что бы это ни значило, и родители собирались вернуться к нему с сестренкой или братиком.       Это оказалось так неожиданно, особенно когда Харуто сообщили, что нет, покупать сестру или брата ему не будут. Ребенок — то ли девочка, то ли мальчик — рос у мамы в животике, но представить себе это было трудно. А ведь раньше Харуто думал, что мама стала такой большой из-за всех тех вкусностей, которые папа для них готовил. Вдруг Харуто широко распахнул глаза и спросил, будет ли малыш таким же большим, как он, но мама рассмеялась и сказала, что ребенок родится совсем крошечным, как и сам Харуто, когда появился на свет пять лет назад. Это тоже было странно.       — Насколько крошечным? — спросил он, но, когда мама объясняла, Харуто отвлекся и так ничего и не понял. Может быть, малыш окажется ростом с муравья? Тогда Харуто стоит вести себя очень осторожно, чтобы случайно не наступить на него.       Интересно, а что с внешностью? Унаследует ли ребенок от отца прямые волосы, отливающие зеленью, или, возможно, они окажутся каштановыми, как у самого Харуто? Если он родится с такими же круглыми щеками, как у мамы, Харуто, пожалуй, с удовольствием потыкает в них и пощекочет малыша, а тот засмеется в ответ. Или же Харуто изменит облик, следуя примеру отца, который иногда превращался в дракона, и понесет ребенка на спине. Он пролетит над землей и покажет ему те места, которые будут проноситься внизу: деревья, реки и домики, усеивающие холмы. Когда малыш подрастет, они отправятся в путь вдвоем, и он поймет, как это здорово, когда ветер ерошит шерсть.       Думая о полетах, Харуто вдруг понял, что ему и в самом деле хочется взмыть в воздух, но, к сожалению, он сейчас находился в мамином мире, а здесь ему запрещали менять облик: по крайней мере, пока рядом не было никого из родителей. Но это ничего: можно пройтись пешком. И Харуто отправился в путь.       Уже наступило лето, и лес, окружающий дом, окрасился в сияющий зеленый цвет. Харуто еще не дошел до куста, но уже учуял ароматный запах. Круглый шарик из листьев, высотой не меньше его, был усыпан невероятно сладкими красными ягодами. Харуто срывал их по очереди и опускал в карманы шорт. Он знал, что мама его отругает, когда увидит пятна от ягод, но на самом деле она никогда не злится по-настоящему. Да и Харуто, конечно же, поможет ей их отстирать. Сейчас же это того стоило, и он продолжал складывать ягоды в карманы, пока не заполнил их доверху и не наелся до отвала. В маленьких ладошках ягоды тоже не помещались. В такие мгновения ему хотелось, чтобы руки у него были такими же большими, как отцовские.       Из этого места в конце концов Харуто увела бабочка. Она облетела вокруг него несколько раз, а потом запорхала глубже в лес, словно звала за собой. Харуто послушался безмолвной просьбы и пошел следом.       Он никак не мог понять, почему его человеческим друзьям нельзя было в одиночку исследовать мир. Их заставляли держать за руку взрослых — отца, мать или, может быть, учителя, — а если никого рядом не оказывалось, уходить далеко им запрещали. Харуто этих правил никогда не придерживался. Лес был его домом, а жители — друзьями, а если и встречалось изредка какое-то недружелюбное существо, Харуто легко мог убежать от него. Бабочка теперь тоже стала ему другом, как и тысячи других насекомых, с которыми он повстречался, с тех пор как начал ходить и летать.       Послушно идя вслед за бабочкой, Харуто вдруг отчетливо услышал что-то среднее между ревом и храпом. Звук был слабым, несмотря на острый слух мальчика, поэтому он замер и, сузив глаза, уставился на камень, пытаясь снова разобрать что-нибудь. Харуто и не заметил, что бабочка тоже застыла на месте, порхая изящными крылышками и словно ожидая его. До мальчика снова донесся странный звук. Он был размеренным, низким и раздавался где-то поблизости. Когда они снова отправились в путь, Харуто, ведомый любопытством, задержал дыхание.       В лесу стало просторнее, стволы расступились, и через мгновение перед ним возникло огромное дерево: таких высоких и больших растений ему раньше видеть не приходилось. До него была еще примерно сотня футов, но Харуто всё равно пришлось сильно откинуть голову, чтобы увидеть верхушку. Если бы сейчас была зима, а лес затянуло туманом, мальчик бы и не заметил широкое дупло у корней дерева и существо, которое, судя по всему, расположилось внутри.       Харуто осторожно проскользнул сквозь кусты и подошел к дереву. Тихо ступая шаг за шагом, он приближался к дереву, внимательно разглядывая зверя, который лежал — а вернее сказать, спал — внутри. Харуто понял, что звук, который он слышал до этого, оказался храпом этого странного существа. Его живот был светлым или, возможно, кремовым, а оставшееся тело казалось темно-серым или грязно-коричневым. В дупле не хватало света, и точно Харуто сказать ничего не мог.       Существ, подобных этому, он не видел раньше ни в мире матери, ни отца. На кролика оно не походило совсем: слишком уж большой и нос похож на кошачий. Харуто не встречал таких зверей и чувствовал, что это какой-то дух. Мальчик остановился у входа в дупло, помедлил мгновение, наблюдая, как бабочка садится на кончик носа существа. Оно дернулось, усы задрожали, и зверь чихнул с такой силой, что земля под ногами Харуто затряслась.       — Если я зайду, ты меня съешь? — прошептал он.       И, улыбаясь, покачал головой. Пусть Харуто и не получил ответа, он знал, что ему в любом случае ничего не грозит.       Харуто, решившись, шагнул внутрь — впрочем, он и до этого почти не колебался — и уставился на лицо пушистого духа. Оно было спокойным и слишком неподвижным для живого существа, но круглый живот, поднимаясь и опускаясь, развеивал все сомнения. Харуто сдержал смешок, отмечая сходство между этим зверем и его матерью в последние девять месяцев.       — Ты тоже подаришь мне братика или сестричку? — спросил он.       В ответ дух приоткрыл блестящий глаз, невозмутимо на него посмотрел, почесал огромной лапой живот и снова уснул.       Харуто начал медленно взбираться по спящему зверю и наконец оказался у него на животе. Смех забурлил у мальчика в горле: существо храпело и тряслось, как желе, а вместе с ним покачивался вверх-вниз и Харуто. Начав смеяться, он уже не смог остановиться, потому что чувствовал себя потрясающе.       Харуто перевернулся на живот и начал пальцем выводить узоры на теле зверя. Откуда-то глубоко изнутри донесся низкий гул, похожий на мурлыканье кота, но по сравнению с ним он был слишком глубоким. Харуто гладил мех существа и отмечал, что он короткий, пушистый и совсем не походит на гладкую отцовскую гриву, по которой мальчик проводил руками, когда его с мамой брали летать. Ему нравилась шерсть как у отца, так и у этого духа: она напоминала о куче плюшевых медвежат, которые сделала его человеческая бабушка за последние годы. Харуто будто обнимал сейчас кто-то из родителей, и он знал, что папа с мамой скоро вернутся. Но если мальчик замирал на месте, садился и думал об этом, казалось, что ждать этого еще долго.       Пушистый живот духа поднимался и опускался, будто безмолвно убаюкивая Харуто. Тело мальчика стало неповоротливым, и казалось, что стоит пошевелиться — и ему не хватит дыхания. Харуто и не заметил, когда его голова рухнула в теплый мех, а глаза закрылись. Ему было так хорошо, уютно и…       Когда Харуто проснулся, он был один и уютно лежал в дупле, заросшем мягкой травой. На ней остались четкие отпечатки, большие и круглые, и только лишь это указывало на то, что здесь был кто-то еще. Харуто, уходя, улыбнулся. Так радостно ему не было целую неделю.       Уже стемнело, было тихо, но это его никогда не пугало. Мальчик шел по темному лесу, желая побыстрее попасть домой: воздух говорил ему, что родители где-то рядом, а он никогда не лгал.       Когда Харуто подходил к дому, взметнулся ветерок и закружился вокруг него. Мальчик услышал, как вдали загрохотали окна и зашумели деревья. Подняв голову, он увидел длинное змеиное тело отца, скользящее по безоблачному небу. Остаток пути Харуто пробежал маленькими ножками как можно быстрее и когда увидел дом, то понял, что родители уже стоят там, залитые светом полной луны. Отец снова стал человеком, а мама помахала ему издалека.       Харуто едва сдержал крик восторга и, бросившись к ней, обнял ее за ноги. Мама покачнулась, но устояла и, несмотря на это, наклонившись, заключила сына в крепкие уютные объятия, повторяя без конца, как она по нему скучала. И он обнял ее еще крепче, потому что тоже очень скучал.       — Осторожнее, Харуто, мама устала, — донесся до него тихий голос, но, когда мальчик перевел взгляд на отца, то увидел, что на лице у него сияет невероятно ослепительная улыбка. Только сейчас Харуто заметил, что в другой руке — в той, которой отец не обнимал маму за плечи, — он держал маленький сверток, завернутый в одеяло. — А теперь познакомься с сестренкой.