Несравненный разум и искусные руки

       Нерданэль с мужем только подъезжали к Форменосу — на этот раз верхом, а не в повозке — когда мальчики выбежали навстречу. Первым, как всегда, подлетел Одуванчик. Он успел сделать возле остановившихся лошадей пару кругов, прежде чем подтянулись его братья. Потом, с криком «Нерданэль! Нерданэль!», подбежал Огонек и обнял ее левую ногу. Одуванчик тут же вцепился в правую, и Нерданэль принялась наклоняться то к одному, то к другому, чтобы приласкать и поцеловать. Уголек, которому не досталось ноги Нерданэль, прильнул к Арно. Тот сердечно потрепал черную макушку и сказал:       — Какие же рослые! Каждый раз, как приезжаем, кажется, что они стали еще выше!       — Нет, они уже давно не растут. Я по одежде точно знаю. Давным-давно взрослые. Просто отвыкаем, пока не видим.       — Да, как будто ожидаем каждый раз увидеть малышей…       Нетерпеливый Одуванчик оторвался от Нерданэль, принюхался и заинтересовался тюком, притороченным за спиной Арно — там были припасы. Арно пришлось ласково взять Одуванчика за ухо и поставить впереди себя, чтобы он не теребил ремни. Тот обиженно покосился, но потом решил, что подержаться за ногу Арно тоже неплохо. А Уголек воспользовался случаем и пристроился к оставленной братом ноге Нерданэль. Она поцеловала черную макушку, а потом, когда он поднял лицо, — лоб и кончик носа. Уголек довольно прикрыл глаза.       Оглядывая сыновей Феанаро, Нерданэль в который раз поразилась, какими же они были красивыми. Точнее, какими красивыми они могли быть, если бы квенди для красоты было достаточно того же, что зверю или птице. Все трое — рослые, хорошо сложенные, хоть и по-разному: Огонек выше остальных, Уголек мускулистый, но с изящными кистями и ступнями, Одуванчик тоньше в кости, жилистый. Удивительно красивы были их волосы: бледное почти до белизны золото, блестящие черные и густо-рыжие, куда красивее, чем у самой Нерданэль, хоть Феанаро и уверял, что никак не менял их.       Красивыми были и их лица, с гармоничными, прекрасной формы чертами. Но по лицам лучше всего было видно, чего им недостает. Они были похожи на слепки, сделанные очень старательным, но бесталанным скульптором: за безупречной формой не чувствовалось души.       Нерданэль знала, что этот контраст пугает многих. Ей самой стало просто и легко с ними, только когда она окончательно признала, что перед нею не квенди, а келвар в их обличье. Умные и очень хорошие, как лошади или собаки, и ставшие куда дороже ее сердцу — но всё же келвар. Это позволило искренне их полюбить. И душу щемило только в первые мгновения встречи, когда беспочвенная надежда шептала, что на этот раз привычное бездумное «Нерданэль!» может прозвучать по-другому.       Они с Арно осторожно послали лошадей вперед, и мальчики пошли рядом. Сад вокруг усадьбы еще разросся со времен последнего приезда и уже сильно нуждался в уходе. Феанаро не интересовался им совсем, сыновья сами поддерживать его не умели, и деревья, травы и кусты росли вольно. Родня время от времени приводила сад в порядок, но отсутствие хозяйской руки неизменно бросалось в глаза.       На этот раз дорога и двор были усыпаны обломанными ветками и сорванными листьями, успевшими подсохнуть. Наносы песка и земли прямо на дорожках и подмытые в паре мест камни отмостки говорили о прошедшем несколько дней назад сильном дожде. Нерданэль переглянулась с мужем.       — Похоже, Феанаро даже не выходил из дома с последнего ливня, — заметил Арно.       — Похоже. Финдис говорила, что даже при ней он почти не выбирался из мастерской. А без присмотра, видно, совсем заработался.       — Или совсем затосковал.       — Нет. Я его знаю. Сейчас он поглощен работой. А вот когда в очередной раз окажется, что работа не вышла…       И Нерданэль с мужем вздохнули в унисон.              

      * * *

             На дворе они спешились и отвели лошадей в конюшню. Здесь тоже было неладно: похоже, ворота не были закрыты, и ветер во время ливня трепал створки. Одна из них перекосилась, другая вовсе треснула.       — Завтра с ребятами поправлю. И везде по усадьбе пройду проверю, что еще дождь с ветром наделали… — Арно вдруг привлек Нерданэль к себе и добавил:       — Ты в этот раз особенно хмуришься. Что тебя беспокоит, родная?       Только сейчас, в теплых объятиях мужа, Нерданэль поняла, что была напряжена всю дорогу. Она сказала тихо, хотя гладившие и кормившие лошадей мальчики всё равно ничего не могли понять:       — Арафинвэ мне доверил кое-что. Он слышал, как Феанаро разговаривал с кем-то в мастерской. Когда там точно никого другого не было.       — Ну, если честно, — Арно улыбнулся, — ты тоже можешь в мастерской говорить вслух, когда увлечена. Даже ругаться.       Нерданэль покачала головой:       — Так со всеми бывает. Но это не то. Арафинвэ потому и обратил внимание, потому и обеспокоился. Это было не рассеянное бормотание, когда мастер поглощен делом, а разговор, настоящий разговор.       — И кто-то ему отвечал?       — Нет.       — А о чем шла речь?       — Арьо не стал подслушивать.       Арно взглянул с тревогой:       — Может быть, в следующий раз стоит попросить приехать короля?       — Не знаю… И не знаю, что страшнее — если он разговаривает сам с собой или если ему кто-то все-таки отвечает.       — Что ж, мы всё узнаем в этот приезд… Пойдешь к нему сейчас?       Нерданэль с неохотой отстранилась от мужа и вынула из рук Уголька банку с медом.       — Это не для лошадок, мой хороший… Нет, Арно, давай сначала хоть немного наведем порядок. И устроим хороший ужин. Ребята наверняка на сухомятке сидели, а сам Феанаро хорошо если вообще что-то ел. А уж потом примемся за разговоры.       — Тогда я на кухню.       — Тебе сейчас нужны будут мальчики?       — Нет, сначала я там приберусь, это лучше без них. А вот потом, чистить и шинковать, они будут очень кстати.       — Хорошо. Значит, сейчас я возьму их на уборку, и пусть приготовят воду — сегодня замочу белье, а завтра устрою большую стирку. Что, соскучились по работе, лосятки?       Почувствовав, что обращаются к ним, все трое с готовностью обернулись.       — Не по работе они соскучились, а по тебе! — рассмеялся Арно.       — Не только. Им нравится, когда с ними чем-то занимаются, а потом хвалят.       — Еще бы! — хмыкнул Арно и понес в дом их поклажу.       Действительно, растущие вдали от эльдар мальчики очень ценили любое общество и любые занятия, какие предлагали им наезжавшие родственники. Все старались привлекать их к домашней работе, потому что, разумные или нет, они радовались любому совместному делу и обижались, когда их к чему-то не допускали. Неизменными были и прогулки: неутомимые Огонек, Уголек и Одуванчик, как застоявшиеся лошади, любили движение. Кроме этого, каждый развлекал их по-своему.       Арафинвэ и его старший сын пели и играли для них, и ребята слушали, не отрываясь. Как всех созданий в Арде, музыка трогала их. К счастью, они сами не пытались петь — Нерданэль боялась бы это услышать.       Финдис много читала мальчикам, и они слушали голос квенди, как музыку, хоть и не понимали ни слова. Эарвен разговаривала с ними на телерине. Младшие сыновья Арафинвэ, изрядные лошадники, научили их верховой езде и время от времени брали с собой на бескрайние западные равнины. Финвэ предпочитал с внуками рыбачить — может быть, потому, что во время этого занятия естественным было молчать. А неугомонные дочери Нерданэль пытались научить своих названных братьев танцевать, но не преуспели. Была какая-то грань между движением и танцем, которую дети Феанаро не могли перейти.       Нолофинвэ редко приезжал в Форменос, и Нерданэль не знала, была ли причиной деликатность к Феанаро или растерянность перед его сыновьями. А вот дети Нолофинвэ, особенно Финдекано и Ириссэ, приезжали часто. Они любили брать с собою Огонька, Уголька и Одуванчика на охоту. Нерданэль это было не по душе: что-то оскорбительное чувствовалось ей в этом, будто мальчиков приравнивали к охотничьим собакам. Но Феанаро не возражал, сами ребята были в восторге, а нолофинвионы неизменно уверяли, что от них на охоте много пользы и радости, и Нерданэль молчала.       Феанаро же почти не занимался детьми. Он утратил к ним интерес, когда понял, что они никогда по-настоящему не заговорят и не зададут ни одного вопроса. Он пропадал в мастерской и ни с кем не делился тем, что делает.       К счастью, мальчики не нуждались в непрерывном присмотре. Была в них какая-то врожденная чистоплотность и любовь к порядку. Лишенные способности к отвлеченным мыслям, они обладали тонким чутьем и немалой смекалкой, делавшей их бытовое существование вполне безопасным. А с возрастом они многому научились, стали спокойнее и — хотя Нерданэль очень не любила это слово — более послушными. Они умели доставать заранее приготовленную еду и убирать грязную посуду, умели менять одежду, заправлять свои постели. Их выучили тщательно следить за своей внешностью, и это занятие им нравилось. Они могли часами расчесывать друг другу волосы, хотя заплетать так и не научились. И очень ценили, когда кто-то занимался их прическами.              

      * * *

             Сделав в доме самую общую уборку, замочив два бака белья и заглянув на кухню (Уголек и Одуванчик при деле, помощь не нужна, ужин через полчаса), Нерданэль вышла во двор и присела на скамейку, чтобы заплести Огоньку волосы. Тот устроился перед нею прямо на траве. Сияние Лаурелин, в этот час начинавшее смягчаться, весело играло в рыжих прядях. Скоро уже нужно было идти звать Феанаро, и Нерданэль поймала себя на том, что не хочет этого делать. Феанаро всегда разрушал иллюзию, будто всё хорошо.       За спиной Нерданэль, чуть скрипнув, открылась дверь.       — Папа! — сказал Огонек, но не обернулся, потому что Нерданэль крепко держала косы.       — Мы с Арно не стали тебя беспокоить, Феанаро.       — И хорошо, — рассеянно отозвался тот. Он медленно подошел и остановился возле них. Нерданэль подняла голову и увидела, что Феанаро смотрел не на них с Огоньком, и даже не на двор, куда был направлен взгляд. В какое-то несуществующее место он смотрел — и вряд ли что-то видел.       — Да, хорошо, что вы с Арно здесь. Я закончил работу, — произнес он, и Нерданэль вздрогнула от его голоса. Он больше не был огнем — только пеплом, как будто сгорел дотла. Даже кожа, казалось, посерела.       — Ты сегодня ел, Феанаро? Когда ты спал последний раз?       Феанаро махнул рукой и опустился на скамейку рядом с ней. Нерданэль покачала головой и принялась доплетать волосы Огоньку. Ужин уже скоро, а потом нужно будет уговорить Феанаро поспать.       — Я закончил работу, Нерданэль, — повторил Феанаро. — Лучше я сделать не могу.       Нерданэль завязала ленту и похлопала Огонька по плечу, давая понять, что он может идти. Но он только передвинулся так, чтобы прижиматься одновременно к ее ногам и к отцовым. Феанаро машинально погладил его по спине.       Нерданэль сказала, чтобы вывести Феанаро из этого усталого молчания:       — Очень хорошо, что ты закончил. Тебе нужно отдохнуть. Но над чем же ты работал, Феанаро? Турукано говорил, что отвез тебе что-то из ювелирных инструментов. Неужели ты вернулся к своей старой любови?       — Можно сказать и так, — мрачновато улыбнулся Феанаро. Нерданэль обрадовалась и такой улыбке.        — Я уверена, что у тебя вышло нечто невероятное, чего прежде никто не делал.       Феанаро повел плечом.       — Это не важно, совершенно не важно. Важно, получится ли то, что должно. Потому что если нет — я не смогу больше ничего сделать.       Сердце Нерданэль сжалось.       — Получится? Неужели ты не оставил те мысли? Феанаро…       Феанаро молча сунул руку в карман фартука и достал… горсть света. Так показалось Нерданэль в первый миг. Потом она рассмотрела, что на ладони у него лежат три камня. Но это не были светящиеся кристаллы, которые Феанаро придумал делать давным-давно и которые служили эльдар лампами. Этот свет был живой, как Свет Древ. Это и был Свет Древ, поняла Нерданэль. Живой Свет Древ, одновременно золотой и серебряный, как в час Смешения.       Нерданэль подняла глаза на Феанаро, на его опустошенное лицо. Похоже, у него не оставалось сил даже на гордость.       Огонек тоже оглянулся посмотреть, что отец достал из кармана, но увидев, что это не угощение, потерял интерес.       — Ты… — Нерданэль не могла найти слов. — Ты поселил там Свет. Это невероятно.       — Да. Его — и кое-что еще. Если получилось. Возьми их.       Нерданэль подставила ладонь, и три неожиданно легких камня легли в нее. На вид они были неотличимы, но теперь она чувствовала, что они разные. Один лежал в руке невесомо и неощутимо, другой был чуть теплым, третий слегка холодил кожу.       — Они разные, — потрясенно выдохнула она.       — Конечно. Они ведь разные, — сказал Феанаро, и Нерданэль ахнула, начиная догадываться.       Феанаро взял один из камней, тот, что грел руку, и достал из кармана цепочку. Нерданэль заметила, что камни были вставлены в легчайшую оправу и напоминали крошечные фонарики. Феанаро продел цепочку в кольцо и тихо позвал:       — Нельяфинвэ!       Тот развернулся, глядя на отца с новым интересом — угощение ведь могло быть в другом кармане. Не с первого раза справившись с замочком, Феанаро застегнул цепочку на шее сына. Огонек склонил голову, разглядывая новое украшение, а потом накрыл его своей большой ладонью и замер, будто задумался.       Нерданэль посмотрела на Феанаро. Он был совсем застывший, только взгляд, прикованный к сыну, был полон внимания, нетерпения и страха. Она положила руку ему на плечо. Феанаро не заметил.       — Папа? Почему мне так странно? Это так и должно быть?       Нерданэль обернулась к Огоньку, не веря своим ушам. Тот смотрел на отца с выражением одновременно доверчивым и тревожным. С таким сложным и таким осмысленным выражением, какого никогда еще не бывало.       Феанаро молчал, и Огонек перевел взгляд на Нерданэль. Ее прошибла дрожь.       — Нерданэль?       Сколько раз слышала она свое имя, сказанное этим голосом, но сейчас впервые оно прозвучало не как набор звуков, а как имя. Она кивнула, не находя пока слов.       — Где мои братья, Нерданэль? — задал новый вопрос Огонек. Нет, Нельяфинвэ. Нерданэль поняла, что не может даже мысленно назвать прозвищем этого… этого…       — Они на кухне, помогают Арно с ужином, — Нерданэль поразилась, как дрожит ее голос. — Мы сейчас пойдем и отдадим им их камни.       Нельяфинвэ кивнул и поднялся на ноги — и его повело, как будто он выпил чересчур много вина. Нерданэль вскочила было, чтобы поймать, но он выровнялся сам и засмеялся. Оглядел свои руки и ноги, коснулся ладонью лица.       — Мне нравится, папа! Роа — это так здорово! Оно такое — ой! — сложное!       Феанаро снова ничего не сказал, и сын внимательно поглядел на него. И спросил с удивлением:       — Папа? Почему ты плачешь? Почему вы оба плачете? Кто-нибудь может мне объяснить?