***
David Ellefson Мы предусмотрительно крепко связали ребят так, что когда в их тела вселятся члены «Миллениума» они не могли бы при всем желании нанести нам вреда (особенно учитывая то, что наблюдать за ними остались я, Интегра, Уолтер, Алукард и Виктория)… Я сделал все по инструкции, и все было просто идеально, я ни в чем, как мне казалось, не допустил ошибки, но когда ребята начали помаленьку приходить в себя, я понял, что что-то не так. Элис вопил что-то о том, что нельзя его на опыты, ибо он и сам ученый; Кит самодовольно улыбался какой-то мерзкой улыбочкой и рассказывал о том, как же он обожает войну, неотъемлемой частью которой является взятие противника в плен; Ларс же молчал, задумчиво глядя куда-то вдаль… но самым странным был Мастейн: он орал что-то о «нас греховных», молился на латыни и цитировал священное писание. — О, нет! — в ужасе воскликнул я. — Похоже, я что-то перепутал и он просто сошел с ума!!! Что же нам теперь делать?! Алукард же моего страха не разделил, он подошел к бедолаге и, с хищной ухмылкой на лице спросил его: — Саня, ты что ли? «Саня» назвал вампира в красном «богомерзкой тварью» и очень замысловато, используя массу «православных» ругательств велел ему отправляться в ад. Алукард же лишь рассмеялся и сказал мне, что «фокус не удался» и я вместо того, чтобы отослать Мастейна в тело вампирского уебка, отослал его в тело святого отца Александра Андерсона, специализирующегося на отлове нечисти…***
Тем временем неподалеку от Рима: Священник резко остановился, опуская свое оружие в виде странного вида клинков. Окинув удивленным взором кучку молодых вампиров, окружавших его, он забористо выругался и пообещал с завтрашнего же дня бросать пить и употреблять в неограниченных количествах наркоту, чем вызвал легкий шок у помогавших ему в его нелегком деле двух монахинь. Потом на удивление быстро, не прибегая к помощи своих помощниц, перемочил нечисть, а когда ему позвонил епископ Максвелл, сообщил, что задание выполнено и он отправляется по своим делам. На требование же немедленно вернуться в Ватикан священник грубо послал свое начальство нахрен и, велев монахиням следовать за ним, направился, как он сам сказал, спасать мир от фашистов.***
Примерно в то же время на базе «Миллениума» — I'm a teenage Frankenstein The local freak with the twisted mind I'm a teenage Frankenstein These ain't my hands And these legs ain't mine Oh no! — злобно, но безумно радостно, пел доктор, танцуя по лаборатории жестикулируя при этом скальпелем. — Ну, тут все в порядке, — пробормотал себе под нос Майор, удаляясь от психоватого ученого. Неизменная мерзкая улыбочка, извечно украшающая толстое лицо главы «Миллениума» куда-то исчезла. Майор непонятно откуда достал сигарету и, раскурив её, с наслаждением затянулся. — Что случилось, Майор? — Спросил появившийся из ниоткуда Шредингер. — Вы как-то изменились. И почему вы не проверили результаты работы Дока, кажется, вы еще совсем недавно очень интересовались, как продвигается дело? Оборотень недоуменно посмотрел на котенка, словно увидел что-то чего быть не должно, потом он словно решив спасти положение собственноручно, быстро и эмоционально заговорил: — Не твое дело, шпана, что собирался делать наш… бесценный лидер и каковы тебе казались его планы. Шел бы лучше своим делом занимался, а не шпионил за всеми по углам. Ты… — Вот уж не знал, что ты можешь быть таким многословным! — искренне удивился котенок. Lars Ulrich Тут я понял, что совершил, возможно, самую большую ошибку, какую только можно было бы совершить в этой ситуации. Конечно, я сразу после «прибытия» в чужое тело, понял, что вселился в кого-то более крупного, чем парнишка, которого мы видели накануне, но и представить себе не мог, что это была та псина, с которой я когда-то дрался. Впрочем, как я понял, никто из нас не попал в цель, Купер, очевидно, был Доктором, Кит — Майором, а Дэйв… кем стал Дэйв, я определить не мог. Но, как бы там ни было, нужно было срочно спасать ситуацию, и я решился на отчаянные действия: — Я, кажется, велел тебе не лезть не в свое дело, пока я не сделал из тебя кошачье фрикасе, — раз уж я решил играть немецкого фашиста, то выражения и названия блюд должен был выбирать соответствующие (пусть и оных знал совсем не много). — Гы, фрикасе от слова «фрик», — ухмыльнулся Элис, прибывающий в образе Дока. — Никто не будет готовить из фриков фрикасе, — нахмурился Майор. — Это была пустая угроза. Что мне оставалось делать? — принялся оправдываться я, но остановился, поняв, что своей болтовней погрязаю только глубже и глубже в дерьме… В помещении воцарилась гробовая тишина. Я разглядывал лабораторию полную странных приборов и всевозможной фигни, о предназначении которой я боялся даже подумать, в ужасе размышляя, что с нами всеми сделают, если мы «рассекретимся» (что вполне вероятно произойдет в ближайшие минуты или даже секунды), в чье тело вселился Дэйв, с какой стороны нам ждать поддержки (если такой вариант вообще возможен), а с какой опасности. Вдруг в дверях появилась женщина, половина лица и тела которой была полностью вытатуирована какими-то странными символами, а глаз на этой татуированной стороне выглядел так, словно зрачок кто-то не совсем удачно попытался взбить миксером. — Шредингер прав — вы сегодня какой-то слишком странный, Кэп, — Зорин Блиц с подозрением воззрилась на меня. — Дай-ка я прочту твои мысли. Она потянулась ко мне своей рукой полностью покрытой наколками. Странный глаз глядел на меня словно из самого ада, смесь ужаса и отвращения охватила меня. — Не лезь ко мне, — взвизгнул я, уворачиваясь от прикосновения татуированной руки. В следующее же мгновение я понял, как я опростоволосился, и что теперь должен попытаться всё исправить, сыграв заносчивого нациста, оскорбленного недоверием своей коллеги, а не испытавшего страх и отвращение перед её странным видом. В конце концов, еще дядюшка Ремарк говаривал, что с фашистами нужно вести себя грубо и самоуверенно. — Как вы смеете, подозревать меня в предательстве?! — грубо произнес я. — Чем я заслужил такое к себе отношение? Я продолжал свою вдохновенную речь, не обращая внимания на Элиса, и Кита всевозможными жестами, деликатно и не очень, велящих мне заткнуться. — Может, вы еще меня пристрелите, или повесите предосторожности ради? Вдруг в мою голову пришла очень тематичная песня на немецком, которую я незамедлительно процитировал, предварительно схватив пришедшую «на огонек» вампиршу со старомодным ружьем в руках, и закружив её по лаборатории в безумном танце: — Oh ich kann nicht mehr Ich weiß, ich werde brennen Dein Urteil hat sich längst Um meinen Hals gelegt Oh ich kann nicht mehr Ich weiß, du wirst mich hängen Und die Schlinge ist so eng Dass ich kaum noch atmen kann Spiel mir das Lied vo-о-оm Tod[1] — Да что это с ним сегодня? — с нотками беспокойства в голосе спросил Шредингер. Я понял, что мягко говоря, перегнул палку и мог теперь надеяться только на чудо, ибо помощи ждать, казалось, неоткуда, но тут Элиса осенило: — Не надо переживать. Я на нем кое-что испытывал… Эта хреновинка способна заставить говорить кого угодно, но, как видите, есть небольшие побочные эффекты. Оставьте его мне, и я со всем разберусь. — Заверил «своих друзей» Доктор. — Вы, Майор, тоже можете остаться, я покажу вам то, что вас интересовало, уверен, вы останетесь более чем довольны. Купер был так убедителен, что скопившийся в лаборатории народ быстро «рассосался» разойдясь по своим делам. — Твою мать, я всех нас спас, своим актерским мастерством, — выдохнул Элис, когда мы трое остались одни. — И, тем не менее, мы в полном дерьме, — нахмурился Кит, — я и Элис вселились в тела тех людей, от которых мы планировали незаметно выведать наиболее ценную информацию, наш веселый, разговорчивый датчанин, — Ричардс гневно посмотрел на меня, — чуть не провалил задание, а Дэйва мы вряд ли вообще на этой базе найдем. Корче, как я уже говорил, мы в полном дерьме… НО! С вами я, и я обязательно что-нибудь придумаю!***
Тем временем в «Хеллсинге» Seras Victoria От нечего делать, Эллефсон, «на нервной почве» по поводу своего провала и страха за жизни наших друзей, зачитывал фашистам отрывки из учебника истории, повествующие о зверствах их «братьев» в сороковые годы. Мы оставили его снимать таким образом напряжение, решив самим в тишине и покое поразмышлять над тем, как помочь нашим друзьям, попавшим в опасность вследствие перемещения не в те тела и возможности их разоблачения. А когда мы с Уолтером вернулись, Дэвид что есть дури лупил увесистой книгой Ульриха по лицу. — Дэйв! Успокойся немедленно! Это тело принадлежит нашему другу — Ларсу. Вот когда он придет в себя ему больно будет! — прочитал Эллефсону нравоучения дворецкий, чем вызвал у увлекшегося Эллефсона чувство легкого стыда. Парень, положив учебник истории на место, вышел из комнаты. Уолтер велел мне последовать за Джуниором и оставить его с «нашими друзьями» одного, чтобы он мог оказать Ларсу первую помощь или что-то вроде того. Я не стала спорить — Уолтеру виднее, что нужно делать…***
— Ну что, сученыш, помнишь сорок четвертый? — спросил Уолтер, с хищной улыбкой направляясь к связанному «Ларсу» безэмоционально глядевшему на него…***
Seras Victoria Некоторое время спустя, когда мы с Дэвидом в компании Интегры направлялись в комнату, в которой располагались «наши гости», чтобы проверить что там с ними, навстречу нам вышел Уолтер, стирающий носовым платком со своих рук чью-то кровь. — Дэвид-Дэвид-Дэвид, надо быть аккуратней! Что ты сделал с бедолагой Ларсом! Ему же в этом теле еще жить! — покачал головой дворецкий. — Сука, — проворчал Эллефсон, — я всегда знал, что ты предатель… Так меня подставить! — Да не предавал я тебя, просто чуток увлекся, — признался дворецкий. — Хрен с ним, — отмахнулся Джуниор, — я найду что-нибудь полезное в области алхимии, что поможет нам к возвращению Ларса вернуть его тело в его нормальное состояние. — Не надо, пусть уж лучше живет, — ухмыльнулся Алукард, глядя на Дэвида. — Я иду к ним, — серьезно произнес Уолтер, — мне кажется, без меня там не справятся.***
Lars Ulrich Так как полезной информации, кроме того, что фашисты готовят нападение на Англию, о чем мы и так уже знали, нам выяснить не удалось, мы решили просто взорвать всё это место нахрен. Приготовления были завершены, всё было тщательно заминировано, и мы уже собирались уходить, когда на нас напала армия искусственных вампиров под предводительством жутковатой на половину татуированной женщины, которой на нас донес Шредингер. Нас было велено взять живьем, но мы вовсе не собирались сдаваться.Но врагов было слишком много и даже при всем желании всех одолеть мы не могли… В итоге, какой-то момент на нас вдруг напала меланхолия и я начал прощаться со своими друзьями, говоря о том, что был рад работать с ними и что очень жалею об этом путешествии, которое не принесло мне ничего хорошего. — Ну, не знаю как ты, — фыркнул Элис, — но я за это недолгое время успел насладиться жизнью: пожрал нормальной еды, немного по-человечьи вздремнул, сходил в туалет… Прямо как Лестат Энн Райс… только я остался более чем доволен своим обменом телами. Сейчас бы еще монахиню трахнуть, и все вообще было бы охренительно круто! — мечтательно протянул Купер. И тут в помещение влетает чуток шизанутого вида священник со странными мечами в руках и пара монахинь, одна из которых была одела в стиле католического священника, а вторая, азиатской внешности, вооруженная катаной явно жаждала как можно скорее отрубить кому-нибудь бо́шку. — Монашку заказывал? — смеюсь я, обращаясь к прифигевшему Элису. — Э-э-э, знаешь, лучше я воздержусь. — Хэй, чуваки, что вы думали, старина Дэйв в беде не оставит! — проорал священник, чье щетинистое, покрытое шрамами лицо исказила такая знакомая нам ухмылка. Не успел я сказать Мастейну, как же я рад его видеть, дверь резко открывается и рядом с ним появляется наш знакомый дворецкий, медленно разматывая свои нити. Мне хотелось сказать ему много хороших слов благодарности за то, что он пришел нам на помощь в самый нужный момент, но тут его странное оружие обматывается вокруг моей шеи и Уолтер, сделав движение руками, натягивает нити, начинает меня душить. — Помнишь сорок четвертый год? — злобно задает мне вопрос дворецкий. — Это я… — Ларс… ваш друг… — еле прохрипел я, поняв, что меня перепутали с вервольфом, в чьем теле я гостил. Почему-то никто не собирался останавливать старого дворецкого, ограничиваясь лишь заявлениями относительно того, что это действительно я и неплохо было бы меня отпустить. В итоге, я был-таки отпущен, правда, это случилось лишь тогда, когда я находился уже на грани смерти вследствие удушья. — Уолтер? Ты разве не собирался нас придать? — спросил всеведущий Элис. — Знаете, это всего лишь фанфик, сюжет подобной, гм… «литературы», зачастую сильно отличается от канона. Персонажи, которым автор симпатизирует, никогда не умирают и не становятся предателями![2] — с гордостью заявил дворецкий, в результате чего на его голову непонятно откуда приземлился увесистый том «Древней книги заклинаний», словно веля быть осторожней в своих словах. Вдруг в комнату «влетает» Алукард в компании Джуниора превратившегося в волка. Свой внешний вид Эллефсон оправдывал тем, что в форме четвероногого животного он способен перемещаться гораздо быстрее, чем будучи человеком. Наш алхимик утверждал, что он явился за тем, чтобы прежде чем вернуть нас в свои тела, мы приняли снадобье, делающее человека мирным, добрым и терпимым ко всем и всему… Алукард же утверждал, что он пришел, чтобы проследить за тем, чтобы в следствие Дэвидовых экспериментов никто корме фашистов не пострадал. В ответ на слова вампира в красном Джуниор напомнил ему, что ему удалось-таки вернуть мое тело в первозданный вид. Мне сразу поплохело, от упоминания того, что над моим родным телом ставил свои безумные опыты Джуниор. Но не успел я предаться ужасу и панике, как в помещение чинно вошли Интегра, пыхтящая сигарой и Виктория, толкающая впереди себя четыре тележки с привязанными к ним нашими телами в смирительных рубашках и намордниках, подобно Ганнибалу каннибалу из фильма «Молчание ягнят». Джуниорово «Умиротворяющее зелье» было кем добровольно, кем принудительно, выпито, мы были благополучно возвращены в свои законные тела. Через пару секунд, когда снадобье подействовало, на лицах все членов «Миллениума», священника с клинками, обеих воинственных монахинь и Дэйва Мастейна (которому тоже плеснули в рот немного эликсира, дабы он был чуток пожизнерадостнее) появилось выражение немного нездорового и какого-то дебильного счастья. Казалось они, вот-вот пританцовывая, пойдут в неизвестном направлении, напевая что-нибудь в стиле «Mr. Sandman bring me a dream», и от этого становилось немного не по себе. В моей голове промелькнула мысль, что просто убить их всех было бы гуманнее. — Это я почему раньше злой был, — говорил Майор, гладя по голове перепуганного Джуниора, — потому, что у меня раньше собаки не было. — А как же наш Кэп? — безо всякого ехидства спросил Шредингер с укуренно-радостной улыбкой на лице. — Я няшненькую собачку хотел, но никак такую найти не мог… И в ходе поисков назаводил: тебя, Капитана и кучу упырей, — добродушно улыбнулся мальчику глава «Миллениума», чеша поскуливающего от ужаса Дэвида за ухом.***
Мы все (кроме Элиса, впавшего на рассвете в спячку) вышли на улицу, под лучи яркого утреннего солнца, под голубые-голубые небеса, на зеленую полянку, на которой цвели красивые белые ромашки, а вдалеке виднелась яркая дуга прекрасной радуги. Весь мир был словно наполнен радостью и счастьем. Мы все взялись за руки и, танцуя в веселом хороводе, словно братья и сестры радостно пели: — Хава нагила Хава нагила Хава нагила вэнисмэха***
— Хава нэранэна Хава нэранэна Хава нэ… — Ларс! Да проснись же ты наконец! — орет мне прямо в ухо Элис, грубо тряся меня за плечо. — А?! Что?! — резко поднялся на ноги я. Я находился в одном из залов поместья Хеллсинг. Помещение было как следует украшено для празднования Хэллоуина: повсюду были пугающие, но ужасно милые декорации; традиционные тыквы, с горящими в них свечами были расставлены на столах и тумбочках; пятна не то бутафорской, не то настоящей крови на обоях, а по углам была развешана фальшивая паутина. — Ларс, твоя очередь рассказывать страшную историю, — нетерпеливо сказала мне Серас. Джуниор, под чью историю я, вероятно, задремал, сидел в своем углу, угрюмо глядя на меня и обиженно жуя желейные мозги, приготовленные Уолтером. — Мне снился такой прекрасный сон… Зачем вы меня разбудили? — промурлыкал я, потягиваясь. — Расскажи! — предложила добродушная Виктория. — Ну, уж нет, пересказ классного сна не спасет его от рассказа истории! — с шутливой угрозой в голосе весело сказал Майор, — Да-да-да! С тебя история! Снами ты не отделаешься! — радостно проорал Шредингер, щедро делясь с Интегрой печеньем в форме черепов. Я принялся на ходу придумывать какую-то шаблонную историю, вспоминая те счастливые времена, когда ребята из бывшего «Миллениума» были нашими врагами. [1] Афтар, мягко говоря, недолюбливает Oomph (за исключением пары-тройки песен), но «Die Schlinge» считает чуть ли не шедевром ^_^ [2] Действительно, калёций был персонаж D: никогда не прощу Коте Хирано то, что он с ним сделал