Пески времени

      Джеймс только закончил обрабатывать свой нос, когда в его дверь постучали. Время уже было позднее, поэтому было странно, что к нему кто-то пришел. Наклеив новый пластырь, шоркая, он пошел к двери. И парень очень надеялся, что ничего не случилось.       — Привет, Сохатый. — Сириус с подушкой в руках зашел в номер, стоило Поттеру открыть дверь. — А у тебя так же круто как и у меня.       — Эм… Привет. — Джеймс закрыл дверь и проследил за другом, который уже направился к его кровати. — Я не думал, что у нас номера одинаковые.       — Оказалось, что неправильно думал. — Подвинув чужие подушки, он пристроил свою рядом и полез под одеяло.       — Бродяга, что ты делаешь? — Сохатый отошел от небольшого шока и непонимающе смотрел на парня.       — Давай устроим девичник? Заплетем друг другу косички и будем всю ночь обсуждать мальчишек. — Блэк натянул одеяло до носа, и теперь только глаза выглядывали. — Или девчонок. А еще закажем пиццу и вина. Можно ногти накрасить и…       — Сириус. — Поттер перебил друга. Бродяга начинал заговариваться. Значит, точно что-то случилось. — Ты приходил ко мне спать в последний раз, когда тебя отшила та владелица магазина нижнего белья. Что случилось?       — Ничего. Просто не могу уснуть в своем номере. — Буркнул парень и накрылся вообще с головой. — Буду спать тут с тобой, и точка.       — Ладно. — Сдался Джеймс и подошел к кровати, забираясь в нее с другой стороны. Нужно как-то выводить Бродягу на разговор. — С братом виделся?       — С Регом? На стойке регистрации последний раз видел, когда ключи забирал. — Сириус высунул голову на воздух. — Больше не пересекались. А должны?       — Не знаю. — Значит не брат. — Как плечо? Римус помог с ним?       — Помог. — И Сириус отвернулся от друга. — С тейпами вообще ничего не чувствую.       — Это хорошо — Значит Римус. — Поругались?       — Ага. — И снова Блэк накрылся с головой. — Все, давай спать.       — Сильно? — Стараясь говорить как можно мягче, Джеймс стал гладить друга по спине. — Что не поделили?       — Сильно. Я — придурок с больной головой. — Судя по тому, как Бродяга зашевелился, выбираться из своего укрытия он не собирался.       — Все так плохо? Вы подрались? — Если Поттер будет так каждое слово из Сириуса доставать, так он к утру только узнает, что случилось.       — Почти. Я кинул в него вазу. — Блэк снова повернулся, но уже лицом к Джеймсу. — А еще сказал плохие слова.       — Какие? — Сохатый сам стянул одеяло. Не может он разговаривать с постельным бельем.       — Я назвал его изуродованным и обезображенным. — Бродяга зажмурился, словно готовился к удару. — Но я так на самом деле не думаю. Джеймс, я видел его всего. Просто на меня что-то нашло, пока я его ждал и… Я не знаю, что мне теперь делать. И ваза не попала в него. Но он так на меня посмотрел… Он точно теперь со мной не захочет никаких дел иметь. Даже когда все заживет.       — Дурак ты, Сириус. — Поттер тяжело вздохнул и обнял друга. По-хорошему, нужно было на него накричать за такое или пристыдить, но это сейчас будет лишним. Блэк сам отлично справляется с этим. И прекрасно осознает вину, раз сам пришел. — Римус — хороший парень, и не станет считать тебя некрасивым только из-за каких-то царапин и синяка. А вот за такое поведение точно станет. Тебе нужно извиниться перед ним и рассказать, почему ты так вел себя.       — Чтобы он ко мне еще и жалость испытывал? Ну, уж нет. — Бродяга отрицательно замотал головой. — Поговоришь с ним за меня? — Пусть на Сохатого не действовал его щенячий взгляд, но попытаться стоило. — Тебя он послушает.       — Не будет тебя он жалким считать. — Джеймс ущипнул друга за нос. — И не смотри на меня так. Это не действует на меня. И, чем дольше ты тянешь, тем сложнее тебе будет. Возможно, завтра он тебя даже не послушает. Ты так переживаешь из-за пустяка, а представь, каково ему. Он мог умереть, и вы бы никогда не встретились. А тут выжил, пусть и лицо пострадало с руками.       — Не только лицо. Он весь такой. И, — Сириус указал на свой бок, — там сильная рана была. И след большой остался. Но он все равно мне нравится. И, судя по тому, что было, очень даже сильно.       — Так скажи ему об этом. Не думаю, что он выставит тебя, не выслушав. Тебе нужно хотя бы попытаться поговорить. — Сохатый полностью раскрыл друга. — А теперь иди к нему. Если не выслушает и не простит, то возвращайся ко мне.       — Пойдем со мной? — Блэк сделал последнюю попытку, но Поттер лишь покачал головой. — Ладно. Прямо сейчас пойду и извинюсь.       — Умничка. — Джеймс показал два больших пальца. — Буду болеть за тебя.       — Тогда болей усерднее. — Уже в дверях выдал Бродяга, ухмыльнувшись. — А не то я приду к тебе ныть всю ночь, ты не выспишься и будешь еще краше, чем сейчас, панда. — Получив напоследок своей же подушкой, под наигранные возмущения лучшего друга Сириус вышел из чужого номера.       — Волчонок, как это у тебя нет друзей? — Грюм отпил из своей фляги и протянул ее Римусу.       — Они есть. Трое. — Парень принял флягу, сразу же отпивая и морщась. Дешевый ром был отвратительным на вкус. — Просто не очень стремлюсь заводить новые знакомства. Как и просто приятелей.       — Ты же хороший парень. Вон, всем ребятам в отряде нравишься. — Командир похлопал лейтенанта по спине, чуть не выбивая из него дух. — Тут, конечно, не вариант заводить друзей — поубивать могут в любой момент. А тогда, когда вернешься домой, постарайся завести хотя бы знакомых.       — Это уж вряд ли. Просто мне неинтересно с новыми людьми. А тех, с кем интересно, мало. Или я обычно им неинтересен. — Люпин смущенно улыбнулся. — Но если появятся такие люди, я буду рад их познакомить с вами. Если мы доживем до этого дня.       — Куда ты денешься, волчонок. — Грюм вновь приложился к фляге, провожая взглядом молодого парня до палатки. И чего таким юнцам дома не сидится?       Выключив воду, Римус вышел из душа, повязывая полотенце вокруг бедер. Остановившись напротив зеркала, он бросил взгляд на себя. От горячей воды все шрамы становились заметнее и ярче. Особенно на боку. Хотя казалось, куда уже больше. И, глядя на себя, Люпин кроме смирения ничего не чувствовал. Сначала, когда он только вернулся, ему было сложно принять то, каким он стал. Ладно, тело — он не имел привычки ходить без одежды, но лицо-то не спрячешь. Друзья знали о том, что Римус вернулся, но тот заперся в своей съемной квартире и никого к себе не подпускал. Ему помог принять себя таким, каким он стал, психотерапевт, прорабатывая и разбираясь с этой, как оказалось, единственной проблемой, хотя парень ее и отрицал. Повезло, что он никогда не страдал нарциссизмом. А после он пригласил Лили, Гидеона и Фабиана в гости. И он нормально отнесся к тому, что на него пялятся с открытыми ртами. Им просто нужно привыкнуть, и все будет так, как раньше. Тогда Фабиан просто развернулся и вышел из квартиры, возвращаясь обратно через час. Лили с Гидом чуть не избили его за такое поведение. А он улыбался во все зубы, доставая коробку с разноцветной гуашью и кисточками. В тот вечер его единственные друзья раздели Люпина до трусов и рисовали на нем все, что им взбредало в голову. Животные, растения, природа… Гидеон ему нарисовал волка поверх шрама на боку. Крайне уродливого, между прочим. Все рисунки на теле Лунатика тогда получились прискорбными, но было всем весело. Ему особенно. Эти люди не художники. Они его самые лучшие и единственные друзья. И им с Римусом так же комфортно, как и до службы. А через пару месяцев они вчетвером поехали на море, где Люпин смог раздеться на людях.       И сейчас, уже одевшись и забравшись в кровать, он переписывался с Фабианом. Римус и Лили не предупредили друзей о вынужденной поездке. Тогда было не до этого. Фаб: Я чуть не обосрался, когда не смог до вас дозвониться, услышав о том, что случилось в музее. Я: То-то думаю завоняло… Прости. Все случилось слишком быстро. Я даже тебе ничего не могу рассказать, не подвергнув опасности. Но, обещаю, когда мы вернемся, мы все вам расскажем. Как ты? Как Гид? Все еще не вернулся с горнолыжного курорта? Фаб: У нас все в шоколаде. *Прикреплено фото*. Это Гид прислал вчера. Сказал, что горы и снег ему к лицу. Фаб: Когда домой ждать? И как вы умудрились вляпаться во что-то опасное? Я: Пока не могу сказать. Но мы справимся. Я никому не дам навредить Лили. Кстати, тут очень красиво. *Прикреплено фото*. Это вид из моего номера. Фаб: Not Bad *смайлик палец вверх*. Я уже было подумал, что вы сбежать решили и втайне пожениться. Я: Охохохо. Какой ты фантазер. Я и Лили? Это так же нелепо, как и групповуха с вами двумя. Фаб: Скажешь, не фантазировал о сексе с близнецами? Я: Не с вами. *смеющийся до слез смайлик 3 штуки*. Вы слишком гиперактивные в жизни. Страшно представить, какие вы во время того самого. Фаб: Мы офигенные!!! Никто еще не жаловался. *подмигивающий смайлик*. Я: Фу, бля! *смеющийся до слез смайлик*. Мы же договаривались без подробностей половой жизни. И мы не спим друг с другом. Потому что мы… ДРУЗЬЯ! Фаб: Сам ты фу. Зря отказываешься, между прочим. Мы могли бы такой квартет организовать. *смайлик в очках*. Я: Ты же только меня приглашал… Теперь еще и Лили в свои влажные фантазии засунул… Извращенец. Фаб: Будто только узнал. *Подмигивающий смайлик*. Ладно. Вы хоть не одни в бегах? Я: Нет. С нами знакомые Лили. Из-за них я в принципе сбежал. Не мог бросить Лили в этой ситуации. Есть еще одна группа людей, но они говнюки. Фаб: Есть кто-нибудь интересный? Я: Ага. Мародеры — так они сами себя называют вроде бы. Джеймс хороший человек. И Питер. Есть еще Сириус… Фаб: И? Я: Что «и»? Фабиан, ты меня видел. Мне сегодня в лицо сказали, что я урод. Фаб: Блять! Им не жить. Я: Забей. В море есть и другая рыба. Фаб: Вот именно! Ты самый лучший парень в мире. Найдешь себе нормальных друзей. Я: Уже нашел. И, представь себе, они все рыжие.))) Я: Кстати. Тебе баиньки не пора? Время же позднее. Фаб: Римус, если ты забыл, то мне 30. Я сам решаю, когда мне ложиться в кроватку. Фаб: Но, ты прав. Спать пора. Буду ждать вашего возвращения. Гид тоже скучает. Я напишу ему, что с вами все хорошо. Береги себя и мелкую. Я: Обязательно. Спокойной ночи). Фаб: Сладких снов))).       Улыбнувшись уже потухшему экрану телефона, Римус положил его на тумбочку. Нужно было их сразу предупредить. Пусть и без подробностей. С Пруэттами ему несказанно повезло. Эти двое, абсолютно одинаковые внешне, когда-то решили позвать его поиграть. Сколько ему тогда было? Пять? А им тогда было уже по восемь, и Люпин считал их ну очень классными. Даже различает их. У Гидеона родинка под глазом, а у Фабиана под губой. Ну, и сами по себе они друг от друга отличаются. Просто это почему-то мало кто замечает. Нужно будет обязательно собраться всем вместе.       Встав с кровати, Римус направился на балкон перекурить перед сном. Что-то на баловство это уже не тянет. Нужно задуматься о том, как бросить окончательно. Просто сейчас он всегда в напряжении. Вот и хочется курить. Стоило ему подкурить и сделать первую затяжку, как в его дверь постучали. Посмотрев на часы, которые показывали «01:34», Люпин остался на балконе. Он никого не ждет. Да и может это в соседнюю дверь кто-то стучится. Просто слышимость хорошая. Нехорошая. В его дверь снова постучали, но уже настойчивее. «Башкой свой стукни, придурок» — хотелось крикнуть Римусу, но вместо этого он лишь затянулся. Но и там не сдавались, заколотив по двери уже, похоже, двумя руками. Не выдержав и сломив сигарету напополам, Лунатик пошел открывать. Возможно, ему нужно было прихватить пистолет, но сейчас ему это было не нужно. Он может убить голыми руками, свернув придурку шею.       Чем думал Сириус, когда поперся к Лунатику посреди ночи? Он, наверное, уже сладко спит и видит десятый сон. Римус красивый, когда спит. Сириус видел. И во всем в этом виноват Джеймс. Выслушал бы его Лунатик и утром. Но Сохатый так не считал. Он вообще никак не считал. Просто выставил Блэка из номера и все. Лучший друг называется. И почему до Бродяги только сейчас это дошло, когда он чуть не сносит чужую дверь с петель? Он однозначно сумасшедший. Хорошо, что пока до угроз не дошло. Но это только пока.       — Еще раз стукнешь, я стукну тебя по башке. — Рыкнул Римус, открывая дверь, но увидев гостя, растерялся. — О…       — Привет. — Рука Блэка так и застыла в воздухе.       — Тебе что надо? — Пусть голос и стал тише, но недовольство никуда не ушло. — Если ты себя плохо чувствуешь, то иди к Регулусу. У него есть внутренний номер той больницы.       — Я не поэтому пришел. — Сириусу пришлось схватиться за ручку и просунуть ногу в дверь, не позволяя Люпину ее закрыть. А он уже для себя закончил разговор и дернул дверь на себя. Вот уж хрен ему. Блэк не позволит дверям закрыться перед его носом. — Мы можем поговорить? — С Лунатиком не получится пройти в номер с обворожительной улыбкой и томным взглядом. Да и не хотелось. Хотелось быть настоящим. Поэтому губы подрагивали от волнения, а во взгляде читалась мольба. Видела бы его сейчас матушка…       — О чем? — Римус закатил глаза, приоткрывая дверь, но Сириуса не стал впускать. — Ты мне уже все сказал. Поэтому почему бы тебе не оставить меня нахер в покое? — Он. Не. Должен. Принимать. Близко. К. Сердцу. Слова. От. Левых. Людей. Блэк — левый человек. И ему не обидно. Он просто разочарован. В себе. Хотя, на правду не обижаются.       — Оу… — Бродяга не был подготовлен к тому, что его оставят в коридоре, поэтому растерялся. — Мы можем поговорить внутри?       — А разговор будет долгим? — Скрестив руки на груди, Люпин все-таки отошел, пропуская Блэка. — Только быстро. Ты время вообще видел?       — Я бы все равно не заснул. — Неловко усмехнувшись, он зашел, закрыв за собой дверь. Но как ему начать? Что сказать первым? И, судя по тому, как хмурится Римус, он явно молчанием делает только хуже. Нужно начать хоть с чего-то. — Я был не прав.       — Ага. — Люпин не собирается помогать. Он даже видеть его не хочет. Но Римус — хороший человек. Он даст выговориться этому парню, а потом выставит его за дверь. И больше не заговорит, если этого не будут требовать обстоятельства.       — И я не считаю тебя тем, кем назвал. — Выдерживать зрительный контакт этих осуждающих медовых глаз было выше его сил, поэтому свои Сириус опустил в пол. — Ты классный. И мне нравятся твои шрамы. Я, возможно, больной на голову, но я не считаю их чем-то ужасным или безобразным. И мне очень жаль. Я не должен был говорить тебе того, что сказал.       — Я тебя услышал. — Лунатик вздохнул и, развернувшись, направился на балкон. — Теперь иди к себе. — Он не должен быть таким мягкотелым только из-за того, что кто-то выглядит как побитая собака. Сожалеющая побитая собака.       — Не пойду. — Сириус схватил парня за футболку и теперь держал ткань пальцами. — Не хочу. Прости меня.       — На правду не обижаются. — Вдох-выдох. Не поддаваться. — Ты все верно сказал, но я с этим ничего уже не сделаю. Да и не собираюсь, даже если бы мог. — Не оборачиваться. Не сейчас, когда Блэк подошел вплотную. Они почти одного роста, поэтому Римус чувствует на своей шее чужое дыхание.       — Ты уже видел мои проблемы с головой. — Уже вцепившись двумя руками в чужую футболку, продолжил Сириус. — И, как оказалось, большая часть из них связана с моей мамашей. Возможно, Джеймс был прав, когда говорил, что мне нужен специалист, но пока я вдали от всех моих родственников, все хорошо. А сегодня у меня снова случился заскок. И все из-за тебя.       — Значит, я виноват? — Лунатик разочарованно усмехнулся и попытался убрать чужие руки, но с футболки они переместились на него, уже обнимая. — Сириус, отойди.       — Не собираюсь. — Римус его однозначно ударит, но Блэк ничего с собой не может поделать. Ему хочется уткнуться в шею. На ней тоже есть светлые полосы шрамов. — Ты виноват только в том, что я хочу быть лучше. Матушка говорила, что я должен быть самым лучшим, лучше, чем есть, чтобы меня любили. Она, горгулья старая, всегда в моей голове. И теперь, мне через полгода двадцать восемь, я самый охрененный парень, но все еще боюсь чужого мнения. Временами. Обычно я самоуверенный пиздюк. — Запах геля для душа на чужой коже успокаивал. — И чувствую себя лохом, заработав пару царапин. И в такие моменты мне кажется, что кроме красивой мордашки во мне вообще ничего хорошего нет. Хотя это не так.       — Сам себя не похвалишь, никто не похвалит? — У Римуса мурашки побежали от чужого дыхания на своей шее.       — А то. Нужно же показывать, какой я молодец. Когда нормальный. — Почувствовав, как Люпин расслабляется, Бродяга не смог сдержаться, оставляя легкий поцелуй на одном из маленьких шрамов. Рядом с пульсирующей веной. — И я повторюсь, мне нравятся они. И я хочу еще раз увидеть их все.       — Я не думаю, что это хорошая идея. — Люпин не стал останавливать чужие руки, когда они забрались под футболку. Даже тогда, когда его шрам на боку стали поглаживать, пуская по телу волну мурашек.       — А я думаю, что идея не просто хорошая, а замечательная. — Оставляя одну руку выводить замысловатые узоры на изувеченной коже, другой Сириус повел вниз, забираясь пальцами под ткань спортивных штанов. — Я бы даже сказал гениальная.