Страж | Усмиритель душ | Guardian | 镇魂

Все молчали, не зная, как ей ответить. — Ты была в отчаянии. Истово хотела, чтобы она жила, — немного погодя, подал голос Палач. — Иногда… Иногда желание сбывается, когда идёт из сердца. Однако желаемый выбор не всегда правильный. Она упорно смотрела в сторону. Глаза её наполнились слезами. Будто ей было стыдно за неожиданную обиду. — Да, я смертная. Всего лишь человек, — глухо сказала она вскоре. — Судьба меня не баловала. Единственный близкий человек умер. Родителям я отвратительна. Никто не ценит моих усилий. Я изо всех сил стараюсь, пытаюсь добыть деньги на обучение, а даже не могу найти тут приличную работу. Наверное, я кажусь вам жалкой. Да? Я через столько прошла. Возможно, мне и вправду не стоило ничего желать. Надо было просто умереть вместе с ней. Чжао Юньлань, не перебивая, спокойно смотрел на неё. — Я как черепаха. — Ли Цянь холодно усмехнулась. — Плетусь себе тихо, никого не трогаю. А тут раз — и меня пинают. Я переворачиваюсь на спину и бессильно барахтаюсь. Не могу встать. Никто не помогает, все просто равнодушно смотрят на мои мучения. А как только встану на ноги, так опять пнут. Всё напрасно. Забавно, да? Она была подавлена, удручена, хотя изо всех сил старалась это скрыть. У Го Чанчэна горели щёки. Он не считал себя ни умным, ни старательным. Он был глупым и бестолковым, однако, без труда получил работу. Он поднялся. — Я… Я принесу воды, — нерешительно, несколько заискивающе произнёс он. Ли Цянь, погруженная в себя, не обратила на него внимания. — Часы перерождения ответили тебе, — сказал Чжао Юньлань. — Твоя бабушка поправилась. Но здоровье её оставляло желать лучшего. Ты о ней заботилась? — А кто же ещё? — без всякого выражения ответила Ли Цянь. — Родители и так пошли на огромную жертву, когда забрали её. Просто боялись потерять лицо. Чжао Юньлань кивнул. — Ты училась, зарабатывала на жизнь и обучение, а вдобавок ухаживала за бабушкой. Трудно было, да? Линь Цзин удивлённо взглянул на шефа, не понимая, к чему тот клонит. Когда в начале, при входе Чжао Юньлань жестом попросил подыграть ему, он подумал, что девочка солгала о чём-то в деле с голодным духом, и нужно было вытащить правду наружу, но теперь терялся в догадках. Почему он так отклонился от темы? Палач, впрочем, не выказывал никакого нетерпения: сидел ровно, смотрел серьёзно. Линь Цзинь решил не вмешиваться, так и слушал в сомнениях. Го Чанчэн с какой-то детской исполнительностью подал Ли Цянь чашку тёплой воды. Она приняла её, но не поблагодарила. Брови её нервно изогнулись. Она держалась спокойно, но чашка в руках подрагивала. Ли Цянь не отводила взгляд от колеблющейся воды. — Она вставала в половине пятого утра и готовила мне завтрак. С каждым днём ей становилось всё хуже и хуже. Как-то раз молоко убежало и залило конфорку. Газ продолжил струиться, мы чуть не задохнулись. Она ничего не поняла. Я запретила ей готовить, но она, конечно, не послушалась. Всё равно встала на следующий день. С тех пор я сама готовила в половине пятого утра. Днём я была занята. Училась, помогала научному руководителю, стажировалась. Однако, неважно где я была и чем занималась, в полдень всегда ехала домой на автобусе. Нужно было покормить её и дать лекарство. На дорогу уходило около часа. Сама поесть не успевала, скорее мчалась обратно, — проговорила Ли Цянь. — А вечерами не могла ничего делать, пока она не уснёт. Она была уже старая, говорила, когда хочется. Постоянно меня отвлекала. Лишь после десяти вечера, когда она засыпала, мне удавалось немного попереводить на заказ. Я работала до полуночи и частенько просто засыпала на столе от усталости. Трудно ли было? Она глубоко вздохнула. На лице её было полное изнеможение, будто даже один этот разговор давался ей с трудом. Она с горечью коротко усмехнулась и, пряча настроение, опустила голову. — Довольно, хватит об этом, — отпив глоток воды, холодно продолжила она. — Что вы хотели узнать по делу? Давайте, уточняйте. Чжао Юньлань кончиком пальца дотронулся до папки с делом. — Наверное, мой вопрос прозвучит немного жестоко. Однако, когда твоя бабушка умерла, жить же стало намного легче? Ли Цянь, стремительно вскинув взгляд, уставилась на него. — В каком смысле? — резко спросила она. — В прямом, — равнодушно ответил Чжао Юньлань. Губы у неё задрожали, и она, опрокинув стакан на стол, резко встала. — Так вот как полиция работает? Ни с того ни с сего задерживаете невинных и порочите понапрасну? — Сядь, успокойся. — Чжао Юньлань бумажной салфеткой протёр стол. — Дело житейское. Я ни в чём тебя не обвиняю. Желать ты можешь что угодно, даже бомбу в Пентагон подложить. Пока ты ничего не сделала, ни в чём нельзя тебя обвинить. — Я хочу домой. У вас нет права меня задерживать, — грубо заявила Ли Цянь. — Ну что ж, не будем об этом, — кивнул Чжао Юньлань, бросив на неё короткий взгляд. — Вернёмся к делу. Утром ты сказала, что встретила Лу Жомэй у ворот. Ты заметила тень. Помнишь, как та выглядела? Ли Цянь нахмурилась. — Не очень. Я её плохо разглядела. Чжао Юньлань улыбнулся. На щеках проступили ямочки, но не весёлые морщинки вокруг глаз. Глаза не улыбались — взгляд был острый. Он опустил ресницы и посмотрел на свои руки, лежащие на столе. — Легко выбросить из головы случайного встречного. Запамятовать, какого пола виновник аварии. Это естественно, — плавно проговорил он. — Но забыть то, что испугало тебя до полусмерти? Как так? А если не помнишь, почему дрожишь? Ли Цянь оцепенела, нервно сжала тонкие пальцы. — Утром, помню, ты говорила мне, какая она, — сказал Чжао Юньлань, и тон его голоса посуровел. — Чёрная, как смоль. Невысокая. Полноватая Ли Цянь вдруг побелела. Чжао Юньлань прищурился. — Студентка, менять показания на лету — так себе идея. Как всё-таки выглядела тень? Чутьё и опыт подсказали Линь Цзиню: пора действовать. Ли Цянь была напугана, психика её была неустойчива. Он яростно стукнул по столу и рявкнул: — Говори! Чжао Юньлань натянул её нервы как струну, а Линь Цзинь ударил по ним. — Да!.. Да, и что с того! — вырвалось у Ли Цянь. — Ага, невысокая, полноватая, — медленно повторил Чжао Юньлань. Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на столе. — Мужчина, женщина? Старая, молодая? Все, кроме Ли Цянь, знали, как выглядел голодный дух. У него не было ни пола, ни возраста. Он вообще мало напоминал человека. Высоченный и тощий, с огромным животом и лапами-клешнями как у богомола. Линь Цзин и Го Чанчэн уставились на неё озадаченно. Палач по-прежнему источал ни с чем не сравнимую ауру жути. Ли Цянь, в конце концов, была юна и наивна, ей не хватало хитрости. Ей казалось, что все уже знали её тайну. Ей чудилась насмешка в холодных, пристальных взглядах. Она запаниковала. — Я солгал, — почти прошептал Чжао Юньлань, понизив голос. — Человеческая память ненадёжна. Особенно если человек испуган или неподготовлен. Из-за этого показания свидетелей часто неточны. Ты перепугалась насмерть, и мозг, в целях самозащиты, боясь за тебя, вытеснил страшное воспоминание из памяти. А все пробелы заполнило воображение. Ты помнишь не то что видела, а то… чего боишься больше всего на свете. Го Чанчэн запоздало сообразил, что это не «опрос свидетеля», а самый настоящий допрос с пристрастием. Он был глуп, но восприимчив. В нём зародилось какое-то смутное предчувствие, хотя он и не понимал, в чём дело. Он почти не мог дышать из-за близости с неподвижным, как гора, Палачом и напряжённого ритма допроса. И без того белая Ли Цянь выцвела до серости. Чжао Юньлань спрятал тёплую улыбку. — А теперь скажи мне, почему ты решила спрыгнуть с крыши? Грудь её бурно вздымалась. — Ты всю ночь не спала. А на крышу бежала с мыслью, если умрёшь, больше не будешь бояться? Всё, что было сделано, забудется? — Уголки его губ приподнялись. Улыбка была не то холодная, не то скорбная. — Девочка, я постарше тебя. Для меня ты ребёнок. Дети обычно презирают смерть. Слишком юны, чтобы осознать её. Особенно, такие, как ты… Упрямые, решительные, порывистые. Вы мните, что не боитесь умереть. — С чего… С чего ты это взял? — инстинктивно огрызнулась Ли Цянь, но голос её был ничтожно слаб. — Почему ты думаешь, что другие не понимают, что такое смерть? Я знаю! Я видела! Ещё вчера она была жива, а сегодня её уже нет. Вчера говорила, а сегодня лежит… Пульса нет, дыхания нет, и… остывает потихоньку. Не человек, а — труп. Не узнаешь, куда она ушла. Не увидишь её никогда… — Ли Цянь, — оборвал её Чжао Юньлань. — Ты осознала страх разлуки, а не смерти. Ты просто не в силах смириться с потерей. В допросной воцарилась тишина. Ли Цянь дрожала, словно пожелтевший лист под порывом ветра. — Тем вечером, у ворот ты увидела тень, — вновь вернулся к вопросу Чжао Юньлань. — Тень пожилой женщины в простой одежде с искусственным пучком на макушке? Едва он договорил, как недоумение людей сменилось потрясением. Ли Цянь коротко и сипло взвизгнула. Черты лица исказились в ужасной гримасе. «Обезумела?», — ошалело подумал Го Чанчэн. Он не понимал, что происходит, и взглянул на шефа. Чжао Юньлань бессознательно подёргивал пальцами, словно хотел впихнуть сигарету в рот и всячески себя сдерживал. Взгляд у него был спокойный и бездонный. Свет падал на лицо и грудь. Рубашка измялась, но всё ещё была ослепительно-белой. Внезапно Чжао Юньлань показался пришельцем из иного мира. Он вытащил из кармана фотографию пожилой женщины с добрым, безмятежным лицом и мягкой улыбкой. Мельком взглянув на портрет, Го Чанчэн сразу её узнал — это она бросилась на защиту Ли Цянь в палате. Положив фотографию на стол, Чжао Юньлань поставил руки перед собой и устроил щетинистый подбородок на сцепленные пальцы. У него не было времени даже побриться — так много было работы. — Госпожа Ван Юйфэнь. Родилась весной тысяча девятьсот сорокового. Умерла в конце августа этого года от передозировки — случайно приняла лекарство для лечения диабета. Ли Цянь вытаращилась на фотографию. Го Чанчэн даже смутно забеспокоился, не выпадут ли у неё глаза из глазниц. — Тебя вырастила бабушка, вы были очень близки, — продолжил Чжао Юньлань. — Ради неё ты отдала половину оставшейся жизни. После у неё началась деменция, и тебе пришлось о ней заботиться. Коллега сказала, что ты в основном заказывала вещи для пожилых. Врач утверждал, что, несмотря на распад интеллекта, твоя бабушка никогда не выказывала ни к кому агрессии. Так скажи мне, почему ты её так боишься? Почему думаешь, что она тебе навредит? Ли Цянь напоминала восковую куклу. — Молчишь? — голос у Чжао Юньланя был мягкий, он словно рассказывал сказку на ночь. — Ли Цянь, спрошу в последний раз. Если не ответишь сейчас, другого такого шанса больше не будет. Не освободишься сейчас — не освободишься уже никогда. Ложь есть ложь. Будешь нести это бремя до конца своих дней. Кто-то… Кто-то уже говорил ей сегодня нечто похожее. Ли Цянь медленно подняла безжизненный взгляд. Чжао Юньлань, чуть наклонившись вперёд, заглянул ей в глаза. — Часы перерождения связывают людей до конца жизни. Они умирают в один день, — произнёс он, чеканя каждое слово. — Твоя бабушка скончалась, а ты жива — это значит, что срок её не пришёл. Я задумался, как так вышло. Посланец теней ошибся? Кто-то незаконно забрал жизнь? А потом я понял. Глупо, удивительно как глупо, почему сразу не догадался. Она умерла, потому что связь была нарушена. Человек, который поделился с ней жизнью, забрал её. Люди с деменцией как малые дети. Бестолковые и прожорливые. Они любят полакомиться. Так скажи, кто положил баночку с таблетками для лечения диабета рядом со сладостями? В допросной воцарилась такая тишина, что можно было услышать звон упавшей булавки. Ли Цянь выглядела жутко напуганной. Ужас переполнял её; казалось, она вот-вот взорвётся, словно надутый до предела воздушный шарик… А затем она вдруг успокоилась. Го Чанчэн затаил дыхание. Осипший голос разорвал мёртвую тишину. — Я, — прошептала Ли Цянь.