в ожидании тепла

Предвкушение. Замирание сердца и учащенное дыхание. Я чувствовал это, находясь среди людей. Они выжидали час, когда монотонность кабака наполнит музыка . Аллан провёл меня к стойке и сел рядом, попросив одного из сотрудников что-то принести. Его понурый и взволнованный взгляд скитался по людям, нервно перебирая их лица, не останавливаясь ни на одном из. — Ты волнуешься? — спросил я, рассматривая чёрное лакированное пианино, блестящее, словно смола на солнце. — Только по поводу клавиш. Георг уже должен был приехать, но его всё ещё нет. — поджав губы, он облокотился на руку и уставился в стол, давая отдохнуть своей голове. — Пора начинать, может, он подтянется позже. Мне стало его жаль. Рвение, которое он испытывает к этому делу, поражало меня до глубины души. Парень выступал сотни раз, и каждый такой вечер для него казался исключительным. Аллан хотел нести в свет что-то по-особенному красивое, то, на что способен его человеческий фактор. Ещё раз взглянув на чёрный инструмент, скучающий на небольшой сцене, я обратился к другу. — У вас есть ноты? — Что? — переспросил тот, резко уставившись на меня. — Я хоть и не фанат подобных мест, но боязни сцены не имею. — спустившись с высоко стула и поправив волосы, встал прямо напротив Бейкера. Мне хотелось вновь видеть на его лице улыбку, которую я в силах вернуть. Думаю, мне не помешает публичное выступление. — Ты можешь рассчитывать на меня. Во мне пылал пожар. Никогда не страдал нападками героизма, потому что мне это было ни к чему, но сейчас другой случай. Казалось, будто к этому моменту я и готовился, отучившись столько лет в музыкальной школе. В животе что-то играло, а голова приятно кружилась. Спятил. Но ради Аллана я готов постараться. Рывком притянув меня к себе, Бейкер обхватил мою спину, крепко сцепив в объятиях. Они были настолько сильными, что мне не хватало воздуха для глубоко вздоха. Казалось, будто я был единственным его спасением. В какой-то степени мне было лестно, что этот парень так нуждался в моей помощи. Я потрепал того по голове, раскидав русые кудряшки, и поднял кончиками пальцев его голову, так усердно прижавшуюся к моей груди. — Пойдём, звезда. — Спасибо, Роджи...

***

Прожекторы слепили мне глаза, а на кончике языка всё ещё вертелся вкус коктейля. Лысый парень позади меня в клетчатой рубахе и сером манжете всё проверял барабаны, изредка стуча по ним. Девушка стояла в самом углу, держа огромный контрабас. Такая миловидная персона, казалось, совсем не могла справиться с тяжестью подобного инструмента. Я, в свою очередь, пробегал глазами по нотной тетради, полностью понимая, что сыграть партии в номерах не составит никакого труда. Меня это забавило. Ощущал себя неким гением, которому всё по плечу. Не хватало только Аллана. Свет приглушался и становился более мягким, рассеивающимся и тёплым, оседая на поверхности инструментов. Людей за сценой было практически не разобрать, все смешались в однородную тёмную массу. Возможно, где-то среди них сейчас стоит кудрявый парень, созерцающий эту картину. Уверен, тот пребывает в восторге. Усмехнувшись своим мыслям, я сыграл маленький кусочек одной из композиции, разогревая пальцы рук. Мои коллеги сегодняшнего вечера поддержали авантюру, начав играть вместе со мной. Совместный разогрев перед ярким выступлением. Вокруг царил комфорт, я чувствовал себя максимально уютно, находясь в окружении творческих людей. На лице невольно воспылала улыбка и я полностью отдался музыке, быстро перебирая пальцами. Звук клавиш отбивался эхом в голове, сливаясь с игрой остальных. Контрабас подхватывал моё фортепиано, идущее в темпе с барабанами. Тренировка плавно перешла в полноценный номер. На фоне прорезались возгласы и тихие овации, то резко врываясь в игру, то так же резко исчезая. Я слился с музыкой, чувствуя каждую ноту своим телом. В один момент к игре присоединился другой инструмент. Яркий, громкий, выводящий всю композицию в ещё более красочный номер. Оторвав взор от клавиш, уставился на другой край сцены. Люди отовсюду свистели и выкрикивали его имя. Аллан буквально слился с саксофоном в одно целое и виртуозно исполнял свою партию. Я был поражён тем, как он играл на нём. Его глаза были прикрыты, а голова то вскидывалась вверх, то снова вниз, раскидывая уложенные волосы. Подтяжки утягивали свободную рубашку на его теле, от чего на груди она плотно сидела, вздымаясь с каждым вздохом. Сейчас на сцене он был похож на греческого бога, полностью поглощенного в свете прожекторов и во всеобщих аплодисментах. Меня это раззадорило. Сумев всё же оторвать от него взгляд, продолжил исполнять свою часть, мимолётом заглядывая на ноты. Звук духового инструмента оседал у меня на руках, как бы подгоняя меня, чтобы я не уступал ему в своих умениях. Это казалось неким поединком: покажи себя, покажи, на что ты способен. Поймав внутри себя эти скомканные мысли, всё чётче кричащие в стенках черепной коробки, у меня как будто появилось второе дыхание. Я начал импровизировать, выводя игру на новый уровень. Мухлёж. Но с чем чёрт не шутит. Мотнув головой, убрав таким образом назад свои волосы, приступил к триумфу. Пальцы сносно бегали по клавишам, не успевая остановиться на одной, как переходили к другим. Он подхватил мою задумку, от чего золотистый саксофон начал звучать на несколько тонов громче и игривее. Звук становился яснее и напористее, что ясно дало понять, как затих контрабас. Бараны приглушенно отбивали ритм, иногда подгоняя интригу медными дисками. Мы переглянулись. Бейкер улыбался глазами, походя на лиса. Не думал, что сделка с ним перейдёт в турнир на владение инструментом. За краем сцены, теряясь в толпе, я мимолётом слышал, как люди спрашивали друг у друга, что за парень сегодня играет на пианино. Обо мне. Все они говорили обо мне. Аллан не был намерен сдаваться. Два мощных луча света остановились на нас, оцепив в четкие бледно-жёлтые круги. Дуэль, не иначе. Но эта дуэль была до безумия прекрасной. Будь я на несколько тактов медленнее, то игра Бейкера не казалась бы такой завораживающей, а моя, собственно, была бы весьма скучной. Приближаясь к финальной части, я ритмично отбивал ногой по паркету, а плечи отплясывали своё соло. Во мне играли тысячи самых разных эмоций: азарт, веселье, усердие, которое я прикладывал, и эта некая частица свободы, которую я ощущал. Что говорить, я погряз полностью в этих ощущениях. Тонул с каждой секундой всё больше, уходя в астрал чувств. Но как бы красиво не горел закат, после него наступает тёмное затишье. Руки, сами не хотя того, аккуратно постукивали по белым пластинкам, как бы прощаясь со сделанной работой, отдавая ей свои последние силы. Саксофон мягко уходил в забвение, придавая звучанию некую минорность. Становилось грустно, но эта грусть была приятной. Обернувшись на Аллана, он уже смотрел на меня. Последним вдохом довёл композицию до конца, после чего отдал всё своё внимание моим завершающим нотам. Я ловил его тёмно-карий взгляд, наполненный необъяснимым количеством гордости и восхищения. Так на меня смотрел отец, когда я впервые в жизни сел на велосипед и смог самостоятельно поехать после долгих мучительных попыток. Мои щёки вспыхнули, а сердце вновь закололо, как будто в нем разбился сосуд с горячей жидкостью. Под всеобщие овации я продолжал смотреть на Аллана, полностью облитого светом. Он улыбался, улыбался мне, не обращая внимания на публику. Складывалось впечатление, что время замедлилось, словно в матрице. Все действия были плавными, а крики приглушенными. — Ты был невероятен... — произнёс тот, всё так же не отводя от меня глаз, полных восхищения. Рука, что он протянул, отдавала тёплым розовым оттенком, перекрывая его обыденные ледяные ладони. Улыбнувшись, я положил свою руку в его, поднимаясь с деревянного табурета. — Как и ты, Аллан...просто прекрасен... Встав рядом, мы улыбались толпе. Даже после поклона он не разжимал мою руку, всё также держа скрещённые пальцы в замке, что заставило проснуться в животе давно уснувших бабочек. Чувствуя его мурашки, бегающие по пальцам, я понял. То, что сейчас произошло, было не дуэлью. Это был самый восхитительный дуэт из всех возможных.