***
— Ох господи, мамá, как же я это всё дотащу? — жалостливо протягивала Ромилли, когда мы с Алланом спустились провожать её. На полу у входной двери стояло несколько больших пакетов со старыми вещами. Люси упаковала ненужное старье для матери, чтобы та увезла их в город и передала в интернат. Окинув всё это взглядом я даже немного расстроился. Тайну, в которой говорилось о том, что на самом деле все эти пакеты мать выкидывает в мусорные контейнеры, знал только я, и я нёс этот секрет уже второй десяток. Эта особа никогда не отличалась добротой или другими ценными качествами, но разглашать такое мне не хотелось. Пускай делает как знает. Женщина с аккуратным пучком скользила по кухне, убирая по местам всю посуду, высохшую на сетке раковины. Ромилли же бегала по залу и что-то перепроверяла в своей дамской сумочке, очень громко шебурша содержимым. Аллан прошел в кухню и облокотился о столешницу, скрестив на груди руки. Если не ошибаюсь, тот предложил помочь бабуле, но та любезно отказалась. — Да черт возьми, где же эти ключи. — злостно бурчала дама, перебирая бальзамы для губ, мелочевку, кучу невидимок и бесконечные пропускные. — Милая, Адриан будет уже через пару минут, советую тебе поторопиться. — говорила вдогонку Люси, как бы немного дразня женщину. Та юмора не оценила. — Я плачу ему не за то, чтобы он раньше оказался дома, а за комфортную переправку меня из пункта А в пункт Б. Так что ничего страшного. Я усмехнулся и прошел к остальным выпить стакан воды. Жажда не переставала мучить меня уже второй час. Налив из графина холодную бодягу с лимоном, я смачно чавкнул от насыщения. Мама уже во всю обувалась в прихожей. — Аллан, милый, может нам тебя подбросить? А то обратно будешь возвращаться по потёмкам. — чуть ли не тревожась спрашивает та, глядя щенячьими глазами на парня, стоявшего рядом со мной. — Вы очень любезны, но не стоит, я дойду сам. — отозвался Бейкер, смущенно улыбаясь, — Тем более я хотел прогуляться. Ромилли грустно вздохнула и принялась застегивать пуговицы своей дубленки. — Я бы продолжила стоять на своем, но молодых парней мало что может переубедить, раз они уже что-то решили. Люси едва слышно посмеялась, чтобы её дочь не обратила на это внимания. Вскоре та уже стояла собранная в прихожей и ждала, пока мы подойдем с ней распрощаться. Поспешно подбежав к Ромилли, она поцеловала нас с Люси в щеку. Думалось, на этом наверное всё, но она также притянула к себе Аллана и, обменявшись крепким рукопожатием, обняла его. Было даже слышно, как бабуля от неожиданности ахнула. Я сам не сумел сообразить что к чему, ибо такое поведение для моей матери было абсолютно нехарактерным. Бейкера это тоже заставило раскрыть глаза пошире, но после такого жеста он аккуратно приобнял её одной рукой в знак своего уважения к замужней женщине. Она улыбалась. — Что и следовало ожидать от воспитанного юноши, — гордо произнесла та, взяв в руки свою сумочку, — Рада была познакомиться, Аллан. Я не скрывал своего восхищения. Сложно было представить такую картину, потому что моя мать совершенно не такая: она сдержанная, серьезная, упрямая и никогда не любила ближний контакт с мужчинами, не беря в расчет моего отца, Энтони Морриса, которого она любя называет Тони. — Эта встреча была действительно чудесной, мисс Моррис. — в его голосе проскакивала искренняя радость, которую он пытался сдержать. После мы с Алланом помогли матери дотащить пакеты до уже стоявшего рядом с домом новенького Ford-Anglia с малиновым корпусом и кремовой крышей. Увидев за рулём Адриана мы быстренько подошли к нему пожать руки. Погрузили вещи в багажник, из которого сильно перло бензином, и пожелали женщине приятной дороги, маша ей вслед рукой. Вскоре машина уже скрылась из виду и мы зашли с Бейкером в дом. В груди сразу будто что-то упало, отскочив от пола и ударив по моим коленям. Я устало прошел в гостиную и плюхнулся на мягкое кресло. — Честно, я поражена. — действительно восторженно проговорила Люси, протирая и без того чистую столешницу. Аллан, потягиваясь, присел на софу и развернулся в сторону моей бабушки. — Я так понимаю, подобное происходит крайне редко? — заинтересованно спрашивает тот. — Такое не происходит. — быстро отозвался я, перехватив в полете вопрос парня, который был адресован точно не мне. Он обернулся на меня. — Я польщен. — его щеки медленно приобретали розоватый оттенок и кончики губ все никак не могли успокоиться, удерживая подступающую улыбку, которую он непроизвольно ломал, выгибая дугу в противоположную сторону. На улице пошел мелкий снег. Настолько мелкий, что он скорее напоминал пыльцу, переливающуюся в свете фонарных столбов. За окном не было ветра, не заметил, когда он успел стихнуть. Даже когда выходил помочь с вещами, то не обратил на погоду абсолютно никакого внимания. Безусловно, какое мне до неё дело, когда передо мной происходило нечто невероятное. Наверное Аллан заметил, как я резко притих, но всё же волноваться на этот счет не стоило. Я просто подсознательно радовался, что всё прошло как нельзя лучше. Сидел в своём этом кресле и смотрел в окно, считая вдали заснеженные колышки соседского забора, где из главной комнаты горел свет. Совсем скоро ушёл и Аллан. В половине десятого мы с ним попрощались, и он двинулся в сторону дома, пряча руки в карманах брюк. Его силуэт был очень забавным. Совершенно один, он шел по пустой тропе в сторону главной дороги, которая скрывалась за аллеей с высокорослыми деревьями. Через пару минут он пропал из виду, а идущий с неба снег засыпал все следы его нахождения здесь. На душе оставался приятный осадок, некое послевкусие прекрасного дня. — Ты не против, если я пойду спать? — спокойно спросил я бабулю, читавшую рядом со мной книгу. Этот вопрос был чисто для предупреждения, что я собираюсь пойти наверх. — Доброй ночи, милый. — любя ответила та, переведя взгляд со страниц на меня. Ей бы тоже не помешало отдохнуть. — Не сиди долго. — напоследок сказал я, вставая с софы и направляясь в свою комнату. Вслед я получил тихое «конечно». Комната до сих пор держала его запах. Одеяло вместе с пледом пахли Алланом, от чего мне хотелось зарыться носом и не переставать вдыхать его парфюм. Я устало закрыл за собой дверь и упал на кровать, трогая рукой мягкую поверхность, где ранее мы с этим парнем держались за руки. Эти чувства были такими живыми и приятными, что я улыбался. Лежал и улыбался, вспоминая, как все это было и как мгновения мимолетны. — С ним зима будет такой теплой… — тихо бурчу я, улыбаясь представленной картине. Я засыпал с приятным чувством усталости. Сегодня даже постель казалась мне до чертиков притягательной и мягкой, из которой не хотелось вылезать. А может это и не в постели дело вовсе…***
Прошло несколько дней. За это время я успел еще раз побывать у Аллана. В тот день мы просто сидели у него в комнате и долгие часы вели разговор обо всем и ни о чем. На этот раз обошлось без пафосной одежки, чему я был очень рад. Еще в гимназии началась неделя годового зимнего сочинения и нам раздали темы по классам. Моему потоку досталась «Чувство свободы». Сроки были в неделю, но я понятия не имел про что мне писать и как это преподносить. На этот счет я даже успел пожаловаться Бейкеру, что подросткам дают наиглупейшие темы для сочинения, потому что большинству из термина «свобода» знакомо лишь понятие пустого дома в период рождественских праздников, когда все домочадцы уезжают к дальним родственникам. Так или иначе эта неделя прошла гладко и без лишних нервов. Но это лишь пока, потому что впереди будут экзамены, и для меня это первый раз, когда я буду что-то подобное делать в стенах учебного заведения. От одной мысли, что я могу завалить хоть один тест, моё сердце больно покалывало. Я знал, что за моей учёбой следят родители и плохой результат введет их не в лучшее настроение. Мне было страшно огорчить их, поэтому я постоянно готовился, перечитывая материалы лекций и постоянно прорешивая задачи. Настрой был серьезным, и могло сложиться мнение, что я знаю, чего хочу, но к сожалению я лишь судорожно брался за все и сразу. Как то раз, сидя с Алланом в библиотеке, у меня сильно затряслись руки и учащенно забилось сердце. Тогда Бейкер сразу заволновался и, аккуратно взяв меня за руку, спросил: — Хэй, всё в порядке? Я не мог говорить, и так же не мог показывать признаков жизни. Тревожность накрыла меня с головой и я застыл как вкопанный, глядя пустыми глазами в страницы учебника по биологии. Было холодно. Озноб прошелся по всему моему телу. — Я с тобой, всё хорошо… — шёпотом проговорил Аллан, закрыв осторожно учебник и взяв меня за щеку. Его ладонь была холодной, но почему то всё равно сумела согреть моё остывшее лицо. Тогда на меня накатила тревожность и я не сумел совладать с собой. Сидел, полностью игнорируя внешний мир, и только слышал фоновый голос обеспокоенного парня, который точно знал, что нужно со мной делать. Его нежные касания через время вывели меня из того состояния и я устало упал к нему на грудь, чуть ли не мгновенно заснув. Тогда было 19 декабря, и я надеялся, что хуже не будет, но я ошибался. С детства из-за огромной требовательности от родителей я был излишне послушлив. Мне казалось, что абсолютное согласие с их требованиями в конечном итоге хорошо скажется на моей жизни и они полюбят меня, действительно полюбят и станут проводить больше времени. Но, как и ожидалось, этого не произошло. Я был слишком мал и не улавливал таких вещей, как то, что они считают меня просто обязанным выделяться на фоне детей их знакомых, чтобы в обществе наша семья занимала особое место. В 11 лет я осознал это, и когда рвение быть самым лучшим ушло, за место ему пришел страх. И всё, за что я брался, шло с тревогой, доводящей до истеричных слез наедине и дрожащих рук. Я боялся облажаться перед ними. А Бейкер наоборот. Он рассказывал мне, как проходит вся его учёба, и его слова забавили меня. Слышать от достаточно успешного человека, что весь его труд - это умение красиво и умно изрекаться, даже если он ни черта не знал по предмету, и что после ему всегда ставили «отлично». Я находил в этих историях некую пелену, отделявшую меня от реального мира. Слушая Аллана, я понимал, как ему все легко дается и как просто ему идти по жизни с такой позицией и уверенностью в себе. Завидовал, но делал это без малейшего осуждения и злости. Восторгался им, и действительно считал его ведение дел потрясающим. Он никогда не переживал, не копошился в тетрадках и даже не всегда вел конспекты. Всё, на что он рассчитывал - его умение выходить сухим из воды, и он всегда с этим справлялся. Экзаменационная неделя подкралась незаметно. На календаре внезапно появилась двойка в начале двузначных чисел и я осел на дно. Закрылся в себе и постоянно убивал время за зубрежкой, прогоняя в голове пройденный материал. На перерывах, в свободную минуту, по дороге домой и обратно я постоянно готовился к предстоящим трудностям, совсем позабыв о том, что у меня есть Аллан. За все 1,5 недели я встретил его лишь раз, и это произошло в библиотеке. Я перебирал книги в стеллажах с учебными материалами и ко мне со спины подошел Бейкер. На вид он мне показался взволнованным и даже напуганным, но его улыбка не переставала отдавать лучистым сиянием. Правда я не особо обратил на это внимание. — Ты совсем потерялся в подготовке, Сахарок, тебе стоит взять небольшой перерыв, — тихо шептал он мне на ухо, прислонившись со спины, но слушать мне его не хотелось. — Мне не стоит отвлекаться, Аллан. Я - не ты, и так легко со всем справиться у меня не получится, поэтому просто дай мне время закончить со всеми экзаменами. Не помню, в каком тоне я тогда говорил с ним, но на лице Аллана проскочило нечто до боли знакомое. Он взглянул на меня воодушевленными, но мертвыми глазами и, попытавшись улыбнуться, не стал наигранно это делать и просто ушел. Его тихое исчезновение сопровождалось едва заметным закрытием двери, когда он покинул помещение. Больше я его не видел, да и, честно сказать, мне было немного не до него, правда внутри что-то не переставало болеть и я постоянно ощущал эту неприятную вязкость на душе. Противился мыслям, что был слишком резок и продолжал учиться. Я не был глупым парнем, и несомненно где-то глубоко внутри осознавал, что обязательно все сдам. Обязательно.***
Двадцать шестое декабря. День, когда все экзамены остались позади и я сидел в огромной аудитории, где разместилось примерно восемьдесят человек, и ждал результатов сочинения. На улице беспощадно валил снег, накрывая землю монотонной вуалью. Я смотрел то на него, то в самый низ аудитории, наблюдая за несколькими людьми из комиссии, которые перепроверяли результаты сочинений. Я сидел в совершенно незнакомом месте, где раньше не появлялся, с совершенно незнакомыми мне людьми. Некоторых я замечал в коридоре, единицы были со спортивных секций. Кэлвин и его друзья сидели за несколько человек от меня и ехидно что-то обсуждали, указывая пальцем на парня, сидящего на три ряда ниже. Ситуация больше походила на детсадовскую потасовку, где все сводилось к игрушкам и их крутости. Тихо выдохнув, я продолжил слушать фамилии, которые громко произносил мужчина в бордовой рубахе и пепельном пиджаке. Напряжение росло, когда он дошел до моей группы, и нога под партой затряслась с еще большей силой, от чего мне казалось, что эта доска сейчас отлетит к потолку. Аллана нигде не было. Да и зачем ему находится здесь в почти три часа дня, когда старшие курсы отпустили еще в полдень. От мысли, что я совершенно один в такой важный момент, меня погрузило в беспристрастные раздумья о том, что я потратил очень много времени на то, чтобы заняться собой, совсем не обратив внимания, что в этот период я был кому-то нужен. От одной мысли, что это могло его задеть, я пожирал свои сомнения на этот счет и погряз в самокопании. — Надеюсь он не сильно злится на меня… — буркнул я, разглядывая обшарпанные углы деревянного стола. Становилось душно, и в воздухе висело напряженное молчание всех сидевших здесь студентов. Казалось, голова от такой атмосферы просто взорвется. Пот стекал по вискам, а моя рубашка прильнула к влажному телу. Галстук душил меня сильной хваткой. — Роджер Моррис… — громко донеслось от комиссии, когда буклет с результатами оказался в руках у того самого мужичка в светлом пиджаке. Тишина. Стук сердца перестал отображаться в теле и казалось, что пульс остановился. На меня покосились парни, которые учились со мной в одной группе, и в глазах тех читалось дикое любопытство, когда они дожидались результата. Не знаю, дышал ли я вообще, но моя кожа приобрела сине-белый оттенок. Вся аудитория затихла. Либо всё, либо ничего, мог подумать раньше я, но сейчас я желал просто набрать желанный балл и пройти дальше. — Ага… значит первый курс, — продолжил громко говорить мужчина, поправляя на лице небольшие круглые очки. Вид его был озадаченным. Я, весь вжатый в стул, сидел и не осознавал происходящего. Для меня время остановилось еще в тот момент, когда я только зашел в аудиторию. Ощущал себя как на столе у палача. — Роджер Моррис, встаньте пожалуйста. И я встал, чувствуя, как по спине течет капля пота, сковывая всё моё существо в этих неприятных касаниях страха. К слову, я был единственным, кого за практически пятьдесят человек попросили встать. Про себя я уже подумал, что это конец. Позор на публике приведет меня к полному краху. — За сколько вы примерно написали эту работу? — серьезно спрашивает ведущий комиссии, листая в руках моё сочинение, которое я выложил на двадцати четырех листах. — Вечер… — голос был сбит и я едва заметил, что не могу нормально говорить. — За один вечер, сэр, — быстро прокашлявшись ответил я вновь. Отовсюду стали доноситься перешептывания. Возмущение и восторг в унисоне переплетались со звуками скрипящих стульев. Меня мгновенно начала обсуждать вся эта толпа, и приятных ощущений от этого я не получил от слова совсем. Мужчина лишь хмыкнул и изучающе глядел в заполненные листки бумаги. — В этом году мы с преподавателями решили выделить вашему потоку достаточно философскую тему, дабы услышать размышления о свободе от подрастающего поколения, — он выждал небольшую паузу, как бы добавляя антуража своей речи, — И, признать честно, много ожидать от первого курса мы не стали, но… Сердце внутри рвалось в разные стороны, оставляя изодранные клочки в переплетах ребер. Я смотрел вниз, на этих взрослых людей в солидной одежде, и думал, что сегодня я в конец попрощаюсь с писательской деятельностью. Всё, что могло на меня повлиять в данный момент - это поддержка, но сейчас я стою здесь совершенно один, и никто из дорогих мне людей меня не видит. Забавно было думать о нескольких личностях, когда всплывал лишь одинокий образ Аллана, который протягивает мне руку и жмет в знак нашего знакомства. От осознания своей беспомощности в данный момент, я кусал губы и продолжал вслушиваться в слова проверяющего. — Ваше сочинение, Роджер Моррис, оно… — на расстоянии вытянутой руки мужчина глядит на листы и вновь смотрит на меня, — Оно превзошло все наши ожидания. Прошу, спуститесь к нам. Я бы сумел поверить во что угодно, но не в это. Глаза так широко раскрылись, что я ощутил их сухость. Аудитория мгновенно наполнилась шумом и все эти бесконечные взгляды были направлены в мою сторону. Я, полный смущения и сбитый с толку, еле как вылез со своего ряда и быстро начал спускаться вниз по ступенькам к комиссии, не заставляя их долго ждать. Это всё напоминало мне безумие. — Еще раз здравствуй, Роджер, — любезно протягивает мужчина, желая пожать мне руку. — Не переживай ты так, — и он улыбнулся, видя, как сильно дрожит моё тело. Я невнятно буркнул и, сумев кое-как натянуть на свое бледное лицо поджатую улыбку, обернулся к студентам. Все, все глазели только на меня. — Кхм, — громко откашлял мужчина, прежде чем начать говорить, — Думаю, вы все осознаете, как сложно бывает подобрать слова даже в самой легкой ситуации. Этот студент первого курса отличился своей работой, что заставило нас, людей из комиссии, немного опешить. Несомненно, мы возлагаем на учащихся нашей гимназии большие надежды и питаем к ним глубокую эмпатию, чтобы вы смогли раскрыть в себе творческий, и не только, потенциал. Глаза проверяющего медленно пробегались по всему залу, заглядывая на лица каждого из сидевших здесь. Он говорил не спеша, с четкостью и слегка американским акцентом. Этот человек располагал к себе и разговаривал довольно громко, чтобы все могли его услышать. Я стоял подле него и внимательно слушал всё, что он говорит, всё еще пытаясь осознать происходящее. — С вашего позволения, мистер Моррис, мы хотели бы отправить ваше сочинение в департамент для его дальнейшей публикации. У меня будто в одну секунду взорвались все капилляры. Грудь так сильно вздымалась вверх от сильный вздохов, что я почти не мог её контролировать. Смотрел с диким восхищением на этого мужчину и не мог поверить в услышанное. Уголки губ начали подниматься в ошарашенной улыбке. — Да… конечно, я не имею ничего против, — голос был еще слабым, но я всё же пытался уверенно донести мысль, что я абсолютно не против того, чтобы моё сочинение опубликовали. — Давайте же поздравим нашего студента с хорошей работой! — вновь заявил он, одарив меня горделивой улыбкой и повернувшись к залу. Все сразу начали хлопать. Но одни хлопки с самого верха донеслись до меня самыми первыми, они были преждевременными и достаточно энергичными. Быстро уловив источник звука, я принялся разглядывать ту компанию людей, которая стояла практически у выхода. Аллан. Он так громко хлопал, выкрикивая моё имя, что я едва мог сдержать своё удивление и радость. Парень стоял наверху со своими одногруппниками и они громко поздравляли меня, не утаивая искренней улыбки. Глядя на них, у меня наворачивались слёзы, которые я был в силах сдержать. Сразу стало так легко и спокойно, что моё напряжение моментально испарилось. Бейкер был всё это время рядом и поддерживал меня со стороны. Наши взгляды не разъединялись ни на миг, и это чувство, давшее былым крыльям взмахнуть, окутало всё моё бренное тело. «Я так тебе благодарен…» — думал про себя я, глядя лишь на одного единственного человека во всей этой толпе.