***
Люди, словно косяки рыб, медленно растекались по залу, выискивая свои места. Сборище абсолютно разных особ что внешне, что по статусу, наполняли подиумный зал, окружая эту вытянутую белую «тропу», по которой совсем скоро начнут ходить сегодняшние коллеги Аллана. Меня усадили в первый ряд, рядом с какими-то важными шишками, о которых не замолкая голосила секретарша Ромилли. Послушно упал на мягкий стул, чувствуя, как дискомфорт царапал мои плечи и напрягал руки, что пальцами вцепились в складку брюк. Ненавижу такое количество людей. Бóльший процент из толпы занимали заинтересованные модой дамы, затем шли их мужчины, компании, которые сотрудничают с моей матерью, фотокорреспонденты и интервьюеры, готовящие свои объективы к предстоящему новогоднему показу. Рядом со мной сидели две абсолютно неизвестные мне женщины, но которые, оказывается, знали меня в лицо. «От мамы» - сразу подумал я, когда одна из них приветливо помахала мне и назвала по имени. Компания так себе. Жаль, что меня не оставили за кулисами. Наблюдал за всей этой суматохой с полным отречением, сухо процеживая холодный воздух. Скованно, словно за любую провинность меня мог ждать удар, облокотился на спинку стула и наблюдал за шторами, откуда совсем скоро одна за другой пойдут модели, показывая на себе труды моей мамы. Гордился ли я ей? Не знаю, наверное да. Она проделала огромный путь и достигла таких результатов, но как жаль, что так стараясь поймать успех в карьере, она совсем забыла о роли матери. Только мысли об этом уже заставляли меня ненавидеть всё это место. Я не вписываюсь. И, сказать честно, вписываться мне не хотелось. Вскоре свет в помещении начал угасать. Прожектора, украшающие потолок, постепенно тускнели, уводя четкие контуры в заблудшую тень. Тонули в ней, глядя лишь на белоснежный подиум. Фоновая музыка увеличивалась в громкости, говоря нам о совсем скором начале. Наблюдал с безумной внимательностью, ожидая встретить любимый сердцу силуэт. Он будет в самом конце, он будет исполнять самую важную роль. Сердце разрывало от любопытства. Сколько лет я уже не появлялся в этом зале? Забытые воспоминания пытались просочиться в подкорку памяти, но ничего не получалось. Детские впечатления, давно стёртые из-за ненадобности, не давали ни одной подсказки. Сидел, стараясь с головой тонуть в мыслях, дабы никого не подслушивать, и глядел в темноту огромной алой занавесы, где, вероятнее всего, сейчас стоят десятки парней. Две женщины, что сидели подле меня, встали с места и двинулись в сторону журналистов, удерживая при себе кипы бумаг и непонятные конверты. Свободные места тут же занял зрелый мужчина, удерживая рукой место для второго человека. Пока рядом никого не было, а гам на фоне прекратился, стоило только Ромилли показаться на сцене. Оглушающие вспышки, монотонный скрежет хлопушек объективов и бормотание фотокорреспондентов линчевали возможность сосредоточиться. Глядел на женщину в самом центре, которая горделиво, как и подобает Модному Дому, оглядывала зал и улыбалась. И в этой улыбке, которую я вижу не так часто, было что-то особенное. Бегая по коридорам, суматошно помогая своим коллегам и корректируя отчеты, сейчас она стояла здесь, в самом центре, и светилась гордостью. Обводил её взглядом, не находя ни одного изъяна. Убранные волосы передними прядями прикрывали её впалые щеки, румяна украшали бледную кожу и костюм, что так хорошо сидел на её фигуре, подчеркивал её статус. И вот глядя на свою мать сейчас, сидя вместе с остальными в этом большом пространстве, я почувствовал гордость за неё, что она, как бы тяжело не было, добилась таких ошеломляющих результатов. Она молодец. — Добрый день, дорогие гости. Меня зовут Ромилли Моррис и я искренне рада видеть вас всех на показе нашей мужской новогодней коллекции, — голос матери даже не дрожал, а речь, такая громкая и четкая, приятно держалась на слуху, — Сегодня я буду рада вам представить годовую работу нашего коллектива, заготовленную специально к приближающемуся празднику. Лёгкая, но такая притягательная улыбка, растянувшаяся на её припудренном лице, действительно заставляла улыбнуться в ответ. Сидя в первом ряду, я следил за каждым её плавным взмахом руки, когда та жестикулировала публике. Она горела, и это было заразительно. И под конец, когда вспышки десятков камер стали воспроизводиться реже, мама посмотрела на меня. Распахнул глаза шире, точно чувствуя, как что-то касается оболочки лёгких, перекрывая воздух. Она видела меня, и находила нужным держать зрительный контакт, когда давала голос публике. — Мы начинаем! И улыбнувшись, женщина уходит. Зал наполнился аплодисментами и возгласами людей, которые так жаждали увидеть все труды, заготовленные моей матерью. Вертел головой, замечая, как радостно выглядели лица этих незнакомцев, которые не стеснялись проявлять эту детскую радость, заставляющую улыбнуться. Куда я попал? Хлопал вместе с ними, пока линия прожекторов выстраивала белую дорожку сквозь ряды стульев. Музыка на фоне постепенно заглушала гомон зала, сводя всё внимание к выходящим одной за другой моделям. Шоу начинается. Точно в такт, туфли раздают схематичный цокот, когда первая десятка начинала выходить на камеры. Клянусь, будь музыкальное сопровождение чуть тише, звуки репортеров заглушили бы абсолютно всё, но работа звуковой команды была грамотной. Вшитые украшения на одежде переливались на свету во всевозможные цветовые феерии. Клетчатые пиджаки с индивидуально-вышитыми огранками, брюки, чьи швы были отделаны некой ажурной лентой, множество мелких деталей, большие пуговицы с каменным обрамлением; всё это так празднично и гармонично смотрелось, что невозможно было оторвать глаз. Как ребенок на своём первом представлении, пытался уловить абсолютно всё, несомненно точно чувствуя заложенные в коллекцию усилия. Огибал молодых людей взглядом, бегая с ног до головы. Начищенная обувь слепила глаза, какой ухоженной была на них кожа. Парни шли уверенно и гордо, точно понимая, что именно сейчас на них надето. А публика не унималась. Улавливал восторг от окружающих, слыша сдержанный восхищенный вздох почти каждого, кто сидел у меня за спиной. Жакеты, яркие, до невозможности притягательные береты, украшенные брошками, лёгкие платки почти на каждой шее, приталенный фасон, подчеркивающий фигуру, приятная классика, гармонирующая с чем-то ярким и свежим. Это действительно всё взято из головы моей матери? Сидел как идиот, стараясь не раскрывать от восхищения рот. Если это в самом начале, то что будет в завершении? Но думать об этом не мог. Не позволял, стараясь вкушать каждую секунду, пока парни выполняли свою работу. И они справлялись с этим на ура, красиво выходя из тени кулис к подсвеченному подиуму. Минута летела со скоростью пары секунд. Репортеры не прекращали изливать обилие фотографий, пытаясь уловить наилучший кадр происходящего. Уже явно прошло больше половины, а это значит, что совсем скоро я увижу Аллана. Одна лишь мысль об этом заставляла сердце трепетать меж реберных сплетений, окрасив мои щеки в лёгкий оттенок бордового. Руки скрепились в нервозный замок, когда почувствовал, как вновь защипала кожа на пальцах. «Не начинай». Содранные раны тут же закровоточили, оставляя на руках неприятное покалывание. Цокнув, тут же прячу пальцы и стараюсь не трогать их. Ох Аллан, какие же эмоции ты вызываешь у меня, это не передать словами. Фисташковые вельветовые брюки плавным шагом вышли на всеобщее обозрение. Уловив в этих убранных каштановых волосах силуэт того самого парня, который застал меня в уборной, я с удивлением вглядываюсь в его лицо. Чарли. Вафельная жилетка идеально заправлена под ремень, а отглаженные рукава лимонной рубашки тянулись по запястьям юноши, прячась в карманах брюк. Шёл, не дать соврать, будто был рожден на этом подиуме. Уголок его губ плавно вздымался вверх, пока изумрудная брошь, скрепленная у воротника, принимала на себя внимание камер. Чудесный аксессуар, и не менее чудесный носитель. Не знаю, заметил ли тот меня среди всех этих людей. Хотя для чего? Сейчас его час славы, ибо вполне вероятно что им заинтересуются другие модельные агентства. Но он был хорош, чертовски хорош. В последний раз сверкнув начищенными туфлями, он скрывается за непроглядной тканью и оставляет на какое-то время дорожку пустой. Музыка тоже взяла паузу, пока мир затаил дыхание. Аккомпанировка сверкнула басом и на сцену вышел тот, кого все так долго ждали. В мгновение весь зал озарили бесчисленные вспышки репортеров, фотокорреспондентов и прочих, чья аппаратура безудержно зажужжала при виде Аллана. От увиденного у меня спёрло дыхание, и если бы я не знал, что он принимает участие здесь, то никогда бы и не признал его в таком виде. Уложенные кудри сияли в блеске профессиональной укладки, где лак пропитал каждый локон. От неряшливой домашней прически не осталось и следа. Его медовые веснушки даже не стали скрывать под слоем пудры и прочей косметики, позволив публике насладиться чарующей красотой Бейкера. А я был вне себя от изумления, от чего на глазах даже выступила едва заметная пленка слёз. Аллан?… Выходя из тени, на его лице держалась до боли любимая сердцу улыбка, подчеркивающая его ямочки. Пошёл вперёд, удерживая на плечах длинную бордовую накидку, которая волоклась позади него по полу. Эта белоснежная рубашка с воздушными рукавами волнами игралась вокруг его ладоней, пока на груди шли переплетения различных завязок. Ступил на сцену словно из самых желанных грёз. Медленные взмахи ресниц, глаза устремлены четко вперёд. Фокус брал на дальние ряды, где лица размывались во мраке теней. Я скользил по его фигуре, пожирая взглядом каждый дюйм. Тонкая талия уходила в бёдра, которые так бессовестно подчеркнули облипшие брюки тёмно-шоколадного оттенка. Гипнотизировал с каждым шагом, а восторженный гул не прекращался ни на секунду. Разве всегда на показах так шумно? Слыша такую сумасшедшую реакцию, тот точно гордился собой. Я уверен в этом. Красивый что внешне, что внутренне, Аллан элегантно дошёл до самого конца и, повернувшись спиной к залу, скидывает с себя мантию, оголяя открытую спину. Клянусь, по визгу я мог предположить, что кто-то умер. Свет от камер был настолько жестоким, что царапал тому спину. А он, засранец, сиял, принимая весь этот восторг всеми фибрами. Теперь ничто не утаивало от нас его восхитительную фигуру; широкие плечи, тонкая талия, эти чарующие бёдра и длинные ноги, что так бесцеремонно двигались к завершению. Этот сексуальный вырез на всю спину заставил моё дыхание взять паузу, как же он был красив. Разрыв всех шаблонов. Многие повставали со своих мест, принявшись громко аплодировать и даже изредка свистеть. Триумф? Вне сомнений. Та самая вишня на торте, которая даст масштабную огласку сегодняшнему событию. И я тоже встал, из всех сил начав заливать зал аплодисментами и выкрикивая его имя. Голова кружилась, стоило мне лишь держать на нём долгий взгляд. А тот меня заметил. Разумеется заметил, когда в финальных секундах его взгляд был четко устремлен на меня. Он знал, и это растопило моё сердце. В те доли секунды, когда мы вновь перенеслись в отдельный с ним мир, его глаза сверкнули, скрывшись за кулисами. И я влюбился заново.***
Дальше пошло всё как в тумане. Ромилли выходила на сцену под бурные овации, о которых нельзя было и мечтать. Всегда собранная, теперь она показала Британии свою иную сторону, полную сердечной радости, которую та удерживала под смущенной улыбкой. «Ты это заслужила, мам». Думал я про себя, бегом сорвавшись с места и кинувшись в сторону помещений для персонала, где прямо сейчас находится Бейкер. Делать в зале мне больше нечего, это час матери. Вылетаю в коридор, хлопая дверью, и ощущаю ледяную свежесть здешних стен. Тут было так шумно и радостно, что я тут же потерялся. Ассистенты и модельеры открывали шампанское, где пена заливала стеклянные бокалы в руках каждого. Все смеялись, громко радовались. Миссис Стюарт удерживала при себе два пустых сосуда и бутылку вина, дожидавшись возвращения кого-то значимого. Меня тут же хватают под локти и ведут к толпе, а я и пискнуть не успеваю, как в руках оказывается бокал шампанского. — За сегодняшнюю феерию! — разносится мужской голос, и алкоголь синхронно поднимается в воздух под громкий стук бокалов друг о друга. Позади меня стояли двое, это были Уильям и Луи, кому я помогал на протяжении всего утра. Они дружелюбно улыбались и протягивали мне свои фужеры, громко радуясь сегодняшнему торжеству. И правда, всё прошло как нельзя лучше. — За нас!! — подбадривающе раздался ещё один возглас, и все в унисон повторили эту фразу. Делаю быстрые глотки, стараясь уловить во всей этой суматохе ту самую сенсационную рубашку с открытой спиной, но искать долго не пришлось. Аллан выходит из подсобки вместе с ещё двумя парнями, удерживая в руках не открытые бутылки алкоголя. При виде добытчиков, коллектив радостно встречает их торжественными криками. Все начинают обниматься и хлопать друг друга по спине, хваля за слаженную работу. И представить страшно, какое напряжение было по другую сторону подиума, где с замиранием сердца каждый отсчитывал секунды до своего выхода. Меня мягко подталкивают в спину и я встречаюсь лицом к лицу с Бейкером, от чего мы оба размякли в довольных улыбках. Отдав шампанское кому-то другому, Бейкер обхватывает меня руками и заключает в настолько трепетные и крепкие объятия, что у самого подкашиваются ноги. — Аллан, ты был невероятен! — восторженно кричу тому на ухо, вжимаясь в него как можно сильнее. — Я старался, честное слово! — прилетело в ответ, и тот игриво вжался носом мне в плечо, пока все остальные тоже радовались друг за друга. Словно в замедленной съемке, этот фрагмент жизни окрашивался в нечто большее, чем просто воспоминание. Веселье, гордость, искренность, отдушина: всё перемешалось, наполняя коридорные стены Модного Дома настоящим счастьем. Обнимая Аллана, я слышал, как радовались приятели успехам друг друга, с каким облегчением вздохнул персонал по работе с кадрами, как сердечно все благодарили друг друга за коллективную работу. Это другой мир, другая сторона, в которой мне хотелось остаться на подольше. Видеть такую яркую улыбку на лице Бейкера - верх всех желаний, которые можно было бы воплотить в жизнь. Пытался отдышаться, задыхаясь в атмосфере всеобщего триумфа. Ради такого стоит жить, и ради такого стоит преодолевать трудности. — Я люблю тебя, — едва слышный шёпот касается моего уха, и на щеках выступает розовый румянец. — Как и я тебя, безмерно сильно, Аллан.***
Больше половины моделей забрали агентства в отдельный кабинет, разговаривая о возможных контрактах и работе в других странах. Бейкер был в их числе, от чего я вновь сел в ожидании любимого сердцу человека. Упал на диван в уже родной гримёрке и с нелепым восторгом уставился в потолок, прокручивая в голове все те эмоции, которые мне удалось испытать за последние пару часов. Жалею ли я что приехал? Безусловно - нет. И не вспомню, когда в последний раз пропитывался атмосферой такого праздника. Дверь мягко открылась. Уже успел подумать, что Аллана наконец отпустили, но повернув голову, я заметил тёмные локоны матери. Она распустила волосы. Моё лицо тут же приобрело нейтральное выражение, точно не зная, какую эмоцию стоит испытать в данный момент. Между нами повисло секундное молчание. — Как тебе?… — скованно спросила женщина, присаживаясь рядом со мной на край дивана и складывая аккуратно руки. — Всё прошло просто ошеломительно, — врать не стал, сейчас она как никто другой заслуживает свою похвалу, проделав такую колоссальную работу. Приняв мой ответ, та мягко улыбнулась и увела взгляд в сторону. Находил в себе нотки волнения, когда мы сидели с ней вот так вот, разгребая тишину возможными клишированными фразами. — Твой Аллан был невероятен, — поднимает на меня взгляд. — Да, он был просто бесподобен, — соглашался, смущено покачав головой и вздернув плечами. Мне ли не знать, какой Бейкер замечательный. И вот опять. Мать и сын, сидим в паре сантиметров друг от друга, а слова подобрать не можем. Не чужие друг другу люди, а ком в горле преграждает попытке нормально раскрутить беседу. И как с этим справляться, зная, что надо начать диалог и обсудить с ней достаточно важную тему? — Мам… — Да, сынок? — резко спросила женщина, окинув меня любящим и взволнованным взглядом. — Я хочу… Мне бы хотелось этот Новый Год… — Я не против, — в той же резкой манере ответила Ромилли, не дав мне даже договорить. Хмуря брови, я поднимаю голову и поворачиваюсь к матери, не совсем понимая, что прямо сейчас происходит. Её ладонь ложится поверх моей, пока я ничего не мог сообразить. Пальцы были холодными, а сама рука дрожала. — Я безумно счастлива, что в твоей жизни появился человек, с которым ты чувствуешь себя комфортно. И… именно поэтому я не возражаю, если ты хочешь проводить с ним больше времени. Не верил. Не верил ни увиденному, ни услышанному, пока её ладонь трепетно сжимала мою. Пытался разгадать возможные подвохи, но не находил ни один, за который можно было бы зацепиться. Никогда прежде я не встречал в её глазах подобной снисходительности, но если быть откровенным, то я и не горел раньше желанием покидать семейный круг. На душе капля за каплей становилось легче, а в горле развязывался узел. — Правда? — бессмысленный вопрос, ответ на который я ждал куда ответственнее. — Правда. И она вновь улыбнулась, когда по щеке быстро скатилась слеза. Заприметив эту мокрую дорожку на коже, я тут же вытянул к ней руку и осторожно, стараясь не тереть её накрашенные щеки, снимаю с них слезинку. Тёмные локоны волнами закрывали растрогавшееся лицо матери, пока я пододвигался к ней ближе, желая проявить понимание. Но чем ближе я подсаживался, тем яснее видел, сколько слёз скопилось в её грустных глазах. Сквозь сбитый всхлип она склоняет вниз голову и начинает плакать. Это застало меня врасплох, ведь я понятия не имел, что в таком случае мне стоит делать. — М-мам, что ты?… — обеспокоено зашептал я, протягивая к ней руки. — Я такая ужасная мать, Роджи… — сипло, словно сдавливали горло, дала та ответ, — И мне так жаль, что во многих аспектах я не оправдала твоих ожиданий. Я растерялся. Впервые на своей памяти я вижу её слёзы, сопровождающиеся тремором рук. Испугано и с долей осторожности, я тяну её к себе за плечи и заключаю в трепетные объятия, боясь в лишний раз шевельнуться. Но она отпрянула. Мягко, без негатива, просто коснулась рукой моей груди и вновь натянула свою лёгкую улыбку. Что происходит? — Не стоит. По крайней мере, сейчас я уж точно не могу рассчитывать на твою снисходительность. Просто… — следует тихий всхлип, — Я постараюсь стать лучше для тебя. В голове пусто. Не понимал, из-за чего началось, и не понимал, как так быстро всё закончилось. Она никогда не извинялась, так как никогда не находила себя виноватой. Не могу сказать, что был за это на неё в обиде. Наверное, привычные реалии заставили меня смириться с подобным отношением, от чего даже сейчас не понимал, о чем именно идёт речь. Её раскаяние постепенно заставляло меня прогнать в голове по несколько раз прошедшие дни угрюмого детства и всё же кивнуть. Хорошо. Я рад, что спустя столько времени Ромилли всё же решилась на этот диалог. Уверен, он дался ей с большим трудом. Дальнейший разговор не был долгим, прошел расслабленно и быстро, после чего мама обняла меня и вышла из гримёрной, оставив дожидаться Аллана в одиночестве. День вышел неоднозначным, но я точно остался доволен. Сегодня моя жизнь слегка изменилась. И… что-то ещё… что-то большое и значимое внедрилось в моё настоящее.