Вы маньяк?

Шумел электрический чайник, закипая, а Энтони сдерживал желание развернуться и выйти из кухни, из дома, на улицу под проливной дождь, охладить мысли и раскрасневшиеся щеки. Но устроившийся за кухонным столом Кеннет думал иначе, с любопытством наблюдая за нервными движениями омеги, постоянное отдергивание огромной футболки, сползающий ворот которой приходилось время от времени поправлять, прикрывая покатые плечи; он три раза переставил посуду и достал пятую по счету тарелку, выбрал одну и осторожно выложил из керамического, только вынутого из духовки блюда, восхитительно пахнущую запечённую говядину с овощами. Приглашение «на чай» у всех ассоциировался с разным, голодный желудок альфы довольно откликнулся, учуяв головокружительные ароматы. — Вы ужинали? — спрашивает и ставит тарелку. Он, казалось, весь такой противоречивый: выбегает в одних шлепках, промокнув до нитки, а потом спрашивает «что надо?», не пуская за порог, угощает и лишь после интересуется, а нужно ли? — Я чертовки голоден и, если ты не оставишь в покое тарелку, я не ручаюсь за сохранность твоих пальцев, — в подтверждение отодвинув вилкой ненавистный сельдерей, отправляет в рот кусок нежного мяса и, пересиливая себя, сдерживает стон. — Очень вкусно. Ему улыбаются робко, и Кеннет сжимает сильнее вилку, концентрируя внимание на еде, а не на этой шикарной улыбке. Ему идет улыбаться, очень. Энтони прекрасен. Весь. От пальцев на ногах, которые тот зябко поджимает, до кончиков русых с каштановым отливом волос. В нем нет чего-то яркого, но сочетание, казалось бы, невзрачных черт принесло сокрушительную смесь. У него прекрасные длинные пальцы и милые веснушки на розовых щечках — не портят — делают еще более обаятельным. Отсутствие у такого омеги альфы было непонятным для Кеннета, но в душе он лишь довольно скалился на этот факт жизни маленького семейства. — Кеннет, я хотел бы извинится. —Кен, — исправляет, продолжая наслаждаться едой, не поднимая взгляда от тарелки. — Зови меня Кен. — Хорошо, — тихо шепчет Энтони и заваривает чай, — прости за утро, — мнется, неловко садится напротив, обхватывая ладонями горячую чашку. Ловит изучающий взгляд и опускает глаза на одежду, футболка снова сползла. — Это папина, — говорит и досадливо поджимает губы, корит себя за глупость, поправляя ворот. — Все хорошо. Это я не должен был будить тебя. От тихого «это папина» в душе становится тепло, его не спрашивали, но он неловко оправдался, хоть этого и не требовалось. Кеннет быстро доедает и моет посуду, предупреждающее придержав за плечо хотевшего вскочить Энтони. — Ты покормил меня, — обрывает недовольное высказывание о том, что он гость. — Я живу в соседнем доме, успокойся, мы почти что родня, даже двор общий, — отряхивает руки от воды, возвращаясь за стол. Чай согревал изнутри, расслабляя напряжённые за весь день нервы. Кеннет удивленно хмыкает, чувствуя привкус сирени на языке, но молчит — чай зеленый и без добавок, наслаждается уютной тишиной, но вскоре прерывает ее и задает интересующий вопрос: — Ты ведь работаешь в городе, почему живете так далеко? — Дорого, да и Лио тут лучше. А ты? — Тут тихо, — врет, ведет плечом и смотрит внимательно, а Энтони неожиданно громко хохочет и поджимает ногу, прижимая колено к груди. — Поэтому вы решили внести в эту скуку красок и распугать всех бродячих котов в округе? — Твоя взяла, — сдается. — Но тут правда спокойней, — Кеннет улыбается, откидываясь на спинку стула, и наблюдает за каждым движением. Вот омега подносит чашку к губам и делает глоток, поглядывая из-под ресниц, морщит нос, когда напиток обжигает язык и сдувает лезущую на глаза прядку непослушных волос. Он расслаблен, тянется за печеньем, и альфа автоматически пододвигает тарелку поближе к его краю стола, получая благодарный взгляд. — Мои родители живут в пригороде. У отца собственный сад, а папа фанат кактусов. — Кактусов? — смеется еще заливистей, прикрывая рот ладошкой, а Кеннет в очередной раз умиляется. — Да. Отец не выдержал натыкаться и вытаскивать колючки отовсюду, построил оранжерею и увез папу из квартиры. — Мои в городе, предлагали остаться вместе, разменять квартиру на две, доплатив, но я не захотел. Мы жили у них пару месяцев, Лио проболел полтора из них с небольшими перерывами, а как переехали сюда ему стало лучше, только зубки режутся. Компания предоставляет транспорт, а найти няню труда не составило, — на последних словах парень морщится и снова отпивает чай. — Забудь. Все хорошо закончилось. — Я уволил ее сегодня и потребовал от фирмы крупную компенсацию, они до последнего отговаривались, но я пригрозил судом. Что вообще произошло? — Ты молодец, — Кеннет успокаивающе накрыл ладонью чужую и одобрительно улыбнулся. — Я пришел, чтоб еще раз извиниться, думал ты уже дома, но открыла дверь женщина, явно нервничающая, Лио плакал, а я был в ступоре, чтоб понять, что происходит. Она узнала кто я и зачем пришел, а дальше я не понял, что произошло, но остался в доме с плачущим Леонардо. Общий язык мы с ним нашли, успокоились и весело провели пару часов после чего, как ты уже знаешь, мы уснули. Под конец мужчина пожалел, что рассказал все, Энтони метал взглядом молнии, неосознанно сжимая чужие пальцы. — Нужно было подать на нее в суд, — злобно прошипел, а после устало опустил голову, сутуля плечи. — Я так тебе благодарен, что с Лио ничего не случилось! Я бы не пережил, если б с ним что-то случилось. Защитить и никогда не обижать. Смотря на омегу, Кеннет думал лишь об этом, он не позволит больше, чтоб на эти хрупкие плечи обрушивалось столько переживаний. — Предлагаю переместиться к камину, — альфа меняет тему разговора и поднимается на ноги. Омега подскакивает следом и торопливо убирает со стола, доливает в кружки горячей воды и приглашающе пропускает вперед, краснея кончиками ушей. Они переговариваются вполголоса, уютно устроившись на вельветовом диване цвета кофе с молоком, зажжённый торшер освещает небольшое пространство, что делает атмосферу еще более уютной и слегка интимной. Омегу удается разговорить. Они увлеченно обсуждают недавно прочитанную им книгу, которую, как оказалось, Кеннет тоже читал; Энтони расслабляется, рассказывая о проекте, перескакивает на политику, поджав ноги и обхватив ладонями холодные ступни. Личную жизнь не затрагивают, не задают вопросов ведущих к неловким оправданиям и испорченной атмосфере. Кеннет тихо смеется на высказывание о недавно выбранном сенаторе штата и новом законе о налогах, накидывает на чужие ноги плед. — Это возмутительно! — воскликнул возмущенно омега, кутая ступни в теплой ткани. — Почему же? Доля правды в его словах все же есть, — Кеннет ухмыляется, явно забавляясь. — Дорога цивилизации вымощена квитанциями об уплате налогов? Он процитировал Маккензи, подняв налоги на 20 процентов! Это оскорбление! — Энтони фыркает, в приглушенном свете его глаза, казалось, сверкали или не казалось? Дождь продолжал барабанить по скатам крыш, усиливаясь. Пауза затянулась, Энтони, слегка склонив голову рассматривал толком и не знакомого мужчину, расслабленно устроившегося в метре от него и растянувшего губы в легкой улыбке. За эти пару часов он говорил больше, чем за последние несколько лет, и на душе было так спокойно, что пугало. За окном на мгновение посветлело и в следующий миг раздался оглушительный раскат грома. Вздрогнули оба, синхронно посмотрели на запотевшее окно, потом на друг друга и приглушенно рассмеялись. Кеннет поставил чашку на круглый стеклянный столик, поднялся, разминая затекшую от неудачного положения шею. — Думаю мне пора. Уходить не хотелось от слова совсем, хотелось пересесть ближе, обнять за плечи, притянуть к груди и так и уснуть, проговорив до утра. Но победил разум и понимание — спугнет с вероятностью сто процентов. Энтони растерянно вздернул голову, окидывая мощную фигуру, закрывшую единственный источник света. Сонно моргнул и неуклюже сполз с дивана, подхватывая падающий плед. Резко навалилась усталость и захотелось спать — Кеннет уходил именно поэтому — заметил. Энтони задержал дыхание, когда Кеннет, повинуясь порыву, оказался рядом и крепко обнял, зарываясь носом в сладко пахнущие волосы. Оцепенение прошло, когда шум дождя стал на секунду громче, чтобы снова стихнуть, оставшись за хлопнувшей дверью. Омега опустил взгляд на собственные ноги, растягивая губы в улыбке, и глубоко вдохнул, пытаясь уловить тонкий пробивавшийся сквозь тяжелую парфюмерию аромат. Кеннет пах гуавой. К обеду следующего дня ливень не прекратился, по новостям ведущие вещали о пике сезона атлантических ураганов, прогнозируя улучшение погоды со дня на день, а Энтони лишь хмурился, поглаживая по спинке сонного Лио, стойко ожидающего планового осмотра у врача, удобно прижавшись щечкой к папиному плечу и наблюдая за плачущей неподалеку девочкой. Врачей альфочка не боялся, с интересом контролируя каждое движение и вопросительно восклицая, поворачивался головкой к родителю. Пожилой врач посмеивался, осторожно отодвигая ручки, норовившие стянуть с шеи стетоскоп и попробовать языком холодный метал. Леонардо спокойно взвесился, обмерился, дал пощупать животик и шейку и, недовольно захныкав, с тихим «апа» потянулся к Энтони. Пожилой омега кивнул, разрешая забрать ребенка, тот сразу развеселился, хватаясь кулачками за ткань толстовки. — Леонардо, покажи доктору зубки, — малыш склонил голову, посмотрел на папу, который открыл и закрыл рот, перевел взгляд на врача-омегу и послушно открыл ротик, выдавая громкое «ва-а». Сдержать серьезность не удалось никому, а Лио на такое явное неуважение резко прикусил чужой палец челюстями. — Зубик со дня на день покажется, продолжайте мазать гелем, и можно вводить в рацион более жесткие продукты, — примирительно известил педиатр, смотря крохе в глаза, и, ласково улыбнувшись, вернулся за стол заполнять медицинскую карту. Уже темнело, а дождь прекратился, оставляя после себя лишь лужи и мокрые ветки деревьев. К тому моменту, как такси затормозило около дома, Лио уснул, сжимая в кулачке размусоленное печенье. Водитель отдал сдачу, помог с пакетами и уехал на следующий вызов. Растерянно обведя многочисленные покупки взглядом, Энтони раздосадовано вздохнул — не унесет, — осторожно забрал из расслабленной ручки печеньку и поспешил к дому, оставляя пакеты на тротуаре, чтоб вернутся за ними чуть позже. Альфочка, вымотанный за длинный, наполненный эмоциями день, не проснулся, дав себя переодеть, наспех обтереть влажным теплым полотенцем и уложить в кроватку. Омега прикрыл дверь и сбежал по лестнице, рассеянно налетел на что-то в проеме незакрытой двери и, потирая ушибленный лоб, поднял глаза. — Мы не обменялись номерами, — вместо приветствия. Кеннет улыбался, глядя на ошарашенное лицо, отодвинул омегу плечом, проходя в дом. Поставил на пол пакеты и неловко спросил: — Поможешь? — ему кивнули и вопросительно вздёрнули бровь. — Я совсем не умею готовить, — глупая попытка, но альфа смотрел в немой надежде на то, что ему не откажут, напомнив, что ближайшая закусочная в квартале от дома, а у него в общем-то и машина есть. Но Энтони лишь рассмеялся, кивая головой, поблагодарил за помощь, закрывая дверь, и подошел к пакетам. Когда брутальные альфы смотрят взглядом Лио, выпрашивающего кусочек пудинга, — отказывать непростительно — оправдывает себя, глуша мысли о том, что присутствие Кеннета заставляет пальцы на ногах поджиматься. — Ты пахнешь гуавой, — говорит вполголоса, прерывает неловкую тишину, достав из пакета упомянутый фрукт, ловит удивленно-ошарашенный взгляд и несдержанно хихикает, прося отнести продукты на кухню. Мужчина подпирает голову рукой и внимательно наблюдает за крутящимся у плиты Энтони. После разбитой банки соуса — «не люблю его, а родители постоянно привозят», — и порезанного в попытке почистить морковку пальца, его усадили за стол, всучив в руки миску орехов и орехокол. — Любишь орехи? — Все! Миндаль и пекан очень, а макадамия слишком жирная, но отец ее любит. Почему ты перекрываешь запах? — спрашивает неожиданно омега. — Слишком сладко? В школе задирали, а потом привык к блокаторам. — А мне нравиться, — пожимает плечами так просто и непринуждённо, помешивая соус ложкой, что решение лишь одно — выкинуть таблетки.— Мы жили год в Мехико, а потом переехали на семь месяцев в Масатлан. — С друзьями ездил в Мексику пару раз — страна для любителей адреналина, — раскалывает орех и отделяет ядро от шкурки, кидая в миску. Энтони кивает, улыбается нежно, вспоминая что-то и ставит на стол две тарелки с запечённой рыбой. — Я тогда пошел в старшую школу, мне было семнадцать. Да-да, не смотри так, я перескочил несколько лет в младшей школе. Мексика действительно волшебная странна! Папа добавлял гуаву во все блюда, а дядя Рик — мой двоюродный дядюшка — он напоил меня текилой, а наутро накормил гуавой с перцем чили и шариком ванильного мороженого, я до сих пор вспоминаю этот вкус! — громко смеется, привычно поджимая ногу. — Вафли с вареным козьим молоком и сахаром - это поистине самый отвратный десерт, — Энтони подхватывает смех, подтверждающе кивая головой. — Мексиканская кухня - это нечто! Мне не понять идеологию жаренных бананов, — закатывает глаза, пережевывая мясо, — но папа заявил, что этот пикантный вкус ему по душе. — Ты видел сеноты? — спрашивает альфа, отламывая от рыбы очередной кусок, улыбается бурной реакции. — Это безумно красиво! Дядя увез меня на Юкатан и я не пожалел, что соврал родителям о внеплановых школьных выходных. — Ты был прогульщиком! Еще и врунишкой?! — В тот период моей жизни я был готов забыть о существовании школы и мечтал уехать с дядюшкой Риком в путешествие! Дайвинг в сенотах был незабываем, а сталактиты, сталагмиты и цвет воды привел меня в такой восторг, что я получил затрещину от дядюшки, ибо перестал смотреть под ноги и чуть не убился! Я очень хочу отвезти туда Лио, когда он вырастет, и вообще попутешествовать с ним. Энтони мечтательно улыбнулся и слегка прищурился, встречаясь взглядом с Кеннетом. — У меня что-то на лице? — Красота? — язвит омега и заливается неловким смехом, нервно встает со стула, торопливо собирает со стола ненужную посуду. Кеннет слегка теряется, вздергивает бровь и ловит крутящегося парня за руку. — Тони перестань нервничать. — Не могу! — восклицает прежде чем подумать, резко разворачиваясь к альфе лицом. Сразу же сдувается, опуская взгляд. — Мне неловко! Твое появление и то, как ты себя ведешь со мной… Я теряюсь! Они не маленькие дети, чтоб молчать, поэтому Энтони говорит. Высказывает все то, что накопилось в душе за последние пару недель. Кеннет внимательно слушает, не отпуская тонкую кисть, и не понимает — что нужно было пережить, чтоб так реагировать на простые знаки внимания? — парень боится: за себя, за маленького Леонардо и надежды, которые могут не оправдаться. Говорит тихо, замерев перед ним, и Кеннет не выдерживает, тянет на себя, крепко обнимая и чувствуя, как сжимают ткань на спине тонкие пальцы. Энтони упирается лбом в широкую грудь, рвано выдыхая — что он натворил? — сдаётся, обнимая еще сильнее и вслушиваясь в тихие слова над ухом: — Ты очень мне нравишься! Ты такой нежный, уютный и красивый. Я не знаю, что случилось в твоей жизни и почему ты остался с Лио без защиты. Но я не позволю никому вас обидеть! Слышишь? — обхватывает ладонями поднятое в немом вопросе лицо и быстро шепчет, прижимаясь лбом к теплому лбу Энтони. — Я никогда не чувствовал того, что почувствовал, когда увидел тебя тогда, ночью под фонарем. Может это и глупо: вот так сразу окунаться в омут, не задумываясь ни о чем. Мне хочется тебя защищать! Вас! Быть рядом, и даже если я много прошу, и ты не можешь мне этого дать, не прогоняй меня, прошу! Энтони кивает быстро-быстро, вглядывается в темную глубину чужих зрачков и сглатывает застрявший в горле ком. Боится признаться, что все эти искренние слова, что именно их он мечтал услышать! Уверив себя, что сможет все сам, он решил никогда не подпускать к себе никого, решил, что в его разрушенной когда-то жизни есть место только маленькому Лио. Он сдержал данное себе обещание — не подпускал. Но Кеннет пробрался сам. Влился в их спокойную размеренную жизнь, словно всегда был в ней, ужинал приготовленной им едой, непринуждённо рассказывая и слушая о детстве и приключениях, дополняя известными ему фактами, спорил об искусстве и рассказывал о любимой музыкальной группе. Играл с Лио, ожидая пока омега проснется. Все было словно так, как и задумано — правильно. Энтони рьяно доказывал родителям, что больше не впустит в свою жизнь ни одного альфу — те лишь смялись, подшучивая — но Энтони был прав, он не впускал Кеннета, тот сам ворвался, разрывая ночную тишину ревом мотора, пронзительным свистом в его сторону и прищуром раскосых глаз. Ворвался, не спрашивая разрешения, починил качели и помог с трубой, прорвавшейся на заднем дворе, окутывал незримой защитой, той, которая словно парит в воздухе — ненавязчивая и теплая. Не домогался, не отпускал пошлых шуточек, как делали все предыдущие альфы, пытающиеся добиться расположения одинокого омеги, лишь улыбался ласково, оставлял цветы под дверью, приносил завтрак и заботливо накидывал плед на замершие ноги. — Ты очень красивый, Тони! У меня дыхание спирает, когда ты улыбаешься, — Энтони снова быстро закивал, пугливо распахивая глаза — влажные глаза. Кеннет прижимает к себе сильнее и отпускает, делая шаг назад. — Думаю, стоит доесть. Это слишком вкусно, чтобы выбрасывать. Ужинают в полнейшей тишине, Кеннет снова моет посуду и прощается. Энтони борется с желанием схватить за руку и попросить остаться, но молчит, провожая до двери. Ему нужно подумать. На следующее утро Кеннет на пороге не появляется. К вечеру четверга Энтони очередной раз отодвигает тюль и выглядывает в окно, закусывает губу и ложится спать. Прошла почти неделя, но участок перед соседним домом все также пуст, а оператор монотонно просит оставить сообщение после сигнала — не оставляет и сбрасывает вызов — на десятом перестал считать который раз. Он гонит мысли, от которых под ребрами неприятно ноет, и уделяет все внимание Леонардо, счастливому от того, что любимый папа рядом и можно понежиться в теплых объятиях с утра и послушать вечером сказку, засыпая, уткнувшись носиком в любимую игрушку, не выпуская из захвата отцовский палец. Лио маленький, но уже все понимает, кусает несильно порезавшимся зубиком ладонь, когда омега снова замыкается в собственных мыслях, забывая о закипающем на плите молоке и смеется, получая звонкий поцелуй от папы. Новая неделя начинается с раската грома за окном и суетящегося на кухне папы; отец пьет кофе, читая утренний выпуск местной газеты, а Лио счастливо улыбается дедушкам, смиренно ожидая завтрак. Энтони целует сына, благодарит родителей за помощь и выскакивает под моросящий дождь. Он застывает с зонтом в руках, не успев его открыть, и ошарашено смотрит на улыбающегося Кеннета. У него растрёпанные волосы, уставший взгляд, нежная улыбка на губах и букет орхидей в руке. Альфа оказывается рядом, переступив три ступеньки, и молча протягивает цветы. Энтони переводит взгляд на букет и сжимает стебли пальцами, поднимая глаза на мужчину. Столь неожиданное появление альфы заставило растеряться и глупо рассматривать розовые лепестки. Тишину нарушает Кеннет, приглашая под свой зонт: — Я подвезу тебя? — Энтони обводит глазами лужайку и, остановившись на машине, растеряно кивает. Дождь барабанил по стеклу, нарушая повисшую в салоне тишину. Кеннет молчал, молчал и ушедший в себя Энтони. После пропажи альфы он не ожидал столкнуться с ним столь неожиданно. Парень кинул взгляд на свое отражение в запотевшем окне и нервно пригладил пушащиеся из-за повышенной влажности волосы. Кеннет нервничал, сжимая руль до побелевших пальцев. Уехав столь неожиданно и ни разу не связавшись с омегой, он чувствовал грызущую вину, но как объяснить, что возможности позвонить и спросить «как ты?», «как малыш Лио?», правда не было, как и времени в забитом графике. Мужчина тяжело выдохнул и перевел взгляд с исчезающей под колесами дороги на отвернувшегося к окну омегу. Четырнадцать часов перелета и отсутствие сна последние несколько суток давали о себе знать. Он не думал, что будет так волнительно и сложно встретиться с тем, о ком думал в перерывах между работой, перед сном, во время приемов пищи, того, чья улыбка снилась каждую ночь. — Я… — Я скучал, — Энтони перебивает, говорит, особо не задумываясь, поворачивается в сторону альфы, чтобы в следующее мгновение сжать стебли цветов еще сильнее. Мягкие губы сминают его собственные в поцелуе. Кеннет отстраняется почти сразу и переводит взгляд на дорогу, боясь потерять управление, подавшись чувствами. — Прости, — в ответ нежно улыбаются. Энтони ждал, не признавал этого, но так сильно ждал, когда в его дверь постучат с утра пораньше, чтобы вручить теплую свежую выпечку. Обижался первые пару дней, потом просто ждал. Ужинал в одиночестве, вспоминая теплые вечера, проведённые вместе, и ждал, когда на соседнем участке зашуршит гравий под колесами машины. Он ждал, но не ожидал встретиться так внезапно под струями неутихающего дождя и раскатами грома. — С тебя завтрак, — говорит тихо, улыбается так счастливо, что отказать будет преступлением. Кеннет накрывает узкую ладонь своей и слегка сжимает пальцы, улыбаясь в ответ. — Все, что пожелаешь. — Смотри за дорогой, опасно, — омега заливисто смеется, копившееся на протяжении последних дней напряжение улетучивается. Кеннет чувствует мягкие поглаживания на своей руке и расслабленно выдыхает. — Прости, что пропал неожиданно. Энтони качает головой и с интересом рассматривает сосредоточенного на дороге альфу. Ему было неинтересно, он выслушает объяснения, когда в мыслях будет что-то помимо лица, за которым так сильно скучал, и грядущей встречи, которая состоится через пол часа. Омега потребует объяснения, не станет отпускать ситуацию, лишь услышав извинения. Просить прощение легко, так же, как и врать. Пускать в свою жизнь кого-то столь легко — ошибка, и допускать ее снова Энтони не собирается.