Чернобыльская зона отчуждения 09:06
— Кир? — голос Кости вывел из задумчивости, и она перевела на него вопросительный взгляд. Едва ли она слышала то, о чем он ее спрашивал, но лишь потому что прокручивала в голове все произошедшее за последний час. Казалось бы, беспокоиться не о чем: бойцы пришли с первыми лучами солнца, закрепили тросы на крыше, страховали подъем. От спасительной свободы отделяло шесть метров (ну или двадцать, если сорваться), но все же… ощущение было несколько странное. Даже после того, как ноги коснулись рубероидной кровли, она никак не могла понять, что было не так, что именно ей не нравится. Помимо тревоги, страха, убивающей монотонной головной боли и затуманенного сознания, было еще какое-то гадкое чувство, что ноготком скребло душу, потихонечку так, медленно ковыряя дырочку, разрушая все рациональные принципы мышления. Цепь в ее голове никак не замыкалась, а значит все попытки включить в работу ее звенья, были пустыми. Всю дорогу до бункера она молчала, крепко держа Егора за руку, цепляясь за него, как за спасительную соломинку. Будто боялась, что если отпустит — потеряет навсегда. Ее намерения быть от него как можно дальше рухнули вместе с тем перекрытием в доме, погребая под собой остатки и без того висящего на последнем волоске самоконтроля. Теперь главенствовала другая крайность, которой она была рада и не рада одновременно. Рада потому, что снова могла быть с ним, не взирая на летящий со скоростью света в Тартар мир, не рада — потому что в скором времени это приведет к неизгладимым последствиям. И что делать со всем этим — понятно не было. Да и надо ли?.. — Может все-таки пойдешь поспишь пару часов? — спросил Костя, кладя руку на плечо. — А то уж больно сильно залипаешь. — Нет, нормально. Задумалась просто, — качнула головой Самойлова. — Кофе допью и хорошо будет. — Ну смотри сама, — вздохнул он, наливая в кружку с холодной чайной заваркой кипятка. — Знаешь, а я ведь всю ночь у мониторов просидел, наблюдал за домом, в котором вы застряли, стадионом, окрестностями, боялся, как бы не случилось чего, — тихо произнес, сжимая пальцами горячие керамические стенки, чуть морщась от жжения. — Потом всю дорогу вел по камерам, и только когда в живую тебя увидел — отлегло. Все гнал от себя навязчивую мысль, что ты больше не вернешься, и я снова останусь один… Так, что между вами? — он так резко переключился на другую тему, что Кира впала в ступор, пытаясь вникнуть в суть вопроса. — Между тобой и Егором? — уточнил Костя, кивнув на мелькающие фигуры вояк на изображениях с камер видеонаблюдения. — Я не слепой и вижу, как ты на него смотришь. — Молодец, возьми с полки пирожок, — буркнула девушка, отворачиваясь, но краем глаза все равно цепляя спину майора на картинке. Сердце сжалось, чувство неизбежного снова окатило ледяной волной, напоминая о том, что ее появление здесь не случайно, и что стоит бы уже начать разбираться в проблеме, а не бежать от нее сломя голову. — Даже та-ак, — протянул сталкер. — А не староват ли он для тебя? Ему ж почти сорок, — довольная ухмылка озарила его лицо, на мгновение в глазах промелькнуло что-то похожее на счастье от простой беседы с дорогим ему человеком, которого он был лишен все эти годы. — Тридцать пять, — поправила Кира. — Да и мне так-то тоже не пятнадцать, знаешь ли, — она пожала плечами. — Не включай режим ревнивого старшего брата, здесь все мои чувства не имеют никакого значения, а там… — Все сложно? — Наоборот, даже проще некуда: он офицер КГБ, а я жена австрийского посла, — она подняла руку на уровень своего лица и немного растопырила пальцы, показывая блестящее на безымянном кольцо, тут же скривившись, ясно давая понять, что брак этот был вынужденным. — Так что между нами пропасть, — вздохнула, прокатывая большим пальцем украшение по коже. — Но ты все еще его любишь, — простая констатация факта от человека, который ничего не знает о ее жизни, которому было достаточно просто задать вопрос. Человека, который чувствует ее настроение почти так же, как собственное. Человека, роднее которого у нее никого и никогда не было. — Это уже не важно, — отдернула его Самойлова. — Но, если тебе станет легче, ничего между нами не было. Мы даже почти не разговаривали. Думали каждый о своем, времени предостаточно было, — хмыкнула, делая глоток черного крепкого напитка, любезно сваренного Константином десятью минутами ранее. — Но кое-что все-таки произошло, ты прав… — … И вторая, — она заботливо поправила сползшую лямку автомата, — кроме тебя и меня в этой комнате живых нет, — голова вдруг взорвалась адской болью, ввинчивающейся в мозг раскаленными до бела шурупами. Глаза затянуло кровавой пеленой, лишая возможности четко видеть окружающую обстановку. Качнувшись в сторону, врезалась в разбитый подоконник. Она попыталась уцепиться за него онемевшими пальцами, чтобы не упасть, но рука вдруг прошла мимо, словно бы он, подоконник, испарился, и земное притяжение сделало свою работу, утягивая в бездну. Порыв ветра ворвался в легкие прохладой ночи, чувство падения тянулось неизмеримо долго, создавая впечатление того, что летит она не с седьмого этажа, а как минимум с километровой высоты. Однако ожидаемой мучительной смерти от соприкосновения с поверхностью, не последовало. Удар больше походил на жесткое приземление на маты в спортивном зале закрытой тренировочной базы КГБ, куда вопреки предписанным правилам, ночью и с полной маскировкой тайком бегала с ним, обучаясь разным премудростям рукопашного боя… — Давненько я жду встречи с тобой, — пробасил довольно знакомый голос, и Кира дернулась, сбрасывая с себя тяжелое одеяло наваждения. Цепкие оковы чужого влияния все еще крепко держали разум, но все же ослабили давление, давая мыслям некоторую свободу. — Впрочем, у нас мало времени. В пору сказать, что его почти нет… — Времени на что? На то, чтобы мой мозг не превратился в кисель? — фыркнула девушка, жмурясь от накатывающих волн боли. — Твоими стараниями это произойдет минуты через две, — простонала она, потирая виски. И то ли помогли эти круговые движение вокруг пульсирующей кожи, то ли Проводник сбавил темп, но стало несколько легче и уже не хотелось проломить головой асфальт, лишь бы все эти мучения закончились. — Премного благодарна, — произнесла и подняла голову, не боясь взглянуть в лицо тому, кто наводил ужас на всю Зону. — Ты должна кое-что сделать, — его голос звучал глухо из-за носимой маски, но все-таки обладал странным эффектом просачивания прямо в мысли, будто говорил он напрямую в сознание. — Найти Антонову? — усмехнулась Самойлова. — Было сложно, но я догадалась. — Ее искать не надо, она не пропадала, — ответил Сторож. — Речь о другом, — он вдруг оглянулся на пустынную дорогу позади, будто почувствовал там кого-то, а после продолжил с некоторой опаской в тоне: — Знаешь как говорят о человеке, с которого началась эпидемия? Нулевой пациент. Найди его. И позволь случиться тому, что должно. — Кого? — не поняла Кира. — Как, где, когда? Можно хоть какие-то вводные получить помимо абстрактно-расплывчатых? — Ты знаешь все ответы. Думай, — сказал и крепко сжал ее плечи, обжигая холодом прикосновения. — Все в твоей голове. Открой глаза… — Кир? Кира! — Костя потряс ее за плечо, возвращая в реальность. — Ты меня пугаешь. Иди-ка поспи, ладно? Потом расскажешь… — Потом поздно будет, братец, — покачала головой Самойлова, откидываясь на спинку стула. — Картинка у меня не складывается, Кость. Все как-то уж больно наигранно получается, будто специально. — Что ты имеешь в виду? — Только то, что сказала, — пожала плечами. — Смотри: Антонова едет на съемку в какую-то глухую деревушку в Гомельской области, которая находится в трех метрах от границы с зоной отчуждения, и вдруг пропадает, да еще не одна, а с подругой, которая оказывается — как неожиданно — невестой Гоши, и все это накануне приезда сюда «позагорать» под щедрым Чернобыльским солнцем Лехи с Настей, где ты с Костенко подключаешь их к игре в Шерлока, и вы все вместе расследуете серию загадочных исчезновений более сотни людей и еще более загадочных убийств около половины из них, — почти на одном дыхании выпалила она. — И даже меня сюда буквально, извини, за жопу притащило, — невесело хмыкнула, — то есть мы все оказались здесь в плюс-минус одно и то же время, — зеленые глаза, умеющие смотреть в душу, своим краем цепляли поведение Кости: лицо напряженное, зрачки расширены, движения дерганные. — Я не верю в такого рода случайности. Я вообще в случайности не верю. Не может такое количество связанных общим прошлым людей вдруг одномоментно оказаться в одном и том же месте. — К чему ты клонишь? — К тому, дорогой братишка, что это чей-то хитроумный план, продуманный до мелочей. А мы — его части. Вот только… какая конечная цель? — она задумчиво блуждала взглядом по комнате, выхватывая из полумрака отдельные клочки освещенной мебели, корешки книг и заполненные разным техническим барахлом полки. — Постараться исправить то, что не удалось в прошлый раз? Или просто отомстить всем нам? — Костенко бросил эту затею. Смирился, если хочешь, — пожал плечами Костя, пытаясь съехать с неудобной темы. — У него вон жена, дочь, внук даже уже есть. Пацан огонь, кстати, четыре года, а уже во всю… — У нас не только Костенко идейный, — бесцеремонно перебила Кира, бросив на него взгляд исподлобья. Сталкер дергано отодвинул стоящую на крае стола кружку. — Тут куча людей, что больше некому? — выгнула бровь. — Антоновой, например. Она ведь отсюда, не так ли? А что если она не терялась, м? Как думаешь, Кость? — она склонила голову набок, смотря на него в упор, замечая, как по зеленой радужке глаз тенью скользнул страх. И он был не только во взгляде: он пронизывал насквозь тело, душу, опутывал своей паутиной, стягивая на шее тонкие, но крепкие ниточки все сильнее и сильнее. — Кир… — Константин осекся, замолкая. Он тяжело выдохнул и прикрыл на мгновение веки, зажав пальцами уголки глаз. Отпираться бессмысленно, даже если попробует — она все равно поймет, что он врет. Нагло и безбожно врет, глядя ей в глаза. — Давно ты знаешь? — Твою ма-ать, — тихий, но горький смех прокатился по комнатке, утопая в нагроможденной мебели. — Я и не знала. Так, догадки, не более. Ты сам мне все сейчас рассказал, — Кира закрыла лицо ладонями, качая головой. — У меня к тебе только один вопрос: ты идиот? — спросила, но он молчал, поджав губы смотрел в пол. — Да ты хоть понимаешь, что они… что он с тобой сделает, когда узнает?! — на эмоциях всплеснула руками, откидываясь на спинку стула. — Это уже два вопроса, — попытался пошутить сталкер, но не вышло. Наткнувшись на почти уничтожающий взгляд гостьи, он быстро сдался: — Ты все не так поняла, — слова заглушил механический голос, извещающий об открытии дверей, — послушай, — Костя опустился перед ней на колени и взял за руки, сжимая девичьи ладошки своими пальцами, — я все тебе объясню, но позже, хорошо? Отвечу на любые вопросы, сделаю все, что ты захочешь, но сейчас, пожалуйста, сохрани все это в тайне, ладно? Пожалуйста, сестренка, — взмолился он, впервые назвав этим словом. Сердце дрогнуло. — … да какой там, — приглушенный расстоянием голос Костенко раздался из узкого коридора, — это территория сопредельного государства, парень, тебе тут в жизни никто не санкционирует работу группы. А просить местных, так Контора пойдет на это только в случае угрозы безопасности страны, но никак не ради двух заблудившихся овечек. — Можно без оскорблений, пожалуйста? — раздраженно буркнул Георгий. — Вы все-таки не только о жене моего друга говорите, но и о моей невесте. — Кир? — шепотом позвал Костя, привлекая внимание. Она повернула голову, отрываясь от созерцания темнеющего выхода в коридор, и посмотрела ему в глаза. На долю секунды в них промелькнуло отражение ее самой. Той, которая несколько лет назад точно так же выпрашивала научный совет дать ей возможность все объяснить, привести факты, доказательства своих слов, провести наглядную демонстрацию, но они — все они, от старого до молодого — единогласно ответили «нет» и выперли ее из зала заседаний. Последствия той роковой ошибки, их ошибки, что примечательно, она разгребает до сих пор. Вдруг стало так обидно, вот чисто по-человечески обидно, что вся ее кропотливая работа канула в лету, и в голову закралась мысль о том, что и Костина работа (что бы он тут, в Зоне, не делал) тоже сейчас болтается на грани срыва. А потому, мотнув головой в сторону, она медленно произнесла: — Не нравится мне все это, — однако Косте она все же кивнула, мол, хорошо, твоя взяла. — А ты найди мне того, кому все это действительно нравится, — Костенко по-хозяйски вошел в комнату, — и я тебе свой джип подарю, — с мрачной улыбкой он отряхнул запачканный пылью рукав своего неизменного бежевого плаща. За ним маячил Гоша: в строгом черном костюме, точно из ЗАГСа сбежал, бледный и дерганный, напряженно вглядывающийся в смартфон, не замечая никого вокруг. — Щедро, — хмыкнула девушка. — Но звезда героя была бы нужнее, — уколола в ответ, на что Сергей Александрович только скривил ей рожицу. — О, Гошанин, даров. Ты че так вырядился? — от сильного хлопка по собственному плечу Петрищев вздрогнул, переводя удивленно-затравленный взгляд на ввалившегося следом Леху. — Решил, Полинку найдешь и прям тут вас и распишут? А че, норм идея! — гоготнул он. — Так и вижу, как Зона в костюме зомби-регистраторши вещает: «Объявляю вас мужем и женой», и эта псина полудохлая в зубах вам кольца тащит! От представленной в собственной голове картинки Алексей расхохотался так, что из глаз брызнули слезы. В прочем, только он один: Кира закатила глаза, нисколько не удивляясь такому поведению Горелова; Костенко неодобрительно хмыкнул, отводя взгляд; а Костя просто отрицательно покачал головой. И лишь Настя едва заметно улыбнулась, но быстро спрятала улыбку под острым и укоризненным взором бывшего офицера КГБ. — Идиот, — вымученно вздохнул Гоша, снимая очки и потирая переносицу. — Ты у нас больно умный, — огрызнулся Леха. — Сидишь, телефоны чужие прослушиваешь. Птица, блять, высокого полета. — Занимаюсь информационной безопасностью, — терпеливо поправил Георгий. — А, ну да, это теперь так называется, — протянул Горелов. — Слышь, Гошан, если попытаешься меня прослушать, я всем скажу, что ты до тринадцати лет в постель ссался, — с ядовитой улыбкой выдал он, в который раз выводя ботаника на эмоции. Прошло столько времени, мир изменился, жизнь каждого из них поменялась и очень круто, а его привычки и тяга к идиотским подколам остались. Как будто и не было этих пяти лет… — Но это не правда, — попытался оправдаться Петрищев, но едва ли это кого-то интересовало. — Не правда, — согласился Леха, — а я расскажу. — Да оставь ты его в покое, Лех, — конечно же для полноты картины не хватало его — главного героя всех и вся, лидера всей честной компании с грузом ответственности и чувством вины прошлых лет, пытавшегося эту самую вину утопить в ласке и нежности другой женщины. Конечно, эта встреча была неизбежна, но Кира полагала, что произойдет это несколько позже и в более спокойной (если вообще все происходящее можно окрестить именно этим словом) обстановке. А никак не в тот момент, когда все ее естество буквально размазывает по станкам этой реальности. — Ему и без тебя не сладко. — Да я так, разрядить обстановку, — отмахнулся Алексей. — Ты сам-то как? — Нормально, — Вершинин бросил походную сумку куда-то в угол. Взглядом мазнул по пространству, выхватывая до боли знакомый силуэт, всколыхнувший в груди странное волнение. Но стоило вернуться к тому месту, где только что его видел, как глаза уперлись в майора местного кордона. — Все в сборе? Можем начинать? — громкий командный голос Егора перекрыл все остальные, заставляя замолчать. Кира забилась в самый угол, прячась от посторонних глаз за спинами Костенко и Довлатова, ибо разговора по душам с кем-либо (в особенности с Пашей) сейчас она просто не вывезет. — Значит так, новости у нас три. Первая — мы нашли тело, — воцарилось гробовое молчание, каждый в страхе ждал продолжения. — Вторая — это не Анна, — Паша облегченно выдохнул. Надежда найти ее живой все еще теплилась внутри. — И третья, самая паршивая, — на стол лег планшет со свежими фотографиями убиенной. Молодая девушка с растрепанными волосами, на которые налипла грязь, лежала на спине среди сухих веток, пыли и редкой сочной травы забытого всеми «Авангарда». На ее шее багровели кровоподтеки, в которых без труда угадывались отпечатки человеческих рук, открытые некогда серо-голубые глаза налиты кровью, губы сухие искусаны в кровь, многочисленные ссадины на щеках, будто пробивалась сквозь колючий кустарник. Руки вытянуты вдоль тела, ногти сломаны до мяса. Легкая куртка местами порвана, вся в пятнах, будто прежде чем задушить свою жертву, маньяк долго волочил ее по земле, а она как могла, сопротивлялась… — Поля, — просипел Георгий, отшатываясь. — Не-ет. Нет! Этого не может быть! Нет! Это не она! — в приступе гнева он метнул свой смартфон в стену с такой силы, что экран от удара посыпался мелким дождем осколков на пол, корпус треснул и разлетелся на несколько частей. — НЕТ! — он ухватился за ребро открытого стеллажа в попытке перевернуть его и вытряхнуть все содержимое на пол. Истерика, кроющая по самую макушку, топила в себе, не давая возможности вынырнуть, глотнуть воздуха, успокоиться. Душевная боль в тысячу раз сильнее физической, теперь он это понял. И было все равно сейчас, кто еще пострадает от его терзаний и желания разнести тут все вокруг. И дотянись он до стоящей в углу канистры с дизельным топливом для генераторов, он бы сжег к чертям всю эту богадельню и ни разу бы не пожалел. Его девушка, невеста, уже почти жена была мертва… Леха перехватил руку друга, не давая опрокинуть стеллаж. Георгий попытался дать отпор, брыкаясь и пинаясь, но ментовское настоящее и хорошие навыки рукопашного боя делали свое дело, а потому Горелов довольно резво угомонил буйного товарища, скрутив его в бараний рог. И отпустил только тогда, когда весь гнев, вся злость и боль перешли в тихий скулеж. Мешком свалившись на холодный каменный пол, Гоша так и остался лежать на нем, глядя пустым взглядом в сторону выхода. — Да, вот еще что, — разорвав давящую тишину, сказал Егор, доставая из нагрудного кармана сложенный в несколько раз лист бумаги. — Это было на теле, приколото булавкой к куртке. Кира взглянула на Костю. Шокированный не меньше, даже казалось, намного больше остальных, он смотрел на фотографии, шевеля обескровленными губами, бормоча себе под нос что-то непонятное. Страх, ползший по спине тягучими каплями, который он испытывал в этот момент, она чувствовала тоже, а оттого понимала, что первым подозреваемым в этом жутком и жестоком убийстве будет именно он, ибо если он причастен к исчезновению Ани, то и о пропаже Полины ему тоже кое-что известно. Но именно сейчас он будет молчать еще больше, будет врать дальше, стараясь скрыть теперь уже настоящее преступление, в котором он, она почти уверена, и не виновен вовсе… Качнув головой, она слишком поздно поняла, что этого делать не стоило — комната закружилась в водовороте, край стола, выступающий опорой, вдруг исчез, как и все, за что можно было ухватиться в попытке избежать падения. Не вышло… Кто-то подхватил ее на руки, крепко прижимая к груди. Сквозь мутную плотную пелену она пыталась понять, кто это был, но цепкие лапы забвения слишком хорошо держали сознание. Она лишь чувствовала, как плывет в пространстве, отчего-то представляя себе воды Мертвого моря, в котором почти нереально утонуть. Просто парит в странной легкости, без ощущения времени и всех законов такой любимой и родной физики, как в сказке. Страшной сказке. С очень хреновым концом для всех героев… — Не уходи, — прошептала Кира, когда ее тело опустилось на мягкий матрац, и голова коснулась взбитой пуховой подушки. — Пожалуйста, не надо, — она легонько сжала руку, что накрывала ее тонким одеялом, и едва заметно улыбнулась, не открывая глаз. — Хорошо, — голос Егора отозвался теплом внутри. — Только спи, ладно? Я буду рядом. — Прости меня, — прошептала, поднимая тяжелые веки. Спать хотелось слишком сильно, но еще сильнее было желание все ему объяснить, уберечь от неминуемого. — Это я виновата во всем, если бы не я… — Кир, — майор присел на корточки возле изголовья, так, что их лица теперь разделяли жалкие сантиметры, и взял ее тонкую ручку в свои ладони, а после — поднес к губам, целуя. — Ты ни в чем не виновата, — качнул головой он. — Тебе страшно, я понимаю. Это нормально, — кивнул в подтверждение своих слов. Она хотела что-то сказать, но он продолжил, не давая ей открыть рот: — И дело тут даже не в маньяке, верно? — не вопрос, констатация факта, будто он все знал. — Егор… — Кир, — она подняла на него полный боли взгляд, и по переносице скользнула крупная слезинка, падая на подушку, — я знаю, что умру. И очень скоро. Возможно даже сегодня, — он сказал это так просто, словно говорил о привычном распорядке дня или каких-то обязанностях, без страха в голосе, без панического ужаса в глазах. — Я не боюсь, — он не лгал, никогда не любил это дело, хоть по долгу службы и приходилось прибегать. — И тебе не стоит. Как там говорится? От судьбы не уйдешь. — Егор… — выдохнула и что есть сил рванула его руку на себя, заставляя наклониться. Уже ничто не имеет значения: ни там, ни здесь. Все чувства, все эмоции, все страхи — все изменится, канет в бездну времени, стирая за собой все грани, оставляя лишь далекие отголоски ощущений. Она знала это. Пережила нечто подобное еще тогда, пять лет назад, когда, мучаясь головными болями, приступами тошноты и провалами в памяти восстанавливала картинку всего произошедшего с ней. А потому без зазрений совести, забыв об обручальном кольце, своим ободом сдавливающем безымянный палец правой руки, о плохом самочувствии, болью отзывающемся во всем теле, о людях, что ждут их там, в общем зале, прильнула губами к единственному человеку, которого любила больше, чем что-либо на свете. Человеку, ради которого пожертвовала всем… А он и не был против. Поддавшись порыву чувств, природу которых он сам с трудом понимал, ибо в любовь с первого взгляда не верил от слова совсем, ответил на жадный поцелуй, позволяя обстоятельствам взять верх. И пусть весь мир подождет. Пусть хоть трижды сгорит этот чертов мир вместе с этой чертовой Зоной. Плевать. Им обоим… Одежда стала невыносимо тесной, дышать в таком количестве слоев, припечатанных сверху еще и десятикилограммовым бронником, было попросту невозможно. Вот только… — На мне слишком много амуниции, — на выдохе произнес Довлатов, прижимаясь к ее лбу своим, когда женская рука коснулась ворота бронежилета, непрозрачно намекая на то, что пора бы уже избавиться от этой тяжести. — Боюсь, что пока я ее всю сниму, ты точно уснешь, — улыбнулся, проводя пальцами по бледной щеке. — Даже спорить не буду, — засмеялась Кира, откидывая голову на подушку. — Отдыхай, — майор нежно поцеловал ее в нос, — а я буду рядом. Идет? — Идет, — ответила Самойлова, прекрасно понимая, что как только она действительно уснет, он уйдет и скорее всего она больше его никогда не увидит. Но сделать ничего не могла. Разве что приковать цепями к батарее. Не очень гуманно, но хоть жив останется. А останется ли?.. Через небольшую щель приоткрытой двери было видно немного, но достаточно для того, чтобы внутри все закипело от злости. Такой, что заставляла сжимать кулаки крепче и стискивать сильнее зубы, лишь бы устоять на месте, а не стремглав ворваться внутрь и устроить разборку. Конечно весовая категория разная, и этот чертов вояка куда мощнее его самого, и боевые навыки куда выше, но и он не промах — умеет пользоваться преимуществами собственного тела, и с радостью бы нанес пару ударов по холеной роже. И срать с высокой колокольни, что он не имеет на ревность абсолютно никакого права! Чувства к этой женщине убивали его на протяжении всех этих гребаных пяти лет. Все это время он пытался забыться в другой, когда не получалось — находил утешение в односолодовом виски и откровенном флирте с ищущими приключений на ночь девушками в баре. Это работало, порой даже настолько хорошо, что он и не вспоминал о том, что когда-то в его жизни была такая Кира Самойлова, но потом… потом, словно по щелчку пальцев, все снова возвращалось на круги своя, прожигая паяльной лампой сердце и сводя с ума от щемящей боли. А может, больше не стоит сдерживаться?.. — Ты с ней спишь? — резкий вопрос, сорвавшийся с губ быстрее, чем разум успел прикинуть последствия, заставил вышедшего из комнаты Довлатова остановиться и медленно повернуться. Майор с некоторым замешательством смотрел на того, кто посмел спросить его о столь личном, не видя в лице собеседника ничего кроме пылающей ненависти, и усмехнулся. — Оглох что ли? Я спросил: ты с ней спишь?! — голос стал громче и злее. — Прекрасно слышу, — спокойно ответил Егор, сделав шаг навстречу, — просто понять пытаюсь — какое тебе до этого дело? — Раз спрашиваю, значит есть дело, — огрызнулся Павел. — Отвечай на вопрос, майор. Ты. С ней. Спишь?! — чеканя каждое слово, спросил он, едва сдерживаясь от того, чтобы не прописать лукаво ухмыляющемуся вояке в челюсть. — Сука, — сквозь зубы процедил Вершинин, принимая молчание за утвердительный ответ. В то время как на самом деле это было лишь любопытство, желание посмотреть на происходящий дальше цирк. — Не подходи к ней, понял? Держись от нее как можно дальше, даже смотреть на нее не смей, не то, что трогать! — шаг вперед, сокращая расстояние до жалкого метра. — Послушай, парень… — Нет, это ты меня послушай! — перебил Паша, не особо заботясь о том, что с ним будет потом. Сейчас им управлял гнев и очень сильное чувство собственника. — Ей такой как ты не нужен. Я знаю таких, вы же без войны не можете. Обязательно надо постоянно по лезвию ножа ходить, чтоб опасность была, адреналин этот сраный. Вот сдохнешь ты тут, в этой блядской Зоне, или еще где — похеру, — а она страдать будет, убиваться по тебе, уроду, который ее чувства ни в грош не ставил. Так что, не ломай ей жизнь, отвали нахуй! — Все сказал? — во взгляде Егора мелькнула холодная ярость. Одним движением руки он с силой впечатал парнишку в противоположную стену узкого коридора. — Чай теперь моя очередь вещать, — он хищно осклабился, но этот оскал не предвещал ничего хорошо, и уж точно не приходилось ждать любезного тона. — Она взрослая девочка и сама разберется с кем спать, с кем говорить, на кого смотреть, и кто ей нужен. Но вот что ей действительно не нужно — так это такой защитничек как ты, которого соплей перешибить можно, и который не пропускает слова через мозг прежде, чем их произнести своим ртом, — в голосе, пробирающем до костей своим спокойствием, присутствовала только сталь. Ни злости, ни ненависти, ни малейшего намека на любые другие эмоции. — Если мне не изменяет память, у тебя здесь жена пропала? Вот и займись ее поисками, а не на других баб заглядывайся. Советы непрошенные тоже не раздавай, особенно мне — зубы целее будут. Уяснил? — Паша нехотя кивнул, хоть и очень хотелось встащить этому Егору. Вот только самому выхватить от человека, который в прошлом за террористами по всем горам Кавказа скакал, не очень-то и хотелось, а оттого пришлось как последнему французу выбросить белый флаг, принимая собственное поражение. Довлатов же поправил примявшийся воротничок на рубашке-поло Вершинина и, еще раз мазнув по тому строгим взглядом дабы убедиться в том, что пацан все понял, пошел к выходу в общий зал. Паша ударил кулаком по стене. Бушующая в груди ярость никак не хотела униматься. Может, где-то на задворках сознания он и понимал, что эти отношения с самого начала были обречены на провал, и что Аня действительно та, кто ему нужна, но именно сейчас отчего-то слишком сильно хотелось прикоснуться к ее телу, ощутить ее запах и почувствовать вкус ее губ. Пять лет он мучился этим. Целых пять лет надеялся, что Проводник не убил ее, что она выжила. И только сейчас надежда обрела свою почву, но было уже слишком поздно. Любовь превратилась в яд, потихонечку расползающийся по венам и отравляющий существование. И исправить все уже вряд ли получится, если только снова не сыграть в игру с Зоной. Но стоит ли эта игра свеч?..СССР-2.0, Украинская ССР, Припять 11:15
— Ты че, доктор, совсем охренел? — влетевший в небольшой домишко мелкой деревушки под названием Старолесье человек, едва не выбил дверь и не снес стоящую в предбаннике высокую тумбу. — Ты че вколол моей жене, что ее уже вторые сутки полощет?! — на этих словах сидящая на тахте, что служила местом приема, средних лет женщина округлила глаза, переводя испуганный взгляд с неизвестного на доктора и обратно. — Простите, но я вас в первый раз вижу, — сухопарый мужичок сдвинул брови, оглядывая незваного гостя. — Выйдите, пожалуйста, за дверь, и подождите минут дес… — Ты че, пес, на перо сесть хочешь? — неизвестный осклабился, резко вынимая из кармана перочинный нож. Женщина с ужасом вскрикнула, спешно прижимая руку ко рту, чтобы не дай бог этот псих не прирезал ее тут, как свинью. — Теть, сделай милость, уберись нахрен отсюда. И только попробуй кому-нибудь что-нибудь ляпнуть — из-под земли достану, — его глаза блеснули злостью, добавляя красок в речь, и побелевшая от страха мадам с почти замершим сердцем, киселем стекла с диванчика. — Я п-пожалуй пойду, Николай Савельевич, — тоненьким голоском пролепетала она, двигаясь по стеночке, как можно быстрее обходя явившегося товарища. — Инесса Юрьевна, — окликнул ее врач, но входная дверь уже со скрипом захлопнулась, оставляя двоих людей один на один. — Послушайте, кто вы, к черту, такой? Что за концерт вы тут устроили?! — доктор вскочил из-за стола, опрокидывая стул. — Спокойно, Николай Савельевич, не надо так нервничать, — перед глазами медработника появилось красивое удостоверение с выбитым на лицевой стороне золотым гербом, гласившее о том, что представший перед ним человек является ни кем иным как представителем Комитета Государственной Безопасности. — Майор Довлатов, можно — Егор. Да вы присаживайтесь, доктор, присаживайтесь. И рассказывайте. — Что рассказывать? — голос предательски дрогнул, но он быстро взял себя в руки. — Все, — лучезарно улыбнулся безопасник, опускаясь на мягкую сидушку стоящего у окна пуфика. — Да нечего мне рассказывать! Я ничего такого не сделал, чтобы мной такие как вы интересовались, — фыркнул врач, поднимая стул. — Я тут людям помогаю, а не шпионов подкармливаю! — Говорить, значить не хотим, — поджал губы офицер. — Ну, тогда я поговорю, да? — внимательный взгляд человека, который всю жизнь посвятил служению Родине, ее защите и, если можно так выразиться, спасению, скользнул по собеседнику, подмечая его дерганую реакцию. — Два года назад вы были привлечены к ответственности за проведение незаконного аборта, повлекшего за собой тяжкие последствия для пациентки. Всего год колонии и еще семь лет без права заниматься врачебной деятельностью — довольно легкое наказание для того, кто едва не убил человека, не так ли? — вопрос риторический, а потому Николай Савельевич лишь скривился, нервно ерзая на стуле. — Но даже после произошедшего ваша клятва Гиппократа не дала вам покоя, и вы продолжили оказывать медицинские услуги населению. Подпольно. И естественно из чисто альтруистских побуждений, потому денег вы не брали и даже от всякого рода помощи, даже по-соседски, отказывались, — хмыкнул Довлатов. — Этим теперь у нас Контора занимается? Вместо шпионов ловит простых людей, которые всеми силами стараются помочь другим? — снова вскипел доктор. — Да я больше вашего для народа сделал! Комнату оборудовал по ГОСТу, и инструменты у меня всегда стерильные! Препараты хорошие и хранятся надлежаще, некоторые в холодильнике, какие-то в сейфе! А вы… — А я могу вас закрыть лет так на пятнадцать даже не за всю эту вашу бурную деятельность, а за простое хищение, последующее незаконное хранение и сбыт наркотических средств, — просто ответил офицер и побарабанил пальцами по столешнице. — А могу и на расстрел отправить в соответствии с совершенным вами умышленным убийством в целях сокрытия другого преступления. — Что? — опешил Николай Савельевич. — Я никого не… — Что и зачем вы вкололи гражданину Паско два дня назад? — резкий вопрос Довлатова вышиб из легких весь воздух, врач несколько обмяк на стуле, хватаясь за голову. — Я не… все было рассчитано верно… как же так… — бормотал он, с силой сжимая пальцами короткие темные кудри. Но вдруг встрепенулся и посмотрел на офицера с некоторым прозрением: — Подождите, я ничего ему не вкалывал! Я только рассчитал дозу, вот, — медик вскочил с места, подбежал к притаившемуся в самом темного углу железному сейфу, что до кучи был прикрыт видавшей виды тряпкой, и дважды провернул выуженный из недр измятого халата ключ в замке. Дверка скрипнула, открываясь — Вот, смотрите! Я все расчеты записываю, все! — Николай Савельевич вернулся к столу, кладя перед Довлатовым раскрытую на определенной странице толстую тетрадь. — Это название препарата, это данные пациента — возраст, пол, рост, вес. У меня и распечатка его карты имеется, где-то тут тоже была, — он водил пальцем по ровным строчкам, расшифровывая собственные записи. — Здесь нет ошибки. Все точно, все соответствует запросу! — С этого места поподробнее: какой запрос, от кого, когда? — а вот это уже интересно. Если этот врач-рецидивист действительно ничего не знает, значит дело в руках человека, который прекрасно понимает, как организовывать подобного рода преступления, чтобы никто ни о чем не догадался, а если и догадался — не доказал. — Чтобы вы мне еще и соучастие пришили? — язвительно спросил доктор. — Нет уж, увольте. За чужие грехи я отвечать не намерен. За свои согласен, хоть расстреляйте, если вам так легче будет, но не за чужие. — Думаете, вам поверят? — поинтересовался Егор, доставая из внутреннего кармана стопку красочных фотографий с места аварии, бросая их поверх исписанных листов. — Думаете, будут разбираться, кто в чем виноват, когда в деле фигурирует гибель трех граждан иностранных государств? Вас раскрутят по полной не только как соучастника, а как возможного организатора, — психологическое давление излюбленный метод, позволяющий довести человека до нужной кондиции всего за несколько весьма нехитрых фраз. И он отточил это умение за годы службы достаточно хорошо, чтобы понять, что сидящий напротив него врач готов говорить. И он выложит все, что знает и даже то, что только предполагает, только из-за страха оказаться в темной комнате всего лишь с одной дверью. Плескающийся в глазах доктора ужас только полнился, грозясь убить бедолагу разрывом сердца. А потому надо бы кнут сменить на пряник: — Давайте так: вы даете ответы на интересующие меня вопросы, а я забываю о вашем существовании и занимайтесь дальше своим врачеванием, — Довлатов наклонился вперед, положив сцепленные в замок пальцы поверх фотокарточек. — Из гарантий могу предложить только слово офицера, устроит? — Да, — сдавленно ответил мужчина. — Три дня назад ко мне пришел человек, принес копию некоторых листов из карты этого Паско и сказал, что ему нужно средство, которое позволяет… э-э, немного расслабиться. Что якобы у того сильные боли, что-то со спиной там, он точно не знает, — Николай Савельевич стер ладонью выступившую на лбу испарину. — Почему товарищ Паско не обратился в больницу за помощью, я спрашивать не стал. Человек, который пришел, я его раньше никогда не видел, но было в нем что-то такое… опасное. У него еще была татуировка на шее… — В виде змеи? — уточнил Егор. — Да. Да, точно, в виде змеи, — как болванчик закивал доктор. — Кобра или что-то такое с раскрытой пастью. Так вот, он сказал, что все сделать нужно очень быстро, чтобы человек не мучился. Сказал, что одной дозы хватит, потом они уедут в Овруч. Я все рассчитал, заполнил шприц, отдал ему и дал наставления по поводу укола. Он оставил деньги и ушел. Все, — для пущей убедительности, он вытащил из небольшой черной пластиковой коробочки пачку новеньких, еще хрустящих купюр, перетянутых обычной резинкой. — Интересно, — задумчиво протянул безопасник, поднимаясь. — Что ж, благодарю за содействие, — полуулыбка тронула его тонкие губы, но доктора этот момент почему-то не очень обрадовал. — Да, еще один момент: кто снабжает вас препаратами? В аптеках такие не продают, а ваша карточка врача заблокирована до истечения срока всего наказания. — Она здесь не причем! — выпалил медик, слишком рьяно защищая своего пособника, даже пособницу. — Она просто списывает чуть больше препаратов раз в какое-то время. Для больницы это капля в море, а для местных — спасение! — Понятно, — усмехнулся Егор. Не зря он все-таки ест свой хлеб, ибо интуиция работала как надо, позволяя разбираться в людях несколько лучше других. Теория, выстроенная по дороге к этой деревушке, оказалась верной, а это значит, что ему просто жизненно необходимо еще раз заглянуть в медсанчасть. Дело приобретает весьма неожиданные подробности… — Всего доброго вам, Николай Савельевич. Надев темные солнцезащитные очки-авиаторы, Егор быстрым шагом покинул дом, направляясь к припаркованному возле жидкого заборчика белоснежному автомобилю с яркими зелеными полосками по бортам. На капоте, поблескивая своим серебром на солнце, расположился значок именитого концерна, о котором знает каждый школьник — «АвтоВАЗА». Эта модель, получившая красивое и нежное название «Ландыш», была разработана чуть больше года назад, но всего за несколько месяцев после старта продаж набрала бешеную популярность среди автоледи именно из-за своих размеров и простоты в обращении. Компактная и удобная, оснащенная датчиками парковки и камерами по всему периметру, с автоматической коробкой передач и встроенным бортовым компьютером, она была идеальным транспортом для городских условий. А потому Довлатов не сильно удивился, увидев подъезжающую к гостинице Нину именно на ней. Конечно, с его ростом оказаться в этой кажущейся с виду игрушечной машинке было слегка некомфортно, однако он довольно быстро привык. Машина рыкнула заведенным двигателем и плавно двинулась по сухой проселочной дороге. Довлатов же, пользуясь тем, что разгоняться здесь особо негде, если не хочешь угробить подвеску на выбоинах, ямах и колдобинах, достал телефон. Вызубренный наизусть номер набирал не глядя, и, включив громкую связь, поставил аппарат в специальный держатель. Спустя несколько гудков, на том конце провода раздался напряженный голос начальника: — Докладывай. — Здравия желаю, товарищ полковник, — отрапортовал Егор. — Андрей Михайлович, доклад будет чуть позже и во всех видах — в устном, в письменном, в каком хотите, но сейчас мне нужна ваша помощь, — наглость лилась ручьем, но этому было вполне простое объяснение: он всего лишь делал свою работу и конкретно сейчас было не до соблюдения субординации, ибо время будет упущено, а злодеи так и останутся ненаказанными. — Все объяснения позже, просто сделайте то, о чем я прошу.17:34
— Да че ты мне лепишь, начальница? — прикованный к столу в допросной Змей в который раз пытался убедить стоящую у двери Нину в том, что все ее слова полная лажа. — Да не был я ни в какой Беневке! И детей никаких не крал, я че, изверг что ли?! — У нас есть свидетель, который вас опознал, товарищ Ужанков, — холодно произнесла Нина, оборачиваясь. — И вас, и подельников ваших. Они уже дают признательные показания… — Да ну, и Васька Шифер?! — встрепенулся преступник, выпрямляясь. — Вот же сука, скурвился, гнида! — он стукнул кулаком по жестяному столу, и браслеты гулко звякнули от удара. — На ремни порежу, гадину! — И он в том числе, — согласилась Ясногорская, понимая, что Змей ее подловил только после того, как его громкий лающий смех отскочил от стен. — Нихера у тебя на меня нет, кисуля, — довольно ощерился он. — Свидетеля, поди, тоже выдумала, да? Думала на испуг возьмешь? Да я таких как ты на завтрак жру! — он клацнул зубами, кусая воздух, заставив Нину вздрогнуть, что вызвало очередную порцию смеха. — Фуфло ты, а не мент. Иди на трассу, красуля, там тебе цены не будет, с руками оторвут, — и снова хохот, проходящийся неприятной дрожью по телу. От злости закипала кровь, но Нина не собиралась показывать свою слабость этому человеку, плотнее сжимая челюсти. — А я бы тебя трахнул. Хорошенько бы так выдрал, прямо на этом столе, — масляный взгляд прошелся по хрупкому телу, он облизнул сухие губы, наслаждаясь произведенным эффектом. — Что вы… — старлей задохнулась от возмущения, и все ее попытки спрятать эмоции разбились о наглый тон подозреваемого. Глаза защипало от рвущихся наружу слез, в горле застрял ком, и она лишь схватила со стола папку, чуть ли не пулей вылетая из допросной, с грохотом закрывая за собой дверь. — Не гоже так с дамами разговаривать, — раздался из динамиков холодный мужской голос. — Посиди-ка, подумай о своем поведении, — свет в помещении резко погас, погружая в непроглядную, слишком плотную тьму, в которой не было видно даже еле горящего зеленым огоньком глазка камеры. По ногам ударил поток холодного воздуха, спускающегося из жужжащей где-то под потолком вытяжки. И этот монотонный звук был единственным, что остался вместе с ним в темной допросной… Егор поймал летящую по коридору Нину за руку, останавливая. Она пыталась вырваться и прятала лицо, чтобы он не увидел градом катящихся по щекам слез. Но все ее старания были вялыми и уставшими, потому она быстро сдалась, просто смотря невидящим взглядом в стену. — Не принимайте близко к сердцу, Нина, — мягко произнес Довлатов. — Если будете так реагировать на каждую колкость в свой адрес, до пенсии точно не доживете. Себя надо беречь. — Вам легко говорить, вам такое не скажешь, — хлюпнула носом девушка, все еще не глядя на него. — Вы не поверите, но говорили и не раз, правда в большинстве своем женщины, но не суть, — скупо улыбнулся майор. — В моей практике было довольно приличное количество допросов, и многие из задержанных готовы были пойти на любые ухищрения — соблазнение, шантаж, подкуп — только чтобы вывести на эмоции. Это работа, Нин, относитесь с этому проще, — пожал плечами Довлатов и, чуть наклонившись, тихо произнес: — Советую умыться и сделать как минимум тридцатиминутный перерыв на чай. А ваш подопечный пока посидит в полной темноте и поморозит свой зад при температуре около тринадцати градусов тепла, — пальцы разжались, отпуская, и он удалился, так и не поговорив с ней о том, о чем изначально хотел. Но так даже лучше. Направляясь в отдел, он не ожидал того, что старлей таки найдет искомого Змея, но она приятно его удивила. Иногда ее находчивость, смекалка и умение рыть носом землю срабатывают, принося весьма неплохие результаты. Однако ж над проявлением чувств еще надо поработать. Таких, как Змей, в ее оперативной жизни будет еще пруд пруди, и, если она будет позволять каждому вот так с собой обращаться — это очень быстро сведет ее к больничной койке с нервным срывом, а то и вовсе упокоит на местном кладбище. Опыта бы девчонке поднабраться, да с хорошим наставником… Двери медсанчасти были открыты, и теплый ветер беспрепятственно проникал в просторный холл, наполняя помещение запахом цветущих деревьев. Посетителей практически не было, медсестры тихонько переговаривались у больших информационных стоек, приветливо улыбаясь проходящим мимо пациентам и врачам. Быстро кивнув в знак приветствия уже знакомой сестричке, Егор направился к лестнице. Где располагался кабинет главного врача, он помнил довольно хорошо, а потому подъем на шестой этаж занял около минуты. — Добрый день, Мария Михайловна, — поздоровался Довлатов, проходя в кабинет, с улыбкой закрывая перед носом ничего не понимающего секретаря дверь. — Прошу прощения, что без записи, вопрос не терпит отлагательств. Не против? — он присел на кресло, утопая в мягкой кожаной обивке. — Можно подумать, если я скажу, что против, вы уйдете, — хмыкнула женщина, и подняла на мужчину укоризненный взгляд, отрываясь от заполнения рабочих бумаг. — Добрый день, товарищ майор. И что же привело вас ко мне сегодня вот уже во второй раз? — Сущий пустяк, — отмахнулся Егор, — всего-то хотелось бы получить понимание того, что происходит в городе. — А что происходит? — удивилась главврач. — У нас все хорошо. Никаких эпидемий или вспышек серьезных болезней. Разве что в детском саду «Чебурашка» ветрянка бушует, но вряд ли такой солидный человек как вы будет интересоваться детской болячкой. — Да, вы правы, ветрянка меня мало интересует, тем более, что дети переносят ее достаточно хорошо, — согласился Довлатов. — Меня интересует несколько иное: галлюцинации местных жителей. Почему они обращаются за помощью к вам, а вы отсылаете их в диспансер в Киеве, например? — Я не понимаю, о чем вы говорите, Егор Тимофеевич, — главврач откинулась на спинку своего кресла, буравя несколько недовольным взглядом офицера госбезопасности, который явно лезет не в свое дело. — Понимаете. Но отчего-то не хотите говорить мне правду, скрываясь за дежурными фразами, — хмыкнул майор. — Хорошо, поставлю вопрос по-другому: как вы думаете, Мария Михайловна, как скоро мои коллеги заинтересуются вами и статьями больничных расходов? — он прищурился, наблюдая за ней. По женскому лицу прошлась тень страха, в глазах блеснул ужас. Ручка, которую она держала в руках, выпала, ударяясь о край стола, и слетела на пол, теряясь под тумбой. — Видите ли, просматривая на досуге личные дела ваших сотрудников, я наткнулся на одного любопытного персонажа, которого сегодня же и навестил. Застал врасплох и поймал с поличным, при учете все еще действующего судебного запрета на врачебную деятельность, — качнул головой офицер. — Но вы, конечно же, тут не причем, потому что после того, что он сделал, а именно провел незаконный аборт в неприспособленных для того условиях, что повлекло за собой достаточно серьезные последствия для пациентки и, насколько я знаю, в больницу ее доставили в критическом состоянии, — серо-зеленые глаза отливали сталью, голос холодный и жесткий, дающий понять, что он действительно все знает, — уволили его со скандалом и без выходного пособия, отправив прямо на нары. Правда всего на год. Вы похлопотали? — спросил, но она не ответила, продолжая внимательно его слушать с бешено стучащим в груди сердцем. — Вы, больше некому. И все бы ничего, вот только после его освобождения, вы, чувствуя вину за произошедшее, что позволяет мне предполагать о наличии личного интереса, а может и прямой вовлеченности в дело, и помогли ему реализовать план с подпольной больницей в его же собственном доме, передавая оборудование, расходные материалы, инструменты и препараты со складов вверенного вам государством объекта. — Оно списано по всем правилам, товарищ майор, это не является преступлением, — несмотря на все переживания, ее голос не дрогнул. — Это нет, а вот хищение наркотических средств — да, — отбрил Довлатов. — Или вы думали, что, списывая по паре «лишних» ампул оксикодона и реланиума раз в два месяца, никто ничего не заметит? — жесткий вопрос заставил ее вздрогнуть, он нутром чувствовал этот нарастающий животный ужас в собеседнице. — При вашем положении это лет восемь с последующим запретом занимать руководящие должности, а учитывая преступный сговор — все десять и полный запрет на медицинскую деятельность. Но можно и до высшей меры раскрутить, если доказать, что именно вы являетесь главой местного клуба врачей-нелегалов. — И давно Контора использует шантаж в качестве метода допроса? — надменный вопрос, прозвучавший выстрелом, ничуть не задел безопасника, даже наоборот, раззадорил, заставляя в широкой улыбке показать белоснежный ряд ровных зубов. — Это не допрос, Мария Михайловна, так, дружеская беседа, — ухмыльнулся Егор. — Давайте на чистоту: конкретно сейчас мне до лампочки чем вы и ваш любовник, которого вы так старательно покрываете, занимаетесь… — Да как вы смеете?! — воскликнула главврач, всплеснув руками и мгновенно побагровев от злости. — Я замужем! И люблю своего мужа!.. — Вы можете любить, кого хотите. И спать можете хоть с мужем, хоть с любовником, хоть со всем медицинским центром, — безразлично сказал майор. — Я не полиция нравов, товарищ Глазунова, я — офицер Комитета Государственной Безопасности. И в рамках расследования гибели трех иностранных граждан на территории Советского Союза меня мало интересует ваша подпольная деятельность, и уж тем более ваша личная жизнь, а вот общее душевное состояние города — напротив, очень даже, — он встал, подходя ближе. — Ваш подельник мог бы уже сидеть в допросной местного РОВД и строчить признательные показания не только на себя, но и на вас, расписывая в красках всю вашу хитрую схему. Однако он продолжает вести прием в собственном доме, милиция занимается своими делами, а я здесь веду разговор с вами. И мне очень хотелось бы знать о том, что на самом деле происходит в Припяти. — Я вам не верю, — Мария Михайловна выдержала холодный строгий взгляд собеседника, подавляя растущую внутри панику. — Вы можете и умеете выворачивать ситуации так, как это нужно вам. Если вам будет угодно, чтобы меня посадили — меня посадят; надо будет отправить на расстрел — отправят, еще и за ручку до стенки доведут, — фыркнула женщина. — Мне нужны гарантии, товарищ майор, что после вашего ухода ко мне не нагрянут люди в форме. — Контракт с поддержкой арбитража? Смеетесь? — выгнул одну бровь Егор. — В таком деле вам никто гарантий не даст, вы и сами это прекрасно понимаете. Но я могу дать вам слово офицера, что от меня информация о ваших темных делишках никуда не утечет. — Хорошо, — сдалась главврач. Спорить с офицером госбезопасности было бесполезно, тем более, что оказаться в темном подвале Управления очень не хотелось. — То, о чем вы спрашиваете… Это не галлюцинации, это что-то другое, — покачала она головой. — Дело в том, что галлюцинации, в нашем случае зрительные — это образ, иногда группа образов, возникающих в сознании человека без внешнего раздражителя. Иными словами, это генерация пораженного сильными психотропами, или большим количеством алкоголя, или даже болезнью мозга каких-то антропоморфных силуэтов, цветных пятен, абстрактных фигур или знаков. Каждый видит что-то свое. Но здесь… — она достала из ящика стола стопку аккуратно подшитых листов, — все, кто к нам обращался, говорили одно и то же: брошенный город, разрушенные дома, серость, запустение, общее ощущение уныния. Некоторые в довесок ко всему видели тела неизвестных им людей, кто-то — диких животных вроде волков или лосей, — Глазунова передала документы Довлатову в руки. — Есть, конечно, в психиатрии такое понятие, как массовый психоз, но он, как правило, носит одномоментный и эпидемический характер, воздействуя на большую группу людей сразу. — Как если бы им что-то внушили? — уточнил офицер. — Да. Но здесь прослеживается разброс по времени, иногда довольно большой. Так что… — женщина развела руками. — Со стороны медицины я не могу вам сказать, с чем это связано, все пациенты прошли проверку у квалифицированных специалистов. Заключения приложены там же, — кивнула на объемную стопку. — Все здоровы, отклонений не имеют. — Воздух, вода, почва? — Санэпидемстанция проверила город вдоль и поперек. Делала заборы на станции и на «Юпитере», мы даже проводили совместную контрольную закупку в магазинах и на рынках — ничего нет. В импортных овощах и фруктах превышена доза содержания нитратов, но это единственное несоответствие нормам, — Мария Михайловна тяжело вздохнула. — Аномалия какая-то… — Аномалия, — глухо повторил Довлатов. — Ясно. Спасибо, вы мне очень помогли, Мария Михайловна. Больше не задерживаю, — он козырнул и развернулся на пятках с желанием покинуть кабинет как можно скорее. — Егор Тимофеевич, — окликнула его главврач, — я могу на вас положиться? — Я дал вам слово офицера, забыли? — ответил вопросом на вопрос, оборачиваясь через плечо. Женщина кивнула и улыбнулась, полностью расслабляясь только после того, как дверь тихонько притворилась, оставляя ее один на один с собственными мыслями.