***
Становится жарко… Прочитать его мысли невозможно, раскрыть не получится. Опьянённый, он медленно влюбился в яркие звёздочки, что разжигались на красивом лице. Ему всегда мало одних прикосновений, но Феликс умел доставить ему наслаждение своими касаниями. Ищет его очертания, не отпускает, не останавливается. Он — огонь и сгорает… Становится жарко… Холода не существует, хоть на улице в эту ночь ветер не щадил своими порывами. Красное вино — его напиток, лёгкий наркотик — его расслабление, чужое тело — его наслаждение. Хёнджин жаждет глубоких прикосновений, приказывая, коснуться себя, просто потому, что хочет, чтобы его яркая любовь питала его тщеславие. Новокаин во рту связывает его язык, как это делает Феликс своими слезами, произнося его имя, шепча его громче и спрашивая, что он хочет от него сейчас… Если бы Феликс почувствовал его огонь — то Хёнджин отпустил бы. Если бы Феликс поднялся выше — потерял бы контроль. Что-то чувствовать? Однажды Хёнджин хотел почувствовать хотя бы что-нибудь, но не смог справиться со своей сталью. Он оставлял своё сердце в неправильных местах. Уходил слишком рано, когда нужно было быть терпеливым. Он построил все эти стены, чтобы никто не смог ворваться. Правда, он скучал по ночам, когда мог обнажать своё сердце. Ему не нужно чувствовать любовь, он просто хочет что-то почувствовать. Хотя этого никогда не достаточно, по крайней мере это лучше, чем ничего. После всех, кого он потерял, и каждого поцелуя, которым пренебрёг, ему не нужно ощущать любовь. Хёнджин ждал так долго, чтобы почувствовать, что он достоин найти кого-то, кто сможет переписать страницы, которые он листал. Он рос с болью, купался в одиночестве. Всё чего он хотел, чтобы кто-то поддержал. Сейчас Хёнджин тот, от кого умоляют защитить. В пятнадцать он просил подойти, чтобы поговорить об общих темах. В восемнадцать просил подойти, когда день захлёстывала волна ночи. А в двадцать один год он силой хватал за руки, чтобы показать как нужно обходиться с классным парнем и с его чистым телом. Огонь в бёдрах — его любимая песня, сладкая горечь, что выворачивает наизнанку. Хёнджин не собирается уходить, но он был здесь раньше… Каждый раз, когда следует этой дорогой… Этой мерзкой дорогой любви. Любовь не любит. Любовь не любит его, но Хёнджин не собирается сдаваться. Нет, любовь не даётся просто так. Он дико голоден. Он готов выйти на охоту. С ним игры не прокатят, если соберёшься играть, то он просто уложит и раскроет карманы. Хёнджин из тех, кто просто не сдаётся. Он прочувствовал эту вибрацию, так что выслушал своё сердце… И его сердце ночью в тишине прошептало: «Ты не хочешь быть его мучителем, ты хочешь быть его возлюбленным». Все его бывшие жертвы однообразны, поэтому он не перестаёт смотреть на светлый приз и держатся за своё мнение. Не из тех, кто просто преклонит колено. Да, он не особо отличается от многой элиты города, но игрок должен играть, а не дурачиться. Ему стоит перестать жадничать, если хочет встречаться с неженкой. Феликс — словно нож, ведь его образы убивают. Хёнджин всячески затаивает дыхание каждый раз, когда они целуются. Феликс тоже чувствует это так, как чувствует это Хёнджин. Блондин оставил свою зажигалку на подоконнике, и красноволосый забрал её себе. Покажется сумасшедшим, если скажет что жаждет этого? Они могли бы разговаривать часами, прижиматься друг к другу, но Хёнджин просто делает больно и уходит. И всё, что у него осталось — это желание причинять боль. Ни смысла, ни эмоций. Просто стоит делать всё правильно, сосредоточится, ведь ему просто нужна была любовь той ночью. Они могли бы сходить в кино или, может, расслабиться? Словно рядом, но всё ещё не здесь. Когда Хёнджин касается Феликса, он вслух шепчет только его имя, пусть и глотая слёзы. Они долго были в постели, но без интимных бесед. Любовь ли это или просто секс? Хёнджин бы ответил, но и сердце не заставляет ждать. Хёнджина охватила ностальгия, когда он подъехал к музыкальной школе, в которой учился один парень… Да, он знает, что не один такой. Пора вернуться к корням и напомнить о том, как влюбляться. Он хочет сделать всё в своём собственном стиле, созданном специально для него. И всё же он нашёл того, с кем может забыться. Феликс из той же ткани, что и Хёнджин. Оба, словно, сшиты из бархата. Хёнджин помнил, как хорошо ему было, когда он почувствовал превосходство впервые. И сегодня он чувствует то же самое. Ведь ему не хватает прикосновений, он влюбился и уверен, что сегодня он почувствует любовь. Его влекла классика, винтаж… Музыка становится слишком депрессивной в машине, но пора веселиться. — Подходи, прислонись ко мне. — смотрит глазами, которые спрятал под голубыми линзами. — Мне есть что показать тебе… Сначала непонимание, боль в сердце, а дальше лишь скорость… Чего-то не хватает, и Хёнджин вне себя. И ему есть что сказать. Всем ведьмам и демонам лучше убраться с его пути. Он поднялся однажды после падения, содрал краску со стен. Когда выигрывает, он приходит и забирает деньги. И не стоит даже пробовать ограничить его, сделать из него того, кем он не является. Знает, он не единственный кто думает, что так дело не пойдет. Сам швыряет себя прямо в грязь, но не отступает. Разве ты не хочешь быть свободным? Как он… Отец говорил ему, что нужно оставаться сильным, чтобы суметь затянуть ремни на кожаных ботинках перед тем, как влить в себя крепкий напиток. Он научил парня не сдаваться… Теперь сам и жалеет. И пусть Хёнджин потратит все свои деньги, проведёт весь день за бутылкой текилы, но не отпустит. — Они хотят спрятать тебя во тьме. — шептал Хёнджин, превышая скорость. — И они будут пытаться растерзать тебя так же сильно, как и я его… Игра… Снова во всём наигранность и ложь. Хочет извиниться, но перед Феликсом за то, что всё так поздно — знает, что снова пропустил его мольбы. Хёнджин пытался измениться — снова застрял на своём пути. В последнее время он чувствует себя стёртым, оторванным от мира. Не хватает того, что нельзя купить за деньги. Всё, что он хочет сделать — это быть совершенно новым. Он отдал бы всё это только ради Феликса. И он бы утопил свой дом под водой. Он бы променял всё своё золото на грязь. Он бы прошёл сквозь огонь только для того, чтобы обнять блондина. Что бы не приблизило его к нему. Устал от этой игры — никогда не держится за то, что начинает. Адский стыд — Хёнджин почти получил ту жизнь, которую хотел. Ему некого взять с собой в Париж, во Францию, чтобы понять, кто он такой. Чувствует, что заканчивается время. Почему их звёзды просто не совпадают его прикосновению, его любви? Насколько он этого слишком сильно хочет? Он бы отдал последнюю рубашку, чтобы вернуть его. Лежал в эпицентре урагана, просто чтобы он унёс его в то время, когда Феликс ещё верил в его слова. Нет, Хёнджин никогда не смотрит назад. Ведь если повернётся — там ловушка. Он больше не очаруется невинным обаянием, ведь поставил замок в своём сердце. Подбирает свой ритм для бега, без тени, время пришло, и он готов бежать. Когда-то он уходил к более безопасному месту для жизни, а теперь тянется к опасности. Он бежит, пинается, никогда не страшится кричать. Здесь злобная атмосфера и всем наплевать, что он будет кричать. Почему все такие жестокие здесь? Падал на колени, вставал, чтобы со всем разобраться. Ненависть больше не вмешается, так как Хёнджин теперь стоит на своих ногах. Он пойдёт к краю, побежит и поймает воздух. Никакого замедления с этой минуты. Нет места для цепей. Хёнджин выходит из машины, припарковавшись неподалёку от знакомого спорткара. Красноволосый прислоняется к капоту и медленно достаёт сигарету. Его движения лёгкие, с неким очарованием, что заставляет неотрывно следить за каждым его действием. Щёлкает зажигалкой и пропускает никотин по лёгким, выдыхая лишь остаточный дым. Серая пелена поднимается к тёмному небу и растворяется, словно никогда не существовала. — Выходи, кроха, — усмехнулся Хёнджин, поворачиваясь к своей машине. — Ты же правда хочешь увидеть это? — Я не понимаю о чём ты… — Джисон аккуратно выходит из машины и с искренним непониманием смотрит на красноволосого, подходя к нему ближе. — Ты сказал, что у тебя есть для меня новости, но привёз на заброшенную стоянку… — Знаешь, иногда предательство повторяется, пусть тебе и клялись жизнью. — голос тихий, но холодный, из-за чего по телу парня пробежала мелкая дрожь. — Как бы ты не старался, ты отшиваешь Минхо. И я никак не могу тебя понять… С тобой невозможно даже поговорить. Так жаль, что ты увидишь это, но я считаю, что тебе это необходимо. Нужно время, чтобы осознать это, но в конце концов, когда всё решено, ты будешь тем, кто будет одинок… — При чём тут снова Минхо…? — Джисон хмурится, а перед глазами всплывают яркие картинки, когда любимый парень предпочёл своего друга в стенах ночного клуба. — Ты решил напомнить, как в прошлый раз благодаря тебе я увидел его и Феликса вместе? Спасибо, что открыл мне глаза в ту ночь, но что сейчас тебе нужно от меня? — Веришь ли ты в жизнь после любви? — усмехнулся Хёнджин, вновь выдыхая дым сигареты. — Что-то внутри подсказывает мне, что ты недостаточно сильный для этого. Как мне поступить? Сидеть и ждать, когда ты передумаешь? Нет пути назад. Когда ты попросил уничтожить Феликса, я согласился, потому что мне стало жаль тебя. Это первый раз, когда я испытал это чувство. Ты передумал в тот самый момент, когда Минхо хорошенько отодрал твой зад в своём чёртовом спорткаре. Пройдёт время прежде, чем я смогу двигаться вперёд, чтобы стать сильнее, нужно истратить немного любви. У меня было время, чтобы подумать, и знаешь, маленький, я слишком хорош для того, чтобы помогать тебе. Я знаю, что смогу это преодолеть, ведь я знаю, что у меня достаточно сил. Если взглянуть на Джисона сейчас, то можно заметить, что он не нуждается в масках. Хмурится, потому что сейчас ему не плевать на всё. Это подходящий момент, хватит искать чего-то. Оснований достаточно. Сейчас он всего лишь человек. Всё та же кровь, всё те же клетки, всё тот же ад, всё та же жизнь, всё та же любовь… Может ли он изменить свою жизнь? Смогут ли они начать всё сначала? Знайте, вас никто не хочет слушать, люди затыкают уши. Всё, что вы хотите сказать, только пугает их. Слова Хёнджина больше не пугают Джисона, ведь оснований достаточно. По-прежнему ударять, по-прежнему кричать, по-прежнему страдать, по-прежнему сомневаться, по-прежнему радоваться, по-прежнему любить… Долгое молчание убивало, разрывая криками изнутри. Положить этому конец? Или изменить всё прямо сейчас? Всего два варианта, но сделать выбор невозможно. — Хёнджин, — Джисон выдыхает и заглядывает в самые глаза, что прятались под голубыми линзами. — Минхо здесь, да? Он здесь и не один…? — Ты видел однажды их вдвоём, поэтому я решил, что тебе нужно увидеть вновь, что твой любимый Минхо не изменился. — Хёнджин берёт парня за руку и ведёт к спорткару, который виднелся издалека. У него есть завеса. Всё тщательно закрыто, и он тоже. Она всегда здесь, всё скрывает, но теперь они хотят все знать правду… Каково это? Сейчас Хёнджин всё покажет. Он счастлив развлекать и делиться с ними. Сложно сказать, насколько собственные мысли могут ранить. Пусть Джисон посмотрит, пусть ощутит боль, которую ему пожелал Феликс. Так что, добро пожаловать на их шоу. Нужны огни, чтобы они засветились на них. Сегодня вечером Хёнджин и Феликс будут вместе. Красноволосый знает, у него есть недостатки. Он заплатил цену, но так признателен… И он позволяет себе быть собой… Хорошим и плохим.***
Феликс смотрит в большие карие глаза… В них удивление, непонимание. Неужели всё ещё не понял? Какой недогадливый сегодня… Губы проходят по рукам, чувствуя, как перекатываются мышцы под кожей. Минхо вздрагивает от каждого прикосновения. Кончиками пальцев блондин скользит по крепкой груди. Доходит до соска и сжимает, одновременно прикусывая кожу на предплечье. Старший судорожно вздыхает. Феликс улыбается и проделывает тот же самый путь губами и языком назад, и вновь по другой руке. Выцеловывает ключицы и шею. Прижимается к парню всем телом. Блондину мешает своя собственная рубашка, но для полного наслаждения ему нужно почувствовать его телом. Но сейчас ещё больше Феликс хочет доставить удовольствие Минхо, чтобы исполнить свою задумку… Лишь бы только Хёнджин успел… Обхватывает губами сосок, прикусывает зубами, а наградой блондину служит легкий стон. Феликс исступленно выцеловывал всю его грудь, постепенно спускаясь на живот. Минхо приподнимается, и Феликс стягивает с него джинсы вместе с бельём. Насколько ему придётся далеко зайти? Руками оглаживает стройные подкаченные ноги. Перед глазами уже возбуждённый член, и сейчас у Феликса лишь одно желание: поскорее бы приехал Хёнджин. Пусть скажет, что это унижение — стоять на коленях перед собственным другом и сосать его член у него же в машине. Пусть! Это план, который продуман до мелочей. Просто тогда Феликс скажет, что ему нравится это… А ведь ему начинает нравиться это. Феликс когда-то хотел принадлежать ему. Это и не унижение для него вовсе. Он хотел, чтобы Минхо обладал им. Он желал чувствовать его власть над собой. Вдыхает терпкий запах друга и поднимает глаза. Его глаза полны желания, Феликс видит это. И ведь сейчас Минхо совсем не думает о Джисоне, пусть и снова под алкоголем. Сейчас блондин получит то, что любит… Это и был его скрытый образ, прикрытый под невинностью. Феликс улыбается и заглатывает его член. Но не только в рот, но и в горло. Глубокий минет — то, что нравится многим. Громкий стон разрывает тишину. Феликс ощущает горячий, влажный, твёрдый член в своём горле. Возможно для кого-то это странно, но сейчас блондин ощущает то же удовольствие, что чувствовал, стоя на коленях перед Хёнджином. Ему хорошо только от одной мысли, что это всё делается, чтобы сделать за себя больнее. Феликсу не стыдно признавать, что ему нравится делать минет, ощущать член, скользящий глубоко в глотке. А стоны — это главная награда. Грязно? Но и он не чист… Минхо перебирает его светлые волосы, сжимает их у корней. Феликс сглатывает, сильнее сжимая член. Минхо даже вдохнуть не может. Делает так ещё несколько раз и отпускает — ему рано изливаться. Минхо резко хватает парня за плечи и поднимает, усаживая на свои колени и прижимая блондина поясницей к рулю спорткара. Впивается в его кукольные губы. Его язык орудует во рту, заходит так далеко, что Феликс начинает задыхаться. Он сам отрывается от старшего, когда уже совсем не хватает воздуха. Минхо сам срывает с него рубашку, не давая парню сделать ни единого движения. — И зачем ты это сделал? — шипит Минхо на ухо. — Теперь не отвяжешься, я тебя не отпущу. Феликс усмехается. Его не отпустит только Хёнджин… Не отпустит, потому что так нужно. Не отпустит, потому что Феликс ему нужен. Жёсткими поцелуями-укусами Минхо покрывает его тело. — Давай, покажи мне то, что ты показывал Хёнджину, малыш, — его голос, как яд. Он сжигает изнутри, развращает. Минхо втянул Феликса в игру, да и она нравится ему всё больше. — Я не малыш, — последняя попытка показать, кто тут главный перед тем, как окончательно сдаться. — Я сказал, покажи, — легкий шлепок по ягодице через ткань узких джинс. Феликс хочет сопротивляться. Он думает, что они поглощены. Он думает, что заслужил большего. Это всё так утомляет. Если они не остановятся, их напитают огнём. Огнём ревности… А Хёнджин самый настоящий собственник. Поэтому теперь, все вещи, что были сказаны и сделаны вращаются вокруг, становятся неверным. Чувство, словно любовь ушла. А была ли она? Они её потеряли. Все замешательства в его голове. Нужно говорить что попало, пока ещё живы. Почему его волнуют слухи? Может, всё, что написано про Хёнджина — слухи? Ведь Феликсу не нужно врать. Хёнджин никогда не разобьёт ему сердце, потому что уже разбил. Кто был уверен в том, что именно Феликс найдёт правду именно в его руках? Зависть бежит глубоко внутри, ревность ещё глубже. Хёнджин сейчас точно ревнует… Он заплатил своей ревностью за это. Легко заметить, но трудно отпустить. Они не будут прятаться, потому что знают то, чего не знают они. Повелители ада… Хёнджин будет держать его рядом. Постарается всегда держать открытым своё сердце. Не отпустит свою защиту. Феликс должен выйти из этой игры сплетен, сбросить негатив и остаться победителем. — Сними джинсы… — шепчет Минхо, крепко обнимая парня. Феликс находит в себе силы, чтобы обнять его в ответ. Сидят в тишине, делятся теплом своих тел. Внутри каждого невыносимое желание продолжить, но обоим почему-то страшно за себя. — Я так хочу тебя, — ложными словами кукольные губы еле заметно касаются его шеи, что Минхо сомневается, не кажется ли ему это. Для Феликса это было неважным, и не очень хочется говорить сейчас о чём-то серьёзном, но лучше сразу, чем потом. Приподнимается на его коленях и заглядывает в лицо. В глазах Минхо нечто похожее на злость. — Ты давно так? — почти рычит. — Феликс, я знаю, о чём говорю. Скажи мне, и я уверен, что повторю свои слова. Ты сомневаешься, кусаешь губу, отводишь глаза. Или ты стесняешься? — Минхо, я очень изменился. Я уже не похож на себя, как раньше. — Глупый, — кладёт ладонь на его щёку и поглаживает маленькие веснушки, расстегивая свободной рукой джинсы блондина. — Ты помнишь, каким был, когда я признал тебя лучшим другом? — мечтательная улыбка на лице и лёгкий кивок в ответ. — Не накрашенный, с растрёпанными волосами, в спортивном костюме, закутанный в плед… Ты не был похож на того, кто сейчас передо мной. Совсем ещё мальчишка подружился с таким же мальчишкой. Но эти мальчишки выросли, они теперь мужчины. Но знаешь, Феликс, для меня ничего не поменялось: я люблю тебя, как и тогда, когда был мальчиком. И это никогда не изменится. И уж точно не будет зависеть от объёма твоих бицепсов, количества татуировок и пирсинга, цвета и длины волос, — он усмехается. Минхо смотрит с такой дружелюбностью, но делает совсем другие вещи. Он запускает руку Феликсу в джинсы, поглаживая истекающую плоть и вызывая томный вздох. — Говоришь про дружбу, а делаешь это… — Это не повлияет на неё, Феликс, я люблю тебя, как своего лучшего друга, а не твою внешность. Снова обнимает, сжимает так, что кости хрустят. Оставляет лёгкий поцелуй на кукольных губах и замирает на остром плече. Сразу становится так спокойно, словно только так и нужно. Феликс навсегда останется для него тем же мальчиком, милым, добрым, любящим и невероятно сильным. Он и сейчас такой, в душе он тот же мальчик. Что бы ни было, и абсолютно всё не важно. Не важно, что Феликс пустеет в самый разгар процесса, и ему придётся хорошо заплатить за молчание. Это не важно, ведь такое происходит уже не в первый раз. Не важно, что Минхо забыл про Джисона на это время, и нужно выложить кругленькую сумму и терпение, чтобы выкупить его сердце вновь. Не важно, всё не важно. И пусть Феликс ломается вновь, он выкрутится, потому что он способен на многое. Потому что он жаждет этой мести. Джисон не мог поверить, что Минхо снова посмел так поступить с ним. Минхо знал, как Джисон мучается из-за Феликса и решил прибрать его к сильным рукам. В нём кипел гнев такой силы, что он просто одним ударом готов был сломать дверцу спорткара, готовый увидеть Минхо, прогнувшего под себя своего друга. Теперь всё сложилось, вот почему Джисон иногда улавливал этот запах близости. Но когда Джисон остановился на небольшом расстоянии от чёрного спорткара, сжимая большую ладонь Хёнджина, то готов был задохнуться. Феликс лежал на заднем сидении в одних джинсах в мелкой дрожи. Запах предательства… Он был везде, в воздухе, в стенах, в коже. Джисон уже не на шутку разозлился и схватил Хёнджина за плечи, пряча лицо ему в шею Хёнджин вздрогнул, от неожиданности, и тяжело задышал. Он приобнял Джисона и прошептал ему болезненные слова о том, что он должен смотреть. Ветер ударил в лицо, как и картинка перед глазами… Темнота улицы давала увидеть то, что происходит в спорткаре… Картинка била по лицу намного больнее и холоднее ветра… Они просто проснулись однажды утром и всё изменилось… Космос так близко, словно на расстоянии объятий… Джисон даже не подозревал, что снилось Минхо, но отчётливо помнил, как снимал с него одежду. — Ты меня испытываешь, а я ломаю телефоны о стены из-за его сообщений… — прошептал Феликс, беря лицо Минхо в свои ладони. — Кровь горячая… Постель лучше истерик… А Джисон был рядом с тобой, когда у тебя не было денег. Он успокоит, молча обняв, а ты не проживёшь без него ни дня. Ждёт тебя к себе домой каждый раз, когда мы вдребезги напиваемся. У него при виде нас улыбка на лице, а в глазах грусть… Музыка в ушах, а внутри — пустой пульс. С тобой всё понятно — совсем не подарок. Ты — словно шторм в девять баллов, а я — беспорядок. — Феликс усмехается и отстраняется, замечая в глазах друга непонимание. — Твои глаза за ресницами винят меня… Любовь без полутонов, и я её испытываю… Она вспыхивает, но разве вода горит? Адреналина так много, что в глазах рябит, правда? Сильно так любишь, что слетаешь с орбит? А мы сегодня с Хёнджином будем пить две бутылки красного, и наш океан чувств вправду штормит… Обернись, Минхо… Феликс смеётся и надевает на себя рубашку, не застёгивая ткань. Выходит из машины с расстёгнутыми джинсами и продолжает холодно смеяться, глотая слёзы. По телу пронеслось множество мурашек от ласк холодного ветра. Джисон смотрел на него, как на конченного психа, сжимаясь от страха. Какой замечательный вид: шлюха просит о мести. Всё тело Феликса показывалось ему, из-за чего Минхо испуганный выбегает уже одетый из спорткара. Взгляд бегает, Минхо часто дышит, а Джисона бьёт мелкая дрожь. Феликс даже видит, как волоски на руках и те, которые вылезли из чёлки, встали дыбом. Превосходно. — Что происходит? — прошептал Минхо, нервно сглатывая. Хёнджин проследил, как кадык Джисона сначала поднялся, а потом опустился. Провёл по нему кончиками пальцев и снова вернулся к лицу. Он держал парня в своих руках, а потом силой повернул его к Минхо и толкнул, позволяя упасть на колени. — Хватит! Это уже не смешно! — начал кричать Минхо, собираясь подбежать к своему парню, но Феликс схватил его за руку. — Заткнись! Предателям слова не давали! — гневно вскрикнул блондин и опёрся о капот машины, доставая из кармана помятую пачку сигарет. — Сегодня вы оба играете по нашим правилам… — Что вы устроили? — Минхо снова хочет сделать шаг к брюнету, что сидел на коленях, глотая первые слёзы. — Тебе сказали заткнуться! Или хочешь, чтобы я тебе всю рожу исполосовал? — Хёнджин хватает Джисона за волосы и смотрит в самые глаза Минхо. — Сегодня он мой, маленький. Мой… — хищно прищурился красноволосый, разрывая тонкую ткань майки Джисона и откидывая испорченную вещь в сторону. Феликс заворожено смотрит, как Хёнджин провёл рукой по накаченному торсу брюнета, чувствуя, как под его пальцами напрягаются мышцы. Почему Хёнджин так дьявольски красив? Нет, не нужно поддаваться этой красоте… Он медленно гладил тело Джисона, пользуясь этой возможностью на все сто процентов. Сначала водил до твёрдых сосков, потом до кубиков пресса, теперь его руки продолжали свой замысловатый путь к резинке джинс. — Не сопротивляется, а знаешь, почему? — Феликс смотрит на друга и позволяет Хёнджину уничтожить уже сломанного брюнета. — Потому что он не сможет жить после любви… Но нет, знал бы ты, мой лучший друг, как мне больно. Эту боль я постараюсь передать тебе, милый, через него. А ему я передал эту боль через тебя… Хёнджин укусил Джисона за левый сосок. Он вскрикнул от неожиданности и боли, крепко сжимая кулаки и напрягая бицепсы. Красноволосый почувствовал привкус крови и понял, что его «ласки» слишком далеко заходят. И тут Джисон как-то странно всхлипнул. Он что, плачет? Минхо посмотрел на родное лицо. Джисон, крепко зажмурив глаза, закусывал до крови губу. Он хотел снова дёрнуться к любимому, но хватило одного взгляда, чтобы замереть. — Открой глаза, Хани, — скомандовал Феликс, наблюдая то, что брюнет его слушается. Джисон медленно приоткрыл один глаз, потом другой, быстро моргая. В его глазах, в точных копиях карих глаз, читался страх вперемешку с непониманием. — Хорошенький… — прокомментировал Хёнджин его действия, хищно улыбаясь и возвращаясь к прерванному делу. Он надавил ногтями на кожу, проводя маленькую царапинку. Лизнув её, он про себя подумал, что выглядит сейчас, как садист. В голове почему-то стало как-то пусто. Работала только одна извилина, наверное, с мыслями: передай боль своей любви. Так сложно… Феликсу не по нраву ход их мыслей, зацикленных на столь несущественных проблемах. Жаль, что он не может замедлить поток времени. Хочет всё это отпустить, однако находит некий покой в этом мысленном хаосе. И ведь он сам себя доводит до безумия, представляя, что всё вращается вокруг него. И он сам себя сводит с ума оттого, что не в силах избавиться от своего серьёзного отношения к положению вещей, которое он упорно сохраняет. Почему же всё вокруг настолько сложно? Феликс берёт на себя намного больше, чем может вынести. Продолжает находиться в подавленном состоянии, что окончательно лишает его жизненных сил. Если бы он избавился от этой тяжести, то вздохнул бы свободно. Он же продолжает упорно держаться за неё. — Ты считаешь меня параноиком, да? — Феликс тушит сигарету и медленно обходит Минхо, направляясь к Джисону. — Но я пребываю в абсолютной уверенности, что мир постоянно строит козни против меня. И это совсем не мой выбор — позволить моим мыслям беспорядочно блуждать. Знаю, что я не центр всей Вселенной, однако твой мир по-прежнему вращается вокруг меня. Я так упорно сохраняю и держусь за то, отчего всё вокруг настолько сложно… Мы были друзьями, а я считал, что ты — лучшее… Ты отдал меня тому, кто сейчас мне стал намного ближе… Ты позволил ему забрать у меня самое драгоценное, а я позволю ему забрать это у тебя, Минхо… Джисон так сильно хотел, чтобы я захлёбывался в своих слезах, а теперь я позволю ему почувствовать всё то, что чувствовал и буду чувствовать каждую ночь… Хёнджин, разорви его в клочья… Джисон тихо всхлипывал, а по щекам текли слёзы. Хёнджин прикоснулся до капельки влаги пальцем, медленно стирая её с красного лица. Пусть воет, плачет, кричит… Им всё равно. — А ты, Минхо, просто стой и смотри, как мы будем стирать его невинность изнутри… Хёнджин поднял Джисона с колен и Феликс приступил к снятию джинс и нижнего белья. Дотронувшись до паха он заметил, что Хан совсем не хочет продолжения. — Разве ты не хочешь?! — крикнул Феликс. — А Минхо так хотел меня… Но Джисон молчал. Блондин отвесил ему звонкую пощёчину, отчего тело брюнета беспомощно дёрнулось. Сейчас он напоминал брошенную и ненужную куклу, потрёпанную и старую. Что Феликс делает…? — Ты хотел, чтобы мне было больно, Джисон?! — Феликс ударил его по другой щеке. — Отвечай! — Да… — тихо прошептал брюнет, сильнее зажмуривая глаза. Слёзы нескончаемым потоком текли по щекам, подбородку и шее. — Громче! Полным предложением! И в глаза смотри! — скомандовал Феликс. Джисон открыл глаза и посмотрел в его взглядом, полным боли. — Почему ты оказался таким продажным? Ты же недоступный мальчик… — усмехнулся Феликс и отошёл на несколько шагов. — Знаешь, почему мы сейчас просто уедем? Потому что мне нужно было просто увидеть, как я выгляжу со стороны… И я увидел. Ты сейчас как ненужная кукла, потрёпанная и грязная. Ты глотаешь слёзы и надеешься, что тебя спасут, но вот только это произойдёт тогда, когда захотим мы. Как видишь, Минхо абсолютно плевать на тебя, стоит и смотрит. — Феликс кидает взгляд на пьяного друга и застегивает свои джинсы. — Мне нужно было, чтобы вы почувствовали мою боль… Поэтому Минхо просто будет смотреть, как Хёнджин дерёт тебя и рвёт до первой крови, а я… А я буду считать минуты, пока ты не отключишься, Хани…***
Сейчас Феликс не может ничего делать, только снова и снова рассматривать фотографии, которые успел заснять. Хёнджин сидит рядом, даже не оделся и не смыл кровь. Сотый раз смотря на фотографии, где брюнет лежит на холодном асфальте, сжимая на себе джинсы. Хёнджин взял несколько листов со стола и сложил их в папку, но папка сразу же упала на пол. Может, это у него руки ещё от возбуждения не отошли? Феликс подобрал листы и постарался их удержать, но снова неудачно. Его руки тряслись, как и у Хёнджина. Выругавшись и подняв с пола все листы, Феликс кинул их вместе с телефоном на стол и пошёл к кровати. Они дома уже около получаса, но всё ещё дрожали, как листы под порывами ветра. Феликс устало потёр виски и со стоном упал на кровать. Может, они наказали Джисона не за что? Феликс чувствовал себя тварью, сволочью… Он ненавидел себя, ненавидел… Ненавидел себя, а не их! Блондин вцепился в свои волосы, оттягивая их, спускаясь на пол и громко крича от безысходности. — Сделай так, чтобы я сдох! Я же не прощу этого себе! Никогда! А что сейчас с Джисоном?! Как он?! Ведь мы даже не… Хёнджин подошёл к нему, попутно натягивая длинную футболку. И после всего того, что между ними было, они враги? А чёрт его знает! Феликс прижался к нему, прячась лицом в шею. Он не мог поверить, что на фотографии то, что сделали они. Джисон лежал связанный, раздвинув ноги. Из ануса маленькой струйкой вытекала кровь, вперемешку с чужой смазкой и капала в большую лужу… Все бёдра были в синяках, на груди царапина, все руки в крови, пол лица тоже, разбита губа, синяк на щеке, большая царапина на скуле. Это всё заживёт, да, но вот он этого никогда не забудет. Всё тело Феликса дрожало, глаза были прикрыты… Слёзы невольно скатывались по его щекам, неприятно обжигая. — Феликс, ты меня слышишь? — спросил Хёнджин, дотрагиваясь до капелек на лице. Блондин как-то странно вздрогнул и застонал от боли внутри. Он не смог сдержаться и уткнулся ему с новой силой в шею, крича в голос. Руки Хёнджина гладили его светлые волосы, плечи, спину, дыхание обжигало макушку. — Кроха, не плачь, — шептал он. — Нет-нет-нет, Хёнджин, лучше ударь меня, раздави, унизь, изнасилуй, убей, порви, опозорь, только не жалей. Ненавидь. Я заслужил это. — Кроха. Я… Я не знаю… Феликс… Прости… Прости меня. — шептал Хёнджин сквозь всхлипы блондина, целуя его в макушку. — Мы просто случайно перешли границы… Тебя захлестнула месть… — Если ты мне всё объяснишь, — прошептал Феликс, поднимая голову и смотря в глаза красноволосого. — Объясни, что с нами будет…? За что ему эта любовь? За что ему, такой мрази, послали этого ангела? Хёнджин поднял лицо и посмотрел на блондина, который улыбался ему в приступе истерики. Улыбался? Хёнджин стыдливо опустил глаза, поджимая губы. Феликс дотронулся до его лица и приподнял, но красноволосый дёрнулся. Нет, блондин не должен смотреть в эти глаза, полные любви. — Феликс, я не могу на тебя смотреть сейчас. — признался Хёнджин, отворачиваясь. — Я тебе противен, потому что не невинный? — спросил он, вызывая у Хёнджина изумление. Нет, Феликс не сможет увидеть эту любовь в его глазах. Хёнджин — тварь, к нему и нужно относиться как к твари, иначе никак. Изнасиловал за месть парня, который любит, защищает, души не чает, и просто использовал его любовь, делая больно ради своей любви. Хёнджин не стал отвечать, встал и направился в ванную. Он зашёл в комнату и устало опустился на край ванны, включая сразу два крана. Надо смыть кровь. Не дождавшись её наполнения, парень вернулся к блондину, замечая, что тот полностью лёг на пол. — Кроха, пошли в ванную. Давай мне руки… Феликс протянул ему руку, за которую Хёнджин потянул на себя тело. Обнимая блондина за талию и крепко прижимая к себе, он медленно повёл его в ванную комнату. Придерживая одной рукой, а второй проверяя воду и удостоверившись в том, что температура нормальная, он завернул краны и помог Феликсу раздеться. Блондин блаженно прикрыл глаза и откинулся на край ванны. Хёнджин взял мочалку и медленно начал смывать с его тела всю грязь, все отпечатки… Свои отпечатки. — Ты так и не кончил… — вспомнил вдруг Феликс, проводя пальцами до лобка красноволосого, но тот перехватил его руку. — Потому что он — не ты. — усмехнулся Хёнджин, нежно поглаживая по его руке пальцем. Им нужно пройти долгий путь, и всё хорошо запомнить. Феликс в неизменном поиске ответов, вечно ускользающих от него: кровь на асфальте, несмолкающий крик. И он неустанно пытается набраться храбрости для встречи со своими врагами. И когда они гасят огни, Феликс ничего не слышит. Он один на один с целым миром. Пусть его защитная маска повреждена, её не составит труда восстановить. — Прошу, только не оставляй меня сейчас… Пусть его осудят и скажут, что он занимает не своё место. Что ему нужно отступить и сдать позиции. Что Феликс шагает в ритме саморазрушающейся одиночки. Но звук голоса отключает боль: не сдаваться, не питать иллюзий, а там что бы ни случилось… Если Феликс рухнет, сбитый с ног, Хёнджин соберёт все силы и поможет ему подняться. Потому что он сам сломал его, разрушил, уничтожил и превратил в похожего на себя… Следовало остаться собой, были ли знаки, мимо которых Феликс прошёл? Может ли он ещё помочь себе избавить от боли? Все видели блеск, когда мир внутри него спал без мести. Есть вещи, которые можно получить, но невозможно удержать. Если они скажут: да кого волнует, если погаснет ещё одно пламя? На небе из миллиона звёзд оно вспыхивает и вспыхивает. Да кого волнует, если чьё-то время закончится? Если мы исчезнем через мгновение или быстрее и быстрее. Да кого волнует, если погаснет ещё одно пламя? Феликса волнует… Напоминания выбивают почву из-под ног, и он злится, как и должен, ведь это нечестно. Раз мы не видим чего-то, это ещё не значит, что этого нет. Примерно через пятнадцать минут Хёнджин помог Феликсу вылезти из воды и, обернув его в огромное полотенце, помог дойти до своей комнаты, укладывая его на кровать и ложась рядом. — Кроха, почему ты был зол? — спросил Хёнджин, смотря на него. Феликс немного приподнялся на подушке и повернулся в его сторону. Он быстро слез с кровати и, взяв телефон, снова лёг к нему. — Вот, смотри… — Феликс протянул ему телефон, открывая фотографии, где Джисон на коленях вбирает его член до середины. — Как ты думаешь, почему я зол? — Он заслужил! — злобно произнёс Хёнджин, сжимая кулаки. — Да, но… — блондин выдохнул и выключил телефон. — Тихо, кроха, не плачь, пожалуйста, — успокаивал Хёнджин, прижимая его одной рукой за плечи ближе к себе, а другой гладя по светлым волосам. Феликс беспомощно жался к нему, слушая биение сердца. И как Хёнджин мог этому чуду, который сквозь боль и унижения всё равно разрешил себе отомстить, причинить боль и позволил винить себя? Как? — Я такая тварь, я не могу простить себя, понимаешь? — всхлипывал блондин, уткнувшись в шею красноволосого, тихо завывая. — Ну да, я тоже представлял твою месть немного по-другому… — Хёнджин усмехнулся и притянул его к себе за лицо и потёрся носом об его. Феликс невольно улыбнулся, тихо шмыгая. Хёнджин заботливо вытер ладонью слёзы и прошептал ему в приоткрытые губы. — Зато твоя душа стала такой, какой я видел её первоначально… — Хёнджин нежно накрыл его кукольные губы своими, невесомо целуя. Он медленно провёл языком по нижней губе, прикусывая верхнюю. Феликс приоткрыл рот, разрешая проникнуть в него Хёнджину, язык которого уже нежно игрался с его. Красноволосый гладил обнаженное тело блондина, нежно спускаясь до сосков, потом провёл рукой по нежной шее. Феликс крепко обнимал его за талию, другой рукой поглаживал спину под футболкой, легонько надавливая. Блондин тихонько застонал, когда почувствовал руки Хёнджина на своих ягодицах. Он легонько их сминал, заставляя стонать сильнее. — И всё же с тобой всё по-другому… — прошептал Хёнджин, отстраняясь от блондина. Феликс лёг ему на плечо, устало закрывая глаза. — Прости меня, кроха, — произнёс Хёнджин тихо. — Я давно тебя простил, Хёнджин. Давай забудем об этом? Раны заживут, боли утихнут, мы забудем, ведь ты мне поможешь, верно? — Я лишь снова начну ломать тебя… — сонно прошептал, чувствуя, как сон заманивал его, завораживал, закрывал ему глаза, забирая тело. — Я ненавижу тебя, Хёнджин, — тихо произнёс Феликс, закрывая глаза. — Я ненавижу тебя, кроха — шептал Хёнджин, засыпая. — Я теперь только твой, да? — Только мой… Огню нужно пространство, чтобы гореть. Дыхание, чтобы засиять. Феликс слышал это тысячу раз, но теперь он знает, что не ценит того, что имеет. Он не ценил, пока не потерял. Он думал, что сейчас с Хёнджином он в безопасности. Хёнджин думал, что придал ему силы для мести, но что-то заставило их осознать, что оба ошибаются.