***
Эта ночь завлекала, поражая силой ветра, что пробирался под модную одежду, проходясь своими порывами по нежной коже. Может, придёт день, когда они все выиграют, но он не сегодня. Сегодня они не будут пытаться бороться. Цветы увядают постепенно, звёзды мерцают слишком ярко, ветер бьёт в самое лицо, тело трогают самые разные руки. Душе ещё рано умирать, ведь сегодня такая хорошая ночь. Да, они необычные, но они же всё равно часть этого мира. Они не умрут сегодня, нет. Свет пробивается сквозь тьму… Он жаждет нового мира в красных оттенках и его. Если нет сил лететь, то есть всегда силы бежать. Сегодня ночью они обязательно познают мир. Если нет сил бежать, то нужно идти. Если нет возможности идти, то ползти, а даже если придётся ползти, то стоит поспешить. Не умирать, не просить, не кричать… Не вставать на колени, не плакать, не снимать одежду… Они не смогли выиграть, потому что не верили друг в друга. Сейчас они верят, верят что рядом, вместе и погибнут. Забудут о страхе у себя в глазах. Разобьют его. Разобьют стеклянный потолок, который держит их. Зажгут яркие огни и сожгут до тла… Не опустятся на колени, не упадут, пока не спасут его. Однажды их мир остановился без всякого предупреждения. Время не знает, что такое «ждать». Оно ушло, не опоздав ни на минуту, а кто-то лежит, упав на улице среди стёртых следов. Время течёт само по себе, и оно беспощадно. Похоже, что сегодня снова пойдёт дождь… Дождь из громких слов, из тысячи лжи, что произнесут опасные и манящие губы. Многие промокли до нитки, но этот поток из слёз так и не прекращается. Феликс бежал быстрее этой лживой тучи и думал, что этого будет достаточно, в конце концов, он всего лишь человек. Но как же чертовски больно… И не только ему, но и нескольким людям, с кем он связан. Мир обдал Сынмина холодом. Ему хочется нажать на пыльную кнопку перемотки, чтобы вернуться в ту роковую ночь и остаться дома. Танцует на земле, не попадая в такт. Сердце бьётся в два раза быстрее, когда карие глаза взглядом прошлись по сообщению от теперь уже лучшего друга. Всего пару слов, которые пустили по телу холод, мелкие мурашки… Кончики пальцев покалывает, а дыхание учащается. Конца не видно, есть ли вообще выход? Его ноги отказываются двигаться. Сынмин закрывает на секунду глаза, берёт Чонина за руку и тяжело выдыхает. Как сбежать в будущее, чтобы спрятаться от прошлого? Или… Как вернуться назад, чтобы изменить то, что будет впереди? Это всё, словно лесное эхо. Этот день вернётся, словно ничего и не произошло… Жизнь продолжается — это неоспоримый факт, но почему всё похоже на выживание? Выиграет сильнейший? Упадут люди слабее? А что будет с ними? Они какие? Словно стрела в голубом небе одна минута проносится за другой. Получится ли у них соединить нитью сегодняшний и завтрашний дни? Сынмин остановился, но не прячется в тени, зная, что однажды свет снова всё осветит. — За нами приедет БанЧан… — произнёс старший, смотря на дрожащего от ветра брюнета. — Замёрз? — Думаю, от текилы согреюсь. — Чонин усмехается и садится прямо на тротуар, прячась в толстовку. — Кто такой БанЧан? — Новый друг Феликса…? — Сынмин нервно хохотнул и сел рядом, притягивая парня к себе. — Или лучший друг того, с кем ошивается наш с тобой Феликс. Чонин жил в неведении. Он не знал всей правды, не знал даже её часть, не знал ничего. Он просто жил тем наивным доверием к своим друзьям, которые не были готовы превращать его жизнь в самую настоящую мучительную пытку. Да и что рассказать Чонину? То, что в их компании есть дикое животное? Сломать всё механическое и заставить войти в причудливую неосязаемость? Опасные руки без наручников, а повесить ошейник на этого животного — невозможно. Он разгуливает свободно. Если вознаграждение будет высоким, Сынмин готов поразить друзей этой ночью, скользнуть прямо в свои чёрные ботинки и натворить много дел. Снова бросить кости? Раскрыть или скрыть карты? У него глаза змеи и чувство Deja Vu. Словно похожее уже происходило однажды. Выстрел сделан, но почему только Феликс вылетел с шумом? Настроился, получил наслаждение, выбыл. Сынмин уходит от всего, что знает. Он хочет, чтобы и Чонин следовал за ним. И пусть они направятся сейчас в то место, где даже шлюхам опасно. Быстро, медленно, высоко или низко — Чонин никогда не узнает наверняка. Он просто будет смотреть в родные глаза друзей и верить каждому их слову. Пусть болевые слёзы тают на лице одного из друзей, Чонин не спросит, что происходит. Это его калейдоскоп. Узнав от Феликса каждую деталь, Сынмин понял, что он промок до нитки и идёт ко дну, когда подать руку уже нет возможности. Шагает домой один, и это не в первый раз, потому что рядом с ним нельзя быть никому. Это не самый страшный грех. Сынмин уверен, с ним всё будет хорошо… Когда-нибудь Хёнджин устанет искать любовь. А сумасшедшие разве способны любить? Упустил связь с чем-то новым… Обманутый своими мечтами, никогда не бывает так, как кажется. Бездушие разрушило уважение… Феликс найдёт убежище и скроется навсегда. С ним всё будет хорошо… Сынмин заберёт его домой и спрячет от мира. И тогда все будут в порядке. — Давай покурим? — Чонин смотрит на Сынмина, но старший лишь качает головой, доставая сигареты. — Никогда не привыкну, что ты пристрастился к сигаретам. — брюнет протягивает ему одну и поджигает огоньком зажигалки. — Пора заканчивать с этим всем. — С чем? — Чонин делает небольшую затяжку, словно даже не пропуская никотин через лёгкие. — Мы живём, как хотим, Сынмин. — Я никогда не хотел так жить, Чонин. — Как? — Так, как сейчас. — Сынмин прячется ему в шею и посылает по его коже толпу мурашек от горячего дыхания. — И я уверен, что Феликс тоже никогда не хотел. Неизвестны все причины. Нужно просто сделать выбор. Оставить осторожность, ведь моментами ему хочется просто слышать голос друзей и знать, что они в порядке. Так почему же так трудно провести их назад через все препятствия? Больше нет той дороги, откуда они пришли, которую они однажды нашли. Феликс и Сынмин уже знают — шоу продолжается. Если существует Бог, то только Бог знает, что будет дальше. Было так хорошо, как тогда, когда они верили. В тот момент, когда они сияли. Остаётся только стереть мечты и попробовать переписать сценарий. Парни сидели в тишине и курили напополам одну сигарету. Один питался никотином, второй просто баловался. Такие разные, но такие родные и одинаковые. Руки начали трястись от холода, а ветер перестал щадить своими порывами. Сынмин написал Феликсу несколько сообщений, но блондин молчал, не отвечая. Брюнет был уверен, друг уже в руках своего личного мучителя, который не позволяет взять телефон. Дорога к правде выстлана, и вдоль неё выстроились воспоминания в напоминание о том, что умерло и забыто. Они как рок-группа и симфонический оркестр в сладком звучном согласии сложили своё оружие с отвращением, ведь они, наконец, поняли, за кого они воюют. Друг или враг? Добро или зло? Страсть или любовь? Разве они видели недостаточно Хёнджина на обложках? Разве они не получили свою порцию веселья, смотря телевизор, где в новостях показывали его? Они приютили свои надежды и страхи среди домов и вечнозелёных растений. Бросили на произвол судьбы ненужное. И ритм барабана, и драма театра любовных действий, доверяя, отказались от жестокости, ведь они знают, как высока цена. Только когда всё сказано и сделано, а их цели сбежали, тогда придут и мучения. Феликс: «Прости, пришлось отработать наше времяпровождение. БанЧан уже едет за вами.» Сынмин: «А ты где, Феликс…? И что значит отработать?» Феликс: «Я в клубе, сижу в зале с Хёнджином» Сынмин: «Мне страшно» Феликс: «Прости, встретимся в клубе» Брюнет лишь выдохнул и посмотрел на Чонина, который пеплом рисовал на сухом асфальте порванный узор. Где-то вдали послышался громкий звук мотора, а через несколько секунд с соседней улицы выехала чёрная BMW. Сынмин поднялся с асфальта и потянул за собой Чонина, заставляя встать его на ноги. Ох, эти парни… Как они думают, кого Хёнджин в тиши называет глупыми? Неужели Сынмин думает, что сможет доказать свою силу? Он считает себя таким крутым? Тогда стоит ли сказать ещё что-нибудь, когда с ним уже всё ясно. Эти парни не смогут остановить красную опасность… Эти парни не смогут его замедлить. Эти парни хотят сделать попытку. Они просто хотят быть рядом со своим другом. БанЧан слушал радио и не переживал. Слушал радио и ни о чём не волновался. Слушал радио и не беспокоился. Он и не подозревал, что у парней на улице дрожат колени. Думают ли они, что являются настоящими бойцами? Но они больше похожи на плакс. Хёнджин готов поспорить, что каждый считает себя «Особенным», но даже Феликс такой же как и другие, ему стоит пройти вперёд и занять очередь. Сынмин делает глубокий вздох, попробует глубоко вдохнуть, но не потеряет самообладания. Видит грань — он уверен в этом, когда чувствует, что подбирается ближе и ближе. — Запрыгивайте. — произнёс БанЧан, остановившись рядом с парнями и открыв окно. — Сынмин и Чонин, верно? — О, классно! — Чонин осматривает такую дорогую модель BMW, пока Сынмин пристально разглядывает брюнета, который выглядел намного сильнее даже их двоих. Садясь в чужую машину, Сынмин понял, что Феликс должен выбраться из этого, пропахнувшего дозволенностью и запретами, мира. Если это последнее, что Сынмину осталось, а в сердце его пятнадцать минут поездки прогорели, он не вернётся, чтобы сойти с пути, который позволил ему выжить эту игру и спасти друга. Этот мир жесток, но сегодня они ещё живы. Они нужны друг другу, чтобы сказать, что всё будет хорошо, чтобы отогнать голоса ночи, когда они взывают к себе. Сходят ли они с ума? Эти мысли убьют их, как и всё, что Сынмин считал верным. И с возрастом он позволит страху заменить его юность. Но сейчас он не развернётся, он не пересечёт черту… Скрытую опасную черту. Этот мир громкий и тёмный, но Сынмин думает, что один из них нашёл свет.***
Хëнджин не тот, кого стоит копировать. То, кем он является, будет сложно проглотить. И ведь он не преступник, но и не ролевая модель, не прирождëнный лидер, не стоит за ним следовать. К тому же Хёнджин не особо удачлив или знаменит, но не скажет бросить игру. Он пришёл на ринг жизни как пёс на цепи и узнал, что удар ниже пояса намного больнее, чем кажется. И кажется, что всё ужасно, но может быть ещë хуже, потому что даже иметь план — это дар и проклятье, потому что он понял, как здесь всё работает: каждый хочет, чтобы следующая работа была просто копией первой. И он не робот, он не животное. Хёнджин не будет танцевать, даже если музыка шикарна. Его соперники всегда твердят: «Прекратите болтать, попытайтесь догнать этого ублюдка!», и все люди говорят это. Он с рождения знал, что деньгами можно изменить ситуацию. Отец сказал, что они всё усложняют, мама сказала «ни шагу с места!», но он и не собирался. Школьный друг сказал, что весит грёбаную тонну, и Хёнджин был просто учеником в игре, в которую они научили его играть по-взрослому. Зажигается каждая сцена и каждое место, куда Хёнджин привёз Феликса в эту ночь. Его ужасно недооценивают, но Феликс готов это исправить. И перед тем, как он утонет, он собирается спеть это для записи, станцевать босыми ногами на мокром асфальте. Феликс нисколько не псих, не слабак, нисколько не вялый. Просто Хёнджин — синоним успеха, а Феликс как трещина близок к удару. Раз в жизни… Один раз в жизни всё идёт просто правильно. Они сделали всё без ошибок. Даже лавина или цунами не в силах уничтожить это чувство. Такое чувство, что ничего не изменилось. Его сердце бьётся по-прежнему сильно, и кто-то зовёт его по имени — Феликс слышит чужой голос. Когда он закрыл глаза, то все звёзды выстроились в ряд, и его личная опасность рядом с ним, рядом и так близко. Один раз в жизни всё идёт правильно, он в безопасности. И никакие плохие парни в тёмной ночи не в силах украсть это чувство. Один раз в жизни они были вместе. — Хэй, ангел мой, — прошептал Хёнджин, выходя на балкон ночного клуба, где в тёмном углу попивал из бокала виски Феликс. — Пойдём. Блондин без любых эмоций оглядывает толпу опьянённых людей, что двигались лениво на танцполе. Светодиоды ярко игрались на их телах, словно кто-то снова смотрит через калейдоскоп. Спектр эмоций, спектр чувств, но лучше отключиться, чтобы всё поскорее забыть. — Ты знаешь, почему мы смотрим на небо? — спросил Феликс, направляясь за Хёнджином в одну из его клубных комнат. — В твоём случае, на нас смотрит дьявол и смеётся, когда мы цепляемся за прошлое. — А ты бы хотел быть похожим на меня? — Хёнджин пропускает блондина во внутрь клубной комнаты, которая встретила парня своими тёмными, такими дорогими красными оттенками. Небольшое помещение с двумя чёрными кожаными диванами, а между ними круглый диванный столик из чёрного стекла, на котором стояла бутылка красного вина и два хрустальных бокала. Единственным освещением служил приглушённый золотой свет от двух настенных светильников. Большая кровать, отгороженная ширмой и красным шёлком манила своей мягкостью… Это буйство красного и чёрного так было к их лицу… К их телам… Казалось, что эта обычная VIP-комната, но эта зона отдыха только для Хёнджина и его клубных жертв. — Скажи, а ты когда-нибудь пробовал перебраться на другую сторону? — Феликс проходит к огромному зеркалу и смотрит на красноволосого через отражение. Словно тёмная тень, тёмная сторона… Словно демон из-за спины чистого ангела. — Скажи, ты когда-нибудь плакал? А когда невинное тело твоей жертвы быстро уходило из жизни? — Ты думаешь, я чувствовать не умею? — Хёнджин опускается на диван и разливает вино по двум бокалам, наполняя до краёв. — Да, я вижу тебя в баре, на краю моей кровати, на заднем сидении моей машины, в моей голове. Я оживаю, когда слышу твой голос. Этот прекрасный звук, этот красивый шум. Однажды, если ты сбежишь, то ты ворвёшься в мою жизнь и скажешь, что мы будем вместе, даже когда ты потерян. Однажды ты произнесёшь эти слова. Я думал, но никогда не говорил, что ты скажешь, что лучше всего нам быть вместе в кровати. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, словно я сфотографировал этот момент и больше не держу его в своей голове. — Давай, удиви меня. — Феликс усмехается и полностью отворачивается от Хёнджина. — Давай, я хочу получить от тебя всё. Это слишком — просить о чём-то прекрасном? — Сценарий был написан, и я не мог ничего изменить. — Хёнджин усмехнулся и протянул блондину бокал с красным вином. — Жизнь сделала меня таким. Я хочу разорвать этот сценарий в клочья и написать заново. Однажды я снова ворвусь в твой мир и сделаю всё правильно, а сейчас… Я скажу — сегодня ночью мы будем вместе. Ты — всё, чего я хочу так сильно, что даже больно. Пробираясь через этот неизведанный мир, Феликс построил свою жизнь на сломанных костях. Прежней цели он больше не преследует, а Хёнджин хочет борьбы… Значит, Феликс устроит войну. Феликс полон энергии жизни, его больше не запугать. Если что — Хёнджин возьмёт всю вину на себя… Это огненное сердце гордо пылает… Как и название клуба… «Огненное сердце»… Все ли сердца так гордо горят? Феликс — каждая мечта, что Хёнджин потерял и так и не нашёл. Это огненное сердце теперь сильнее. Возводит свои стены, но блондину не скрыться от него: Хёнджин сожжёт их дотла. Феликс — каждая нарушенная им клятва, оставленная умирать и растаявшая в воздухе. Вооружись словами ненависти, ведь он пробирается через души, что Хёнджин забрал. Этот город теперь его. Своими сильными руками крушил на землю небеса. Схоронил всю веру и надежду. Держал один ключ, затем лишился всего. Он был сломлен, жизнь ушла. Был заперт меж углов, что ранили его. Феликс пытается сделать вдох, пытается лишь понять. Эта стена — трудов итог, теперь должна упасть. «Всë я потерял однажды и не дам тебе упасть вновь», — изрёк, но кто его придёт спасать? Кажется, что все мы терпим неудачи иногда. А влюбить в себя сумасшедшего… Удача? То, что не убивает, заставляет желать смерти. Рана в его душе становится всё глубже и глубже. И Феликс больше не способен выносить эту тишину, эти слова, что нарушают её. Одиночество преследует его, и удерживать вес всего мира становится всё труднее. Боль от слов накатывает волнами, Феликс закрывает глаза, задерживает дыхание и предаёт себя забвению. Он не в порядке, и всё не так. Может, Хёнджин перейдёт через это озеро лживости и снова заберёт его домой? Кто теперь поможет Феликсу? Кто бросится за ним, если он упадёт? Его нужно спасать от самого себя, не дать ему умереть. А кто приведёт его в порядок? Кто вернёт его к жизни? Его нужно спасать от самого себя, не дать ему утонуть в боли. То, что не уничтожает, просто оставляет сломанным. — Казалось бы, всё должно было быть не так, — Хёнджин медленно проходит к нему и прижимает к себе со спины, шепча в самое ухо. — Всё не так плохо, как это выглядит. — осматривает их отражение в зеркале, останавливая взгляд на прекрасных карих глазах блондина. — Только жжёт, когда я дышу. Ты видел моё падение, но мне лучше справляться в одиночку. И я хочу сказать, что… Для меня непросто сказать «прощай», всем своим нутром я желаю вернуть тебя в свою жизнь. Не могу позволить тебе уйти. — Моя голова раскалывается. — Феликс делает глоток вина и больше не отрывает взгляд от их отражения. — Ни минуты покоя, ничто не убивает больше, чем знать, что это конец пути. — И я знаю, что должен отпустить тебя — Я просто хочу узнать как стереть все воспоминания о тебе, ведь они беспрерывно преследуют меня. — Не могу позволить тебе уйти, прости. Минута мечтательной задумчивости возле зеркала резко обрывается, недосчитав жалкие несколько секунд. Сжимает маленькую руку и разворачивает к себе на девяносто градусов; вместо света — тьма, вместо тишины — его дыхание; вместо отражения в зеркале и отсветов золотого света на шторах — океан карих глаз. Тонет в нём, захлебывается, не может выбраться; барахтается, словно маленький ребёнок, которого не научили плавать. Медленно идëт ко дну… Уводит блондина в сторону, дальше от зеркала и спасительного света, потому что сейчас здесь будет темнота… Случайно или специально задевает ключ в двери, приглушая чудовищно-заглушающие звуки с танцпола. И любой звук в этой комнате — для никогда не спящего города… Держит тонкое запястье, не отпускает. Смотрит в глаза… Не отпускает. Переворачивает его руку ладонью вверх и легонько тянет к себе, прижимая её к пухлым губам, целуя переплетение линий, в котором одна красная лента — его имя, на все времена. Теперь уже однозначно на все предложения тихое и неуверенное «да»… Смотря в опасные глаза, Феликс послушно подходит почти вплотную. Ещё мгновение смотрит на него. Заключает в объятия и прижимается к его груди, закрывая глаза. Достигает своего дна… Большие ладони гладят по спине, опускаясь ниже; кладёт горячие ладони на поясницу и тут же приподнимает край чёрной футболки, заставляя Феликса вздрогнуть, дёрнуться и оказаться в тисках крепких объятий. Успокаивающе целует в висок и опускается губами чуть ниже. Касается уголка глаза, заставляя закрыть их, довериться — и аккуратно, нежно целует веки. Кажется, будто бы решил сжечь нежную кожу своими губами, против которых у Феликса больше нет ни противоядия, ни спасения, ни лекарства. Только не против его губ… Поднимает его чёрную футболку, выпуская Феликса из объятий, и снимает её через голову. Это совсем не та боль, которую умеет и может причинять он. Это совсем не боль… Проводит руками по груди и животу, кладёт ладони на талию и чуть сжимает. Немного отстраняется от Феликса корпусом и оценивающим взглядом скользит по его телу. Любуется… Снова… Океан карих глаз сегодня удивительно спокоен. Но надвигается буря, которую Феликс чувствует всеми своими фибрами; которая повисла в этой комнате ядовитым затишьем и которая медленно окутывает лëгкой пеленой глаза, которые так опасны, затуманенные от удовольствия и желания. Его тёмные глаза. Тянется к пуговице на чёрных джинсах, не отрывая взгляда от веснушечного лица. Расстегивает — и тут же запускает длинные изящные пальцы за пояс, слегка касаясь кожи. Мурашки бегут по всему телу, перерастая в лихорадку; Феликса трясёт, словно от дикой болезни. Отступает назад и тянет блондина за собой, а потом вдруг обнимает и резко разворачивается с ним в объятиях. Феликс не успевает ничего понять, а он уже отпускает его и легонько толкает. Блондин падает на мягкую кровать и тут же касается плечом чего-то металлического, холодного. Глаза, привыкшие к темноте, против воли перемещаются с его лица на кровать; поднимается на локтях и осматривается. Ошейник, цепи и кожа… Его любимые игрушки… Хёнджин встаёт коленями на кровать и наклоняется к блондину. Расстояние — пару сантиметров; дыхание — чуть сбитое; пульс — раза в два выше. Феликс скользит взглядом по его телу, сильным рукам и красивой одежде; раздевает его взглядом, в котором отчетливо написаны все их общие желания. Потому что они совпадают. Потому что Феликс в его голове. Потому что ад ещё никогда не видел таких дьяволов и такого огня… Наклоняется ещё ближе и целует в губы, почти тут же, с короткой заминкой, получая ответ. Чувствует эту заминку и в отместку кусает за нижнюю губу, но тут же проводит по ней языком. Боли нет, но есть её вкус — солоноватый и чуть ноющий, вызывающий желание облизнуться. Не может сдержаться. Всё должно быть намного медленнее и мягче, но он наваливается на Феликса и прижимается своим телом к его; поцелуи — ещё опаснее; руки — ещё горячее; гладит его тело, слегка прикусывая кожу на шее, и опускается ладонью по джинсовой ткани до колена, а потом проводит по внутренней стороне бедра и замирает. Никогда, даже намёком, не спрашивает разрешения. Теперь уже можно… Не переставая целовать, убирает руку и тянется за чем-то, чего Феликс не мог видеть, но ещё через секунду его запястья касается что-то холодное и раздаётся щелчок, чем-то напоминающий фотокамеру, но яркая вспышка — лишь иллюзия в голове, а щелчок — наручники на тонкой руке. Сжимает вторую руку в кулак и прижимает её к телу. Феликс не хочет, но чувствует, как Хёнджин проводит кончиками пальцев по венам до его пальцев и переплетает их, крепко сжимая. — Подожди меня… Феликс не хочет отпускать его, но он, воспользовавшись растерянностью блондина, вдруг ловко цепляет наручники к кровати и резко поднимается. Приоткрыв рот от удивления, Феликс смотрит, как Хёнджин, не глядя на него, выходит из комнаты. Здесь чертовски темно; плотные шторы не пропускают ни капли света. Дёргает рукой, прикованной к кровати, но наручники лишь тихо звякают. Свобода — пустое слово. Витает в воздухе тонкий аромат надвигающейся бури и призрачной боли, но тает в глотке свежего воздуха, который приносит с собой сквозняк от приоткрывшейся двери. Хёнджин появляется на пороге и тут же захлопывает дверь за собой. В немом восхищении Феликс смотрит на него. Подходит к кровати, наклоняется и отстегивает наручники от кровати. Тянется к нему, чтобы взять за руку, но Феликс упирается и пытается отстраниться от него. Немая борьба продолжается несколько секунд, пока он не сжимает подбородок руками, не поворачивает к себе и не целует в губы — сильно, властно, собственнически. Пытаясь следить за его манипуляциями, Феликс теряется, когда его губы отвлекают, и оказывается на спине, прижатый к кровати, а Хёнджин крепко сжимает свободную руку. Ещё немного пытается сопротивляться, но он физически сильнее, и не проходит даже одного вдоха, как щёлкают наручники, и вокруг второй руки оказывается крепкий, холодный, металлический обруч. — Поверь, я правда горд, что ты так долго держался, кроха… — Хёнджин медленно берёт кожаный ошейник и закрепляет его на нежной и такой манящей шее, сжимая в руках тонкий кожаный поводок. — Теперь ты мой. — Ненавижу тебя. — Люблю тебя… Своеобразный знак подчинения… Хёнджин поднимает его голову за подбородок и оценивающе осматривает веснушки на красивом лице, а потом наклоняется и мягко целует в щёку, поцелуями двигаясь по его лицу к губам, по которым сначала проводит языком. Сумасшествие в крови зашкаливает… Чёрный, плотный ошейник, с кольцами для поводка и небольшими шипами плотно застёгнутый на шее не даёт шанса. Хёнджин запускает под него два пальца, проверяя, насколько он прилегает к коже. Феликс молчит и не дёргается. Нужно беречь силы и лучше не злить его сейчас. Хёнджин стягивает с него джинсы с нижнем бельём и отбрасывает в сторону, а потом обнимает со спины. Прикосновение кожи с его одеждой заставляет чуть поёжиться. — Больше не отпущу, кроха…***
Этот мир может причинить боль. Он наносит глубокие раны и оставляет шрамы. Всё разбивается, но ничто не разбивается так, как сердце. Прошлой ночью было уже всё понятно. Они живут и умирают из-за красивой лжи. Эти сигареты подобны серебряным пулям, этот огонь горит, и ничего не осталось. Он дымится… У них есть целая ночь, чтобы влюбиться, но внезапно всё рушится, и они разбиты. Теперь его ничто не спасёт. Эта тишина нарушена раскатом грома в светодиодах. И эта заезженная пластинка без конца крутится в клубе. Они бы расстались, став холодными как лёд, бросив друг друга в беде, где дует пустынный ветер. Но нет… Эти сердца горят ярким огнём, вспыхивая с новой силой. Они были опьянены любовью в клубе «Огненное сердце». И Сынмин не успевает… Не успевает его спасти, заходя с Чонином в этот клуб. Они медленно идут за БанЧаном, который ведёт их на второй этаж. Они идут, не подозревая ни о чём. На дне тёмного океана снова тихо и спокойно. Буря отгремела, оставив после себя запах лёгкой, призрачно-ветреной боли. Феликс сжимает его руку в своих дрожащих ладонях и тяжело выдыхает сквозь сжатые зубы; спина горит, словно кожа сожжена дотла. Хёнджин — его демон, проклятье, исчадие ада; его слабость и растоптанная гордость, но Феликс ненавидит его всем своим слабым сердцем. Он — человек, который сведёт его с ума, вырвет душу и распнëт; человек, из-за которого в его лексиконе появилось и прочно засело новое слово, которое он раньше и не думал произносить. Которое он раньше никогда не знал. «Одержимость». Тишина-отступление, тишина-спасение, тишина-спокойствие. Эта комната была той, где боль можно попробовать во всех видах — от ощутимости до вкуса — ещё не раз в абсолютной тишине будет раздаваться свист плети, рассекающей воздух и болью выжигающей на худой спине слово «Мой»…