***
За окном раздражающе свистел ветер, сбивая с веток последние намёки на листья и оставляя деревья полностью нагими, внешне ни капли не защищёнными. Небо уже как пару дней застилали густые, тёмно-синие тучи, пресекающие любые попытки солнца пробиться сквозь этот тёмный барьер и одарить капелькой тепла так нуждающихся в нём жителей скрытого листа. Цунаде Сенджу так привычно восседала за своим широким дубовым столом, возвышаясь над склонившими головы подчинёнными, и снова была не настроена на любезности. Всё внутри женщины бурлило, как жерло извергающегося вулкана. — Мне сегодня кто-нибудь собирается объяснять, что за балаган вы устроили за те сутки, что меня не было на рабочем месте? — челюсть главного ирьенина в госпитале сжалась как под прессом, на шее выступила испарина, а скрещенные на груди руки так и чесались зарядить кулаком по дубовому столу и разбить тот в щепки. — Цунаде-сама… — робко промямлила секретарша. — Слишком много раненых поступило за последние сутки… мы не успеваем работать, ещё и бумаги все перепутались… — на последних словах её и без того писклявый голос ещё сильнее поломался и стих, зубы во рту начальницы скрипнули, оглашая смертный приговор. — Живо займитесь бумагами, проведите обход, все отчёты мне на стол. Всех новеньких на первый этаж и распределить по палатам. Тяжёлых в одно крыло, средних в другое, трупы сгрузить в морг. Младший медперсонал пусть займётся подготовкой палат. Все всё поняли? — по кабинету разлетелось бодрое «да», и люди, находящиеся в нём, быстрым шагом покинули помещение, мысленно делая облегчённый выдох. Кажется, Ками услышал их молитвы и удержал их начальницу от праведного гнева. Цунаде закатила глаза и откинулась на спинку кресла, мысленно считая до десяти и восстанавливая сбитое дыхание. И какой чёрт её дёрнул согласиться на всё это? Ей же с самого начала было ясно, что принимать это отнюдь не самое заманчивое предложение совершенно точно не стоит, тогда почему она дала своё согласие на эту чёртову работу сенсею? Ради светлого будущего дочки? Она могла ей дать это светлое будущее, в одиночку. Теперь у неё даже нет времени с ней играть… Её график полностью состоит из работы, а уволиться или взять отпуск? Глупости, третий не позволит, а то без неё тут все передохнут. — Цунаде-сама, — в дверном проёме появилась секретарша, — тут вам письмо из резиденции, — Сенджу грустно вздохнула, ровняя спину и поудобнее усаживаясь в кресле. — Давай сюда, — на стол плавно приземлилась бумага, свёрнутая трубочкой. Принцесса слизней взяла свёрток в руки и развернула его, принимаясь за чтение иероглифов. — Быстро неси мне статистику, — по окончании чтения она подала голос, скомкала и швырнула через плечо письмо, до этого прибывающее в её руках. — Сейчас будет, — гибкая девушка резко вынырнула обратно в коридор и, стуча низкими каблучками, побежала выполнять поручение. Через две минуты нужные бумаги с необходимой информацией лежали перед начальницей, которая хмурясь читала доклад. — Мне нужно отойти в резиденцию, и если я вернусь, а ситуация в госпитале будет прежней, я поувольняю вас всех к чёртовой матери. Это ясно? — секретарша вздрогнула и судорожно кивнула, как ошпаренная вылетая из кабинета. Цунаде в свою очередь поднялась со своего рабочего места, подхватила на руки бумаги, сложила их в папку и взяла курс на резиденцию. На улице было невыносимо душно, тяжёлые тучи придавливали своей чернотой к земле, а вязкий, горячий воздух застревал в горле, по пути к лёгким, пока квадратный каблук отстукивал ритмичную мелодию о свежевыложенную плитку на мостовой, этим самым нервируя свою хозяйку. Такая погода в Конохе была настоящей редкостью, в голову Сенджу даже закрались подозрения о том, что это вражеская техника, но она быстро выкинула это из головы, переключаясь на другую волну. В резиденции было шумно и многолюдно, работники, вперемешку с шиноби, шастали по коридорам, громко переговариваясь между собой и этим самым создавая какофонию звуков. Цунаде поморщилась, протискиваясь сквозь поток людей, на этаж Каге. С каждой ступенькой людей становилось всё больше и больше, пока в конце концов они не стали достаточно плотно утрамбованы, прямо как шпроты в консервах. И как ей, чёрт возьми, быстро пробиться сквозь эту живую стену и никого не травмировать при этом? Время не резиновое, и работа долго ждать не будет. В какой-то момент гул стих, люди расступились перед Сандаймэ, вышедшим из кабинета с трубкой в зубах, и окружившими его личными охранниками. Его лицо было серым, уставшим и как будто постарело на пару лет с их последней встречи. Он прошёл мимо Цунаде, а потом остановился и развернулся к ней лицом, выпуская большое облако едкого, табачного дыма, видимо уловил её фигуру боковым зрением. — За мной, Цуна, — Третий махнул рукой, приглашая проследовать за ним. Ирьенин кивнула, направляясь за бывшим сенсеем и выходя на улицу. Пожалуй она бы лучше предпочла остаться в помещении набитом людьми, чем снова давиться этим тяжёлым воздухом. — Сарутоби-сенсей, я пришла передать статистику, — прочистив горло, сообщила Сенджу и достала из папки бумаги. — Я и так знаю, что всё не радужно, — пресно заключил он, прокашливаясь и доставая трубку изо рта, — противник настроен решительно, но ему не прорваться сквозь наших бойцов, граница под надёжной защитой. А что насчёт потерь, я уверен, со стороны врага их гораздо больше. — Сенсей, вы думаете, это надолго? — Медик сложила бумагу обратно в папку и внимательно посмотрела на Каге. Мужчина поймал взгляд ученицы, испытующе взглянул в карие глаза, затем прищурился, сжал губы в тонкую полоску. — Предполагаю, что это может затянуться на долгий период времени. — он отвёл взгляд, сложил руки за спину и пошагал вперёд по улице, Цунаде не отставала, — Ива не хочет идти на контакт и даже не рассматривает возможность провести переговоры. Повисла давящая тишина. Почти такая же давящая, как эти грёбаные чёрные тучи, нависающие над головой. Цунаде думала. Взвешивала все риски. Для себя, для дочки, для Шизуне, Кушины. Последние стали ей очень близки, она даже поймала себя на том, что постепенно стёрла грань сенсея и подопечных, принимая их в круг дорогих сердцу людей. И всё-таки лучше бы она осталась в том домике в лесу, вдали от всего этого беспредела, никому ничего не обязанная, и смогла бы посвятить всю себя Мито. Но нет же, её чёрт дёрнул вернуться в деревню, а хитрый сенсей воспользовался её потерянностью и заставил пахать на неблагодарной работе, так ещё и эта война. Что делать? Куда бежать? И стоит ли? Непонятно. Повисшую тишину разорвал голос сенсея, отдёргивая ученицу от заполонивших голову мыслей. — Я понимаю твою задумчивость. Ребёнок привязал тебя к Конохе, сделал уязвимой. — Сердце Цуны ёкнуло, застучало в горле. Она обратила свой тревожный взгляд к Хокаге, — Я в своё время тоже не мог ни о чем думать, кроме малыша Асумы, но это прошло. Я понял, что от всего его не убережёшь, и ты пойми. — Я понимаю вашу позицию, и всё же уверена, что смогу сберечь своего ребёнка, сенсей. — Цунаде задумчиво взглянула себе под ноги. Только сейчас она задумалась о том, а что же будет, если её ребёнка действительно посмеют отобрать… это будет конец её жизни, конец продолжения Дана. Нет, она не позволит, вырвет руки с корнем у посмевших приблизиться к её чаду, разорвёт глотку голыми руками, но не допустит этого. На этом диалог был закончен. Женщина молча отдала папку в руки одного из сопровождающих и покинула площадь, направляясь обратно на рабочее место. Ей было страшно. Впервые за долгие годы она вновь ощутила тот снедающий, первобытный страх, какого не ощущала со времён войны. Сейчас ей было страшно почти так же, как в тот момент, когда мама пропала, папа не вернулся с миссии, как тогда, когда душа Дана покидала тело, как в тот момент, когда она стояла в морге над трупом ребёнка, накрытым белой простынёй и молилась, чтобы это был какой-то другой ребёнок, но не её брат, не её Наваки. Рука непроизвольно сжалась на ожерелье гордо украшающем изящную, женскую шею, пальцы хрустнули. Она сжала его так сильно, что остро заточенный камень врезался в ладонь, разрезая податливую плоть. Боль отрезвила. Вернула самообладание. Вывела из гипнотических воспоминаний, мелькающих перед глазами обрывков. Она даже и не заметила, что ноги сами привели её на кладбище… Кругом были лишь серые надгробья и ни единой живой души. Она сделала шаг, второй, смело ступая по выученному наизусть маршруту, который привёл её в конец кладбища, к двум старым, заброшенным могилам. Горло сдавила невидимая петля. Слёзы собрались в уголках глаз, она присела на корточки, обнимая замёрзшие ноги, и уставилась на заросшие, неухоженные надгробья. Сердце защемило. Она так давно их не навещала, так давно не говорила с ними. С мамой и папой… а ведь они ждали её, ждали долгие годы, но она так эгоистично забыла, притворилась, что их никогда не было, чтобы лишний раз не приносить себе ещё большую боль, не бередить старые раны. — Простите… — голос поломался, горячая слеза сорвалась на щеку, прокатилась вниз, к подбородку, собираясь в каплю, — простите меня… — Цунаде всхлипнула, — …я худшая дочь, я худшая сестра, худшая мать… — ком застрял в горле, дрожащие пальцы ещё сильнее сжали ноги, грозясь оставить после себя уродующие гематомы. Мокрая от крови ладонь щипала. — я никогда вас не ценила по-настоящему, считала, что вы ко мне постоянно придираетесь, сравнивала с другими родителями, жалела, что родилась в этой семье… — она закрыла рот рукой, красные от слёз глаза лихорадочно бегали по иероглифам, выточенным на камне, — я была такой идиоткой, считала Наваки грузом, злилась на него, обижала. Простите, я должна была за ним больше следить, уделять внимание, быть хорошей старшей сестрой… теперь он тоже умер, его кости лежат в этой земле из-за меня… простите… простите, простите, — повторяла в какой-то лихорадке, полуобморочном бреду, вымаливала прощение у покойников, которым было уже всё равно. Волны лихорадочной дрожи омывали тело, пускали по венам электрические разряды. Она впервые произносила эти ужасные слова вслух. Она до сих пор винит себя, теперь этот тяжкий груз будет преследовать её до смерти, ей снова будут сниться эти сны. Сначала к ней придёт папа, окинет её огорчённым взглядом, затем рука матери больно сожмётся на плече, следом она увидит всхлипывающего брата и разочарованного Дана, качающего головой. Сенджу задышала чаще, дикая боль пронзила виски, железным ежом завертелась в черепной коробке, как будто раздирая её изнутри. Эти сводящие с ума картины вновь начали вспыхивать в голове. Перед глазами постепенно темнело, а головная боль унесла куда-то далеко, на задворки разума./Flashback/
Вчера весь день шёл дождь, а сегодня уже вовсю палило летнее солнце, беспощадно высушивая вчерашние лужи. Цунаде проснулась рано утром от заливистого плача брата и поморщилась. — Ну сколько можно орать? У меня сейчас голова лопнет! — закричала на деревянную люльку, стоящую у противоположной от неё стены. — Мама! Он снова ревёт! — Дай брату соску! — крикнула мать с первого этажа. «Вот всегда так! Рожала она, а смотреть за ним мне! Может я вообще сестру хотела», — взбешённо подумала и нехотя поднялась с кровати. После сна лицо было опухшее, а в животе урчало. — Замолчи, Наваки, я и так из-за тебя не выспалась, а мне ещё сегодня предстоит отбиваться от этого косматого идиота, — она наугад схватила что-то напоминающее пустышку с тумбы и сунула брату в рот, но он начал кричать ещё сильнее. Сенджу протёрла заспанные глаза и поняла, что пытается запихнуть ребёнку в рот деревянную погремушку. Сон как рукой сняло. Она отдёрнула руку, испуганно уставилась на Наваки, пытаясь оценить нанесённый малышу ущерб. Хвала Ками она не поцарапала его, а то сначала получила бы от мамы, а потом и от папы. Цуна подняла брата на руки, в нос ударил неприятный запах. — Мама! Он обделался! — девочка сдула упавшую на нос светлую чёлку и поудобнее перехватила рыдающий комок пелёнок. Как бы его не уронить ещё. — Положи его на пеленальный стол, я сейчас поднимусь, — отскакивая от стен, до уха добрался звонкий голос мамы. Цунаде быстрыми, неуклюжими шагами добралась до угла комнаты, укладывая младенца на столик, и отошла от него на два шага, обнюхивая свою пижаму и с огорчением понимая, что теперь ей место в стирке. Через минуту в дверном проёме показалась мама, сверкая своими серыми глазами. Её светлые волосы, несмотря на раннее утро, уже были собраны в два строгих пучка, из которых торчали ядовитые сенбоны. Вся собранная, опрятная, без тени улыбки на лице, она всегда была загадкой для Цунаде. Ещё большей загадкой, чем дедушка Тобирама. — Цунаде, ты как маленькая, уже генин, а с ребёнком совладать не можешь, — её мелодичный и плавный голос ласкал слух, но замечание по поводу её нежелания заниматься братом неприятно резануло ухо. — Мама, а ты сегодня как всегда, поздно? — девочка набралась смелости и спросила женщину, уже заранее зная ответ. — Да, я как всегда, буду поздно, — её равнодушие резало без ножа. И без того не самое лучшее настроение упало ниже плинтуса. Вот почему у всех мамы как мамы, а у меня копия деда Тоби? Вскоре мама закончила с пелёнками и забрала брата на первый этаж, а Цунаде так и осталась стоять в комнате, окаменела как статуя, впившись взглядом в салатовые обои. И всё же почему? Почему её мама такая загадочная, неизвестная, лишённая любых эмоций, постоянно зацикленная на работе… и где она вообще работает? Это всё странно… но так обыденно для Цуны. Как будто так и должно быть.***
Тренировка с сенсеем и командой уже постепенно подходила к концу. Орочимару был как всегда тихим, активно обдумывая что-то и смотря себе под ноги, своими змеиными глазами. Хирузен-сенсей устраивал спарринг и рассказывал о миссии, которую взял для команды. А вот Джирая слишком похабно пялился на её зад, это раздражало, но она предпочла сосредоточиться на занятии. Врезать ему за каждый сальный взгляд она ещё успеет. Это грело душу. — Какая сегодня прекрасная погода. Прекрасная погода для свидания, не правда ли, Цуна? — сбоку подошёл Джирая, широко улыбаясь. У него было такое довольное лицо, как у котяры, проглотившего птенца. Невероятно сильно захотелось стереть эту ухмылку с его лица. — Да, погода и вправду чудесная. И на свидание я бы сходила — промурчала и обернулась на сокомандника, сверкая карими глазами. Он застыл как каменное изваяние, в ожидании следующих слов, так наивно полагаясь на положительный ответ. — Но не с тобой, чёрт побери!!!! — Ты так жестока, но так прекрасна! — он всё ещё продолжал глупо улыбаться, пока девочка старалась унять, так и зудящие ему врезать, кулаки. Папа говорил, что бить кого-то вне миссии и спарринга не красиво. Мама сказала, что она может бить кого хочет, главное сильно. Сегодня она прислушалась к маме.. — Аййй! Цунааа! — чудик повалился на спину, закрывая лицо руками. — Во-первых сам виноват! Во-вторых, я тебе не Цуна, а Цунаде! — вскрикнула девочка и быстрым шагом удалилась с полигона, предварительно попрощавшись с Сенсеем и Орочи, всё так же задумчиво глядящим себе под ноги. Сейчас в планах маленькой Сенджу был визит к бабушке Мито, за новым уроком по ирьендзюцу. Она посещала эти занятия уже второй месяц и, по словам бабули, делала хорошие успехи в этой сфере. На прошлом занятии бабушка даже обмолвилась, что она одна из самых способных её учениц, если не лучшая, и что из неё выйдет прекрасный медик, если она будет ещё более усидчива и не будет отвлекаться. Жаль конечно, что дедуля Хаширама не дожил до этого момента… но ничего, он уже в лучшем мире. Она на это надеется. Примерно через десять минут Цунаде достигла района Сенджу, расположившегося на юге деревни и прошла в родные ворота своего клана. С каждым годом её район из исконно кланового превращался в смешанный. Всё реже она встречала традиционные клановые семьи, в которых оба родителя ниндзя. Сенджу в последние года всё чаще начали строить семьи с гражданскими, отходили от дел шиноби, занимались делами внутри деревни, превращаясь в слабую кровь. Это удручало. Постепенно из клана основателя они превращались в низшие слои деревни, теряя влияние, в то время, когда старейшины закрывали на происходящее глаза, пуская всё на самотёк. В такие моменты ей было обидно за наследие дедули, но если подумать, он действительно хотел для всех добра, и чтобы вся деревня была как огромная семья. Что ж, его желание частично исполнено. Цунаде постучала костяшками пальцев о входную дверь. В доме послышались шаги. Это бабушка шла открывать ей дверь. — Привет, проходи, дорогуша, — на пороге показалась величественная фигура в дорогом кимоно, из плотной, качественной ткани. Огненные волосы, так восхищающие Цунаде, как и полагается были убраны в две объёмные гульки с торчащими из них длинными печатями. — Здравствуй, бабуля Мито! — Цунаде не смогла сдержать щенячий восторг, бросаясь обнимать бабушку. Женщина нежно обняла её в ответ, плавно проводя рукой по заплетённым, в два светлых хвоста, волосам. Именно за это она и любила бабулю. За то, что она давала ей всю ту любовь, ласку и заботу, которой было критически мало со стороны мамы. — Ты сделала домашнее задание? — бабушка отстранилась от внучки, приглашая ту войти в дом. Цунаде послушно отстранилась, проходя в помещение и вдыхая божественный, ни с чем не сравнимый аромат домашней выпечки, стоявший в доме. — Да, я всё выучила! — закивала головой, аккуратно оставляя сандалии у стены, и босиком прошла вглубь дома. Откуда ни возьмись раздался плач младенца, который за пару месяцев стал для Цунаде настоящим саундтреком к жизни. Настроение вмиг испортилось, принимая низшую отметку. Все негативные эмоции мигом отразились на лице. — Он тоже тут? — она прокряхтела это предложение, борясь с желанием сию секунду покинуть дом, даже не прощаясь с бабушкой. А ведь она так надеялась, что сможет хотя бы тут отдохнуть от Наваки. — Да, его с утра принесла Умэ, перед тем как уйти на работу, — ответила женщина. Её изящная ладонь опустилась на плечо внучки, немного сжимая то. — Я понимаю. Он мешает тебе, забирает любовь и внимание родителей, накладывает ответственность, отнимает твоё время и нервные клетки. Но он родная кровь. Даже твои родители тебе не так близки как он. — чёрный зрачок потерялся в угольных радужках бабули. Этот взгляд подавлял волю, заставляя внимательно вслушиваться в слова. — Подожди, он ещё сосунок, но когда он вырастет, он станет твоей опорой и щитом. Занятие с бабушкой прошло как всегда плодотворно. Они начали изучение оставленных от деда свитков с медицинскими техниками, они воистину были изумительны. Но их изумительность была такой же высокой, как и непосредственная сложность. Она много вынесла из этого урока, начиная от теоретических материалов, заканчивая практикой. Но её мысли постоянно возвращались к одному. Наваки.***
/The end Flashback/
Цунаде очнулась в неизвестном ранее месте. Всё её тело бил озноб, а одежда была сырой и грязной. Она сделала судорожный вдох, принимая сидячее положение, и увидела в противоположном от неё углу размытую фигуру. Немного проморгавшись и придя в норму, она узнала в силуэте лучшего друга. Джираю, сейчас склонившегося над какими-то записями. — Эй… Джи… это ты!? — голова всё ещё кружилась, она едва могла связывать слова в предложения. — Очень интересный способ времяпрепровождения ты нашла, — он усмехнулся, но Сенджу почему-то показалась эта усмешка немного истеричной, — лежать в отключке на кладбище, под дождем… ты превзошла себя. — Где хочу, там и лежу, — руки рефлекторно скрестились на груди, а лицо стало серьёзным. Так всегда происходило, когда кто-то пытался её задеть или пошутить. Но сейчас была немного не та ситуация, и она себя резко отдёрнула, — Так, я уже сообразила, что ты меня сюда притащил. Только вот сюда, это куда? — Не беспокойся, ты в Конохе, у меня дома. Я снял комнату, пока остановился в деревне, — объяснил он, складывая листы бумаги в стопку и запечатывая их в свиток. — У меня к тебе два вопроса. Что ты делал на кладбище? — она озвучила первый вопрос, присаживаясь поудобнее, на разложенном татами. — Гулял, — просто и лаконично ответил он, переводя наконец-то взгляд на неё. Его глаза были такими же, как и пару лет назад, в их последнюю встречу, разве что только менее уставшими. Сейчас он выглядел не так помято как после войны, когда их пути разошлись, на долгие четыре года. Похоже только она одна не смогла отойти от тех событий до конца. — Надолго у нас? — задала второй вопрос, приготовилась внимательно слушать ответ. — Не знаю, я вольная пташка, где и сколько хочу, там и живу, — её немного пугал новый Джирая. Он ещё ни разу не похвалил её внешний вид и не позвал её куда-нибудь на свидание, продолжая вести вполне себе структурированный и на удивление взрослый разговор. Похоже произошёл разрыв шаблонов. — Чего так смотришь? — Просто не привыкла общаться с тобой как со взрослым, — честно призналась Сенджу и вдруг наткнулась на часы, указывающие на то, что её нет на рабочем месте уже как три часа. Твою маму… хоть бы они никого не убили.. — Куда-то спешишь? — Джи перевёл её внимание с часов на себя. — На работу, — ответила, пытаясь высчитать вероятность того, что госпиталь всё ещё цел и невредим. — Тогда заходи после работы. Можешь и Орочи зацепить. Давно с вами не виделся. — Я зайду к тебе завтра, — пообещала Сенджу, вновь встречаясь взглядом с другом. Что-то было в его взгляде… неуловимая вспышка, непонятная эмоция, которую можно приравнять скорее к отрицательной, нежели положительной.***
Цунаде быстрым шагом пересекала центр деревни. У неё не было времени заглянуть домой и сменить одежду, поэтому она решила идти сразу в госпиталь и оттуда отправить Шизуне домой за сменным нарядом. Встреча со старым другом прошла на удивление приятно. Ей было в радость с ним повидаться, тревожили только обстоятельства их спонтанной встречи. Во-первых, её мучал вопрос, что Джирая на самом деле забыл на кладбище, ему просто некого там навещать. А может уже есть..? Тогда это могло бы объяснить его нетипичное поведение… с этим ей стоит позже разобраться. В госпитале всё было тихо. Персонал чётко следовал всем её инструкциям, ни на шаг не отклоняясь от заданного маршрута. Цунаде села в своё кресло, начиная разбирать стопки бумаг и папок, захламивших стол, и полностью погрузилась в работу, совершенно не обращала внимание на опустившееся за горизонт солнце и поднявшуюся луну. Из госпиталя она вышла уже далеко за полночь. Сил осталось только доползти до дома и завалиться спать. Это был воистину сумасшедший день, от которого голова шла кругом.