***
В госпитале всё было тихо. Персонал чётко следовал всем её инструкциям, ни на шаг не отклоняясь от заданного маршрута. Цунаде села в своё кресло, начиная разбирать стопки бумаг и папок, захламивших стол, и полностью погрузилась в работу, совершенно не обращая внимание на опустившееся за горизонт солнце и поднявшуюся луну. Из госпиталя она вышла уже далеко за полночь. Сил осталось только доползти до дома и завалиться спать. Это был воистину сумасшедший день, от которого голова шла кругом.***
На следующий день Цунаде, как и обещала, зашла за Орочимару. Он был всё прежним, ни капли не поменялся. Разве что только его мертвенно-бледная кожа стала ещё более светлой, принимая приближенный к трупному оттенок. Она подозревала, что скорее всего это может быть связано с недостатком витамина D в организме, ведь друг всё своё время проводил под землёй, в недрах корня, практически не появляясь на поверхности. Всё то время, что Сенджу пробыла в Конохе, она видела его лишь единожды, в кабинете Сандаймэ, и то сенсей сказал, что это была единоразовая акция, когда Орочимару лично, по собственной инициативе, выбрался на поверхность. Цунаде даже не думала, что вытащить змея из его норы будет настолько сложно. Поначалу Орочи отнекивался от дружеских посиделок в одном из кабаков Конохи и встречи седьмой команды полным составом, ссылаясь на неотложные дела, но ей всё-таки удалось с горем пополам уломать его на два часа общего времяпрепровождения. Это радовало. — Эй, Орочи, тебе ведь уже не терпится встретиться с Джираей, за пиалочкой спиртного? — Цунаде улыбнулась, стараясь развеять напускную серость и безразличие с лица змеиного Санина. Она старалась как можно сильнее абстрагироваться от реальности, хотя бы на этот вечер, забыться в алкоголе и ни о чем не переживать. Мито сейчас была под чутким присмотром Кушины, а Шизуне заступила на ночную смену в госпиталь. Переживать не о чем. — И вправду, — он скосил свои жёлтые глаза с вертикальными зрачками на Сенджу, а его губы дрогнули в загадочной полуулыбке. Он никогда не умел выражать свои эмоции как обычные люди, поэтому она уже давно привыкла к его жутковатым выражениям лица, обычно не несущими в себе ничего дурного. По крайней мере, для своих. Те же, кто не имел чести близко с ним общаться, нервно сглатывали, прятали глаза, от пронзительного, плотоядного, змеиного взгляда, которым он одаривал всех без исключения. Они вместе миновали главную торговую площадь, прошли пару жилых районов, пока не добрались до временного жилища Джирайи и встретили его на пороге. Он как раз уже собирался выходить к ним навстречу. Жабий Санин был очень рад увидеться с Орочимару и налетел на того с объятиями, пока Цунаде тихо наблюдала за воссоединением друзей. Её душа ликовала, всё было как в старые добрые времена, как раньше, когда они были ещё незрелыми подростками и плохо соображали, чего хотели от жизни. Кабак встретил их душащим запахом табачного дыма и характерным шлейфом из аромата саке, стелящимся по всему заведению. Они прошли к свободному татами и заняли свои места. Разместились так: Цунаде села по правую сторону, рядом с ней сел Джирая, а через стол, напротив Орочимару. Именно в таком порядке они всегда и сидели. Каждое их слово, движение, жест отдавало в голову Сенджу крепкой ностальгией, заставляя скучать по себе старой и тому времени, когда они ещё не были обременены проблемами, когда ещё не познали истинного горя и боли. Пока ещё не опробовали слово «война» на собственной шкуре. — Что будете есть и пить? — спросила Цунаде у друзей, быстро пробегая по строчкам с предложенными блюдами. Внимательно вчитываясь в поплывшие от старости бумаги буквы. — Я пить не буду, мне на работу, — ответил Орочимару, хрустя пожелтевшими страницами в поисках еды на ужин. — Ты постоянно работаешь, и я уверенна, что без перерывов. Дай себе один выходной, — Сенджу опустила меню на стол, определяясь с заказом, и посмотрела на друга. — Да, я поддерживаю. Выпей с нами сегодня, другой возможности может не представиться, — Джирая принял сторону подруги, пытаясь уговорить бывшего сокомандника составить им компанию в выпивке этим вечером. — Ну ладно, только ради вассс~ — он протянул последнюю букву, сейчас ещё больше напомнив змею, и вызвал на лицах друзей улыбки. Через пару минут, когда все уже на сто процентов определились с блюдами и количеством алкоголя, Джирая подозвал официанта и сделал заказ. Разговор старых друзей медленно, но верно подошёл к теме: «А чем же вы занимались все эти четыре года?» — Я отправился в дождь и там встретил юных, но способных детей. Они мне приглянулись, была в них какая-то изюминка, зацепившая меня. Ну, в общем, я решил взять детишек под своё крыло, — рассказывал мужчина, катая по пиале недопитую каплю алкоголя. — А вы чем занимались? — Я думаю, информации о том, что я работаю в корне, вам хватит, — загадочно проговорил Орочи, принимая из рук официанта подоспевшее блюдо. — А ты чем занималась, Цуна? — спросил Джирая, разливая саке по пиалам и вводя женщину в ступор. Чем она занималась? Сказать им, что родила от Дана и растила дочь? Нет, она же изначально не планировала об этом распространяться, да и не хочет обсуждать своего ребёнка с кем бы то ни было, пусть даже и с близкими друзьями. Это не та тема и не то место. Возможно, когда-нибудь она им и расскажет, но точно не сейчас, точно не сегодня. — Я взяла на обучение племянницу Дана и ещё одну девочку, ничего особенного, — она опустила глаза к тарелке, вдохнула щекочущий рецепторы аромат и принялась за трапезу. Спутники последовали её примеру, принимая ответ и не задавая больше вопросов. Когда вторая бутылка саке опустела, Джирая изменился в лице. Вновь в его глазах промелькнула боль, непонятная присутствующим, но он взмахнул косматой головой, отгоняя наваждение, и поднял наполненную спиртным пиалу. — А ведь я узнал, кто был моими родителями, — ни с того ни с его заговорил Джи, привлекая к себе внимание. — Что? Серьёзно? Тебя таки допустили в архив? — Цунаде была глубоко потрясена таким объявлением. Помнится ей, все попытки докопаться до каких-либо улик, приведущих Джираю прямиком к семье, каждый раз упирались в архив и его недоступность для обычных шиноби. — Ну и кто они? — Мать была гражданской, а отец шиноби. В записях говорится, что папа погиб во время вражеской диверсии, а мама не справилась с горем и отдала меня в сиротский дом, — он одним глотком осушил фарфоровую посуду и поставил её на стол, продолжая. — Знаете, лучше бы я ничего о них не узнавал. Лучше бы и дальше думал, что их просто не было. — Цунаде подлила другу саке и продолжила внимательно слушать. — Это тяжело, знать, что у неё была возможность меня забрать, и что она была жива и здорова всё это время и ни разу обо мне не вспомнила. — Это всегда тяжело, дружище, — Сенджу положила свою изящную ладонь на плечо мужчины, передавая через прикосновение колоссальную порцию поддержки. Она его понимала как никто другой, на собственном опыте пережила все три смерти близких людей и лишь чудом не сошла с ума. — Не печалься, друг мой, всё, что ни делается, всё к лучшему, — Орочимару удлинил свою руку и пристроил её на соседнем плече Джираи, следуя примеру подруги.***
Погода за окном стояла не лучшая. Сегодня целый день завывал ветер, яростно стараясь разогнать зависшие над Конохой хмурые тучи и отчаянно напоминая о самом разгаре осеннего сезона. Кушина так привычно восседала на своём теперь уже постоянном месте обитания – широком диване, с головой укутавшись в собственноручно связанное огромное одеяло, оттенка спелого помидора. Ей было так комфортнее, проще и в каком-то смысле даже безопаснее. Здесь, на этом диване, в этом одеяле, полностью пропитавшемся её собственным запахом, она чувствовала себя комфортно, но сердцу до сих пор было максимально неспокойно. Оно металось из крайности в крайность, подкидывая в голову всё новые и новые картинки, пугающие Узумаки до нервной дрожи. Пожалуй, ей стоило бы отвлечься от накручивания самой себя, но она уже не могла остановиться, это дело засасывало, словно бешеная воронка. Да, изматывание собственных нервов в ожидании новостей от друзей стало её любимым занятием и верным компаньоном вот уже почти два дня. Справляться с таким колоссальным стрессом помогал разве что только вкусный, успокаивающий чай, купленный Минато специально для неё где-то в Ча-но-куни во время одной из последних долгосрочных миссий. — Кушина, Кушина, Кушина, Кушина, — у Узумаки была ещё одна проблемка, в виде надоедливого дитя, постоянно маячащего перед глазами и требующего её внимания. Вот уже почти десять минут эта мелочь стонет её имя, которое постепенно слилось в одно бесконечное слово, начинающее ужасно раздражать. Вот чего она хочет? Почему не может как обычно дуреть у себя в комнате? Хотя, всё-таки неудивительно, что Мито себя так ведёт, у Цунаде-сама в последние дни очень мало времени на дочь, всё её свободное время занимает госпиталь и первые раненые, доставленные с поля брани. Хоть она их и не оперирует, но контроль лечения тоже отнимает много сил и ещё больше свободного времени, которое она раньше с удовольствием тратила на ребёнка. — Агр! Чего ты ноешь, даттебане!? — раздражённо рыкнула, перебивая бесконечную мелодию, состоящую из её имени. Ребёнок, так любезно повешенный на её плечи без её собственного согласия, был ощутимым якорем, не дающим Кушине сию секунду сорваться с места и побежать в резиденцию Каге, ну или к главным воротам, да куда угодно, лишь бы узнать что-то новое о местоположении ребят, до сих пор не вернувшихся с миссии. — Мне скучно… — шмыгнула носом, накрывая своё лицо подушкой и имитируя удушье. Очень правдоподобно кстати. Если с карьерой ниндзя не срастётся, девочка вполне может стать не самым плохим шпионом. Природная харизма, живые эмоции, способность быстро втираться в доверие, такой набор характеристик есть не у многих. Может конечно она и поменяется с возрастом, но что есть, того не отнять. — Иди, порисуй, я не знаю… поспи? покушай? потренируйся? Выбирай всё, что душе угодно, и не благодари, даттебане, — перевернулась на другой бок, полностью погружаясь в одеяло, оставляя снаружи только нос, чтобы вдыхать свежий воздух, а не гонять по лёгким горячий, спёртый, заключенный под алым, вязаным куполом, отделяющим её от реального мира. Если бы так просто можно было отгородиться от суровой реальности, абстрагироваться от преследующих проблем, Кушина была бы самым счастливым обладателем этого волшебного одеяла, но увы это просто невозможно. — Бумага закончилась, спать я не хочу, — она начала перечислять, загибая пальцы, а подросток повернулась обратно к девочке, сделала себе щель для глаз, начиная наблюдение, — кушала я меньше часа назад, тренироваться в доме мама запретила, а на улице уже дождик собирается. — Мито приняла позу руки в боки и взглянула на Узумаки из-под сведённых к переносице светлых бровей. Сквозь шквал раздражения, подросток ощутила тонкий шлейф какой-то ностальгии, что-то было до боли знакомое в этих карих глазах. В детстве Кушина частенько видела этот взгляд в отражении зеркала. Маленькая девочка, с глупыми красными волосами, толстыми уродливыми щеками и скверным характером. Без друзей, семьи, один на один со своим язвительным отражением, с ненавистью и надменностью глядящая перед собой. Она наблюдала этот взгляд, когда ей было особенно одиноко, и она нуждалась в ком-то рядом. Первым порывом было уделить Мито столько внимания, сколько та попросит, но Узумаки быстро одёрнула себя, понимая, что если Сенджу сейчас не научится обходиться без чужой компании, в будущем всё станет в разы сложнее. Решение не вмешиваться было уже принято, но непозволительная для Кушины жалость к кому-либо так и лезла наружу, это бесило ещё больше, поэтому она снова зарылась в плед, пытаясь максимально отгородиться от насущного, делая свой голос максимально равнодушным. — Иди в комнату Шизуне и посчитай, сколько на её обоях нарисовано листочков, — предложила первое, что пришло в голову, лениво переворачиваясь с одного бока на другой. И, казалось бы, она уже должна была слышать удаляющиеся шаги ребёнка, весело убегающего громить комнату не самой приятной личности, живущей под боком… но этого почему-то до сих пор не случилось. Подросток всё ещё отчётливо ощущала чужое присутствие за своей спиной. К слову об этой полезной способности, обострившейся у неё после переселения демона лиса. Эта штука работает как особое чутьё, оповещающее о чужом присутствии и эмоциях, которые тот испытывает. Конечно, раньше такое чутьё тоже присутствовало, но больше в фоновом режиме, редко давая о себе знать. Всё кардинально поменялось с запечатыванием демона. В обычное время зверушка её почти не беспокоит, но всё чаще она начала замечать, как во время стресса это чудище умудряется просочиться в её голову, спутывая мысли, словно непоседливый кот разматывающий клубок и после сбивающий тонкие нити в кучу своими лапами, рвущий их когтями, довольно мурлыкая. — Я цифр не знаю, — сказала с упрёком, будто это было самым очевидным, что Кушина должна была понять. — Ну иди, научись, — ответила как само собой разумеющееся, — никогда не поздно начать…хотя в твоём случае скорее не поздно, а в самый раз. — Всё с тобой понятно, — обиженно махнула рукой, пытаясь выровнять уже выпучившуюся губу и разгладить сморщившийся лоб. Она быстро развернулась спиной к вязанному красному кокону с лицом, удаляясь на второй этаж дома. Кушина облегчённо выдохнула, и не заметила, как бесконечный поток бредовых мыслей унёс её куда-то далеко, куда-то на задворки разума, незримую границу подсознания, скрывающую в себе океан неизведанного. Веки поддались силе притяжения, плавно скользнув вниз и обрубив связь с реальностью, погружая мир в бескрайнюю тьму. Она наконец-то заснула. Но её сон долго не продлился, его так бесстыдно прервал крик Мито со второго этажа.***
Ох уж эта Кушина, играть, значит, она со мной не может! Тьфу! Раньше она мне больше нравилась…вот почему все не могут быть как Шисуи? Играть со мной, веселиться, конфеты уплетать? Хотя этот гений тоже иногда раздражает своей гениальностью! Что ж, пора мне признать, что я бездарность и самая настоящая посредственность. Может, стоит в будущем забить на карьеру ниндзя и заняться медициной? Тогда я точно не пропаду. Забыла…без чакры в медицине здесь далеко не уедешь. Что за несправедливость? Я уже жалею, что родилась в этом тупом и не менее жестоком мире…но зато моя теория подтвердилась, рая и ада не существует. Это просто больная фантазия людей, желающих контролировать других, менее образованных индивидов, которые как слепые котята поползут на запах молока, так и они тянутся к религии. Отчаянно надеются, на какое-то вознаграждение, которое как длань господня снизойдёт на них откуда-то свыше и дарует истинное счастье, вознаградит за страдание в этом прогнившем мире и упокоит душу, даря безграничное спокойствие и умиротворение. Что касается ада…я считаю адом последние минуты перед смертью, когда человек не осознает что умирает, или осознаёт, но всё так же ничего не может сделать, корчась в предсмертной агонии и прощаясь с этим миром. Мгновенной смерти как таковой не существует, точнее, есть только один способ умереть без страданий, и то не стопроцентный — это разве что ядерный взрыв, способный расщепить человека до мелких частиц, стирая его с лица земли, оставляя в память от ранее живого существа лишь тень. И будь я проклята, если господь действительно есть и это он закинул меня сюда Я поднялась к себе в комнату и присела на кровать, свесив босые ноги. А после и улеглась на цветастую простынь, пропахшую обалденного запаха мылом, что-то цветочное и отдающее свежестью в носу. Перевернулась на живот, подползла к подушке и уткнулась в неё носом, получая ни с чем не сравнимое удовольствие от холодных, щекочущих кожу простыней. В груди в последние дни поселилась какая-то обида и скребущая тоска. Мне критически не хватало мамы и её внимания. Головой я конечно понимала, что у неё сейчас дел выше крыши, но с телом маленькой, эмоциональной девочки очень сложно поспорить, всё равно, что об стенку горох. Этот крошечный мозг всё воспринимает по-своему, более утрировано, искажённо, не так как остальные, зрелые люди. Так же меня в последнее время начали часто мучить резкие смены настроения, ужас, одним словом. Сначала я могу как угорелая носиться по дому, пытаясь выплеснуть накопленную энергию, прущую через край, потом резко впадаю в уныние, сижу, ною где-то в углу, пытаясь привлечь к себе внимание взрослых, а после снова начинаю беситься, весело хохоча и посылая в атмосферу волны радости. Замкнутый круг какой-то получается, надеюсь скоро перерасту этот период…скорее бы. Пролежала я так по ощущениям минут десять и как назло в голове не возникало ни одной идеи, чем всё-таки можно себя занять, отвлечь от занимательного слова «Sensō», услышанного вчера за завтраком из уст матери и сейчас внезапно всплывшего в голове. Из контекста было ясно, что это слово война, а такой поворот событий совсем не радовал, скорее ещё больше угнетал. И если ситуация продолжит ухудшаться и впоследствии затянется не на один год… Получается, недолго мне осталось пировать…ещё лет десять, кунай в зубы и на защиту родины. Вот только чёрта с два я подохну раньше пенсии! Внезапно возникшая мотивация дожить до пенсии подтолкнула к решительным действиям. Я соскочила с мягких перин, устраиваясь на розовом, махровом коврике, и приняла позу лотоса, тихо бормоча себе под нос какое-то неразборчивое заклинание, по призыву чакры, выдуманное секунду назад. — Где же ты тупая чакра? Покажись уже, наконец! — застонала, когда сосредоточенность, усидчивость и мотивация начали утекать сквозь пальцы. В какой-то момент закрались подозрения, что я и вовсе инвалид, иными словами обычный человек, не имеющий такой полезной штуки как эта чакра, неспособный выработать её в своём организме. Но для чего тогда все эти тренировки? Стала бы Цунаде меня обманывать? Может она и сама не подозревает о моей «особенности»? Всё это очень странно…или я просто драматизирую? Может всё дело в моей голове, и я на самом деле просто не могу себя представить в роли сверхсильного ниндзя? Мда, такой сценарий и вправду до сих пор не укладывается в моей голове, голове человека прожившего достаточно обычную и относительно спокойную жизнь, если сравнивать с кровавым миром наёмных убийц и постоянных междуусобиц. Вдруг это всё из-за того, что я сама в себя не верю? Может, стоит попробовать иначе? Копнуть глубже? Мито расслабилась, сделала глубокий вдох. Сфокусировала внимание на своём нутре, пытаясь заглянуть в его суть. Воображение рисовало некую дверь, потянув за призывно блестящую ручку которой, она сможет добраться до пункта назначения — очага чакры. Сенджу побежала к этой двери, надеясь одним рывком добраться до неё, и как следует схватиться за ручку, что есть сил потянуть на себя. Но, что-то явно пошло не по плану. Она запнулась на полпути. Ноги быстро увязли в полу, дверь впереди начала плавиться, стекая вниз как горячий воск и растекаясь по полу вязкой, горячей субстанцией, напоминающей лужу слитой крови. Липкий, леденящий внутренности страх острыми спицами входил под позвоночник, протыкая податливую плоть, пропитавшуюся паническим ужасом. Мито хотела раскрыть глаза, заорать от страха, выбраться из этих убогих зыбучих песков, но все тщетно. Кажется, её собственное подсознание пережёвывает её живьём, даже не думая останавливаться. Вдалеке появился сверкающий огонёк, он приближался, пока зрение Мито всё сильнее противилось команде взять нужный фокус и наконец-то разглядеть, что это такое. Это нечто двигалось плавно, невесомо, мутно переливаясь всеми оттенками голубого, источая какой-то могильный холод, от которого мёрзла кожа и кровь стыла в жилах. Когда оно подошло настолько близко, насколько это вообще было возможно, Сенджу смогла уловить плавные очертания существа. НЛО приземлилось Мито на нос, раскрывая свои крылья во всю длину, закрывая ей обзор на безграничную пустоту подсознания, окружающую её, грозящуюся в скором времени поглотить, вобрать в себя, сделать неотъемлемой частью этой самой пустоты. Роговицу обожгло холодом. Перед глазами пронеслась варенца смазанных картинок, обрывающихся на полуслове голосов. Ей удалось выцепить одно единственное внятное изображение из этой непонятной какофонии образов и звуков. Картинка была очень странной. На ней Мито сумела разглядеть человеческую фигуру окутанную туманом, облачённую в какой-то длинный плащ, с массивным капюшоном на голове. Лицо неизвестного закрывала белая маска, расписанная странными узорами. Фигура взмахнула рукой, из рукава в ладонь плавно скользнул кунай. Железо зловеще сверкнуло в сумерках подсознания, обещая свершить что-то ужасное, непоправимое. Рука неизвестного дёрнулась, оружие с тихим свистом преодолело дистанцию до грудной клетки Мито, легко прорезая плоть и всаживаясь в мясо с характерным чавкающим звуком и отвратительным хрустом.***
Кушина сорвалась с насиженного места, побежала по высоким ступеням на второй этаж, следуя к источнику истошного крика, от которого заложило уши. Так орать могут только пленники, с которых заживо сдирают плоть, но никак не маленькая девочка. Это и пугало Узумаки, заставляло сердце всё быстрее сокращаться, выступать ледяному поту на спине и потеть ладоням. Всё то время, что она бежала до ребёнка, крик не прерывался ни на секунду. Подросток ворвалась в комнату и уставилась на Мито, обливающуюся слезами в каком-то лихорадочном бреду. Её маленькие ручки неестественно выгибались, а лицо было скорчено от невыносимой боли. Кушина кинулась к Сенджу младшей, пытаясь понять, в чем дело. Она сосредоточилась, почувствовала чакру, нет, нечеловеческую, природную. Что-то задвигалось в белокурых волосах девочки, что-то небольших размеров. Кушина обратила своё внимание на волосы, в них запуталась бабочка, отчаянно пытаясь вырваться из стягивающего крылья плена. Девушка поднесла к ней пальцы, кожу обдало холодом. Сомнений не осталось, всё дело в этой крылатой дряни. Без малейших раздумий Узумаки дёрнула насекомое за крыло, вырывая его из волос ребёнка и сжимая в кулак. Мито перестала дёргаться, крик угас, дыхание выровнялось, красные, зарёванные глаза открылись в надежде найти кого-то рядом. — Я здесь, всё хорошо, — стараясь успокоить дыхание, говорила Кушина, склонившись над Мито. — Что… кхэ…это было? — сорванным голосом спросила Сенджу, хватаясь дрожащими пальцами за руку названной сестры, подползая ближе к ней, вытирая мокрую щёку о домашнюю футболку девушки, стараясь снова не заплакать. — Что ты видела, Мито? — Кушина с беспокойством погладила бледную щёку ребёнка, ожидая ответ, до сих пор не решаясь разжать руку с раздавленным в кашу насекомым. — Я… я, — девочка помотала головой. Язык в её рте как будто онемел, отказываясь поведать Кушине этот бред наяву. Мысли сбились в кучу, путаясь между собой, не давая появиться на свет хоть одному единственному, внятному и структурированному предложению, которое можно будет произнести вслух. — … — Кушина напряжённо молчала, яростно пытаясь анализировать случившееся и скрупулёзно обдумывая свои последующие шаги. — Хочу к маме, — всхлипнула, выдавливая из себя одно единственное желание, а по щеке скользнула горячая слеза, — отведи к маме. — Ладно, пойдём, — Кушина схватила со стола бумагу, вытерла руку с раздавленной бабочкой о листок, сложила его пополам, сунула в карман. Следом метнулась обратно к кровати и схватила с неё одеяло, заворачивая девочку в него. Погодка сегодня была не из лучших, а простудить ребёнка не хотелось. Когда со сборами было покончено, Кушина спустилась на первый этаж и покинула дом, быстрым шагом преодолевая расстояние до госпиталя, где планировала найти наставницу.