Куришь?

— Ты скоро? — прокричала я, развалившись на диване. За окном начал капать дождь, Антон хозяйничал на моей кухне, а я ждала его и, как и полагалось любой влюбленной дурочке, думала обо всём, что с нами произошло. По итогу, мы решили не ехать к Любе и Макару, решив дать всем время побыть вместе без скандалов, сложных разговоров. В передышке, спокойствии и тишине мы решили провести этот день, а если повезет и кучу других дней после. — Лер, я скоро, — чуть ли не пропел с кухни Антон, и моё сердце защемило от искренности этого момента. Я почувствовала такое тепло, такую волну чувств, сносящую с ног, что едва ли не заплакала. Да уж, в последнее время я стала жутко слезливой и сентиментальной… Хотя, скорее, я всегда была такой, просто не позволяла рассмотреть эту сторону во мне никому. Даже от самой себя скрывалась. События, произошедшие накануне, также мы решили не трогать. Смотреть на Антона и видеть в его глазах искры счастья было лучшей альтернативой любому другому делу, поэтому я всё также лежала на диване и смотрела в потолок, слушая как Шаст мило матерится себе под нос, когда у него что-то не получается. Примерно через десять минут Антон лег рядом, улыбаясь. — Пойдём есть, красотка? — От красотки слышу, — проговорила я, улыбнувшись в ответ и чмокнула его в щеку. — Ты такой милый, я тебе говорила? — Нет, ты вообще странная стала, я тут вспоминал пока готовил, какая ты была при нашей первой встрече, и я охреневал. Серебрякова, ты такая злая была тогда… Антон прыснул со смеху, обняв меня плотно, чтобы я его не ударила, потому что знал — я была готова начать рукоприкладство. — А потом появился ты, и я стала добрая-добрая? — отшутилась я, касаясь его носа своим и вдыхая запах омлета. В моем холодильнике из съестного были только яйца, поэтому Антон, как гуру-повар, решил побаловать свою самую любимую клиентку сие шедевром. — Не знаю… может, просто повзрослела… или наконец-то посмотрела на себя моими глазами, — парень начал целовать мои щеки и, почувствовав, что бить я его не собираюсь, начал водить руками по моей талии. — А какая я в твоих глазах? Жутко хотелось узнать, как он выкрутится. Отшутится ли или честно расскажет. Но Шаст был бы не Шастом, если не выбрал бы первый вариант. — Ты «ниче такая», — сказал он и, взяв меня за руку, начал поднимать с дивана. — Пошли есть. И мы пошли есть. А что ещё делать?

***

Кто-то истошно колотил в дверь или в стену, иди в окно. Я услышала сквозь сон противный звук и подскочила с кровати. — Антон, Анто-он, — позвала я парня, но он не откликался и продолжал спать, отвернувшись к стенке. Тихо прошагав в в прихожую, я посмотрела в глазок. За дверью стоял Кирилл, на меня напало чувство дежавю и выбило из состояния спокойствия. Да что тебе тут надо то ещё? — Что? — приоткрыв дверь, проговорила я, посмотрев на Кирилла, он выглядел плохо. Антон сильно его потрепал. — Позови своего длинного, — еле вороча языком протянул парень и начал открывать дверь, которую я держала рукой. — Иди отсюда, пока я не позвала полицию, — парировала я, захлопнув дверь и закрыв её на замок. Но Кирилл и не думал уходить. — Я знаю, почему Люба с тобой не общается, и почему вы с Шастуном вместе, — буквально прокричал Кирилл из-за двери, и я была готова отворить дверь снова и дать ему пощечину. Он умело находил мои слабые места и давил на них. Всегда. Но вдруг из-за спины я услышала шаги Антона. Он подошёл ко мне и встал сзади, приобняв и чмокнув в макушку. — Идём спать, плевать на него, — прошептал Антон, когда я повернуласт к нему, чтобы чмокнуть в щёку. — Нет, он не уйдёт, нужно поговорить с ним, только без рук, прошу. — Хорошо, солнце, но ты ложись, — каким-то обеспокоенным голосом проговорил Шаст, криво улыбнувшись. И я почуяла, что что-то тут было не так. Поэтому я открыла дверь Кириллу, впустив его в квартиру, и, показав Антону рукой «стоп», спросила: — Почему Люба со мной не общается? Кирилл ухмыльнулся и посмотрел на Антона, я не понимала ничего вообще. — Закрой свой рот, — прошипел Шастун. — Что происходит? — спросила я, повернувшись к Антону, и он посмотрел на меня виновато. — Кирилл, говори, что хотел. — Они с Любой поспорили на тебя, Шастун решил помериться с ней яйцами и выиграл, поэтому она обиделась и перестала с тобой общаться, а и ещё это было в условии: если выигрывает Шастун и у него получается тебя «завоевать», Люба самоликвидируется. Не знаю всех тонкостей, но я получил за эту информацию по лицу и не хочу получать снова. Оглянись, Серебрякова, вокруг тебя одни крысы. После этих слов Кирилл отсалютовал Антону двумя пальцами и вышел за дверь. Я повернулась к Шастуну и недоуменно на него посмотрела. На глазах какого-то собственно хрена начинали собираться слёзы. Меня снова обманули. Так ещё и так. Я ничего не понимала… — Ты будешь что-то объяснять? — Он сказал правду, мы поспорили на нашей первой тусовке. Но тогда мне ещё нравилась Лея, а потом, когда я с ней расстался, то снова захотел попробовать… — Ты сейчас серьёзно, Щастун? Так просто говоришь о том, что ты на меня поспорил?! — я начала смеяться, слезы катились ручьем по щекам, — Блять, да я в какой-то американской комедии. — Это был безобидный спор, но меня за него подтянули, я не мог струсануть, Лер. Тем более ты мне нравилась… — Зачем условие про Любу? — Это она все придумала, и условия, и другое, я нарушил условие «не приближаться к тебе», и она психанула. Но я выиграл, и она должна была уйти. Не знаю, зачем я на это подписался, но по-другому у меня бы не было тебя… Я люблю те… — Закрой рот, — прорычала я, перебив его, и показала рукой на дверь. — Уходи. — Ты ведь даже не дослушала. — Я услышала достаточно. Я — не игрушка, на меня не нужно спорить и ставить ставки. Я — человек, и мне… — слезы не давали спокойно договорить, поэтому я стерла их футболкой и продолжила, — И я в шоке. Ты просто издевался надо мной. А я… я же чувствовала себя виноватой каждый раз. Сука. Я так и знала, чувствовала, что что-то не так. Но зато вам было забавно, да? — Лер, я… — Дверь. — сказала я и ушла в комнату. Через несколько минут дверь хлопнула. Я осталась одна, абсолютно не понимая, что произошло.

***

–… Валерия Серебрякова — отлично… — голос председателя экзаменационной комиссии вывел меня из своеобразного транса, и я посмотрела на Шастуна, стоящего в другом конце аудитории. Он улыбался мне и кивал. Я отвела взгляд. Уже две недели мы не общались. За это время я сдала экзамен и защитила дипломную работу, собрала вещи для переезда. Антон звонил и писал мне каждый день, объявилась Люба, позвонив мне также пару раз, но я игнорировала их, не желая ничего слушать. В конце лета я переезжала в другой город, но об этом знали только родители. А ещё я даже успела найти там работу через знакомых отца. Удобно кстати и хорошо, когда в свое время отец объездил чуть ли не весь свет и у него есть знакомые во всех сферах. Также утром я узнала от девочек, что Антон и Макар, а где Макар там и Люба, решили ехать покорять столицу. Меня это не радовало, ведь я ехала туда же, но Москва — огромный город, вряд ли мы встретимся. –… Антон Шастун — хорошо, –снова голос председателя вытянул меня из мыслей и дал мне хорошую пощечину. Люба защищалась вчера с другой подгруппой, и слава богам! Двойного нападения я бы не пережила. После объявления оценок я быстрым шагом отправилась курить. Мне было плевать на все слова, благодарности и напутствия. Единственное, чего я желала — поскорее убежать из этого цирка. Встав под любимый козырек банка напротив вуза, я затянулась и начала кашлять. Вкус сигарет напоминал о нём, легкие жгло досадой. Так сильно хотелось его обнять и проплакать на его груди целые сутки. Я скучала. Сильно. Но не хотела показаться слабой. Больше никогда. Никогда. — Куришь? — послышался голос сверху, и я чуть не упала в обморок от страха. — Шастун, блять, иди в жопу, — вырвалось из меня. В последнее время я была в каком-то трансе, не замечая ничего и никого вокруг, поэтому даже не заметила, как он подошел ко мне, хотя это было ожидаемо. Возможно, я и сама этого ждала. — Я соскучился, Лера, — он смотрел на меня будто бы искренне, но было единственное, что мешало — я не верила ему. — А я нет, — фыркнула я и выкинула окурок в урну. — Ты лжёшь, я хочу поговорить. В четверг я уезжаю. Не будь дурой, откажись от своих глупых принципов и выслушай меня, я не хочу, чтобы всё закончилось так. Его последние слова вбили в моё сердце гвоздь, я думала, что выплакала все слёзы, но они снова полились из моих глаз. Шастун стер их большими пальцами и поднял мою голову. — Мне больно, Лера, и тебе, я знаю, я урод, я недостоин тебя, но я люблю тебя, я хочу быть с тобой. Зря я включился во всё это… Я не думал, что так сильно влюблюсь, я… — Прекрати, перестань, — я накрыла его руки своими, но убирать не стала. Было тепло. — В ту ночь я подрался с Кириллом не из-за спора, я хотел, чтобы он больше не подходил к тебе. Не обижал. Я знал, что ты узнаешь, рано или поздно, но… блять, Лера, солнце… — Перестань, — прошипела я и всё-таки убрала его руки от себя. Отвернувшись, я, не протирая глаз, пошла к остановке. Я рыдала и смеялась, как сумасшедшая. И не смотрела, честно, куда я иду, как вдруг… — Лера… — прокричал Шастун, я повернулась, чтобы взглянуть на него, споткнулась и полетела на землю, почувствовав адскую боль в ноге. Через мгновение в ушах звенело, а перед глазами появилось небо, сквозь слёзы я разглядела его. Оно было красивым. Стало холодно. Наступила тишина.