Другая ночь

Спасибо за помощь Sowyatschokу и Lada Buskie

«Мой милый, мой любимый, Мой смелый и смешной, Ты даже и не знаешь, Что ты все время — мой…» (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. Песня Аннунциаты «Мой милый»)

Позволение на то, чтобы встать Штольман вытягивал из доктора двое суток. И наконец, Милц дал его, сопроводив всевозможными условиями и предосторожностями. Которые показались нетерпеливому пациенту слишком надуманными и необязательными. Доктор предложил дождаться Анну Викторовну, дабы именно ей поручить охрану первых шагов судебного следователя. Штольман сделал вид, что согласился. Но едва остался в палате один, решительно, хотя и не быстро, поднялся с постели. Натянул серый больничный халат. Дойдя до конца коридора, Штольман понял, что силы свои переоценил. Закружилась голова. Он тяжело оперся о стену, подумав, что нужна трость. Самому сохранять вертикальное положение еще затруднительно. За поворотом журчали женские голоса. Судя по всему, несколько сестер милосердия устроили себе минутку отдыха и обмена полезными сведениями. Штольман понимающе усмехнулся, собираясь было идти обратно. Но явственно расслышал знакомое имя, и замер. — А госпоже Мироновой все нипочем! — ожесточенно, но с какой-то плохо скрываемой завистью вещала одна из девушек, — ходит, как была, уж вся такая … гордая. — Я на ее родителей удивляюсь, — подхватила другая сестрица, — меня бы из дома выгнали. Или наоборот, заперли на семь замков! — А кому там запирать-то? — фыркнула собеседница, — папенька сам от семейства удрал — к служанке. Маменька чувствительные романы строчит день и ночь. Когда им нынче дочку учить? — Ничего, другие научат. Знаешь, что вчера у Левашовых случилось? Сестру генеральши на дому оперировать будут. Так Александр Францевич отправился проследить, чтобы комнату правильно подготовили. Ну и Анну Викторовну с собой, как всегда, взял. А генеральша выходит, и прямо ему: мол, вас, доктор, очень рада видеть, проходите и командуйте. Но госпожу Миронову через порог не пущу. У меня две дочери на выданье, к чему им такое пятно на репутации! Он задохнулся. Сжал зубы. Тяжело шагнул вперед. — Ох, как бы я хотела в этот момент на нее посмотреть! — выразила затеянное желание милосердная сестра, — и что же, послушалась? — Доктор не дал. Что-то сказал такое, вроде как Анна Викторовна — моя правая рука и прочее. Знаете, как он умеет. Генеральша сцену устраивать не стала. Но говорят, когда ушли — чуть ли не карболкой все перемыть велела. — Шура, Катя, ну перестаньте же! — пробился третий голос — низковатый и сердито-жалобный, — что вам, Анна Викторовна, соли на хвост насыпала? Что же вы ее … мучаете? И так весь город жужжит, словно интереснее ничего нет! Неужели вам совсем ее не жалко? — А затем, Валенька, — зло отрезала предыдущая ораторша, — что правила для всех должны быть одинаковы! Честь девичья, репутация — мы об этом с детства слышим! Не дай бог с кавалером по людной улице пройтись. Но оказывается огромное исключение имеется — госпожа Миронова! Только непонятно, за какие заслуги. Раздался шорох накрахмаленных фартуков, торопливые шаги… Девушки вылетели прямо на Штольмана, и испуганно замерли на месте. Ойкнув, две из них мышками порскнули в ближайшую дверь. На месте осталась одна, невысокая, плотная. Покраснела пятнами, но глаз не опустила. — Извините, пожалуйста, — знакомым баском произнесла она, — вам помочь? — Благодарю, — чуть наклонил голову Штольман, — не стоит. Кажется, девушка хотела что-то еще сказать, но не решилась. Неловко кивнула, и прошла вперед. Он же медленно поковылял в палату. Гнев клокотал внутри, но обрушить его было не на кого. Напугать юных сплетниц — невеликий подвиг. Да и мало ли какие глупости они болтают. Но рассказ о происшествии в доме генеральши безжалостно обрисовывал реальность. Совсем не веселую. … А через час сама Анна вошла к нему, светясь какой-то удивленной, искренней радостью. Глаза, хоть и окруженные тенями, сияли, щеки чуть разрумянились от мороза. На губах — улыбка. Словно у девочки, которая прячет за спиной некий сюрприз, и вовсю предвкушает счастье получателя. Как и пять лет назад он не смог не улыбнуться в ответ… — Яков Платонович, вас очень хотят навестить, — сказала Анна, подходя ближе, — и очень просили не сердиться и выслушать. — Господин Коробейников пожаловали? — резковато спросил Штольман. Этот ученик, к сожалению, если и превзошел кого, то только учительскую Тень. Лицо Анны сделалось серьезным. Она наклонилась к Штольману, и заглянула прямо в глаза. — Яков Платонович, это тоже был не он. Понимаете? Антон Андреевич только сегодня освободился. И сразу ко мне пришел. Ему очень … плохо из-за того, что делала Тень. Штольман сам удивился, ощутив, насколько велики его облегчение и радость. Превращение Коробейникова в мелкотравчатого Увакова стало для его бывшего начальника одним из самых сильных разочарований. Значит, тоже Двойник. Что ж, это многое объясняет. Штольман улыбнулся, знакомо выгнув бровь. — Зовите, Анна Викторовна. Скажите, что не съем. Она взглянула на него с укором, но ничего не ответив, вышла. За дверью пошептались, и через минуту в палате возник Коробейников. -Здравствуйте, Яков Платонович, — отчеканил он, и тут же сбился, — я вот… хотел… И замолчал, явно растеряв слова. — День добрый Антон Андреевич. Признаться — скучал. По вам, — подчеркнул Штольман. Коробейников покаянно вздохнул и опустился на стул рядом с койкой. — Я тоже, Яков Платонович. Я так рад, что вы … снова вернулись. И вы… Вы простите меня. Вы еще не все знаете, а ведь я, ну то есть, не я, а он… — Зла не держу, Антон Андреевич, — прервал его Штольман, — и вы не держите. Дел тут без нас все натворили изрядно. Так что легкой жизни опять обещать не могу. — Делом займемся? — неуверенно улыбнулся Коробейников. — Совершенно верно. Но сперва, расскажите-ка, что на самом деле сейчас в городе происходит? — Затишье пока, — ответил Коробейников, — никаких сложных дел. Ерунда, мелочь разная… — А про дуэль что говорят? — уточнил формулировку Штольман. — Да так… — замялся Антон, — разное… — Не коситесь на дверь, Антон Андреевич. Анна Викторовна сама на службе, и сейчас занята. Подсказок не будет. Коробейников смотрел в пол и молчал. — Как она на самом деле сейчас живет? — резко спросил Штольман, — Понимаю, слово дали. Тогда сам скажу — плохо? — Плох… Трудно, — глухо признал Антон Андреевич, — вы же знаете. Наше общество к женщинам в таких вопросах… особо сурово. Повисла тяжелая многозначительная тишина. — Присмотрите за этим, Антон Андреевич. Пока я здесь. — Всенепременно, Яков Платонович! — горячо пообещал Коробейников. Анна смогла заглянуть только после полудня. Антон Андреевич уже отбыл на службу. Штольман сидел на постели, и смотрел перед собой с видом угрюмым и неприступным. Анна осторожно примостилась на краешке койки, уже понимая, что Коробейников против допроса начальника оказался не силен. — Аня, вы должны уехать отсюда, — услышала она. — Хорошо, я уеду. Удивленный такой сговорчивостью, Штольман поднял голову — и натолкнулся на сердитый взгляд. — За мной отправится Крутин, а значит, следом — и вы. Антон Андреевич тоже присоединится — помочь. Мы все опять соберемся, только в другом городе. И будем пугать, и удивлять уже его обитателей. Так? Он устало вздохнул. Анна была совершенно права. Хотя бы в том, что гипнотизер все еще не пойман, и охоту за ней обязательно продолжит. — Я не собираюсь рисковать вами, используя в качестве наживки! — А я не хочу, чтобы его упустили, — возразила Анна, — на пути ко мне Крутин убивает других. Если я спрячусь — жертв станет больше. — Вам теперь не дадут здесь спокойно жить, — мрачно констатировал Штольман. — Значит, будем вместе с вами жить неспокойно, — решительно произнесла Анна. Через секунду поняла, что именно сказала. Но особого смущения Штольман не заметил. Сам же он отрицательно качнул головой. Губительного для барышни «вместе» допускать было нельзя. — Яков Платонович, — помолчав, заговорила Анна, — никуда я не побегу. Один раз я уже от вас отреклась, — случайно, по глупости, но отреклась. Сказала, что вы мне никто. После этого у меня была и репутация, и Париж, и каменное красивое лицо, и весьма разнообразные поклонники. Но … помните, однажды мне отец Федор пообещал ад — так вот это он и был. Без вас. И без меня самой. И вы хотите, чтобы я опять спустилась туда? — Ваши слова, сказанные баронессе, никак не связаны с произошедшим! — Мне кажется, у нас с вами случайно ничего не бывает, — возразила Анна, — но даже если не связаны… Я не могу без вас. Никакая новая жизнь, никакое, самое чистое и безупречное имя мне не нужны! Если платить за них придется … нами. Она помолчала и грустно усмехнулась: — А вы? Вы можете честно сказать, что я вам не нужна? Что без меня вы будете счастливее? Произнести столь чудовищную ложь — да еще так, чтобы ему поверили, Штольман был не в состоянии. — Ну вот что мне с вами делать, Анна Викторовна? — вопросил он. И тут она на миг опустила глаза и залилась краской. — Поцелуйте меня, — попросила Анна, — ведь именно вы, и именно меня еще ни разу после возвращения не целовали… Опыт Теней обоим хотелось забыть, как страшный сон. Но… «Нельзя!» — стучало в голове Штольмана. «Можно» — просили синие глаза Анны. Он протянул руку, и тронул выбившейся завиток на ее виске. Анна улыбнулась: — Только не вздумайте сказать что-нибудь про то, что я нужна Вселенной. Штольман осторожно провел пальцами по ее щеке. Сдержаться было невозможно. Он притянул Анну к себе, уткнулся в пушистые, уже растрепавшиеся волосы. Она чуть подняла голову. Их губы оказались совсем рядом. … И кто кого поцеловал первым вспомнить потом так и не удалось. ______________________________ Продолжение следует.