Другая ночь

Спасибо за советы Lada Buskie

«Вы согласны? Я уверен, вы согласны, Вы же сами — воплощенье этой мысли, Вы прекрасны и, конечно, бескорыстны…» (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. Песня «Ученый и Принцесса»)

Версия Анны звучала грустно и просто. Несчастный доктор попал в сети затонской Клеопатры, и за считанные недели был доведен ее противоречивым и откровенным поведением до предела. Не увидев в знакомом лице черт избранницы, от ужаса и горя сей герой сошел с ума. И она, Анна, конечно, несет за это полную ответственность. У Штольмана подобный расклад доверия не вызывал. Никак сумасшествие от любви не сочеталось с доктором Скрябины. Нет, и завзятый циник может влюбиться в капризную высокомерную девушку. Но чтобы еще и рехнуться на этой почве? Гм… Хотя, циником можно притворяться. И тут возникает интересный вопрос — зачем? Анна рассказала, что сначала новый коллега отнесся к ней с подчёркнутым недоверием, изводил насмешками и замечаниями. «Часто — справедливыми, — вздыхала она, — но обидными». И от общения с духами начал целенаправленно отучать, настаивая, чтобы она пила какую-то дрянь. «Тени не понравился мой дар. Это же… неудобно. Страшно порой. Она всем была готова отказать, и я редко могла повлиять на ее решение…» Так что Тень лекарства пила. Правда, на духов они не подействовали. У Штольмана сложилось впечатление, что охотником в этой паре был как раз доктор. И захоти, именно он мог довести избранницу до сумасшедшего дома, настолько Тень готова была его слушаться. Особенно после «Привета от жены». Так что, если кто и виноват, то уж точно не Анна Викторовна. Покамест сам Скрябин был признан невменяемым, и отправлен в ярославский сумасшедший дом. Правда, многие приписали его состояние удару табуретки. Что никак не улучшало положение барышни Мироновой в городе. Самое отвратительное — центром масштабной, смертельно-опасной игры тоже является именно Анна. Убрать ее некуда. И — бесполезно. Крутин охотится на нее, и за все эти месяцы Двойник так и не сумел даже на шаг приблизиться к негодяю. Или хотя бы понять его мотивы. Прятать Анну — провоцировать новую волну случайных жертв, тут она, к сожалению, права. Но использовать, как наживку! Штольман стиснул кулак. Взять в охапку, увести, в другой город, страну… Раздобыть документы, назвать своей женой, и пусть кто-то хотя бы попробует высказать ей неуважение! Но ведь даже на краю света обязательно появиться очередной «доктор Ланге», которому будет известен их секрет. И спокойная счастливая жизнь рухнет, как карточный домик. А если что-то случится с ним самим, и Анна, и дети остаются без имени. Без законного наследства. Без друзей. За свою жизнь сыщик навидался таких случаев. Чтобы обезопасить Анну, нужно поймать Крутина. Это же даст возможность добиться развода с Ниной, облагодетельствованной Двойником. Поэтому, им необходимо оставаться в Затонске, где и затаился преступник. Терпеть намеки и насмешки, холод и косые взгляды. Он-то выдержит. А каково Анне? Работать надо. Другого выхода нет. Сегодня заканчивается его срок пребывания в больнице. А там и на службу можно отправляться. Погода за окном была, как во сне про одиночество и отверженность. Холодно, снежно, тускло. Только наяву Штольман знал, что у него есть друзья, верящие в его невиновность. А главное — Анна. Хорошо, что в ту ночь, когда он всерьез приготовился умирать, в палате, назло всему, возникла храбрая Анна Викторовна. Только она помогла выдержать еще одну дуэль. И победить. Штольман простился с Милцем. Тот от души пожелал ему как можно реже попадать в больницу — в любом качестве, после чего озвучил множество наставлений. Видя, что беспокойный пациент пропускает оные мимо ушей, вскользь пообещал сообщить Анне Викторовне. Сыщик торопливо закончил разговор, и тяжело опираясь на трость, двинулся к выходу. Мда, сон почти сбывался. Холод, и ощущение какой-то бесприютности. Низкое тучи, из которых сыпется снег. Даже по расчищенной дорожке идти через больничный двор было неудобно. Каждое движение отдавалось болью. Тем не менее, пролетку Штольман решил не брать. Доберется так. Благо, на душе хоть и не слишком весело, но умирать уже совершенно не хочется. Так что, любопытным жителям можно не только о своем существовании напомнить — но и получить от этого некое удовольствие. Он шагнул на улицу, огляделся вокруг… И замер. Потому что прямо к нему, не разбирая дороги, не замечая оглядывающихся прохожих, со всех ног летела Анна Викторовна. Остановилась в сотне шагов, просияла, поправила сбившуюся на затылок шаль. И пошла вперед, медленно и торжественно, с лицом счастливым и гордым. Словно жена, которая встречает долгожданного супруга, уцелевшего и победившего в героической битве. — Ну вот! Я так спешила, и все равно опоздала, — сказала Анна, подходя вплотную, — простите меня! И осторожно погладила воротник его пальто, делая вид, что стряхивает снежинки. Штольман взял ее руку в свою, и бережно пожал. — Здравствуйте, Анна Викторовна. Очень рад вас видеть. Она бы успела вовремя! Если бы ее путь не пролег сегодня мимо книжного магазина. Анна шла, не особенно глядя по сторонам, не замечая, кто попадается навстречу. Все ее существо было охвачено одним порывом — не дать сбыться тому страшному сну, где Штольман один-одинешенек бредет из больницы, словно на казнь. Поэтому окружающие могли вести себя, как угодно. Анна Викторовна Миронова торопилась по важному делу, и на мелочи отвлекаться не могла. Но когда тебя довольно громко окликают по имени, сложно не обратить внимания. — Анна! На крыльце книжного магазина, накинув на плечи пальто, стояла Полина. Анна не виделась с ней после освобождения от Тени. И Антон Андреевич почему-то о невесте не заговаривал. Может быть, Полина не одобряла его общения с местными «возмутителями спокойствия»? Однако на гладком красивом лице не было ни осуждения, ни насмешки. Скорее доброжелательный интерес и участие. — Здравствуйте, Полина, — несколько настороженно произнесла Анна, останавливаясь. Все-таки она сама плоховато знала эту изящную даму, которую Тень считала близкой подругой. — Отчего же опять на «вы»? — укоризненно подняла брови та, — Анна, почему ты не заходишь? У тебя неприятности, но зачем же скрываться от друзей. Нехорошо! — Я думала, что вам не хочется со мной встречаться, — честно ответила Анна. Упрек был непонятен. Полина прекрасно могла навестить ее сама, — хоть дома, хоть в больнице. Если уже так мечтала выказать дружеское участие. — Ну что за глупости! — Полина поежилась, пытаясь плотнее запахнуть полы пальто, — я тебя не хотела ставить в неловкое положение. Навязываться. Я ведь и сама — подозрительная личность под наблюдением. А тебе слишком тяжело. Такие слухи ходят… — Это все неправда, — перебила ее Анна. — Конечно! — закивала Полина, — может быть, расскажешь мне, что же на самом деле происходит? И чем я могу тебе помочь? Анна вздохнула. Не рождалось почему-то в душе расположение к Полине. И желания секретничать с ней. Но когда так искренне, открыто предлагают поддержку, на которую многие бывшие знакомые оказались весьма скупы… Значит, Полина хороший человек, и настоящий друг? — Я зайду как-нибудь. Обязательно, — пообещала Анна, — а сейчас, извини пожалуйста — я очень, очень тороплюсь! Полина протянула руку, которую пришлось пожать. — Тогда удачи тебе. И до встречи! О хозяйке книжного магазина и ее словах Анна решила поразмыслить позже. Сейчас необходимо скорее добраться до больницы и перехватить Штольмана. И как назло, ни одной пролетки не видать! Эх, велосипед бы сейчас! Да где он, тот велосипед, верный товарищ самой чудесной осени в ее жизни? Ничего, у барышни Мироновой есть ноги, и пользоваться ими она не разучилась. И Анна побежала. Быстро, легко, сквозь мелкий падающий снежок, мимо домов и лавок, ловко огибая прохожих, и предвкушая одну-единственную встречу. Холодный ветер бил в лицо, шаль соскальзывала на затылок, но Анне было жарко и радостно. Немного — а все-таки опоздала! Яков вышел из ворот на улицу. Анна перехватила его взгляд, улыбнулась, и уже медленнее двинулась вперед. Какой он все-таки бледный еще, почти серый — как в том ужасном сне. А эта трость, которая раньше была чем-то вроде шпаги, а теперь стала костылем! Бедный мой. Ничего, все пройдет, и рана перестанет мучить. А душе твоей болеть я больше никогда не дам. И этот сильный, умный, гордый мужчина ее любит! Несмотря на все беды и неприятности, которые она успела ему причинить, как сама по себе, так и в образе Тени. Любит, прощает, заботится и бережет. Ну как, как отплатить ему за все, как сделать хотя бы немного счастливее? Она подходит близко-близко, не отводя глаз. Проводит руками по отворотам его пальто, касается плеч. Просит прощения за то, что не успела вовремя. Яков улыбается в ответ. Бережно пожимает ее ладони. — Пойдемте? — спрашивает она. И сама берет его под руку, надеясь помочь Якову держаться прямо. Для нее сейчас явно не существует ничего и никого. Анна Викторовна не видит, что они оказались словно на сцене. Партер и галерка замерли, кто искоса, а кто и прямо любуясь нежданным развлечением. Он прищуривается, и улыбается зрителям поверх головы Анны — язвительно и недобро. Это помогает. Большинство любопытствующих явно вспомнили о срочных делах и заторопились прочь. — Благодарю, что встретили, Анна Викторовна. — Ну а как же иначе? — в голосе искреннее изумление. Навстречу им движется еще одна пара. Молодая, очень хорошенькая дама гордо несет себя, являя миру дорогую шубку зеленовато-голубого бархата. Из-под шляпки такого же оттенка выбиваются рыжие кудри. Нежный белый мех обрамляет розовеющие щеки. Супруг, несмотря на экзотическую восточную внешность несколько теряется на этом фоне. — Арслан! Марфа! — узнает Анна Викторовна, и останавливается. — Здравствуй, Марфа, — улыбается она. Госпожа Кайсарова вздрагивает. Сжимает тонкие губы. В ее глазах мечутся гнев и страх. Она быстро оглядывается вокруг, надеясь, что свидетелей подобного афронта не будет. Увы ей… Арслан пытается ответить на приветствие Анны, но слова замирают у него на языке под разъяренным взглядом жены. Господин Кайсаров мнется, но молчит. Все краски медленно исчезают с лица Анны. Она смотрит на бывшую подругу прямо и серьезно, даже с каким-то сочувствием. Рука, лежащая на локте Штольмана чуть вздрагивает. Крепче прижав к боку ее ладонь, он сам делает шаг вперед, заступая дорогу. — День добрый, Марфа Борисовна, — громко произносит он, — сразу и не узнал вас. Вижу и вы не сразу. — Зздравствуйте, — вынуждено выдавливает Марфа, снова бросая вокруг тревожные взгляды. Даже не надейтесь, сударыня. То, что вы с нами разговаривали, увидят все, кто есть на улице. А уж услышит в самых разных вариациях к вечеру целый Затонск. Он продолжает беседу, спрашивая об учебе Арслана, здоровье родителей, длительности пребывания четы в родном городе. С каждой минутой лицо Марфы становится все более испуганным и злым. Видимо, маменька хорошо расписала ей, кто нынче — персона нон грата. И ох, как же не хочется госпоже Кайсаровой иметь хотя бы какое-то отношение к скандалу. Это же только ей можно шантажировать людей, вымогая деньги, да играть в самоубийство. Оставаясь при том порядочной и уважаемой женщиной. Наконец, он завершает разговор многословным и изысканным прощанием. Анна так и не произнесла больше ни слова, но Арслан не может смотреть ей в глаза. А ведь это только начало, юноша. Первая твоя трусость. Подумай. — Джульетта, — усмехается Яков, когда Кайсаровы скрываются за поворотом. — Я думала, она просто еще… маленькая, — тихо отвечает Анна, — и не научилась… жалеть. Потом вздыхает глубоко, и заставляет себя улыбнуться. — Ничего. Зато сразу видно, кто есть кто, правда? Вы правы, Анна Викторовна. Только дорого обходятся подобные экзамены. Душу выжечь может. Или такой душе, как ваша, это не грозит? Но на сегодня испытаний довольно. — Давайте-ка извозчика возьмем, Анны Викторовна. Ну как же она не подумала! Конечно, Яков устал, и не хочет этого показывать. Почему она сама не сообразила и не предложила первой! — Давайте, Яков Платонович. Так действительно будет лучше. _____________________________________ Продолжение следует.