«Зачем леса, поля и горы? Зачем родился я на свет?» (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. песня «Глупые вопросы»)
— Уходите! Я не хочу с вами разговаривать! — Помоги… — Нет. Я больше этим не занимаюсь! Оставьте меня в покое! — Спаси мою дочь! — Я сама обманута и предана! Мне кто-то помог? Анна села на постели, прижав ладони к пульсирующим вискам. Ушедший сон заволакивала дымка, но в памяти еще держался образ строгого печального старика. И голос той, что отвечала ему — истерично и зло. Перед Анной словно ожило сгинувшее в мусоре фото — холеное лицо Тени и колючий взгляд. «Почему меня слышат только мертвые?» — с выверенным трагизмом произнес ее голос. — А что хорошего ты можешь сказать живым? — прошептала Анна, дрожа и кутаясь в одеяло. Тень молчала. Мстит она этими снами, что ли? Пусть. Никому и никогда больше Анна не откажет в помощи. Ну, если речь не пойдет о злых делах, конечно… — Тень, знай свое место! Что же, все равно пора вставать. Сегодня Анну ждут в больнице. Хоть бы приснившийся дух не явился во время приема пациентов! Будет очень неудобно. Но увы, духам подходящие тебе часы не назначишь. Анна подошла к зеркалу. И замерла минут на пять, не отводя взгляда от еловой ветки в вазе. Вдыхала тонкий лесной аромат, осторожно касалась шершавых шишек. Утро словно само по себе становилось для девушки добрым… Мария Тимофеевна уже сидела за столом, с видом торжественным и таинственным. Она старательно вела себя так, будто ничего не случилось, но при этом некие новости, кажется, просто искрили в воздухе. Тихонько улыбнувшись, Анна решила для начала подыграть в представлении «Обычный завтрак». — Здравствуй, мама. Приятного аппетита. Она села за стол, налила кофе. Положила на тарелку теплые оладьи, капнула вишневое варенье… — Как спалось, Аннушка? — мама, словно задумавшись, водила пальцем по лежащей на скатерти газете. — Хорошо, — Анна поняла, что дальше сдерживаться не может, — и что же пишет сегодня «Затонский телеграфъ»? — Да так, — мама сделала равнодушное лицо и повела плечами, — можешь сама взглянуть. На первой странице. Взгляд сразу привлекала большая статья под названием«Чувства добрые, как орудие воспитания».
«Сколь часто в нашем обществе слышны возгласы об упадке нравов. Но не топчем ли мы сами ростки добра и таланта, лишая подрастающее поколение из народа умений и знаний? Не огрубляем ли сердца и души, которые могли бы благоуханно расцвести на благо Отечества? Не позволяя им сделать необходимые шаги по дороге знаний, общество обкрадывает само себя, отнимая радость собственного будущего. Счастье, что есть натуры благородные, образованные и щедрые, готовые расчистить каменистые тропы, и сопроводить по ним детей, жертвуя им собственное время и средства. Таким человеком может гордиться и наш город. Его Светлость, князь Дмитрий Львович Мещерский устроил в своем поместье школу, где могут бесплатно приобщаться к знаниям сыновья и дочери крестьянства и мастеровых. Школа князя поражает красотой и убранством. Сами ученики имеют полное право и возможность трудом и фантазией содействовать ее уюту. Для многих это место сделалось вторым домом, ибо те, кто проживает в отдаленных селах, не могут ежедневно возвращаться под отчий кров. Для таких воспитанников имеются удобные комнаты, где они могут найти полный пансион. Князь Мещерский, и его молодая помощница, и последовательница, Вера Николаевна Кречетова, убеждены, что прежде всего в детях необходимо развить те духовные сокровища, которыми богата душа русского народа…» Далее в статье описывалось удобное двухэтажно здание школы, прилегающие к нему сад и площадка для игр. Отмечался цветущий вид учеников, «сверкающие тягой к знаниям глаза и озаренные высокими стремлениями лица». Заслужила похвал даже одежда детей, купленная на средства князя — красивая, при том — практичная и удобная, способная пригодиться и в деревенском быту. В заключении, автор выражал надежду, что примеру Дмитрия Львовича Мещерского последуют и другие меценаты, и благодетели, «дабы нивы образования и просвещения были засеяны должным образом». Скромная подпись гласила — «М. Миронова». Рядом со статьей помещались фотографии. На одной из них была запечатлена школа, и десяток фигурок учеников в платках и треухах. Вторая представляла собой портрет пожилого седоусого мужчины, чье широкое лицо напоминало задумчивую морду сенбернара. — Мама, — Анна опустила газету, — мне … очень нравится, правда! Это гораздо лучше, чем… — Чем страстная Агата, шествующая в шлейфе «Ночной фиалки»? — усмехнулась Мария Тимофеевна, теребя кружевную оторочку на вороте. — Да, — кивнула дочь, — да и статья про мумию была … не такой интересной. Журналистка зарделась, и тут же принялась торопливо намазывать вареньем остывший оладушек. — Ты сама ездила в эту школу, мама? — спросила Анна. — Конечно, — ответила Мария Тимофеевна, — и могу тебе сказать, что все написанное — чистейшая правда! И, боюсь, наше народное училище никакого сравнения с этой школой не выдержит. Анна вздохнула. — Неудивительно. У князя наверняка и учеников меньше, и денег больше. — Вот! — Мария Тимофеевна встала и заходила по комнате в сильном волнении, — может быть, в моих силах что-то изменить? Эти дети, Аннушка… Ведь и правда, в каждом может скрываться столько доброго, умного, хорошего! Но о них часто просто некому позаботиться. Это несправедливо, в конце концов! — Я знаю, мама. В больнице много раз такое видела. Мальчику десять лет, а работает он уже за взрослого. Ну кто его дома лечить будет — и на что? — Аня, ты мне об этом тоже потом расскажи! — замерла Мария Тимофеевна, осененная новой идеей, — обязательно! И я напишу, чтобы люди узнали. И устыдились! — Хорошо, мама, — на душе почему-то стало тепло, — расскажу… *** С утра в приемной было тихо. Анна проверила лекарства в шкафах, рассортировала и разложила истории болезни. Потом присела за стол и задумалась. Статья в газете и разговор с матерью всколыхнули в душе очень многое. Когда-то ведь и сама Анна собиралась стать учительницей. Ей нравилось давать уроки! Нравилось придумывать — чем заинтересовать ребят, которым, конечно, куда больше хотелось играть, нежели зубрить английские слова, или делить дроби. И каждое верно написанное вчерашним шалопаем предложение, каждый правильно решенный пример становился ее маленькой победой и гордостью. Мир чуть-чуть менялся к лучшему, приобретая гармонию и смысл. Почему же она в итоге выбрала медицину? Анна поежилась. Ей всегда было холодно и больно возвращаться к воспоминаниям того страшного года. Исчезновение Якова, безнадежные поиски… А потом — победа Тени. Оттесненная в глубину собственного сознания, Анна словно лежала в полуобмороке. Происшедшее оглушило ее. Не было сил сопротивляться, протестовать. Тень собирала вещи, требовала от родителей денег и помощи, выспрашивала баронессу о парижский перспективах… Анна смотрела на все это, точно сквозь ядовитый туман в затонском лесу. Ощущая себя стремящейся к нулю жалкой точкой. Хорошо, что Тени не взбрело в голову стать актрисой! Хотя и странно, конечно… С ее вкусами это было бы в самый раз. Особенно, если танцевать в каком-нибудь кабаре. И краситься нужно ярко, и одеваться вызывающе. Нет, против актрис Анна ничего не имела, но ей самой эта профессия не подходила совершенно. К счастью, Тень загорелась идеей эпатировать общество званием женщины-врача. Правда, начав обучение, довольно быстро переключилась на прогулки и званые вечера, танцы и новые знакомства… Анна, боявшаяся сгинуть вовсе, уцепилась за учебу, словно за соломинку. Поэтому, в Сорбонне продержаться удалось почти до выпуска. Тень по большей части вела светскую жизнь, наряжалась, стреляла глазами по элегантным мишеням во фраках. Анна же, прямо в центре бального зала, отключившись от музыки и комплиментов, повторяла названия человеческих костей… И в какой-то момент поняла, что это тоже — ее настоящее дело. Но все-таки сильнее всего душа рвалась на помощь именно к маленьким пациентам. Когда Тень не вмешивалась, Анне легко удавалось уговорить их показать больное место, вытерпеть перевязку, или укол. В свободную минутку она рассказывала детям сказки, пытаясь развеселить и отвлечь… Очень хотелось, чтобы каждый из них, выздоровев, вернулся в уютный дом, где есть любовь и забота. Принимать реальность, в которой многие мальчики и девочки поесть досыта могут только в больнице было очень тяжело. Вот, теперь и мама, ранее сосредоточенная только на своем гнезде, обратила внимание на чужих несчастных птенцов… В коридоре послышались тяжелые шаги и рыдания. Двери распахнулись. В приемную ворвалась одетая по-деревенски женщина, с девочкой лет шести на руках. Следом вошла старуха. — Бога ради, помогите! — запричитала мать, — помирает… Из-под платка, который укутывал голову больной, доносилось тяжелое, свистящее дыхание. Анна торопливо сдернула шерстяную ткань, и ужаснулась. Горло девочки раздулось, вены набухали при каждом вздохе, бледное личико отливало голубизной. — Четыре дня уже! — всхлипнула мать. — Капелек бы нам каких, — сурово изрекла старуха. Как можно спокойнее Анна постаралась объяснить: — Лекарства здесь уже не помогут. Девочка скоро не сможет дышать. Нужна операция. — Опе-рация? — испуганно переспросила женщина, и потянула дочь к себе. — Не дадим резать! — старуха метнула взгляд исподлобья, — еще чего выдумали… — Но поймите, иначе нельзя, — принялась убеждать Анна, — это дифтерит. У нее горло забито! Мать беспомощно взглянула на старуху. Та решительно покачала головой. Анна снова двинулась в атаку. Уговаривала. Настаивала. Бесполезно. — Лекарства — давай, а резать — это мы не согласные, — твердила старуха. Мать заливалась слезами. Девочка хрипела, закрыв глаза. Анна ощутила, что в душе поднимается яростное желание просто выхватить ребенка, унести в операционную, и запереть дверь. — Ну не согласны, и не согласны, — раздался тут печальный голос, — и ступайте. Дома, наверное, еще семеро ждут. Одна умрет — так и не заметите… В приемную вошел невысокий человек с пышными седыми волосами. Длинное лицо его выражало беспредельную грусть. — Да что же вы такое… — охнула женщина, — да как же! Не замечу… И опять зарыдала. — Вы же сами сказали, — спокойно пожал он плечами, — что оперировать не дадите. Значит, мы спасти вашу дочь не сможем. Она умрет. Вот и все. У матери почти разжались руки. Анна быстренько пересадила девочку к себе на колени, инстинктивно прикрывая ее от старухи. Та смотрела грозно, но молчала. — Послушайте, — опять обратилась Анна к женщине, — девочка будет жить! Если ей как можно быстрее сделать операцию. Пожалуйста, соглашайтесь! — Хорошо, — не глядя ни на кого, тяжело выдохнула мать. Седой человек спокойно кивнул. — В таком случае, — так же печально объявил он, — займемся этим прямо сейчас. Анна Викторовна… Расстегивая на девочке полушубок, Анна подняла на незнакомца настороженный взгляд. — Простите. Не представился — ваш новый коллега. Доктор Мезенцев Сергей Петрович. ______________________________ Продолжение следует.