Другая ночь

За медицинские консультации спасибо Sowyatschokу

«Ангельским ли голосом, Злобно ли ревя, Люди главным образом Слушают себя». (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. песня «Люди»)

Вслед за доктором Мезенцевым Анна вышла в коридор. Все в порядке… Девочка будет жить. Сергей Петрович провел операцию неторопливо и спокойно. Надрез был сделан на нужную глубину с первого раза, трубка легко вошла в горло. Анна держала крючки, которые не давали сойтись краям раны. Только бы маленькая пациентка не дернулась! Но, окаменев от ужаса, она даже не пыталась вырваться из крепких рук фельдшера. Когда пленки, заполнившие горло, были удалены, и девочка задышала, Анна впервые ощутила запоздалую дрожь. Но ничем не выдала ее. Как и поднявшуюся волну дурноты — из-за духоты, и неприятного запаха… В коридоре их встретила мать, успевшая, видимо, сто раз пожалеть о том, что позволила оперировать. Старуха стояла чуть поодаль, непримиримо сжав рот и сощурив глаза. Даже когда Сергей Петрович сказал, что девочка не умрет, и скоро поправится, лицо ее не смягчилось. Мать причитала и благодарила, утирая рукавом слезы. Старуха же враждебно уставилась на Анну. И тут ноги ослабли. Перед глазами сгустился туман. Его неожиданно прорезали всполохи огня, среди которых Анна различила лицо Раймонды — измученное, осунувшееся, обрамленное слипшимися прядями распущенных волос. Молодая женщина горела заживо… — Ведьма! — услышала Анна скрипучий голос. И обнаружила себя — обессиленно прислонившуюся к стене рядом с операционной. Прошло меньше минуты, девочку даже не успели унести из коридора. Доктор Мезенцев что-то говорил матери. На Анну же, из-под черного платка все так же зло смотрела старуха. — Зарезать, небось, хотела? Для духов своих! — словно выплюнула она. Обида не сразу достигла сердца, вызвав, скорее удивление, нежели боль. — Да что вы… говорите? — Анна с трудом разлепила губы. — Глупости она говорит, — медленно повернулся к ним доктор Мезенцев, глядя на старуху с бесконечной усталостью, — ей внучку спасли, — и без вас, Анна Викторовна, все так гладко не прошло бы. А тут, извольте… — Она с мертвыми разговаривает! — не сдавалась старуха, — чем-то за это платить надо? Вот! Анна выпрямилась. Холодные иголочки кололи в висках. Пальцы заледенели. Да, платить приходиться. Спокойным сном и силами. Недоверием окружающих. Одиночеством. Хорошо, что, хотя бы не как в Средневековье — костром. — Ничего вы не понимаете ни в науке, ни в мистике, — столь же спокойно произнес доктор, — никаким духам жизнь ребёнка не нужна. Прекратите нести вздор. А будете шуметь — к внучке не пущу. — П-простите, доктор! — переполошилась мать, — не серчайте, барышня! Вы уж только Стешеньку вылечите! — Вылечим, — ровный голос Анны казался чужим, — все будет в порядке… И снова замерла, гладя на белую стену. Дух, которому во сне раздраженно отказывала в помощи Тень, явился уже к Анне. Теперь она хорошо могла его рассмотреть. Седой старик, с широким лицом, похожим на морду сенбернара, и умными печальными глазами. «- Спаси мою дочь!» — Князь Мещерский… — прошептала Анна. *** — Князь Мещерский, Дмитрий Львович, — докладывал следующим вечером судебному следователю Коробейников, — местный благотворитель и меценат. Много сделал для жителей уезда. Школу открыл в поместье — на свои средства. — Как он погиб? — резко спросил Штольман. — Тяжёлое ранение на охоте. Полицию и доктора позвали сразу, но… Князь при мне и скончался. Александр Францевич сделать ничего не мог. Сам был в большом горе. Тяжелое зрелище, — вздохнул Антон Андреевич. — Что удалось выяснить? — Князь был вместе со своим егерем — Тимофеем Кречетовым. Именно Кречетов, единственный, сделал выстрел. В ружьях остальных охотников все патроны целы. Однако ни трупа лисы, ни крови обнаружить не удалось. Зато на дереве был характерный след. То есть, пуля егеря могла срикошетить, и убить князя в результате рокового течения обстоятельств. Именно так и говорил умирающий Мещерский — «Вины Тимофея нет, это случайность…» Штольман бросил на Коробейникова острый взгляд. — Что сказал Милц после вскрытия? — Вот! — кивнул Антон Андреевич, — именно. Князь убит из английского ружья — такое было у Кречетова. И следы столкновения с чем-либо на пуле отсутствуют. — То есть, все-таки убийство. Кречетова задержали? — Н-никак нет, — смешался Антон Андреевич, — когда я вернулся за ним, после вскрытия, супруга сказала, что он ушел, а куда — неизвестно. Мы осмотрели дом, но… Повисло многозначительное молчание. — Кто является наследником князя? — спросил Штольман. — Сын — Лев Дмитриевич, — словно нехотя, Коробейников продолжал, — и… жена Кречетова. Вера Николаевна. Она выросла в доме старого Мещерского, и тот был к ней необычайно привязан. Лев Дмитриевич очень возмущался по этому поводу. Ходили разговоры, что девушка — любовница князя. Антон Андреевич нахмурился, вспоминая беседу со Львом Дмитриевичем Мещерским, которая оставила очень неприятный осадок… Едва приехав нынче утром, сын убитого явился к Трегубову. Скоро в кабинет полицмейстера позвали и начальника сыскного отделения. Коробейников с любопытством взглянул на молодого князя. Льву Дмитриевичу можно было дать лет тридцать. Держался он с какой-то нарочитой вежливостью и ощутимым превосходством. Предупредительность Трегубова к представителю аристократии делала это впечатление еще более ярким. Антону отчего-то захотелось сбить спесь с княжеского лица — круглого, гладкого, украшенного тонкими усиками. Но пока пришлось ограничиться хмурым взглядом усталого человека, оторванного от дел. — Мы все скорбим о вашем отце, — продолжил прерванную речь Николай Васильевич, — это был необыкновенный человек. Благодетель… — Да, — холодно отозвался князь, — но я не одобрял многих его затей. Отец слишком снисходительно относился к людям, которые этого вовсе не стоили. За что, увы и поплатился. Ведь его убил этот … егерь? — Дмитрий Львович отрицал злой умысел, — быстро сказал Коробейников, получив в ответ снисходительную усмешку. — Разумеется, — кивнул Лев Дмитриевич, — благородно простил на смертном одре… Да еще эта женщина! — добавил он с искренним возмущением. — Вы говорите о Вере Николаевне Кречетовой? — спросил Трегубов. — Да. Она появилась в нашем доме совсем маленькой. Отец дал ей воспитание и образование, совершенно не подходившие особе низкого звания! А когда выросла — сделал своей любовницей! Поставил заведовать школой… Довольно привлекательное лицо молодого Мещерского исказила брезгливая гримаса. — Естественно, что ничем хорошим это не могло кончиться. Вера влюбилась в Кречетова. Отец был против, но она настояла на своем, и вышла за егеря замуж. Однако семейная жизнь их очень быстро не заладилась, и отношения отца и этой женщины возобновились. Можно ли было ждать чего-то иного, учитывая ее происхождение! — Вы считаете, — с трудом сдерживаясь, поинтересовался Антон, — что обстоятельства рождения определяют всю дальнейшую жизнь? Лев Дмитриевич важно кивнул, как будто и не заметил попытки собеседника его уязвить. Или вправду — не заметил? — Благородство и честь не купишь. Да и не воспитаешь, как не старайся. Впрочем, — словно делая одолжение, признал князь, — потерять их тоже очень легко. Я только приехал — и уже наслышан о местной… особе. Госпожа Миронова, кажется? Которая даже не скрывает своих отношений с женатым человеком. Девица из почтенного семейства. Дворянка! Но подобные паршивые овцы, к сожалению, встречаются. Думаю, в назидание остальным. Антон помедлил лишь миг, потому что от возмущения перехватило дыхание. Но когда он открыл рот, понимая, что скажет нечто такое, что испортит ему и карьеру, и жизнь, прозвучал вежливый, но непреклонный голос Трегубова: — Лев Дмитриевич! При всем уважении, я попрошу вас: не высказываться подобным образом об Анне Викторовне. Мещерский прищурился. Полицмейстер же, впервые за весь разговор, смотрел сурово, и — прямо на князя. А не снизу вверх. Лев Дмитриевич пожал плечами, и спросил, когда он сможет забрать из морга тело отца для погребения. Преодолев каменистый порог, беседа потекла дальше. Антон медленно выдохнул, беря себя в руки. Нужно было продолжать работу. Разумеется, ту часть разговора, которая касалась Анны Викторовны, Антон озвучивать не стал. Чем может грозить столкновение Мещерского и Штольмана по этому вопросу — даже думать было страшно. — Так вот, — торопливо продолжил Коробейников, — сегодня днем было зачитано завещание старого князя. Госпоже Кречетовой оставлена школа, и — пятьдесят тысяч. Но при этом выяснилось, что Вера Николаевна… — Незаконнорожденная дочь Мещерского, — закончил Штольман. — Мне еще раньше Анна Викторовна сказала, — признался Антон, — ей явился дух князя, заклиная «спасти его дочь». А ведь известно только о сыне… Но откуда узнали вы? Яков Платонович сухо усмехнулся. — Взять в дом воспитанника, или воспитанницу — самый простой и распространённый способ позаботиться о внебрачном ребенке. Если не хотят отдавать его в другую семью. — Да, так и оказалось, — согласился Коробейников, — Вера Николаевна была очень рада. То есть, она плакала, но распоряжение Дмитрия Львовича помогло спасти школу. Молодой князь, еще до оглашения завещания, велел ее закрыть, а детей распустить по домам. Теперь же госпожа Кречетова там законная хозяйка, и деньги на благое дело тоже есть. — И как же все это воспринял сын Мещерского? — С негодованием. Отказался признать Веру Николаевну сестрой. Виктор Иванович Миронов — это же он составлял завещание, — пробовал переубедить, но не смог. Даже письмо отца не подействовало. — Что ж, если о завещании было известно, то у Кречетовых есть мотив, — подвел итог Штольман, — деньги все-таки немалые. А у самого егеря еще и возможность была. — Но, Яков Платонович, Вера Николаевна… Никаких особых доводов Коробейников привести не мог. Но виновность госпожи Кречетовой — искренне горюющей о смерти князя, и переживавшей за дело его и своей жизни, признавать никак не хотелось. Штольман раздраженно дёрнул головой. — Вера Николаевна могла и не знать о планах мужа. Ну а Кречетов весьма изобретательно подстроил несчастный случай на охоте. Жена получает деньги, а он ими пользуется. Даже, если отношения не ладятся. — Я видел их вместе, когда умер князь, — возразил Антон, — и думаю, Лев Дмитриевич … преувеличил. Они производят впечатление вполне … согласной пары. — Что ж, я думаю, нужно задать еще несколько вопросов Вере Николаевне, — решительно поднялся из-за стола Штольман, — я еду в усадьбу Мещерских. — Так поздно уже, — Коробейников кивнул на темное окно. — Не настолько, — начальник шагнул к двери. — Я с вами, — отбросил колебания Антон. …Дверь флигеля, где обитало семейство Кречетовых, оказалась не заперта. В доме послышался удаляющийся шум. Когда полицейские ворвались в прихожую, то увидели распростёртую на полу женскую фигуру. Штольман присел рядом. Пострадавшая повернула голову. В сумеречном свете резко обозначились синяки и разбитая губа Веры Николаевны Кречетовой. ___________________________ Продолжение следует.