Другая ночь

Спасибо за помощь Lada Buskie.

«— Но ведь нет настоящей любви, А уж в наше-то время — тем боле…» (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. Песня «Ученый и Принцесса»)

Сегодня днем, когда Анна смотрела вслед Штольману, она с трудом подавила тревогу. Хоть бы арест Мещерского прошел… спокойно. Главное, чтобы ее имя не всплыло. Не с чего, кажется, но вдруг? Князь скажет что-то грубое — как ей самой тогда, при встрече. А Яков… Дальше воображение служить отказывалось. Но в любом случае, отсюда им с Ваней лучше уйти, и Льву Дмитриевичу на глаза не попадаться. Одной рукой Анна притиснула к себе таинственный конверт, а второй тронула за плечо ученика. — Пойдем? Там уже без нас справятся. Ваня кивнул, и они зашагали обратно. Перед Кречетовским домом шла веселая возня — у школьников наступил перерыв. Анна вспомнила, что как раз следующий урок обещала занять рисованием, и почти бегом бросилась к крыльцу. У самых дверей обернулась, ища глазами Ваню, но тот уже азартно опрокидывал в сугроб кого-то из товарищей. Анна покачала головой, и вошла в дом. Вся небольшая гостиная была спешно переоборудована под класс. Главенствующее место в середине занимал обеденный стол. Вокруг выстроились разномастные стулья, собранные из всех комнат. Диван был отодвинут в угол, наполовину скрытый старой школьной доской на подставке. В буфет, освобожденный временно от посуды, Вера укладывала стопку книг. — Я вернулась, и готова вести урок, — объявила с порога Анна. — Я так вам благодарна! — Вера подошла к ней, радостная и озабоченная одновременно, — дел столько, что я не знаю, за что хвататься. Анна помолчала, собираясь с духом. После чего решительно протянула конверт. — Это нашли в доме князя. Яков Платонович… господин Штольман попросил отдать вам. Вера нахмурилась. Поняв что-то, побледнела, и с тревогой посмотрела на Анну. Та ободряюще пожала ей руку. — Спасибо, — тихо произнесла Вера. Она взяла конверт, и быстро вышла из комнаты. … — Ребята, сегодня бы будем рисовать зимний лес. Любые деревья, кусты, овраги. Да, можно добавить зверей и птиц. И людей изобразить. Главное, помните, то что далеко — на бумаге должно быть маленьким. Это называется «перспектива» … Она словно разделилась на двух, — нет, трех человек. Одна Анна вела урок — объясняла, показывала, отвечала на вопросы. Другая — мысленно тянулась к Якову, мучительно гадая, как прошло задержание Мещерского. Ну а третья — раздумывала о содержимом конверта, и переживала за душевное состояние Веры. Видимо, поэтому Анна обратила внимание на отсутствие Вани Стеклова только тогда, когда он смущенно проскользнул в комнату. Мокрый, встрепанный и очень довольный. — Что случилось? Где ты был? — спросила Анна. — Я смотрел, как князя повели! — выдал мальчик. Сердце ухнуло вниз. Ученики радостно загалдели — Лев Дмитриевич явно уважением у них не пользовался. Но от расспросов Ваня отмахнулся лаконичным: — Сыщик его скрутил, в пролетку посадил. Все! А что рисовать надо, Анна Викторовна? Анна Викторовна чувствовала, что история не столь коротка, и важные подробности в ней упущены. Но решила пока на полном рассказе не настаивать. По крайней мере, все участники действия остались живы. — Садись, — она кивнула на свободный стул, — тема сегодня: «Зимний лес». Ребята, не забывайте, что нельзя снег оставить просто белым. Вспомните, на нем и отблески солнца видны — золотые, или розовые, и синие тени. Серые и коричневые отпечатки следов. Урок рисования был последним, но закончить его вовремя не удалось. Юные пейзажисты вдохновились чрезвычайно. Всевозможные заснеженные полянки, глухие непролазные чащобы, лесные дороги с убегающими вдаль санями радовали глаз. Всем хотелось довести работу до конца. Анна возражать не стала. И вот, наконец, рисунки разложены на столе — сохнуть. Краски убраны, руки, носы и щеки художников по возможности отмыты. Ученики отпущены до следующего дня — кто в город, по домам, кто в дортуары. Однако Анна успела задержать Ваню, надеясь все-таки выяснить, что произошло при аресте Мещерского. — Да все в порядке, Анна Викторовна, — пожал плечами мальчик, — просто князь меня увидел. А господин Штольман опрокинул его в снег. Действительно, и говорить не о чем! — Ваня, ну зачем ты вообще туда вернулся? — буквально взмолилась Анна, — разве непонятно, что князь мог тебя узнать, и разозлиться! — Я хотел точно знать, что его арестовали, — серьезно пояснил он, — эх, спрятался только плохо… — Князь тебя не ударил? — Неет! — Ваня широко улыбнулся, — господин Штольман успел! — Господин Штольман успевает всегда, — пробормотала Анна, — ладно, ступай домой. Князя теперь можно не бояться. Когда Ваня уже выскочил во двор, в гостиной появилась Вера. Медленно прошла вдоль стола, словно бы оценивая рисунки. Но Анна поклялась бы, что ни одного из них она не увидела. Взгляд учительницы был устремлен внутрь себя, а руки прижимали к груди тот самый конверт. Только содержимое его теперь не являлось секретом для дочери князя Мещерского. Вера опустилась на стул. Чуть сдвинула рисунок, изображающий заснеженную медвежью берлогу. Положила на освободившееся место конверт, и вынула из него какую-то фотографию. Посмотрела на Анну. — Это моя … мама, — голос звучал глухо из-за сдерживаемых слез. Анна села рядом, и взглянула на снимок. На ум сразу пришли немногочисленные фотопортреты Марии Тимофеевны в девичестве. На них у юной Маши всегда бледное, какое-то размытое лицо, напряженный взгляд. И наряжена она в тяжелые, немножко смешные платья на обручах, с широкими в локтях рукавами. Впрочем, одежда запечатленной на снимке девушки модными изысками той поры не отличается. Ни оборок, ни двойной юбки, похожей на фартук… Просто темное платье с белым воротничком и манжетами, туго прихваченное в талии поясом с пряжкой. Девушка сидит на стуле, сжимая в руках книгу, смотрит очень внимательно и серьезно. Волосы зачесаны назад, и заплетены в толстую косу, низко уложенную петлей на затылке. Героиня снимка кажется… Милой, может быть? От нее словно тепло идет. Вот сейчас она склонит голову к плечу, и улыбнется. Имя, от руки написанное внизу очень ей подходит — «Дашенька». — Брак Дмитрия Львовича был устроен родителями, его и невесты, — начинает рассказывать Вера, — вот и получилась семья, где каждый живет своей жизнью. Главное — чтобы внешне все выглядело, как … благопристойный и счастливый союз. Княгиня предпочитала светские поездки и развлечения. А отец… Дмитрий Львович уже тогда интересовался общественной деятельностью. Благотворительностью, просвещением… Она замолчала, кусая губы. Анна отошла к маленькому столику у окна, и налила из графина воды. Принесла стакан Вере. Та сделала несколько судорожных глотков. — Спасибо. Так вот, — продолжила она, — в конце весны 68-го года княгиня вместе с маленьким Львом и своими родителями уехала на отдых за границу. А Дмитрий Львович принял приглашение погостить в имении одного из своих друзей и единомышленников. И там встретился с мамой. Вера снова посмотрела на фотографию. Ласково коснулась подписи. — «Дашенька», — прочла она вслух, — Дарья Васильевна Катунина. Она была гувернанткой у детей хозяина дома. Дрожащими пальцами Вера чуть встряхнула конверт. На стол с легким шелестом выскользнули сложенные листы бумаги и тетрадь. Анна сидела, не шевелясь, боясь спугнуть доверие подруги. — Здесь письма, и дневник отца… за тот год, — отрывисто поясняет Вера Она находит нужный листок, и читает вслух: — «Ангел мой, Даша! Мог ли я надеяться на встречу с такой, как вы? Мог ли думать, что это лето подарит мне родную душу, которой можно открыть самое сокровенное? Сердце ваше — бесценный дар, полученный мною, неведомо, за какие заслуги…» — Они любили друг друга, — с затаенной болью произносит Вера, — любили! А не просто… Анна осторожно накрывает ее руку своей ладонью. — Я знаю! Я верю… — Мама разделяла идеи отца, и сама желала делать что-то нужное для простых людей. Они много говорили об этом, спорили… Дмитрий Львович писал, что у нее не только доброе сердце, полное сострадания, но и светлая голова. Анна, у них могла бы быть настоящая жизнь! Общая, полезная, счастливая. А вот что говорила мама: «Друг мой, вы расхваливаете меня, но совершенно забываете о себе. Со стыдом признаюсь, что в начале нашего знакомства была убеждена, что человек такого высокого положения, как вы, всенепременно подвержен гордыни. Что я могу быть для вас занятной игрушкой — не более. Простите меня за столь дурные мысли! Как могу я не уважать и не любить вас — умного, доброго и справедливого? Я счастлива и горда тем, что чувство мое, — первое и единственное, отдано именно вам…» — Ну почему?! — гневно выкрикивает Вера, — почему? — Потому что Дмитрий Львович был женат? — спрашивает Анна с горьким пониманием. Вера поднимает глаза, полные слез. — Да, — выдыхает она, — он думал о разводе. Но это значило втягивать в процесс маму, как … причину. А главное — им бы это все равно не помогло. Отцу, как совершившему измену, уже нельзя было бы повторно венчаться. А мама… Вера снова тянется к стакану с водой. Анна ждет. В душе поднимается отчаяние, от которого тоже хочется кричать в пустоту: «Ну почему?!» — Мама не хотела портить ему жизнь, — почти шепчет Вера, — считала, что его начинания, идеи, общественная деятельность гораздо важнее. Публичное расставание с законной женой разрушило бы репутацию Дмитрия Львовича. Поэтому, даже когда он решил разъехаться с княгиней, мама пыталась его отговорить. А когда поняла, что он не отступит — сама постаралась исчезнуть. Анна ощутила знакомый холодок. Дыхание перехватило, зазвенело в ушах. А перед глазами возникла картина. Маленькая полутемная комната с низким потолком, узкая разворошенная постель. На ней от родовых мук задыхается женщина. Лицо ее залито потом, на рубахе и простынях видны кровавые пятна. И рядом — никого, кроме какой-то хмурой растерянной старухи… Откинувшись на спинку стула, Анна старается отдышаться. Расстегивает верхнюю пуговицу высокого воротничка. — Господи, что с ней случилось? — слова с трудом протискиваются сквозь горло, — почему она осталась … совсем одна? — В начале осени Дмитрий Львович был вынужден уехать. В письмах мама уговаривала его ничего не предпринимать. Я не знаю, понимала ли она, что находится… в положении. Но об этом догадалась хозяйка. И маму выгнали. Без денег и рекомендаций. Анна ощутила, что ей опять не хватает воздуха. — Но ведь это была очень передовая семья? А как же благотворительность, гуманизм, польза? Вера кривит губы в невеселой усмешке: — Видимо, гуманизм — это одно, а беременная гувернантка в доме — совсем другое. То, что мама от них услышала о себе, только укрепило ее решение … не ломать судьбу отца. — И что Дмитрий Львович? — помолчав, спросила Анна. — Он искал ее! — Вера стиснула кулак, и стукнула по столу, не то давая выход ярости, не то заглушая боль, — эти… друзья, то есть — бывшие друзья, потом отец не желал с ними общаться! Они же ничего не сказали ему о мамином положении, о скандале. Просто — уволилась, и ушла, неизвестно куда. У мамы не было родных. Она уехала в какую-то глухую деревню. Там тоже понимали, что она не замужем, но все-таки жалели. Пока могла, мама занималась с детьми. Потом … родилась я. А мамы не стало… Вера закрыла руками лицо и разрыдалась. — Отец ее нашел, но было поздно, — с трудом расслышала Анна, — маму уже нельзя было спасти. Но почему, почему он мне ничего о ней не рассказывал? Именно это Анна понимала очень хорошо. — Дмитрий Львович всю жизнь считал себя виноватым, Вера. Перед вашей мамой, и перед вами. Что не предусмотрел, опоздал, не спас… — Да! Да, вы правы, — Вера схватила со стола тетрадь, — вот, это его запись в дневнике: «Никогда не прощу себе, что не смог ее защитить. Не настоял на своем, не увез, позволил принести себя в жертву! Она умерла на руках повивальной бабки, без врача и помощи, только лишь спасая мою репутацию. И только я один во всем виноват…» Строчки расплывались перед глазами. Анна упрямо моргнула, но соленые капли не отступили, а мокрыми дрожками поползли по щекам. Зато мысли в голове приняли сердитый, почти яростный характер: «И что это вы так многозначительно смотрели на меня, отдавая конверт, Яков Платонович? Чему, по-вашему, эта история должна меня научить? Ведь если кто-то из нас и собирается исчезнуть, оберегая репутацию другого, то это точно не я! И вы сегодня же от меня все, все выслушаете! Потому что князю Мещерскому и Даше просто-напросто нужно было быть вместе! Несмотря ни на что. Как и нам с вами… » __________________________ Продолжение следует