Другая ночь

«— Вот не лжет небосвод, облака не хитрят, И река отражает их честно, И цветы, и деревья душой не кривят, И поэтам враньё неизвестно…» (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. Песня «Ученый и Принцесса»)

Анне снился свиристель. Он сидел, раскачиваясь, на тонкой черной ветке, словно пушистый шарик. Только топорщился хохолок на макушке, и задорно торчал хвостик, весь в ярких, желто-оранжевых пятнышках. Рядом виднелась гроздь сморщенной рябины, но, кажется, птица уже угостилась так, что больше и клевать была не в состоянии. Свиристель наклонил голову, искоса поглядывая темным блестящим глазком. Анна засмеялась, и шагнула вперед, надеясь разглядеть это чудо поближе. Вокруг явно была весна. Над головой распахнулось высокое чистое небо, ноздри щекотал свежий аромат мокрой земли и набухающих почек. Только вот сугробы растаяли еще не полностью, и Анна, не отводившая глаз от свиристеля, едва не утонула в раскисшем снегу. Но ее тут же подхватили чьи-то крепкие руки, и поставили на прочное и достаточно сухое место. — Анна Викторовна, вы на дереве надеетесь найти сокровища? — произносит такой родной и знакомый голос с непередаваемыми ироническими интонациями. Но она не обижается. Муж любит ее и беспокоится, вот и все. Анна оборачивается, смеясь отвечает что-то. И пытается повыше подтянуть воротник его пальто, чтобы Яков не простудился. Но каким-то образом этот жест превращается в крепкие объятия. Штольман наклоняется к ней, и от поцелуя голова кружится еще сильнее, чем от солнца и весеннего воздуха…* … — Анна Викторовна! Просыпайтесь! Пора уже… Анна садится, не открывая глаз, надеясь на пару лишних секунд удержать видение небесной синевы, свиристеля на ветке, и поцелуя с любимым человеком. Но действительность все отчетливее заявляет свои права. Как хорошо, что такие сны не забываются! Их можно извлекать из памяти украдкой, в свободную минуту, чтобы появились силы жить дальше. Она разлепляет ресницы, и видит перед собой огорченной Валино лицо. — Извините, Анна Викторовна. — Да за что же, Валя? Все правильно, нам на дежурство сейчас выходить, — Анна машинально приглаживает выбившиеся из косы пряди. — Вы совсем замученная, — тихо произносит девушка. — Как и вы, — возражает Анна, — мы одинаково работаем. — Все равно вам сильнее достается, — упирается Валя. — Глупости! Анна выпутывается из одеяла. Встает. На тумбочке сонно мигает маленькая керосиновая лампа, отражаясь в граненых боках стаканов с чаем. Две тарелки с кашей прикрыты салфетками… За окном еще совсем темно, но Валя уже успела принести с кухни завтрак. А она, засоня, даже не слышала! — Спасибо большое, Валюша, — улыбается Анна, — доброго нам утра. И дня… Пока они ели, Анну вдруг словно кольнуло что-то. Не понимая глаз от тарелки, она попросила: — Валя, пожалуйста. Если меня будет спрашивать господин Клюев — скажи, что я очень занята. — А если вы будете на приеме, и он, как пациент придет? — уточняет девушка. — Тогда никуда не денешься, — вздыхает Анна, — но по другому поводу… Не могу, и все! Валя понимающе кивнула. … Предчувствие оказалось очень своевременным. Анна с начала дежурства не покидала дифтеритную палату, а вот Валя после полудня вышла за чистым бельем. Маленькая Туся поперхнулась, и выплюнула полоскание прямо на постель, которую теперь нужно было срочно сменить. Вернулась девушка нескоро, запыхавшаяся и сердитая. — Господин Клюев пришел, — объяснила она, вешая белье на спинку кровати и разворачивая простыню, — сказал, что вчера перчатки свои тут оставил. Анна, сидевшая на стуле, с девочкой на руках, только вздохнула. — А сам начал про вас спрашивать, — продолжала Валя, — в приемной пациентов не было, я его туда проводила, Сергею Петровичу сказала. Катю попросила в поисках помочь. А господин Клюев, словно между прочим: «А где Анна Викторовна?». Валя передернула плечами, и решительным жестом натянула на матрац простыню. — Я ответила, как вы и просили — «Занята, вам сейчас помочь никак не может!». А он, кажется, обиделся. Анна тихо погладила Тусю по горячей голове. Пальцы чуть заметно дрожали. Почему? Почему она, окончательно возненавидевшая любые игры с человеческими чувствами после дуэли Якова и Разумовского, превратилась в виновницу стольких чужих мук? Разве может она сказать Клюеву, что авансы ему раздавала совсем иная особа, да и с ней связываться Анна бы никому не посоветовала… Андрей Петрович не поверит. Кажется, он уже нарисовал мысленно свой образ барышни Мироновой, додумав за нее все необходимые стремления и чаяния. И не собирается отказываться от выдумки, как бы ни отличалась она от реальности. Валя энергично взбила подушку, явно вымещая таким образом злость на упрямого посетителя. Анна поднялась с места, и осторожно опустила на чистую постель Тусю. Прикрыла ее одеялом, смочила лоб девочки уксусом. Внимательно прислушалась к дыханию. Нет, срочного вмешательства пока не требуется. Только вот жар сильный. Нужно снова дать аспирин… Подойдя за лекарством к столу, Анна быстро посмотрела в окно. Через двор к воротам стремительно шел Клюев. Слава Богу, сегодня они уже точно не столкнутся! Пусть у Андрея Петровича все будет в порядке, но — подальше от нее. И от Штольмана! — Вы сходите, пообедайте, Анна Викторовна, — предложила Валя, — здесь все спокойно, я пока справлюсь. Если что — вас позову. … Уже возвращаясь в палату, Анна увидела в коридоре Полину. Та стояла у окна, и вся так и подалась навстречу подруге. Анна шагнула к ней, отметив краем глаза, что у самого входа маячит фигура городового, поставленного сюда для охраны. Не то чтобы госпожу Аникееву следовало опасаться… Она сама рискует заразиться, но приходит, чтоб Анну поддержать. И все-таки Штольман прав. С полицейскими на территории гораздо спокойнее. — Анна! Дорогая моя Анна, ты же совсем себя не бережешь! — только взглянув на нее, ахнула Полина. Тонкие брови страдальчески приподнялись, а на переносице обозначилась строгая морщинка. Глаза излучали безмерное сочувствие. — У меня все в порядке, Полина, — попыталась успокоить ее Анна. — Ты на себя не похожа! — будто и не слышала та, — а вместо «спасибо» — опять… Ах, нет, извини! Полина приложила руку к губам, обрывая сама себя. Но что именно она собиралась сказать, Анне было хорошо понятно. — Люди боятся за детей, и не верят врачам. Мы уже привыкли, — почему-то подобные недомолвки вызвали сильнейшее желание всячески им противоречить. — Но ведь многие считают, что именно ты… наколдовала болезнь, — глядя Анне прямо в глаза, горько произнесла Полина, — это так несправедливо! Голос звучал все глуше, точно отдаляясь. Анна перестала разбирать слова, они мелко стучали в голове, похожие на капли осеннего дождя. Не слишком приятные, но терпимые. Лицо Полины, откинутая черная вуаль — все растворялось в каком-то тумане, и только глаза оставались яркими, острыми, и смотрели, кажется в самую душу. У кого она недавно тоже видела столь же внимательный взгляд? Ах да, свиристель во сне! Он так забавно наклонил хохлатую головку… Пушистый, смешной… Почему он один остался сидеть на ветке, даже когда Анна сунулась его рассмотреть? Наверное, съел так много прошлогодних ягода, что и взлететь не смог… Анна заулыбалась — кажется, невпопад. Полина нахмурилась, наклонилась к ней, повторяя что-то. «Да что со мной, я же ничего не слышу, — Анна мотнула головой, прижала пальцы к вискам, — неужели заболеваю? Мне нельзя!» И снова замерла, опустив руки, мысленно цепляясь за воспоминание о свиристеле. Почему-то он казался гораздо реальнее, чем Полина, и ее настойчивые, но совершенно неразличимые слова. — Анна Викторовна, что с вами? Вам плохо? — слышит она встревоженный голос Коробейникова. Когда успел появиться Антон Андреевич? Она и не заметила… Анна поднимает голову, и как можно тверже говорит: — Не беспокойтесь. Все хорошо. Она выпрямляется, украдкой опершись на подоконник. Полина протягивает руку, чтобы поддержать, но хвататься за нее почему-то не хочется. Пусть Антон Андреевич убедится, что она вполне здорова, и может стоять самостоятельно. Полина укоризненно качает головой. Анна чувствует себя неловко, словно ее отказ — глупая детская выходка. Однако сдаваться и демонстрировать слабость не собирается. — Благодарю вас за то, что навестили, — медленно произносит Анна, — но сейчас меня ждут в палате. Я должна быть там. — Конечно, — тут же соглашается Коробейников, — вы правы. Пелагея Ивановна, давайте уйдем, не стоит мешать доктору. Полину его предложение отнюдь не радует, но возразить ей нечего. Поэтому она только печально улыбается, и берет его под руку. — До свидания, Анна. Жаль, мы сегодня и не поговорили толком. *** Очень тревожно ему было за Анну Викторовну! Когда она смотрела в никуда остановившимися глазами — казалось, сейчас в обморок упадет. Но как только Антон вопрос про самочувствие задал — точно проснулась. Нет, видно, что трудно ей, и устала сильно. Но без жутковатого ощущения какого-то … пограничья. Кажется, даже когда Анна общалась с дУхами, он подобного не испытывал. Вместе с Полиной они вышли за ворота, и медленно двинулись по улице. Антон хмуро подумал, что Захватчик бы сейчас ох и заскакал бы козликом, красуясь перед избранной Царь-девицей! Зато и ее бы легко разговорил. Или нет? Сыщик вспомнил, что чаще всего в ответ на болтовню его Тени Полина снисходительно улыбалась и многозначительно молчала. А если что-то и говорила — даже в порыве чувств, то и откровенность ее была какой-то строго отмерянной. Хотя, а с чего бы ей быть излишне доверчивой? После всего пережитого? А теперь и он страданий девушке добавил. Думала, наверно, что близкого человека встретила, полюбила… А в ответ — отказ. После всех предыдущих галантных ужимок. Тьфу… Но не мог же он продолжать разыгрывать поклонника, если никаких чувств нет! Ладно, это дело уже решенное, хватит маяться. А вот что же все-таки было с Анной? Во время беседы с госпожой Аникеевой? — Пелагея Ивановна, вы, я смотрю часто Анну Викторовну навещаете, — несколько издалека начал Коробейников, — многие побоялись бы… — Мы же подруги, Антон Андреевич, — наклонила голову Полина, — разве я могу ее бросить — в такой момент! Но знаете… Она внезапно остановилась, вынуждая сыщика сделать то же самое. С некоторым усилием он посмотрел в лицо своей спутницы — оно казалось озадаченным. В глазах читалось некоторое недоумение. — Я… именно сегодня я не планировала заходить в больницу. В магазине накопилось столько работы, я хотела разобраться с заказами. Скоро Рождество, люди готовят подарки — и книги в том числе. Но утром заглянул господин Клюев, и я… Понимаете, во мне словно голос какой-то зазвучал, и говорил мне, что я должна идти к Анне! Это было так странно. Предчувствие, может быть? — И что же, оно оправдалось? — спросил Антон. — Не думаю, — нахмурилась Полина, — кажется, мое появление ничего не изменило. Только вот… Ох, сама не знаю, как же это получилось, я совсем не хотела говорить… — О чем? — быстро прервал он ее объяснения. Полина покаянно вздохнула: — О том, что Анну называют ведьмой, и считают виновницей эпидемии. Но клянусь, это вышло против моей воли! Слова вырвались словно сами собой! Я пришла в ужас, но было уже поздно. Вот тогда она чуть сил и не лишилась. Ах, глупый мой язык! В темных глазах блеснули слезы. Женщина поспешно отвела взгляд. — Возможно, вы тут вообще не при чем, Пелагея Ивановна, — задумчиво проговорил Коробейников. ________________________________________ * См. Наталья_О (Наталья Осиновская) «Несколько встреч в уездном городе». Продолжение следует.