Другая ночь

Спасибо за консультации по религиозным вопросам Jelizawietе, и IrisBellе. Так же автор благодарит тех, кто правит ошибки через публичную бету. Я прошу прощения за невнимательность. Вычитываю, а все равно…

«Перед ним расстилаться Либо следом скользить — С этим можно расстаться, Это трудно забыть!» (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. Песня «Я служил ему тенью»)

Поезд не то мчался, не то плелся сквозь метельную ночь. Или замер на месте, а снежный сумрак летел мимо, шурша по стенам и стеклам, раскачивая состав? Поиграется эдак, а утром окажется, что вагоны стоят возле затонского вокзала, не сдвинувшись ни на пядь. Штольман устало потер лицо. Каков сюжет пропадает. Мрачная бы вышла сказка — в стиле господина Гофмана. Не нужно. В его жизни чертовщины сейчас и без того хватает. Только вот сам Штольман смиряться с чертями и демонами совершенно не собирается. Он смог вернуть самого себя, а значит, у него хватит сил противостоять самому абсурдному тексту невесть кем написанной пьесы. Той самой, что «как будто» — про него. И «как будто» про Анну. Хорошо, что «как будто» … Выматывающие видения о событиях, которые произошли, или же могли произойти по вине его Двойника, являлись все реже. Но иногда они возвращались, обжигая гневом и стыдом. Собственное лицо, криво напяленное Двойником, вернее, его выражение — униженное и жалкое, вызывало отвращение. Холодные, злые гримасы Тени Анны — ужас. » — Аня, я прошу тебя, останься! — о, этот беспомощный лепет провинившегося недоросля, и отвратительная попытка поцелуями вернуть женщину, которую ты предал и опозорил. — Я ненавижу тебя! Ненавижу! — вопль похож на рычание. Она права, конечно. И все-таки невозможно поверить, что эти слова принадлежат его Анне…» Нет. Этого не было, и не будет. Наоборот. Был светлый день в затонском парке, где они встретились перед его отъездом. Анна ждала, очень взволнованная, и кажется, смущенная. Она крепко сжимала в руках какой-то сверток, и прохаживалась туда-сюда вдоль ограды, изрядно нервируя городового, который сегодня охранял барышню. Штольман отпустил дежурного, наказав, чтобы его смена пришла уже прямо к особняку Мироновых. На прогулке он вполне может позаботиться о безопасности сам. Едва городовой отходит, как Анна стремительно подлетает к Якову. И хотя она уже вполне твердо держится на ногах, он не может не подхватить — а вдруг все же оступится? — Здравствуйте, — невозможные синие глаза смотрят так, что легче легкого споткнуться и самому. — Доброго дня, Анна Викторовна, — он пожимает ее пальцы, а потом все-таки подносит их к губам. Она при этом, нимало не смущаясь, на секунду прикладывает ладонь к его щеке. Несмотря на мороз, становится очень жарко. Прямо как в тот вечер, когда она просила остаться, а ему так хотелось именно это и сделать. Сейчас им тоже приходится прервать объятия. Анна берет Штольмана под руку, и с видом более-менее респектабельной пары они медленно идут по окраинным парковым дорожкам. — Яков Платонович, я знаю, вы едете в Петербург. К … Володе? — спрашивает она, — я приготовила для него подарок. — Значит, вы не забыли, — несколько невпопад произносит он. Анна обиженно хмурится: — Конечно, нет, я же обещала! — и тут же признается, покаянно вздохнув, — забыла, пока мы боролись с эпидемией. А когда стало легче, и выяснилось, что скоро Рождество — сразу же вспомнила. Спасибо Вере Кречетовой. Она приходила меня навестить, и заговорила о школьной елке и подарках. «Да, Вере Николаевне большое спасибо, — думает Штольман, — они с мужем очень постарались, пресекая нелепые слухи о колдовстве. Но уж об этом вам знать, Анна Викторовна, не следует…» — Что-то случилось? — мгновенно реагирует она на его застывшее лицо, и резко обозначившиеся желваки. Он заставляет себя улыбнуться. Впрочем, улыбка очень быстро становится искренней, и совершенно успокаивает Анну. — Вера пригласила нас на елку, которую она организует в имении для учеников. В первый день Рождества. Я бы хотела пойти — если буду свободна в больнице. А вы? Он и сам не знает, хочет, или нет. Подобные праздники для него вовсе — терра инкогнита. Но там они будут вдвоем с Анной. А ученикам Веры Николаевны глубоко безразличны их репутация и статус. Как и самим Кречетовым. Аня же побудет среди людей, которые хорошо к ней относятся. — Почему бы и нет? — отвечает, наконец, он, — главное, чтобы в тот день никого не убили. — Яков Платонович! Анна останавливается, смотрит возмущенно… Видит круто изогнутую бровь, ироничную усмешку. И кажется, сама с трудом удерживает смешок. — Ну как вы можете! — Привык, знаете, учитывать все возможные обстоятельства, — поясняет он. Анна укоризненно качает головой. Они бредут дальше, безотчетно стараясь продлить эти минуты наедине перед новой, пусть и недолгой разлукой. День сегодня ясный и солнечный, но холодный. Мороз покалывает щеки. Штольман с тревогой поглядывает на Анну — не простудилась бы снова. Пора сворачивать прогулку. Но барышня вдруг потянула его в сторону огромной пушистой ели, и едва мохнатые лапы загородили их со стороны тропинки, посмотрела так, что не обнять было решительно невозможно. Ну что же, так тоже можно согреться. Хотя бы временно… Скрип снега под чьими-то шагами заставил вздрогнуть, и слегка оторваться друг от друга. На дорожке остановилась молодая дама. За руку ее держалась крошечная девочка в пунцовой бархатной шубке. Лидия Владимировна Вишневская и ее дочь. — Посмотри, как красиво, Катя! — негромко произнесла женщина, любуясь уходящей в синюю высь заснеженной елью. Девочка запрокинула голову, долго и очень серьезно разглядывая огромное дерево, точно пытаясь запомнить его на всю жизнь. — Красиво, — согласилась она. И попросила, повернувшись к матери: — Мама, почитай. Пожалуйста. Лидия Владимировна вздохнула, перевела взгляд в сумрачную глубину парка. Помолчала немного, словно собираясь с мыслями. И заговорила, очень просто, так, словно описывала вслух собственными глазами увиденный пейзаж: — «Сквозь волнистые туманы Пробирается луна, На печальные поляны Льет печально свет она…» Какое-то глубокое сочувствие слышалось в ее голосе. К этой грустной луне, которую ничто не способно обрадовать. Но все-таки она светит, как умеет, без обиды или жалобы… Затем строки полились быстрее, ритм их казался чуть сорванным, стремительным. Будто была еще надежда что-то изменить, исправить помочь, несмотря на тоску и усталость. — «По дороге зимней, скучной Тройка борзая бежит, Колокольчик однозвучный Утомительно гремит…»* Госпожа Вишневская замолчала. Катя тихонько тронула ее за рукав, и вдруг сказала: — Мама, а давай не пойдем домой. Совсем не пойдем. — Куда же мы тогда с тобой отправимся? — без всякого удивления спросила Лидия Владимировна. Девочка протянула руку, показывая туда, где между деревьев терялась узкая дорожка. — Вперед. Далеко-далеко… Лидия Владимировна глубоко вздохнула. На секунду прикрыла глаза. Потом присела перед дочерью, поправила ей воротник шубки, ласково приобняла за плечи. — Когда ты станешь взрослой, Катюша, — серьезно сказала она, — ты уйдешь, куда захочешь. Я тебе помогу. А сейчас никак нельзя. Понимаешь? Катя кивнула. И провела пушистой варежкой по маминому лбу. … Они молча выбрались из своего укрытия. Анна метнула сердитый взгляд в ту сторону, где за деревьями скрылись Катя и Лидия Владимировна. — Сашенька Вишневский, — горько и зло пробормотала она. — Сашенька? — с подозрением переспросил Штольман. Анна кивнула, не обратив внимания на тон. — Да, его так все называли пять лет назад. Ах, такой молодой, уже свое дело, и умный, и хваткий, и… Еще не знаю какой. Всем барышням сватали. — И вам? — резко произнес Штольман. Так вот почему тогда, во время следствия у Вишневских Мария Тимофеевна вела себя столь нервно! Ну да, легко ли представлять себе, что на месте несчастной затюканной супруги самодовольного адвоката могла быть ее дочь. Ее же стараниями… Анна посмотрела ему прямо в лицо. Синие глаза опять потемнели, следы румянца окончательно исчезли со щек. — Мне, Яков Платонович, было все равно, кого там хвалят. Даже если бы и правда — золотой человек! На меня ничего не действовало. А вот Лиду Ларичеву и матушка ее, и сам … С-сашенька… Как в капкан заманили. Она сглотнула и опустила голову. До Штольмана донеслось глухое и прерывистое: — Но я тогда была еще собой… А если бы Тенью? И она захотела бы за него замуж? Он берет ее за плечи, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать трясти. — Не выдумывайте того, чего не было, Аня! Не было, и не будет! Анна хватается за него, не выпуская при этом свой сверток, и стоит так какое-то время, тяжело дыша и вздрагивая. — Опять заболеете, — сердито выговаривает Штольман, — пойдемте-ка обратно. Пора. Пока шли до ворот парка, Анна почти успокоилась. Чтобы отвлечь ее от непрошенных мыслей, Штольман поинтересовался: — Что же вы хотите подарить Володе? … Занятно, но оба остановили выбор на книге. Хорошо, что не на одной и той же! Можно надеяться, что каникулы мальчику не покажутся теперь такими уж скучными. В компании Жюля Верна и статей о звездах и времени. Но прежде всего, сразу по приезде, Штольман отправится в Римско-католическую духовную семинарию. Там наверняка найдется человек, способный просветить его по поводу катар, и их божества — Абраксаса. Или назвать того, к кому еще можно обратиться. Необходимо понять систему устройства мира, которую избрал для себя Крутин — пусть самую дикую и нелепую. Тогда планы гипнотизера станут гораздо яснее. И то место, которые в них занимает Анна. Чтобы никакая из его сумасшедших идей не осуществилась. «- Завтра я уже выхожу на дежурство. — Охрана по-прежнему будет с вами, Аня. Прошу вас, будьте … благоразумны. — Я очень постараюсь…» Бесконечная ночь. И уснуть не удается, и думать больше нет сил. Мысли путаются, цепляются друг за друга, ни на чем не давая сосредоточиться. Небо днем было ярким и безоблачным. Откуда наползли эти тучи, щедро сыплющие снег? Снег летит навстречу, больно бьет прямо в лицо, хлещет по щекам, покрывает их ледяной коркой. Под ногами — узкая неровная тропа. В его руке зажат повод, который ни в коем случае нельзя выпускать. На лошади едет Анна, закутанная в плотные шали и платки, и есть надежда, что они уберегут ее от колючего снега и пронизывающего ветра. А от всего остального Штольман защитит жену сам. Он слышит ее голос, но слов сейчас не разобрать. Дышится все тяжелее. Ноги ноют. Снежная муть закрывает мир. Но Штольман обязан пройти сквозь холод, темноту, боль. И провести Анну. Она сказала, что это — дорога к раю. И они непременно до этого рая доберутся.** ___________________________ * А. С. Пушкин. Из стихотворения «Зимняя дорога». ** См. Ирина Плотникова (Atenae) драббл «На пороге рая». Выложен в сборнике драбблов на литературном Форуме Перекресток Миров. Продолжение следует