Другая ночь

«Санта-Клаус, Санта-Клаус, Клаус, Клаус, Дед-Мороз Нахлобучил шапку на нос, На огромный красный нос…» (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. «Рождественская песня»)

Анна вышла из дома, таща огромную корзину, которую, правда, тут же перехватил дежурный городовой. Барышня Миронова благодарно ему кивнула, и решительно направилась к ожидавшему возле пролетки Штольману. Сыщик сразу отметил, что лицо Анны было одновременно радостным и воинственным, точно она только что победила в нелегком сражении. Что опять произошло? Ее не желали отпускать к Кречетовым — с ним вместе? Анна смотрит на него — и последние отблески неведомой грозы тают. Он пожимает протянутые руки в белых варежках, и чувствует ласковое приветствие в ответ. Городовой в обнимку с корзиной нерешительно топчется позади. — Спасибо, — оборачивается к нему Анна, — поставьте ее туда, пожалуйста. Дежурный поспешно, и с явным удовольствием выполняет просьбу. — Можешь быть свободен, — отпускает его Штольман, помогая барышне забраться в пролетку. На празднике он и сам обеспечит безопасность Анны. Из виду ее не выпустит. И до дому проводит. Но все-таки лучше бы им не задерживаться. Елка начнется в пять, и не хотелось бы возвращаться ночью. Анна сидит рядом, придерживая корзину, и улыбается. Непослушный локон опять выбился из-под белой шали, не давая отвести от себя взгляд. Но поскольку они едут не в закрытом экипаже, да по центру города, поправлять его сейчас не стоит. Как бы ни хотелось это сделать. — Как поживает Пушкин? — интересуется сыщик. — Очень хорошо! — с воодушевлением отвечает Анна, — так, словно всегда был в нашем доме. Сладко спал в кресле, потом отправился изучать коридор, одобрил кухню, немного ошарашив своим появлением Домну… И что удивительно, мама ни слова против него не сказала. Только имени удивилась, и все. Наш Пушкин ей, кажется, даже понравился. Штольман только усмехнулся, и недоверчиво покачал головой. — Судя по всему, Ученый Кот знает какой-то секрет. — Знает, — закивала Анна, — он внимательно посмотрел на маму, и сказал свое коронное — «Мяя!». Вот и все. — Очень понимаю Марию Тимофеевну. Против такого устоять действительно, невозможно. Жаль только, что ему сей ценный опыт никак не поможет. — Судя по всему, с мамой Пушкин и сам хочет дружить. А вот с папой — нет. Представляете, такой маленький, а шипеть уже умеет. И кусать пытается. Папа, конечно, тоже рассердился… Анна сникает, голос делает тихим и грустным. Вот и разгадка ее боевого настроения найдена. Видимо, Виктор Иванович все-таки решил поздравить с Рождеством покинутую семью лично. Но вряд ли их это обрадовало. — Он стал совсем… как будто чужой, — делится Анна, снова стискивая руку Штольмана, — вроде и говорил вежливо — все-таки праздник, но так, знаете, словно … повинность отбывал. Неужели мы ему совсем-совсем не нужны? Надоели? Сыщик угрюмо молчал. Да, Анна Викторовна бывает и так — надоели и стали не нужны. И держит человека только долг, отчего раздражение и ненависть должника только усиливаются. Потому он обеляет себя всеми силами, именуя бывшую семью гнездилищем скуки и пошлости, которые не дают ему дышать, и мешают истинной любви. Вот только проявляют так себя люди слабые, эгоистичные и безответственные. Как мог в их ряды затесаться Виктор Иванович — Штольман не понимал. Все, чему он сам стал свидетелем, вернувшись через пять лет, начисто отметало наличие у адвоката Миронова как порядочности, так и минимального уважения к оставленным жене и дочери. Но раньше у отца Анны хватало и того, и другого… — Значит, Виктор Иванович приходил сегодня? — спросил Штольман, поглаживая ее руку сквозь варежку. — Да, — вздохнула Анна, — поздравлял с Рождеством. Традиция, — горько добавила она, — семейный праздник… Отец, видимо, предпринял над собой значительные усилия, и скандал устраивать не стал. Почти не пытался задеть маму, ни в чем не обвинял. Сухо порадовался тому, что Анна поправилась, пожелал здоровья и счастья. Но в его выражении лица и самом голосе явственно проступало неодобрение. И нежелание слишком уж задерживаться на обломках прежнего семейного очага. Мама, державшаяся с достоинством королевы, пригласила отца остаться на рождественский обед. Он отказался. Это, наверное, к лучшему. Только все равно стало больно. А потом отец вручил подарок… — Он подарил мне… деньги, — призналась Анна, — просто — деньги*. Ее лицо вспыхнуло, и она упрямо сжала губы. — А вы что сделали? — сыщик чувствовал, что такое небрежение стало последней каплей. — Пошла, и купила на них конфеты и апельсины! — задиристо объявила Анна, кивая на корзину. Он не мог не улыбнуться этой горячности, да и самому решению, на первый взгляд неожиданному, а на второй — весьма подходящему для барышни Мироновой. — Может быть, вовсе не стоило их брать, — продолжает Анна, — и не трогать. Но подумала — пусть кому-то другому эти деньги принесут радость. Когда приедем — отдам гостинцы Вере. Для ребят и их семей. А что это вы смеетесь? — обернулась она к сыщику, который и правда, улыбался все шире. — Совпадению смеюсь, — Штольман кивнул на вторую корзину, скромно притулившуюся у его ног, и незамеченную Анной, — думаю, мы с вами скупили половину запаса кондитерской. — Ой! Анна и сама расхохоталась, заглянув под плетеную крышку, и убедившись, что вторая корзина тоже до краев полна коробками с шоколадом, и оранжевыми цитрусами. Ласково — так, что дух захватило, посмотрела на сыщика, и крепко взяла его под руку, привычным жестом кладя голову ему на плечо. — Не вздумайте больше называть себя чурбаном, — сказала Анна, — даже в шутку. Вы — самый хороший человек на свете. Пушкин это подтвердит. *** — Арина, почему ты не готова? Где твоя коса? — вопрошала Вера Николаевна девочку, у которой из-под скособочившегося кокошника на шею падали короткие русые кудряшки. — Не знаю, — развела руками та. Впрочем, особого раскаяния в ее голосе не ощущалось. — А кто знает? — обреченно поинтересовалась учительница, — Пушкин? Анна, замершая в дверях рядом со Штольманом, засмеялась. Очень знакомая картина, когда в предпраздничной суете важные дела путаются, словно цветные нитки, с которыми вздумали поиграть котята. Чего-то не хватает, что-то забыли, или потеряли, а что-то и вовсе не существует. А уж если в суете задействованы дети… — Вера Николаевна, а давайте я буду без косы, — предложила девочка, — ведь это у Царевны-лебеди она обязательно должна быть, потому что «месяц под косой блестит». А про Мертвую Царевну ничего такого в сказке нет. Написано только, что она «белолица, черноброва, нраву кроткого такого». А про волосы ее Пушкин не говорил! — А у тебя и кроткого нрава нет, — влез в разговор мальчик, задрапированный в длинную серую накидку. Арина быстро повернулась к нему и показала язык. Кокошник еще больше завалился на бок. Вера Николаевна медленно начала делать вдох. — Зато я отравленное яблоко не съем! И в лес меня попробуй заведи! — Ну я и говорю, ты сама кого хочешь отравишь, — важно кивнул мальчик, — Вера Николаевна, это ей надо было Царицу-мачеху играть! Госпожа Кречетова громко хлопнула в ладоши. — Все! Хватит. Нам спектакль вот-вот начинать. Поищите еще раз в костюмерной. Если не найдете, значит будет у нас стриженная Царевна. О Господи… — А может быть, Царевна тоже болела, вот ее и остригли? — пожала плечами девочка. — Или собиралась сбежать от мачехи, а косу она использовала вместо веревки? — предположил мальчик. — С кротким нравом от мачехи не набегаешься, — хитро прищурилась Арина. — Косу вполне могла отрезать сама Царица, проникнув ночью в спальню падчерицы, — с глубочайшим изумлением услышала Анна голос своего спутника, — и мотив в таком случае самый обыкновенный — месть и зависть. Маленькие спорщики тут же замолчали, только сейчас заметив гостей. Вера виновато охнула. — Здравствуйте, Анна Викторовна, Яков Платонович. Простите, пожалуйста, у нас все немного … кувырком, но ничего страшного не произошло. Походите в зал. Сначала будет спектакль, а потом подарки, танцы, и угощение. Арина, Павел! — она бросила строгий взгляд на ребят. — Д-добрый вечер, — первой пришла в себя не кроткая Арина. — Счастливого Рождества, — добавил мальчик. — Ступайте искать косу, и готовиться к выходу, — поторопила их Вера Николаевна. Артисты выскочили из передней. Учительница только головой покачала им вслед. — Вера Николаевна, — заговорила Анна, — у нас тоже есть подарки. Увидав корзины с конфетами и апельсинами, госпожа Кречетова просияла. — Вы даже не представляете, как я вам благодарна! Детей нынче пришло много, некоторые взяли с собой младших… Поэтому никакие сладости не могут быть лишними. — А что тут за следствие с пропавшей косой? — спросила вдруг Анна, бросив лукавый взгляд на Штольмана, — может быть, и в этом нужна помощь? Вера махнула рукой и засмеялась. — Арина очень способная. Но по характеру — настоящий сорванец. Ей несколько месяцев назад остригли волосы из-за болезни. Обычно девочки в таких случаях переживают. Арине же очень понравилось ходить так. Говорит, что это значительно удобнее. И вот я для роли Царевны раздобыла для нее искусственную косу. Чуть не до колен. Но она и такую надевать не хочет. Не удивлюсь, если сама и спрятала. Бог с ней, пусть выступает как хочет. Потому что сыграет точно хорошо. А коса обязательно найдется — после спектакля. Причем на самом видном месте. … — А я-то тревожилась, что вам будет скучно на детском празднике, — сказала Анна, когда они направились ко входу в зал, — но и здесь нас ждала детективная загадка. — Скучно — это большая часть взрослых светских приемов, — усмехнулся Штольман, — их никакие детективные загадки разнообразить не способны. А тут… Где еще придется поразмышлять над мотивом пропажи косы, да еще и у сказочной героини? — Ваша версия, Яков Платонович, мне показалась весьма убедительной, — преувеличенно серьезно ответила барышня Миронова. Наряженная высокая елка стоит в центре зала. Свечи на ней пока не зажжены, но и сами украшения в свете люстры мерцают ничуть не хуже. Анна подходит как можно ближе, с искренним любопытством и восхищением рассматривая игрушки. Покупных шариков и фигурок здесь мало, зато почти все ветки заняты самодельными. Или съедобными. Золоченые орехи, пряники, бумажные фонарики, ангелы, разноцветные цепи-гирлянды. — Я такие больше всего любила делать, — улыбается Анна, — ничего сложного нет, цепляешь цветные кольца друг за друга — и готово. Красиво и празднично. А вот с ангелами и балеринами у меня долго не ладилось. Тетя Липа сказала однажды, что я… Она вдруг прервалась, нахмурилась. Конечно, что там приятного могла сказать самоуверенная и бесцеремонная Олимпиада Тимофеевна маленькой племяннице? — Что я неумеха, — заканчивает Анна, — а все-таки в тот же день балерину сделала! Мама помогла…** Так что и я не совсем … бесполезная. Сам Штольман не успевает высказать мнение о выводах тети Липы. К ним подходит белоголовый мальчик в цветной рубахе, и внимательно смотрит на Анну. — Барышня… доктор! Мне мама велела, коли вас увижу, — низко кланяться. Вот… Но выполнить материнский наказ не успевает, потому что Анна тут же бросается к нему, и хватает за плечи. — Что ты, не надо! Зачем? Кто ты? — Сойкин я, Матвей. А вы Юрку, младшего нашего от горлянки выходили, — поясняет мальчик, — и горло ему новое поставили, железное. А так бы помер Юрка, без вас-то. Потому и поклон вам! Мальчик опять попытался поклониться, но и в этот раз Анна его удержала. Присела рядом и заглянула в глаза: — Не надо, Матвей, — повторила она, — я очень рада, что твой брат поправился. Но я ничего особенного не сделала. Просто работала… В этот момент двери в зал распахнулись, пропуская Веру и Тимофея Кречетовых. Следуя их указаниям, присутствующие начали рассаживаться на стулья, перед которыми часть зала была отгорожена занавесом. — Совсем вы не бесполезны, Анна Викторовна, — шепнул девушке Штольман. — Я просто работаю, — упрямо произнесла Анна, — никакой это не подвиг! Вот вы… И замерла, глядя куда-то в сторону. Снова видя то, что недоступно прочим. — Дух? — моментально напрягся сыщик. Анна посмотрела на него, улыбаясь печально и светло. — Духи, — поправила она, — рядом с Верой… Князь Дмитрий Львович. И Даша. Они вместе. И очень счастливы. _________________________ * В 19 веке в России дарить деньги, особенно женщинам, считалось моветоном. Человек словно демонстрировал свое нежелание потратить время и силы на выбор именно подарка. Автор специально использовал этот факт. **См. историю «Подарки на Рождество» от авторов Atenae, Лада Антонова, и SOlga. А тетя Липа сказала Анюте, что она таким рукодельным талантом «никогда замуж не выйдет». Продолжение следует.