Другая ночь

«Не надо голову терять, Не стоит торопиться! Не надо голову терять, А вдруг да пригодится?» (к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г. Песня Юлии Джули «Не надо голову терять»)

Действительно, к кому еще обращаться в Затонске по вопросам защиты справедливости кроме Анны Викторовны? Особенно, если ты — дух. Впрочем, выяснилось, что инициативу проявил вовсе не убиенный Кузьмин, а его невеста. Евгений Львович явился на призыв медиума, но, как это водится у духов, имя преступника называть не стал. Его волновало только то, что могут пострадать невинные. Кого имел ввиду Кузьмин? Возможно, черемисов? Этот след и самому Штольману казался слишком уж явным. Арсений с завистью помянул богатый урожай соседей, — значит, живут они здесь уже далеко не первый месяц. И что — раньше баловались кровавыми жертвами втихаря, а вчера только что на главной площади города свой алтарь не соорудили? Безусловно, для большинства именно черемисы станут подходящим объектом обвинения. Чужие, пришлые, и оттого подозрительные люди. Местным их будет совершенно не жаль. Трегубов, которому Штольман успел доложить известные обстоятельства дела, с явным облегчением ухватился именно за эту версию. Штольман иных вариантов пока предложить не мог — но именно пока. Расследование только началось. Коробейников отбыл в дом помещика Мицкевича, чтобы допросить хозяев и разузнать как можно больше о петербургском этнографе. Городовые остались обыскивать заросли на предмет нахождения тела. Кстати, получается, что Кузьмин был уже не только гостем в усадьбе — а почти членом семьи, раз обратившаяся к медиуму девушка назвалась его невестой. — Официально, может быть, она ею и не была, — грустно уточнила Анна, — Ольга Александровна сказала, что он был ей дорог. Что они … любили друг друга. И все. — Не успели обучиться? Или родственники госпожи Мицкевич противились? — спросил Штольман. — Я не смогла расспросить, — ответила Анна, — меня позвали к пациенту. Но я пообещала Ольге Александровне, что попытаюсь еще поговорить с Кузьминым. — Не стоит, Аня, — нахмурился Штольман, вспомнив отрубленную голову, — думаю, мы справимся обычными методами. Она только вздохнула. — Да видела я его уже, Яков Платонович, видела. Страшно, конечно. Но страшнее, если мы не узнаем правды. Если как сказал Кузьмин, пострадают невинные! К тому же, я уже обещала бедной Ольге… Поэтому, должна сделать все, чтобы помочь! Пару мгновений спор идет молча — глаза в глаза. Анна делает шаг вперед, и осторожно касается его плеч. Произносит тихо, искренне убежденная в своей правоте: — Я же врач. Насмотрелась на разное… А кроме того, дух Кузьмина ведь и сам может явиться. Что же мне — не слушать его, не смотреть, и вообще — прогнать? Штольман перехватывает ее ладони и подносит к губам. Раньше он, возможно и попробовал бы поймать на слове неугомонную барышню на колесиках. «Да. Прогнать и не слушать!». Но судьба уже продемонстрировала ему Анну, почти полностью лишенную стремления помогать. Оказывается, видеть эту черту в характере его настоящей любимой женщины совсем не хотелось. — Анна Викторовна, я не могу запретить вам быть ангелом, который спешит на помощь всем, кто нуждается, — говорит он, со странным ощущением, что эти слова он уже произносил когда-то, причем в похожих обстоятельствах, — Просто… когда вы это делаете, я должен быть рядом*… — Я совсем не против того, чтобы вы всегда были рядом, — без всякого стеснения ловит уже Анна Штольмана на слове, и тянется вверх, к его лицу, вновь обхватив за плечи. Рука сыщика уже привычно ложится на ее затылок и теребит узел волос, мгновенное теряющий строгие очертания. Шум каталки, провезенной мимо двери по коридору, напоминает о действительности. Они отстраняются друг от друга. Яков смущенно поправляет галстук, она — прическу. Но даже тяжелое дыхание обоих звучит словно бы в унисон. — Мне пора, Анна Викторовна, — как можно спокойнее говорит Штольман, — вы правы, невиновные пострадать не должны. Поэтому, будет продолжать следствие. — Если я что-то узнаю, я сразу же вам сообщу, — серьезно отвечает Анна. В смотровую заглядывает Катя, но, увидев сыщика, тут же снова захлопывает дверь. Однако, Штольман успевает рассмотреть визитершу. Та самая девица, которую он уже видел сегодня. Только ли из-за духа Кузьмина Анна выглядела усталой и потерянной? Не милосердная ли сестра приложила к этому руку? Ведь именно она упоенно сплетничала о докторе Мироновой еще когда сыщик поправлялся после дуэльного ранения. — Что она вам сказала сегодня? — резко спрашивает Штольман. Анна едва заметно напрягается, но голос ее звучит спокойно — старательно спокойно. — Ничего особенного. Это просто рабочее недоразумение. Мы уже… все выяснили. *** Вид кровавого алтаря с отрубленной головой впечатлил Коробейникова до глубины души. Все было таким нелепым, неестественным и жутким — словно страшная сказка, рассказанная в потёмках. Когда и слушатели, и сам рассказчик заранее знают, что все это выдумки. Но пока история льется, а ужасы громоздятся один на другой, верят, послушно и искренне. В памяти Антона Андреевича еще было слишком живо небогатое, но теплое семейное Рождество, проведенное в доме Крушинниковых. По контрасту с ним убийство несчастного этнографа выглядело и вовсе ни с чем несообразной дикостью. Господин Мицкевич оказался худым, высоким и совершенно лысым человеком. Лицо его выглядело измученным и несчастным, а в голосе то и дело прорывались плачущие интонации. Даже яркие черные глаза казались заплаканными. — Нет слов, просто нет слов, — повторял он, — чудовищно… Отрезали голову! Не могу поверить… Из некоторой прострации господина Мицкевича вывело неожиданное появление гостя. Крупный, шумный мужчина, по годам, скорее всего, являлся ровесником хозяина дома, но при этом излучал неукротимую энергию. — Александр Николаевич! — начал он прямо с порога, глядя на Мицкевича с искренним сочувствием, не обратив никакого внимания на стоявшего у окна сыщика. — Алексей Петрович, как хорошо, что ты приехал! — лицо Мицкевича несколько разгладилось, — это мой друг, Алексей Петрович Турчанинов, — представил гостя Коробейникову. — Мое почтение, — почти не глядя, бросил Турчанинов, и устремился к Мицкевичу, — мужайтесь, Александр Николаевич! Я уверен, полиция надет виновных. Ведь вы уже опросили подозреваемых, у вас гипотеза есть? Он все-таки соизволил взглянуть на сыщика, ожидая, видимо, полного отчета по всей форме. Настолько требовательно даже у Трегубова не получалось! Антон Андреевич сел за стол напротив Мицкевича, и спросил, как можно спокойнее, стараясь не реагировать на грубость его друга: — Когда вы в последний раз видели господина Кузьмина? — Вчера вечером, часов в пять, — ответил Мицкевич, — а после он как раз собирался идти к черемисам. Он, видите ли, работу о них писал. Этнографическую. Ради этого и сюда приехал. — Кто они вообще такие — черемисы? — поинтересовался Коробейников, мало доверяя давешним высказываниям крестьян. Мицкевич пожал плечами: — Крещенные марийцы. Называют себя «Кугу-сорта», что значит — «Большая свеча»**. Помните, был процесс в Вятской губернии около года назад? Их секта подверглась гонениям, а лидеров выслали в Сибирь. Ну а простые люди разбрелись кто куда. Вот я и сдал часть своих земель нескольким семьям… Это незлобивые, я бы сказал — кроткие люди. И работники хорошие… Турчанинов присел рядом с другом, и произнес тоном строгим и покровительственным: — Огромнейшая ошибка — так думать, Александр Николаевич! — Как вы познакомились с Кузьминым? — задал следующий вопрос Коробейников. — Он сам написал мне, — охотно ответил Мицкевич, — месяца два назад. Прослышал, что у меня живут черемисские семьи. Я и … пригласил его сюда. При этих словах Турчанинов глубоко вздохнул, и покачал головой, глядя на друга с молчаливым укором. — Получается, все это время Кузьмин жил у вас? — уточнил Антон. — Да, — кивнул Мицкевич, — во флигеле. — Я могу осмотреть его комнаты? — Конечно! Алексей Петрович, — обратился хозяин дома к своему другу, — проводите? Я совсем неважно себя чувствую. Лицо его и правда, сильно побледнело, приняв какой-то мучнистый оттенок. Турчанинов моментально вскочил с места, и крепко сжал протянутую руку Мицкевича. — Разумеется, Александр Николаевич, разумеется! Прошу, — он указал рукой на дверь, впервые прямо глядя на Коробейникова. Сыщик тоже внимательно всмотрелся в провожатого. Круглая голова на крепкой шее, короткие волосы с проседью, пышные усы. Лицо упрямое и недоверчивое. Трудно представить человека, более непохожего на нервного, впечатлительного Мицкевича. Впрочем, закон симпатии часто строится на единении противоположностей. Зимний день, далеко переваливший за вторую половину, медленно угасал. Розоватые отблески солнца лежали на снегу и белых стенах господского дома. Небо очистилось от туч, воздух сковывал крепкий мороз. Пока шли к флигелю, Коробейников успел спросить, давно ли Турчанинов знаком с Мицкевичем? Ответ оказался неожиданным. — Около года. Обыграл он меня на покерном турнире подчистую! Я сразу понял — достойнейший человек. И не ошибся. Турчанинов остановился, и наклонившись к сыщику, доверительно продолжал: — Александр Николаевич — натура благороднейшая, часто в ущерб себе. Это главное, что вам необходимо о нем знать. — Что вы хотите сказать? — Да вот хотя бы эта история! — возмущенно вскричал Турчанинов, — Мицкевич единственный, кто согласился принять у себя этих… кугу сорта. И чем, чем они ему отплатили?! — Послушайте, — попытался успокоить его Коробейников, — виновные еще не установлены. Не стоит бездоказательно обвинять черемисов. — Ну-ну, — буркнул явно неубежденный Турчанинов. Обстановка во флигеле была простой, но вполне уютной. Темная строгая мебель, светлые обои. В углу комнаты, исполнявшей роль кабинета, стоял глобус, стену украшала географическая карта. На столе аккуратными стопками лежали книги и исписанные бумаги. — Это, вероятно, черновики его работы? — спросил Антон, подходя к столу. В записях этнографа могло быть немало интересного. Особенно, если его убийство — и впрямь, дело рук черемисов. Турчанинов в ответ только руками развел. Оказалось, что сам он мало знал Кузьмина. Разговаривал с ним всего пару раз, и сделал вывод, что тот очень увлечен своим делом. Даже слишком. Кажется, сам Турчанинов не видел большого толка в этнографических исследованиях гостя Мицкевича. Хлопнула дверь. Послышались торопливые шаги и шелест юбок. В комнату почти вбежала молодая девушка в темной жакетке. Быстро окинула взглядом комнату и обратилась к сыщику: — Сударь, ведь вы — из полиции? — Антон Андреевич Коробейников, начальник сыскного отделения, — представился он. — Я — Ольга Александровна Мицкевич, — быстро продолжила она, — скажите, у вас уже есть подозреваемый? Кто мог совершить это чудовищное убийство? В лице девушки было столько решимости, что сходство с отцом — растерянным и робким, терялось. Хотя черные блестящие глаза она точно унаследовала от него. — К сожалению, я пока ничего не могу вам об этом сказать, — ответил Коробейников. — Это убийство, Ольга Александровна, ритуальное, — влез в разговор Турчанинов, — я буду весьма удивлен, если окажется, что черемисы к нему не имеют никакого отношения. — Все это глупости, Алексей Петрович, — с изрядной долей сарказма заявила девушка, — черемисы любили Евгения Львовича. Зачем им было его убивать? А кроме того, я теперь точно знаю, — добавила она, — что из-за этого дела могут пострадать невинные! Евгений так сказал. Я убеждена, что он имел ввиду именно черемисов! — О чем вы, Ольга Александровна? — с недоумением воззрился на девушку Турчанинов. А вот Коробейников понял все очень быстро. — Госпожа Мицкевич, вы говорили с Анной Викторовной Мироновой? *** Анна накладывала повязку на обожженную руку, когда пациентка — грузная женщина лет сорока, вздрогнула, и резко выпрямилась на стуле. Анна испугалась что сделала что-то неправильно, причинив лишнюю боль, но тут лица коснулся знакомый сквозняк. Женщина посмотрела ей в глаза, и заговорила чужим глуховатым голосом: — Спаси невинных… Спаси! Глупая ложь… Неправда. — Евгений Кузьмин? — шепотом спросила Анна, — кто? Кто убил вас? — Моя вина, — выдохнул дух губами женщины, — из-за меня пострадают… невинные… Пациентка обмякла, откинувшись на спинку стула, удивленно глядя на докторшу. Анна ухватилась за край стола, чтобы не упасть. С трудом уняв дрожь, она закончила перевязку, давая женщине необходимые рекомендации. Но едва та скрылась за дверью, Анна почти упала кушетку, невидяще глядя в темное окно. Почему, ну почему духи отбирают столько сил, а разговаривают туманными намеками! Она устало провела ладонью по лицу. Ничего, Штольман во всем разберется, и не допустит никакой несправедливости. Из сообщения духа кое-что все-таки можно понять. Евгений Кузьмин считает себя ответственным за произошедшее. Но как это возможно? Ведь не совершил же он самоубийство? А еще… Анна глубоко вздохнула, стараясь унять сумятицу в мыслях. Еще слова духа очень напоминали речи Раймонды, которая тоже говорила о лжи. __________________________ * См. произведение Ольги Шатской (SOlga) и Ирины Плотниковой (Atenae) — «Чертознай». Глава «Ангел над Москвой». ** Марийской синкретическая секта, объединившей традиционную веру марийцев (черемис) с элементами русского православия. Возникла в 70-х годах XIX в. в среде крещёных марийцев Яранского уезда Вятской губернии. Взгляды сектантов отличались большой веротерпимостью. Страшными грехами считались ложь, и отнятие жизни без крайней необходимости. Источник: статья"Марийская религиозная секта «Кугу сорта» как модернизация традиционного язычества» Рыбаковой Е.В. Ссылка — https://otherreferats.allbest.ru/religi … 817_0.html Продолжение следует.