Другая ночь

Благодарю мою медицинскую бету — Sowyatschokа

«Ах как неосторожно, ах как неосторожно! Ведь в нашей сказке многое возможно! Это хуже, чем ангина, скарлатина, или корь, Уверяю Вас, наивность — преопаснейшая хворь!» (Из сценария мюзикла «Тень». Песня Доктора. Автор сценария и песен — Ирина Югансон)

Возвратившись из Межевого архива, Штольман застал в кабинете сцену допроса. Напротив Коробейникова, ссутулившись и опустив скованные руки между колен, сидел обросший рыжеватый мужик. Довольно молодой, но крайне оборванный и замурзанный. — Это кто же тут у нас, Антон Андреевич? — поинтересовался следователь. — Да вот, Яков Платонович, — ответил Коробейников, — после вашего ухода примчалась Ольга Александровна. Говорит, забыла сообщить: вот уже несколько дней, как вокруг поместья человек ходит. Словно высматривает кого. И сегодня явился. За деревом стоял, на окна поглядывал. Ну, взял я городовых, да обратно — к Мицкевичам. Только начали обыск — этот голубчик нам и попался. Ольга Александровна на него сама чуть не набросилась. — Почему? — нахмурился Штольман. — А вот эта вещица у него обнаружилась. Принадлежала убитому Кузьмину… — Коробейников кивнул на мужские наручные часы, лежавшие перед ним на столе. — Да я их с трупа снял, — прозвучал хриплый голос арестованного. — И как тот труп выглядел? — обернулся к нему Антон Андреевич. Мужик вытаращил бледно-голубые глаза. — Так… обыкновенно. — Голова у трупа была? — резко спросил Штольман. Арестованный только плечами пожал, мастерски изображая полное непонимание. — Так откуда же знать? Я с руки снимал… — Ну вот что, — раздраженно прихлопнул по столу Коробейников, — или ты, друг ситный, все рассказываешь. Или под суд пойдешь — за ритуальное убийство. — К-какое … ритуальное? — перепугался мужик. — А такое, — грозно сдвинул брови Антон Андреевич, — жертвоприношение значит ты совершил. Во имя кровавых богов! Арестованный попытался перекреститься скованными руками. — Да Господь с вами… что же это получается… Да я — да никогда! — Вот и говори — как дело было! — припечатал начальник сыскного. Мужик облизнул потрескавшиеся губы. Помолчал, собираясь с силами. Наконец, сипло выдохнул: — Ну признаю. Убил я этого… Который в деревню все ходил. — Господина Кузьмина? — уточнил Коробейников. — Ну да, — закивал мужик, — его. Так мне денег дали! Ну и велели, чтобы я его того… — Кто велел? — спросил Штольман. — Так я это… Как звать — не знаю, — запинаясь, ответил арестованный, — большой такой господин, представительный. Видать, что из благородных. Ну он мне, значит, и сказал, мол, пойдет вечером молодой через лес, так ты его и убей. — Так там не один молодой мог быть, — заметил Штольман, — не боялись, что ты не того прирежешь? — Неет, — затряс головой мужик, — он же, заказчик, то есть, его мне заранее, днем как-то и показал. Кузьмин который, он из деревни шел, а этот к нему, значит, с разговором. А я за деревом стоял, смотрел. Чтобы запомнить. — И о чем они говорили? — спросил Коробейников. — Да не слыхать особо было-то! Кузьмин-то этому какую-то тетрадку показал, объяснял что-то, да серьезно так. И рукой вдруг, возле шеи своей — чирк! А потом засмеялся. И дальше пошел. А этот, который убить велел, смотрел ему вслед, сначала сердито. А потом тоже усмехаться начал. Вспомнил, небось, что молодому жить всего ничего осталось-то. Тетрадь этнографа с изображением козлиной головы на последней странице. Решительный отказ старой черемиски от существования подобного обряда. Утонченные словесные издевательства неудачливого соперника над занятиями Кузьмина. Покаянные слова духа о «глупой шутке» … Штольман понял, что этот кусок мозаики начинает складываться. — Дальше что было? — продолжил допрос Антон Андреевич. — Ну что было… Дождался я того вечера. Пришел, значит, спрятался в лесу. Слышу — идет, молодой-то этот. Пригляделся — точно, он. Приготовился уже, а тут еще кто-то чуть не бежит за ним. И давай кричать! Ругался, из дому гнал! Дочку велел в покое оставить… Старик вроде, по голосу-то. Ну, пошумел, да и ушел. А я дело выполнил, как договаривались. Сзади подошел, да и ножом — в шею. — И часы снял, — мрачно уточнил Коробейников. — Так мертвому-то они зачем? — изумление мужика опять было совершенно искренним. — А голову значит, ты не отрезал, — сделал вывод Штольман. — Не, — открестился тот, — такого уговора не было. Да и не смог бы я, это же сноровка нужна! — А зачем вокруг дома Мицкевичей бродил? — спросил Коробейников. — А там тот господин, который меня нанял, бывает. Я и хотел его того… поговорить. Он мне деньги-то заплатил, и велел из города убираться. А я подумал, что можно с него теперь и больше стребовать. Ежели пригрозить, что все расскажу… — Шантажом решил заняться? — Антон Андреевич глянул на мужика с какой-то брезгливой жалостью, — ох, дурак. Думаешь, в живых бы остался? Наниматель твой вон, голову Кузьмину одним ударом отсек! Арестованный только испуганно захлопал глазами. — Ты вот что скажи, — посмотрел на арестованного Штольман, — господина этого, который тебя нанял, опознаешь? — Опознаю, — с готовностью закивал мужик, — как есть, опознаю! Что же мне одному что ли… за все отвечать! Когда исполнителя убийства вывели из кабинета, Коробейников тяжело вздохнул: — То, что опознает — это хорошо, конечно. Только получается пока, что у нас слово бродяги — против утверждений солидного уважаемого господина. У которого алиби. — Тоже догадались, кто этот наниматель? — усмехнулся Штольман, — думаю, будут у нас не только показания убийцы. Давайте-ка посмотрим, какие у нас в архиве сведения имеются о некоем господине Бежине. *** На следующий день Шуматовы пришли в больницу, чтобы забрать домой сына. Гаврила держался спокойно и степенно, Мария же одновременно смеялась и плакала. Она то начинала обнимать Мишеньку, который и правда, выглядел гораздо бодрее, то кидалась к Анне со словами благодарности. Девушке было очень неловко, потому что никакого подвига она за собой не чувствовала. И даже пообещать родителям полное исцеление ребенка никак не могла. Не существовало пока по-настоящему действенных препаратов против эпилепсии. — Спасла, ты нас всех спасла! — горячо повторяла Мария, — сына спасла! Через тебя Евгений Иванович говорил, за нас заступился! Чтобы с Мишей было, если бы нас осудили?! — Это полиция во всем разобралась, — попыталась объяснить Анна, — их благодарите! — Неет, — с глубокой убежденностью покачала головой женщина, — это ты верное слово сказала! И сына ты выходила! — Да послушайте, — почти взмолилась Анна, — ничего я такого не сделала! Доктор Мезенцев Мишу лечил, я только помогала. — Все что хочешь проси! — Мария, кажется, даже не слушала ее, — все отдадим! Тут кашлянул и выступил вперед Гаврила: — Все, что есть у нас… Возьмите! — и протянул смятые ассигнации. Анна отшатнулась, пряча руки за спиной. Она понимала, что благодарят ее искренне, и всеми силами старалась не показать обиды. — Уберите, — твердо произнесла она, — уберите деньги. Гаврила понял, что сделал что-то не то. Смешался, опустил глаза. Медленно положил в карман отвергнутую доктором Мироновой плату. По щекам Марии опять потекли слезы. Анна посмотрела на маленького пациента, и невольно улыбнулась. Миша явно удался характером в отца. Сидел спокойно на стуле, полностью одетый, и серьезно наблюдал всю эту бурную сцену. Анна подошла к мальчику, и погладила его по голове. — А теперь послушайте, — обратилась она к притихшим родителям, — Мишу нужно лечить. Эта болезнь просто так не пройдет. И никакие обряды вам не помогут, не повторяйте больше ничего такого, пожалуйста! Это не колдовство, и не злой дух, понимаете? Вот лекарство, — Анна показала бумажные упаковки с порошком бромида калия, — будете давать его три раза в день, вместе с едой. Он сделает припадки более редкими*. Мария не то ахнула, не то всхлипнула. Гаврила сосредоточено кивнул. — Но, — очень серьезно продолжала Анна, — если Миша станет очень вялым и сонным — прием прекращайте. И приводите мальчика к нам. Если ему станет хуже, припадок будет очень сильный — тоже несите к врачу! Обязательно. И домашними средствами постарайтесь не пользоваться — можете только навредить. Во время приступа следите, чтоб он себя не покалечил. И зубы ему не разжимайте. Анна вздохнула. Не слишком ободряюще звучали ее слова. Но что поделать — лекарств, которое полностью излечивают от эпилепсии пока не существует. — Спасибо. Все сделаем, — сказал Гаврила Шуматов, осторожно принимая в широкую ладонь упаковки с лекарством. Мария вдруг очень внимательно и пытливо посмотрела на Анну. Темные глаза черемиски засветились каким-то таинственным огнем, в котором сгорели вдруг и слезы, и причитания. — Денег не хочешь, — тихо проговорила женщина, — а чего хочешь? Чем тебя отблагодарить? — Мне не нужно ничего, — повторила Анна, — пусть Миша поправляется. — Нужно, — настаивала Мария, — хочешь — погадаю? У нас в роду все — ворожеи. Настоящие. Всю правду тебе скажу. Хочешь? Анна поняла, что отказаться нельзя. Шуматова от души хотела сделать ей что-то хорошее, и отвергнуть такой дар — значит, просто оскорбить человека. — Хорошо, — сдалась девушка. Гаврила взял за руку сына, и без слов удалился из палаты. Мария жестом велела Анне сесть на стул, а сама остановилась рядом, глядя прямо в глаза**. Лицо черемиски сделалось спокойным и строгим. Зрачки расширились, заполняя радужку. Голос зазвучал повелительно и гулко: — Не ходи. Куда. Зовут. — Что? — переспросила Анна. — Не ходи! — повторила Мария, — темная дорога. Зло. Обман. — Этого не может быть, — прошептала Анна, — я верю ему… — Всю жизнь погубишь, — продолжала черемиска, — плохо будет. Не ходи, куда зовут! Мария чуть вздрагивает. Отстраняется. Лицо ее теряет спокойствие и величавость, на нем вновь проступают радость и страх — эмоции встревоженной матери. Анна понимает, что гадание окончено. … За окнами особняка темно. Опять набирает силу метель, снежинки скребутся в стекло. Анна сидит за столиком, и с трудом преодолевая странное внутреннее сопротивление, пишет письмо. «Дорогая мама! Сегодня ночью я выйду замуж, и уеду из города. Сбудется то, о чем я мечтала. Но пока это должно остаться в тайне. Мы вернемся, как только сможем. Не сердись на меня! Прости. Люблю, целую. Анна». Она складывает листок, и аккуратно прислоняет к вазе с еловыми прутиками. Надевает заранее принесенное теплое черное пальто. На голову водружает черную же шляпу с загнутыми полями. Достает из-под кровати чемодан. Скоро все закончится. Анна замирает. Хмурится. Черная дорога. Тьма… Так ей предсказала Мария. Все правильно — потому что ночь. Ничего страшного. Она идет к своему счастью. Не нужно бояться. Ее зовет человек, которому нельзя не верить. "— Внизу — городовой…" "— Иди через черный ход". Да. Верно. Она выскальзывает из дома. Идет к воротам. Там ее уже ждут. Снег кружится, мельтешит, застилая глаза пеленой. "— Не смотри мне в лицо. Нельзя". "— Хорошо…" Анна садится в экипаж. Еще немного. И все закончится. ________________________________ * «Бромистый калiй находит себё весьма широкое терапевтическое примёненiе. Больше всего он употребляется при эпилепсiи; в настоящее время едва-ли найдется эпилептик, который не принимал бы этого средства. Бромистый калiй далеко не безусловно вёрное средство против эпилепсiи, однако он дёйствует положительно лучше всёх других средств. Бромистый калiй дёлает припадки болёе рёдкими и промежуточные перiоды он в состоянiи продлить до нёскольких мёсяцев и еще больше. Бромистый калiй был испытан еще во множествё других нервных страданiй, обыкновенно при так называемых неврозах. Он не остается без дёйствiя при экламптических припадках у маленьких дётей. При нёкоторых припадках истерiи (безсонница, гиперэстезiи и нейральгiи, истеро-эпилептическiя судороги) бромистый калiй назначается довольно часто. … Дозировка. Бромистый калiй слёдует давать по 1,0–2,0 pro dosi, при эпилепсiи повышая дозу до 5,0 pro dosi, 3 раза в сутки, в растворё или порошках. Всего лучше его давать во время ёды, потому что при этом ослабляются мёстныя дёйствiя на желудок; можно также между отдёльными прiемами давать молоко. В предупрежденiе гастралгiй Ваузен рекомендует давать это средство в сахарной водё, куда можно добавить и краснаго вина». Эвальд К. А., Геффтер А. Руководство к прописыванiю лъкарств (общая и частная рецептура).— Харьков: Изданiе Б. В. Хавкина, 1913.— 822 с. Нотнагель Г., Россбах М. I. Руководство по фармакологiи. Часть 1.— С.-Петербург: Изданiе К. Л. Риккера, 1895.— 490 с. https://provisor.com.ua/archive/1999/N20/arganov.php «В 1857 г. для лечения больных эпилепсией стали применять соли брома, а в 1898 г. В.М. Бехтерев предложил микстуру, включающую бромиды, наперстянку, горицвет и кодеин. Это была первая или одна из первых попыток создать лекарство от эпилепсии. Микстура Бехтерева в соответствии с представлениями того времени о патогенезе эпилепсии содержала средства, снижающие активность коры мозга (Natrii bromidi) и регулирующие вазомоторные реакции (inf. Herbe Adonis vernalis) в сочетании с препаратом, «облегчающим тоску и ослабляющим раздражительность» (Codeini phosphatis)». https://www.rosmedlib.ru/doc/ISBN978597 … e-pgs.html «История развития хирургического лечения эпилепсии в Российской Федерации». Журнал: Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. Спецвыпуски. 2016; 116(9 2): 6 12 https://www.mediasphera.ru/issues/zhurn … 2016092006 «Применение антиконвульсантов в педиатрической практике». https://www.lvrach.ru/2005/02/4532167 ** Автор не смог найти информацию о том, как проходит гадание на будущее у марийцев (черемис). Если у кого-то такие сведения есть, просьба сообщить. Почему-то манипуляции с волосинкой из фильма доверия не внушают, но я могу быть не объективна. Продолжение следует.