Другая ночь

«Все лишь выгоды ищут своей, Все слова о любви — для приманки, И у всех столько фальши с изнанки! — Я других не встречала людей…» (Из сценария мюзикла «Тень». Песня Принцессы «В мире много красивых идей…». Автор сценария и песен — Ирина Югансон)

Очень хотелось увидеть во сне что-то хорошее. Очередной момент их счастливой семейной жизни с Яковом. Она понимала, что эти видения не могут быть прямым предсказанием. Те Анна и Штольман, которые являлись ей, явно не попадали в плен к Теням, да и не разлучались на долгие пять лет. Они обвенчались очень быстро после того горестного Рождества, все-таки отыскав друг друга. После, судя по всему, уже супругами, они отправились в путешествие. Побывали в Индии, может быть, и в других странах… А потом создали свой дом, где была та самая комната, очень похожая на старый кабинет Управления. Где иная Анна будила своего ненаглядного Штольмана. А еще -их сына… Или это была дочка? Ей помнилась только маленькая кудрявая макушка, к которой она прижималась щекой. Да какая разница, Боже мой… Главное, что они все были вместе! * Когда-то очень давно дядя рассказывал, что в мире может существовать множество вариантов событий, которые происходят с одними и теми же людьми. И все эти реальности существуют, почти не пересекаясь. Может быть, Мироздание позволяет Анне заглянуть на несколько минут в другую Вселенную, где у нее и Якова давно все хорошо? Чтобы поддержать и дать силы. Потому что и здесь они обязательно должны добраться до счастья. Но видимо нынче астрал решил, что хороших мгновений ей хватает и наяву. Поэтому опять во сне она увидела несколько призраков, которые пытались что-то сообщить. Сначала появилась Раймонда, а вслед за ней из пламени выступила худенькая темноглазая дама. Они обе говорили что-то, но как Анна не пыталась разобрать слова, она слышала только шепот: — Другая… другая… Не верь! А потом их место опять заняли две женщины, погибшие в лаборатории. Жена Тимофеева молча отталкивала прочь ту, что сумела проявиться на фотографии. — Кто ты? — обратилась к последней Анна. — Она — это я! — успела выкрикнуть незнакомка. И на этом видение прервалось. Зимнее утро порадовало разгоравшейся за окнами синевой. Кажется, день будет солнечным и ясным. Анна позволила себе полежать с полчаса, перебирая в памяти детали сна. Почему Елена Тимофеева хотела помешать разговору медиума и той, другой женщины? И кем была последняя? Зачем пришла в лабораторию? Поговорить с Еленой? Или надеялась застать там хозяина дома? Если у госпожи Тимофеевой был любовник, то, может быть, и фотограф завел любовницу? Анна поежилась. Почему-то весь последний год словно судьба тычет ей в глаза примерами несчастливых союзов, адюльтеров, измен… Или она просто забыла, и раньше было точно так же? Если ты участвуешь в раскрытии преступлений, темная сторона жизни становится почти обычным делом. Но почему же тогда, пять лет назад, ей, куда более наивной и неискушенной, не казалось, что весь мир буквально наполнен жесткостью и грязью? В книге жизни ей часто открывались страшные картинки, но все-таки они были только исключением. А мир держался на верности и чести. Анна решительно выбралась из-под одеяла. Она и сейчас в этом убеждена. Тень, запуганная и обозленная предательством отца и «Приветом от жены», завороженная циничными речами Скрябина, могла считать иначе. Но Анна любит этот мир. И твердо знает, что хорошего в нем неизмеримо больше. … Подойдя к гостевой комнате Анна стала свидетелем презанятной сцены. Отец сидел, облокотившись на подушки, и не отрываясь, смотрел на Пушкина, замершего у порога. Котенок явно еще не полностью поборол неприязнь к хозяину дома, но чувствовал, что опасности от этого человека более можно не ждать. Поэтому не шипел, и даже не дергал хвостиком. Но и не подходил. Но Анну порадовало даже не это. А папино выражение лица. Впервые за много месяцев оно было почти таким, как прежде — спокойным, уверенным и солнечным. Без недовольства и раздражения Тени. Без горечи и вины измученного ее владычеством человека. Да, он еще болен и слаб. Бледен. Резче обозначились складки около губ, и морщинки под глазами. Но в нем точно опять засиял свет — ровный, ясный, надежный. Отец, никогда не унижавший маленьких и слабых, с улыбкой смотрел на нового обитателя дома, рассчитывая с ним подружиться. Хотя котенок и принял его некогда в штыки. — Ну что, Рыжик? — тихо произнес Виктор Иванович, и чуть слышно прищелкнул пальцами — иди сюда… Не бойся. — Мяя! — ответил тот вполне благосклонно. Но с места не сдвинулся. — Он — не Рыжик. Он — Пушкин, — объяснила Анна. Она подхватила малыша на руки, и подошла к кровати. Опустилась на стул рядом, посадив Пушкина на колени. Тот настороженно принюхивался, но сбежать не пытался. — Доброе утро, папа. В первую секунду после ее появления в глазах отца вспыхнула радость. Но почти сразу сменилась печалью и виной. Он вздохнул, и медленно протянув руку, осторожно погладил котенка. Пушкин воспринял это совершенно спокойно. — Здравствуй, Аннушка. Она сама перехватила его ладонь, пожала ласково. Попыталась поймать ускользающий, помрачневший взгляд. — Как ты себя чувствуешь? Отец молчал. Она переместила пальцы на его запястье. Пульс был почти в норме. Ни жара, ни озноба не чувствовалось. — Ты скоро совсем поправишься, — улыбнулась Анна, — поверь мне, как доктору. — Верю, — отец наконец-то поднял на нее глаза, — своему доктору верю. В его словах она слышала и гордость за нее. И бесконечную нежность. И просьбу о прощении. Анна наклонилась, и коснулась губами отцовской щеки. Пушкин при этом быстро переступил лапками, и перебрался на постель. Лег — пока еще на самом краю. И достаточно громко замурлыкал. — Почему ты один? — спросила Анна, — где мама? — Сказала, что сейчас принесет завтрак, — ответил отец, — она почти все время здесь. Ты скажи ей, чтобы отдохнула… Как врач скажи. — Хуже всего докторов слушаются их домашние, — сокрушенно покачала головой Анна, — но я обязательно поговорю с мамой. — Ты сейчас … на службу? — Да. Обманывать не хотелось. Но говорить о том, что она собирается на место преступления, со Штольманом — тем более было нельзя. Ну, а если не придираться к словам, то помощь полиции давно превратилась для нее в службу. Вот так-то. Пушкин приоткрыл глаза, хитро и понимающе посмотрел на хозяйку. Встал, потянулся. И перебрался под левый бок Виктору Ивановичу. Свернулся клубком, и замурчал еще громче. *** Исчезновение пирожков Антон заметил еще утром, едва придя на службу. Однако совершенно не расстроился. Во-первых, он сам про них вчера забыл, отобедав (или отужинав?) в трактире, и опасался, что оставленные в ящике стола припасы испортятся. А во-вторых, было понятно, что пирожки пошли исключительно на благое дело — поддержание сил Анны Викторовны. И хорошего настроения судебного следователя. Правда, сам Штольман, когда появился в кабинете, выглядел еще более суровым и серьезным, чем обычно. — Доброе утро, Антон Андреевич. Есть новости? — сразу спросил он. — Есть, — ответил Антон, с трудом сдерживая волнение — только что телеграфировали из Москвы. Интересующую нас танцовщицу звали Виктория Свечкина. И говорят, это было ее настоящее имя. Штольман только коротко кивнул. — Нечто подобное я и предполагал. Любовницей Ирисова была совсем другая женщина — эта самая Виктория. Именно ее он нам и описал. — Но подождите, — заспорил Антон, — Елена могла устроиться в кафешантан по поддельным документам. Если супруги столь сильно нуждались, что ей пришлось пойти в танцовщицы… Неудивительно, что подобный шаг хотелось оставить в тайне. Но, — он нахмурился, — с другой стороны, ведь Тимофеев — фотограф, это очень прибыльное занятие. — В масштабах Затонска он и правда, быстро стал знаменитым, — пожал плечами Штольман, — а в Москве таких видимо-невидимо. — И тут Елена получает наследство дядюшки, — воспрянул Антон, — но распоряжается им по-своему, оставив все любовнику. Муж об этом, разумеется, не знает, и считая наследником себя, убивает ее. Или Тимофееву стало известно об измене жены, и он таким образом отомстил ей. — Безусловно, наследство играет в этом деле главную роль. И тот же Ирисов мог ради него убить любовницу, навестив ее в очередной раз в лаборатории. Вот только думаю, это была именно Свечкина. Антон потер лоб, пытаясь выстроить в голове новую цепочку фактов. — Да… Возвышенная Елена — и канкан. Да еще этот фривольный снимок… Однако если их все-таки две… Но тогда, — он серьезно посмотрел на Штольмана, — это какое-то совершенно бессовестное мошенничество. Тимофеев сказала, что на фотографии — его жена. Значит, Свечкина изображала Елену с его согласия. А что же настоящая госпожа Тимофеева? Была пленницей? А потом они с Викторией опоили ее чем-то, отнесли в сарай… Фотограф отправился в ресторан, чтобы обеспечить себе алиби, а его сообщница должна была устроить пожар. Но что-то пошло не так, и сгорели обе женщины. — Верно рассуждаете, Антон Андреевич, — одобрительно кивнул Штольман, — потому и Тимофеев, и Ирисов были так поражены тем, что в сарае оказалось два трупа. Оба поняли, что Виктория тоже погибла. — Она обманула фотографа! — воскликнул Антон, — деньги должен был получить Ирисов, и Свечкина, уже под своим именем сбежала бы с ним! — А Тимофеев не смог бы их разоблачить, не выдав свое участие в обмане, — Штольман отошел к окну, — необходимо приставить к нему охрану в больнице. И арестовать Ирисова. А мы сейчас вместе с Анной Викторовной отправимся в ателье. Там должно найтись много интересного. Анна Викторовна, в сопровождении дежурного городового, уже спешила по заснеженному двору Управления. *** Пока пролетка ехала по городу, сыщики коротко обрисовали Анне новую версию событий. — Я тоже подумала, что вторая женщина должна была быть в тесной связи с Тимофеевым, — призналась она, — а тут еще и Ирисов… Получается, бедная Елена сидела взаперти, как Элис когда-то. И тоже ради денег. Анна непроизвольно вздрогнула, и вцепилась в локоть сидящего рядом Штольмана. — Понятно теперь, почему второй дух мешал Елене! — продолжала она, — эта женщина, Свечкина, не хотела, чтобы открылась правда. Сыщик накрыл ладонью ее руку. — Думаю, теперь преступникам некуда будет деться. Если даже мы ничего не найдем в доме, то ведь Пироговы знали настоящую Елену Тимофееву, и смогут подтвердить, что на фото, предъявленном Ирисовым, вовсе не она. Обстановка в помещении ателье казалась приятной и уютной. Хозяева отсутствовали не слишком долго, так что ни пыль, ни затхлый запах не успели появиться. Осмотревшись, Анна быстро подошла к креслу, на котором в день трагедии фотографировалась невеста. Так, вот здесь, за ее плечом стоял призрак. И показывал… Анна вытянула руку в нужном направлении. — Шкаф? Или стол? — нахмурился Штольман, проследив за ее жестом, — впрочем, обыскать в любом случае следует все. В шкафу обнаружилась только несколько бутылок с реактивами. А вот ящики письменного стола оказались полны бумагами. Среди них обнаружились два снимка хорошенькой, но очень серьезной темноволосой девочки, которая без улыбки смотрела в объектив. — «Леночка, двенадцать лет», — прочитала Анна вслух, — «Леночка, семь лет» … Это детские фотографии Елены. А где же другие, в более старшем возрасте? Других снимков не нашлось. Однако Антон вдруг присел, и вытянув руку, начал обшаривать тумбу, из которой были извлечены ящики. — Иногда самое ценное… — сипло пояснил он, — имеет обыкновение заваливаться за … Уф, вот. Оно? — Видимо, да, — сказал Штольман, со всех сторон осматривая протянутый снимок, — «Дорогой дядюшка, посылаю вам фотографию Елены. Было не просто заставить ее позировать. Октябрь 1894 года». — И правда, — нахмурилась Анна, взглянув на находку, — она очень странно выглядит… Елена Тимофеева, одетая в скромное платье с кружевным воротничком, сидела на стуле в какой-то неестественной, безвольной позе, с абсолютно замершим и ничего не выражавшим лицом. Анне почувствовала холод. И страх. — Как мертвая, — тихо произнесла она. — Вовсе не «как», Анна Викторовна, — ответил Штольман, — она действительно мертва. Внезапный хлопок входной двери, и чьи-то шаги всех троих заставили вздрогнуть. ____________________________________ *См. цикл произведений «Расширенная Затонская Вселенная». Опубликован на литературно форуме «Перекресток миров». Продолжение следует.