Другая ночь

За медицинскую консультацию спасибо Sowyatschok.

«Возьмём высокие идеи, Прекрасных слов хоть целый пуд — Они в ходу у прохиндееев, Товар с руками оторвут…» (Из сценария мюзикла «Тень». Песня людоедов «В ломбард спешите поскорее…». Автор сценария и песен — Ирина Югансон)

— Как звали господина, который принес вам те снимки? — спросил у Анны Штольман, когда они вышли из больничных ворот, — где проявился дух Елены? — Беляев, — ответила она, — Егор Кузьмич. — Вероятно, до появления Тимофеева, он был самым востребованным фотографом в городе? — Единственным! — уточнил Коробейников, и тут же нахмурился, — вы думаете, это он украл камеру, и запер дверь в лаборатории, когда начался пожар? Подумал, что внутри — сам Тимофеев, и хотел под шумок устранить конкурента? — Пока утверждать не берусь, — пожал плечами Штольман, — но очень сомневаюсь, что обыкновенный вор заинтересовался бы именно фотокамерой. Она лежала не на виду, к тому же — каким образом неспециалист может на ней заработать? Ее здесь и продать некому, если только тому же Беляеву. … Появление сыщиков, Анны и городовых в ателье прервало съемку. Средних лет дама, успевшая принять нужную позу в кресле, вздрогнула, и удивленно посмотрела на вошедших. — Прошу прощения, сударыня, — обратился к ней Коробейников, — ваш портрет непременно будет сделан, но позже. А сейчас вам лучше уйти. У нас к господину Беляеву очень важное дело. Так и не успев сделать снимок, фотограф вынырнул из-под черного покрывала. — Господа, что происходит? — с легким раздражением поинтересовался он. Дождавшись, когда дама пройдет мимо и скроется в дверях, Антон Андреевич пояснил: — Нам необходимо осмотреть ваше ателье. — В городе пропала ценная вещь — фотографический аппарат, — вступил в разговор Штольман, — интерес она могла представлять только для вас. Беляев остолбенел, лишившись дара речи. Недовольство на его лице сменилось искренним возмущением. Между тем ассистент фотографа — щуплый, невысокий юноша, робко, по стеночке, отступил к дверям и попытался выскользнуть наружу. — А вы останьтесь, — строго окликнул его Коробейников. Тот обернулся, торопливо закивал, и даже выдавил какую-то виноватую улыбку. — Приступайте, — кивнул Штольман городовым. Те, сноровисто и неторопливо занялись обыском. Беляев, видимо, взял себя в руки — а может быть, заметил Анну, замершую позади сыщиков. — Господа, это какое-то недоразумение, — почти спокойно сказал он, — Антон Андреевич, ведь вы мне так всех клиентов отпугнете! — Мы, Егор Кузьмич, жестокое убийство расследуем, — веско произнес начальник сыскного отделения. Именно в этот момент один из городовых шагнул из-за ширмы, держа в руках небольшой сверток. Аккуратно распеленал мягкую белую ткань, и перед собравшимися явилась камера, обтянутая черной кожей. Судя по всему, это было еще одно изделие фирмы «Кодак» … Штольман внимательно осмотрел находку, а затем перевел острый взгляд на Беляева: — Извольте объяснить, откуда у вас в доме этот фотоаппарат? Хозяин ателье решительно покачал головой: — Не знаю. Впервые вижу. — А где вы были в четверг, около десяти часов вечера? — задал вопрос Антон Андреевич. — Здесь, — нахмурился, припоминая, Беляев, — я работал. У меня был срочный заказ, я даже Юрку, ассистента моего, ко мне домой отправил. Предупредить, чтобы к ужину не ждали… Анна отчетливо услышала громкий, судорожный вздох, похожий на всхлип, который издал помощник фотографа. Обернувшись, она увидела, что совершенно мальчишеское, круглое лицо его побелело, как мел, а губы мелко задрожали. От остальных эти метаморфозы тоже не ускользнули. — Юрка, ты? — изумленно уставился на парня Беляев, — ты камеру украл?! — П-простите, Егор Кузьмич, — заикаясь, ответил тот. — Ой, дурак… — с отчетливой жалостью проговорил фотограф, — ты что же, думал, мне этим помочь, что ли? Я же говорил, что нечего беспокоиться, не конкурент нам Тимофеев! Эх… Не находя слов, он только махнул рукой. — Я… да, я хотел, чтобы… — невразумительно продолжал Юра, — Т-тимофееву труднее пришлось… А еще… Когда новинка какая-то выходит, техническая… Так и хочется увидеть, потрогать… — Себе забрать, — закончил Штольман. Юрка отчаянно замотал головой: — Не хотел я ее забирать! Не хотел! Оно само… — Господа, прошу вас, — снова вступил в разговор Беляев, — я понимаю, он нарушил закон, но… Возможно ли как-то… смягчить? Мальчишка, дурак… Но не вор! Первый раз такое. Я поручиться за него могу, если надо. — Посмотрим, — после паузы ответил Штольман, — пусть расскажет сначала, как все произошло. — Слышал? — спросил фотограф помощника, — говори! Но у того, кажется, все слова окончательно перепутались. Он стоял, опустив голову, стискивал в замок пальцы, и молчал. Вдруг прямо к нему шагнула Анна. Положила руку на плечо, и сказала — очень мягко и тихо: — Юра, нам очень важно знать, что вы видели в тот вечер. Ведь в лаборатории погибла женщина. — Это точно не я! — парень быстро вскинул на нее умоляющий взгляд, — там еще ничего не горело! И женщина была жива… — Давайте-ка поподробнее, — обратился к помощнику фотографа Штольман. — Я… уже возвращался обратно, — заговори Юрка, — вижу — господин Тимофеев вышел из лаборатории, и не домой отправился, а куда-то… по улице… За угол свернул… Меня как толкнуло, что камера-то новая у него в квартире, хоть посмотреть можно, в руки взять! Он вздохнул, нервно пригладил взмокшие волосы, и продолжил: — Я сперва в окошко лаборатории заглянул. Смотрю — жена Тимофеева с реактивами возится. А затем на табуретку встала, и давай на полках в шкафу что-то искать. Я и подумал, что раз она так занята, у меня время есть. Дом не запертым оказался, я в ателье забежал, темно, видно плохо… Шкаф открыл наугад, а там — камера. Схватил, и побежал. Вот и все… — А дверь лаборатории ты ничем снаружи не подпирал? — спросил Коробейников, — чтобы женщина не вышла раньше времени. — Н-нет! Я же говорю, она вся в работе была… А я и правда — успел… — Значит, говоришь, на табуретку встала, — медленно проговорил Штольман, — Антон Андреевич, доктор Милц подробный отчет о вскрытии передавал? — Только предварительный, — ответил Коробейников. — Думаю, он только сегодня смог его сделать, — объяснила Анна, — эти дни было очень много работы. Штольман кивнул. — В таком случае — возвращаемся в больницу. А вашего ассистента, господин Беляев мы все-таки вынуждены задержать… *** — Между этими трупами, Яков Платонович, — озвучил результаты вскрытия доктор Милц, — куда больше сходства, чем можно было предположить. Об принадлежат молодым женщинам, оба сильно обгорели, но… Причиной смерти является перелом шейных позвонков. — И у той, и у другой? — переспросил Штольман. — Именно, — ответил доктор, — то есть, в огне наши дамы оказались, будучи уже мертвыми. — Слава Богу, — пробормотал Коробейников. — Получается, что никто никого не убивал, — задумчиво произнесла Анна. — Если верить Тимофееву, Елена Ильинична сама упала со стула, — подтвердил Штольман, — а помощник Беляева видел, как Виктория Свечкина забирается на табурет, уже смешав какие-то реактивы. Судя по всему, она тоже оступилась… Ну а необходимые для пожара реакции уже были запущены. — «Не рой яму другому…» — вздохнул Антон Андреевич. — Строго говоря, Виктория, и ее любовники только воспользовались смертью Елены Ильиничны, — уточнил следователь, — но весьма изобретательно. На фоне белой стены прозекторской Анна снова увидела двух женщин Ивана Андреевича Тимофеева. Свечкина все так же пыталась отпихнуть в сторону Елену, но та не обращала на нее никакого внимания. Внимательно и серьезно посмотрела Анне в глаза, впервые улыбнулась — и тихо растаяла. Отправившись, вероятно, в тот мир, который положен последователям госпожи Блаватской. Виктория, окончательно лишившись соперницы, не обрадовалась. Погрозила в пространство кулаком, и нарочито бесстыдно исполнив танцевальное па, тоже исчезла. *** Поздним вечером судебный следователь и барышня Миронова, производя впечатление законной и устойчивой семейной пары, медленно шли по городу. Расставаться им совершенно не хотелось, а поговорить было о чем. Пусть темы находились не слишком веселые. — Странно, да? — Анна сбоку посмотрела на Штольмана, — убийство никто не совершал, а дело все равно очень … жуткое. — Большинство участников в той или иной мере цинично использовали друг друга, — усмехнулся сыщик, — и все ради денег. — Да… — она крепче взялась за его локоть, — и живых. И мертвых… Несколько минут длилось молчание. Однако, Штольман чувствовал, что Анна хочет сказать что-то еще, но никак не решается. Наконец, она заговорила: — Я думаю вот о чем … Тимофеев сказал, что вокруг Елены всегда было что-то мистическое, загадочное, непонятное. И что ему это быстро надоело, и захотелось… нормальной жизни. А я ведь тоже странная, и неправильная… Он остановился. Развернул Анну к себе. Заглянул в глаза, напряженно ждущие ответа. — Вы не странная, Анна Викторовна, — твердо произнес он, — вы необыкновенная. А без ваших духов, — на лице Штольмана появилась та самая, кривоватая улыбка, — боюсь, без них мне скорее станет скучно. Анна вдруг рассмеялась тихонько, словно бы смутившись. Он вопросительно поднял бровь. — Понимаете, — она снова потянула его вперед, — я однажды жаловалась Элис… — Элис? — удивился он. — Да, — Анна грустно улыбнулась, — у меня почему-то никогда не было подруг. Даже в гимназии. Я хорошо играла с маленькими. А с ровесницами — нет. Мы точно говорили на разных языках. И когда я пыталась с кем-то подружиться из девушек уже взрослая… Вы же помните, что получалось — Каролина, Маша Солоницына. А мне, особенно тогда, так нужно было с кем-то поговорить! И не с кем. Анна мысленно вернулась в те сумасшедшие месяцы, полные надежд, разочарований, слез и улыбок, потерянных, невысказанных слов… — Я совсем не понимала, что происходит, — вздохнула она, — вы все время молчали, и мне порой казалось, что я просто все придумала, и ничего нет, и я вам не нужна! И мне самой так много хотелось сказать, объяснить, но я не знала — как… А Элис меня все-таки понимала, хотя и была еще больна. По крайней мере, слушала. «И не повторяла, что вы мне совсем не подходите» — мысленно закончила она. — Я очень долго не мог поверить, что вы… — как и пять лет назад, говорить об этом было невероятно тяжело, — что действительно нужен вам… Она успокаивающе погладила его руку. — Я знаю. Сейчас — знаю. А тогда я жаловалась Элис. И спросила, что, может быть вам скучно со мной? А потом, — ее лицо приняло вдруг озорное выражение, в глазах заплясали искорки, — сама же себе и ответила — знаете, что? Он молча покачал головой, готовый ко всему. — Что скучать я вам точно не давала. Развлекала, как могла! Яков смеется, неожиданно привлекает ее к себе, и Анна радостно утыкается ему в плечо. Потом поднимает голову, и касается ладонью его щеки. Он ловит ее руку, подносит к губам… А ведь сегодня можно не возвращаться домой. Анна же сказала утром, что идет на службу. За нее не будут беспокоиться. … Рядом с гостиницей, в которой квартировал судебный следователь, почти никого не было. Один-единственный прохожий с другой стороны улицы, наблюдал, как Штольман и Анна Викторовна, остановились у входа, молча глядя друг на друга. А затем поднялись по ступеням. Вместе. А господин Клюев остался стоять, прожигая взглядом захлопнувшуюся дверь. _____________________________ * «Кто роет яму — тот в нее упадет» (Библия. Ветхий Завет: Книга притчей Соломоновых: Глава 26») Автору стало жаль ассистента фотографа Тимофеева. Даже если пойдет под суд за воровство, не хочу, чтобы жил с мыслью, что по его вине женщина сгорела заживо. Имя ему тоже придумала я, в фильме оно не озвучено. Продолжение следует.