Другая ночь

За консультации в юридических вопросах спасибо Jelizawiete

«Нас напрасно манит надежды наивный свет… Вот сейчас навеки смолкнут его шаги… Неужели это конец, и спасенья нет?! Ну хоть кто-нибудь, помоги же мне, помоги!» (Из сценария мюзикла «Тень». «Мне казалось, что я могу тебя защитить…». Песня Аннунциаты. Автор сценария и песен — Ирина Югансон)

— Витя, время лекарство принять, — ласково, но непреклонно объявила Мария Тимофеевна, входя с подносом в спальню, — и обедать. Муж опустил на одеяло толстый том в кожаном переплете, прикрыл глаза, и устало откинулся на подушки. Рядом громоздились другие книги, ощетинившиеся многочисленными закладками. Мария Тимофеевна вздохнула. Хорошо, что Витя делом занялся — очень важным и нужным! Только не переусердствовал бы. Снова сердце сорвет — и кому хорошо будет? — Ты устал, Витенька, — она поставила поднос на тумбочку, и присела на край постели. Не открывая глаз, муж нашел ее руку, стиснул пальцы. — Ерунда какая-то происходит, Маша, — тихо произнес он, — я уж думал, за эти месяцы сам все позабыл… Так ведь нет! То, что произошло, в нашей стране невозможно… Этот… брак, — с отвращением выговорил адвокат, — просто не может быть признан законным. Не могли в него вступить подследственные, до объявления приговора. Но даже если каким-то образом это произошло, с нарушением всех процедур! Супруга признается судом виновной в шпионаже. Ее лишают всех прав и состояния. Не ограничивают, Маша, а именно лишают! Она полностью отторгнута от прежней жизни. Муж сразу же получает право оформить развод, без проволочек, без какого-либо ожидания. Если, разумеется, не намерен делить с ней жизнь и далее, на каторге. Но для этого тоже существует специальная процедура, которая зиждется не на устных пожеланиях, а на определенных заявлениях и действиях. Которые, как я понимаю, господином Штольманом не были предприняты. Значит, ему не могут отказывать в разводе! Веки Виктора Ивановича дрогнули. Во взгляде, обращенном на жену, мешались возмущение и растерянность. Мария Тимофеевна осторожно погладила его ладонь. — А то что… Нина Аркадьевна, — сглотнув, спросила она, — лишилась рассудка… Это не может быть препятствием? — Нет! — решительно отверг ее предположение муж, — она сошла с ума после вынесения приговора. То есть, Штольман все равно успел получить право быстро с ней развестись. Ее болезнь этому праву мешать никак не может! — Но почему же тогда… — Хотел бы я знать! — сердито пробормотал адвокат, — я понимаю, если бы ее оправдали по суду, не найдя доказательств преступной деятельности. Вот тогда точно, оставалось бы упирать на то, что сам брак заключён с нарушением законов и предписаний. Но в этом случае-то все кристально ясно! Яснее быть не может. Кто смеет так перевирать закон?! Под конец своей речи Виктор Иванович почти кричал. — Тише, тише, — остановила его Мария Тимофеевна, — побереги себя. Нам всем сейчас несладко, Витя. Нужно беречь силы. — Что будет с Аней, Маша? Я уже понял, что она, как всегда, ничего не боится, но… — Да, — негромко подтвердила она, — Анна в любом случае будет женой Якова Платоновича. Но, Витя, она все равно остается моей дочерью! Нашей дочерью. Я люблю ее. И… уважаю. Она у нас все-таки… необыкновенная. — Конечно, Маша, — проговорил Виктор Иванович, опять сжимая руку жены, — все так. Она наша дочь, здесь — ее дом. Но мир не ограничивается нами. И… — он вздохнул, — в таких семьях тоже бывают дети. — Да, — печально кивнула Мария Тимофеевна, — я знаю, что мы с тобой не сможем их усыновить… Господи, да что я говорю! Аня никогда этого не позволила бы… — Хуже, что и отец не сможет их узаконить, и наделить всеми правами. Раз он женат, то дети на стороне — свидетельство его измены. В этом случае правила очень строги. Мария Тимофеевна помолчала. Подняла голову, расправила плечи. Произнесла спокойно и твердо: — Хуже всего, Витя, именно измена и предательство. Обман и растоптанное доверие. Которых, слава Богу, не было. Есть беда, все равно что болезнь, которая коснулась всех нас, но… Разве не любовь помогает справиться с такими ударами? Пусть все не так, неправильно, страшно! Но Анна не откажется от своего пути. И мы должны помочь ей… им с Яковом Платоновичем. Как бы это все не повернулось! *** Судя по всему, госпоже Вернер, как и ее дочери, очень требовалось чье-то внимание и участие. Но женщина не могла себе позволить полностью расслабиться, оставшись капитаном на осиротевшем семейном корабле. Она сидела за чайным столиком безукоризненно прямо, чашку держала красиво и ровно, и только на лицо не пыталась надеть маску сдержанности. Покрасневшие глаза, прорезавшиеся складки возле губ, и выражение безграничной усталости ясно показывали, насколько нелегко дались вдове эти сутки. Довольно долго чаепитие свершалось в полной тишине. Но она не давила и не угнетала, а скорее успокаивала напряженные нервы как хозяйки, так и нежданной гостьи. Несколько раз Анна ловила на себе внимательный изучающий взгляд Ольги Матвеевны, но и это не вызывало у нее неприятных чувств. Кажется, госпожа Вернер старалась решить для себя какой-то очень важный вопрос. — Анна Викторовна, — произнесла, она наконец, — скажите, чем еще можно помочь Зое? Я очень люблю ее, но порой… совсем не понимаю! Лев Львович — другое дело, он … лучшим другом ей был! А я сегодня не подумала, что ей так плохо… Зоя обычно ничего не может скрыть. Радуется, — так смех на весь дом. Плачет — взахлеб… А после того, как о смерти отца узнала — молчала. Вчера спать послушно легла, утром казалась такой спокойной. Я решила, что она просто не поверила. Не осознала. Маленькая еще… Что же делать, Анна Викторовна? Примечательно, что в словах госпожи Вернер не было зависти к мужу, или обиды. Только горечь от мысли, что дочь осталась ныне без самого близкого ей человека. Анна растерялась. Имеет ли право она, не родившая пока своих детей, советовать что-то опытной, любящей матери? Но в то же время, Анна хорошо знает, что значит быть не такой. Странной. Непонятой самыми родными людьми. Так может быть, именно от лица такого ребенка она и должна высказаться? Как много лет назад, когда пыталась заступиться за Егора Фомина… — Просто говорите, что любите ее, — тихо ответила Анна, глядя в усталые глаза Ольги Матвеевны, — что она нужна вам, и дорога — вот такая, какая есть. Госпожа Вернер задумчиво кивнула несколько раз. — А еще, — Анна нахмурилась, подбирая слова, — мне кажется, пережив такую потерю, Зоя резко повзрослела. И попыталась оградить вас от лишних волнений. Взять свое горе — вернее, его переживание, — на себя. Поэтому и была такой спокойной и послушной. Но у нее для этого слишком мало сил. И если она снова будет молчать, вы не верьте, что Зое не больно… Ольга Матвеевна глубоко вздохнула, чуть опустив голову. Поставила чашку на стол, сцепила на коленях пальцы. — А я ей так часто говорила, мол, пора взрослеть, и вести себя соответственно. Вот куда торопила? Зачем? Ах, Лев Львович, Лев Львович! Голос женщины дрогнул, черты лица болезненно исказились. Но она сумела удержать рыдания. — Мне очень жаль, Ольга Матвеевна, — искренне произнесла Анна. — Он всегда был такой… — госпожа Вернер чуть улыбнулась воспоминаниям, — легкий… Добрый. Детей понимал хорошо. А я — Гришу лучше чувствую, хотя он и… — Простите, Ольга Матвеевна, — на пороге возникла Стеша, — к вам из полиции пришли. *** По дороге к Вернерам сыщики успели обсудить ситуацию, примерив к ней вновь открывшиеся данные. Антон Андреевич настаивал на версии с бомбой, брошенной в дымоход. Покамест она выглядела вполне логично. — А следы на крыше удалось найти? — спросил Штольман. — Увы, — покачал головой Коробейников, — снега не было несколько дней, а тот, что успел выпасть раньше, уже убрал дворник. Никакой подозрительной грязи, или песка. Соседи — кого я успел опросить, ничего не видели и не слышали… — Как всегда, — хмыкнул следователь, — домашние тоже. Вдова какое производит впечатление? — Очень расстроена была, — ответил Антон Андреевич, — плакала, но старалась держаться. Сказала, что услышала громкий хлопок, прибежала в кабинет, и увидела погибшего мужа. Больше никого туда уже не впустила, ни детей, ни слуг, до прихода полиции. — Разумно, — заметил Штольман. Даже слишком разумно. Впрочем, будучи супругой прокурора, женщина могла знать, как вести себя в подобных случаях. … В доме сыщиков поджидал сюрприз. Пройдя в гостиную, они увидели, что госпожа Вернер находится в обществе барышни Мироновой. На лице последней мелькнуло смущение, эволюционировавшее в некоторое упрямство. Вдова, оказавшаяся невысокой полноватой дамой, в первую секунду после их появления несколько растерялась. Она кинула быстрый взгляд на Штольмана, потом на гостью, сдвинула брови, и вдруг попросила: — Анна Викторовна, вы не могли бы остаться сейчас? Господа, я надеюсь это возможно? — Разумеется, — согласился Штольман. Пусть уж Анна будет на глазах, раз все равно оказалась здесь. Свои мысли по этому поводу он выскажет после. К описанию вчерашних событий Ольга Матвеевна ничего нового добавить не могла. После ужина муж удалился в кабинет, а через какое-то время раздался тот самый хлопок. Она бросилась на звук, открыла дверь, и увидела… Госпожа Вернер побледнела и медленно опустилась на диван. Рядом тут же села встревоженная Анна. Вдова кивнула ей, успокаивая, и снова посмотрела на сыщиков. — Ольга Матвеевна, кто мог желать смерти господину Вернеру? — спросил Коробейников. — Я ничего не знаю об этом. Не представляю, — медленно проговорила она, — у Льва Львовича было много друзей, приятелей… Но враги? Нет… — Но ведь когда-то, по службе он соприкасался с людьми, которых обвиняли в преступлениях, — продолжал Антон Андреевич, — не мог ли кто-то из них ему отомстить за приговор? — Он мало говорил дома о служебных делах, — призналась госпожа Вернер, — но, кажется, муж всегда старался смягчить участь обвиняемого. — Пожалуйста, вспомните, — вступил в разговор Штольман, — не был ли кто-то возмущен именно этим, посчитав, что преступник заслуживает более сурового наказания? — Нет, — подумав немного, ответила вдова, — я никогда не слышала о подобном… — Господин Вернер ничего не опасался последнее время? — продолжил следователь, — его поведение не изменилось? — Он был очень счастлив, — голос Ольги Матвеевны дрогнул, — купил особняк здесь, в Затонске, сказал, что теперь у нас будет настоящее фамильное гнездо… Где всем хватит места. Она прижала ладонь к губам, и отвернулась. Анна протянула женщине платок, и обняла за плечи. — Нам необходимо осмотреть кабинет, — быстро сказал Коробейников, — вы позволите? — Да, конечно, — не глядя, кивнула Ольга Матвеевна. *** Судя по виду сыщиков, в кабинете было найдено что-то интересное, но при госпоже Вернер об этом говорить не стали. — Благодарим за помощь, Ольга Матвеевна, — сказал, прощаясь, Штольман, — мы сделаем все возможное, чтобы найти убийцу вашего мужа. — Я очень надеюсь на это, — твердо ответила вдова, уже успевшая взять себя в руки, — до свидания, господа. — Анна Викторовна? Штольман кинул на нее выразительный взгляд, явно желая увести отсюда прямо сейчас. Анна шагнула к сыщику, но остановилась. Посмотрела на госпожу Вернер, опасаясь оставлять ее одну. Ольга Матвеевна покачала головой. — Спасибо вам, Анна Викторовна. Не беспокойтесь о нас. — Я все-таки зайду еще, — пообещала Анна, — проведать Зою… — Буду вам очень признательна, — коротко, но тепло улыбнулась госпожа Вернер. *** Не успели они спуститься с крыльца, как Штольман развернулся к ней. Лицо — точно из камня высечено. — Как вы здесь оказались? Анна успела рассердиться, обидеться, расстроиться… А потом испугаться, и ощутить вину. Шагнула вперед, взяла за руку, ловя его сердитый взгляд. Лед и камень, из которых почти целиком состоял сейчас любимый сыщик, почти мгновенно дали трещину. — Простите меня, — покаянно шепнула она, — я не могла предупредить. Но меня позвал дух Вернера — на помощь к дочери. Девочка была почти без памяти от горя. На улице, одна. Бог знает, чтобы с ней могло случиться! — А с вами? — он пытается продолжить выговор, но получается плохо. Наверное, потому что уже обнял, прижал к себе, забыв и про белый день вокруг, и про оживленную улицу, и про Антона Андреевича. — Но ведь не случилось же! — Анна вздыхает, касаясь щекой его плеча, — а вот Зою так жалко. И Ольгу Матвеевну. Как всегда — она думает обо всех, кроме самой себя. И ничего с этим невозможно поделать, потому что в ином случае Анна просто перестанет быть такой, как есть. Настоящей. Вздохнув, он выпускает ее из объятий, но крепко берет за руку. Они идут дальше, в сторону полицейского участка. Коробейников держится позади. — А что вы нашли в кабинете? — переводит разговор Анна. — Карточку, — отвечает сыщик, — бумажную карточку с буквами «Г.М». ___________________________________ Продолжение следует.