Другая ночь

«Гармонично станет в мире уютном! Выйдут нЕлюди в пророки и судьи. Нам на блюде принесут люди Души и судьбы…» (Из сценария спектакля «Тень», театр ПГУ, 1976 год. Песня «Марш кукол». Автор стихов -Валерий Ананьин).

— Напрасно я поспешил закончить все… с госпожой Аникеевой, — хмуро произнес Коробейников, глядя в сторону, — тогда мы бы знали о ее планах гораздо больше. И Анна Викторовна с Петром Ивановичем были бы в безопасности. Правда, тогда пришлось бы выворачивать себя наизнанку, изображая то, что являл хозяйке книжного магазина Захватчик. Одновременно пресмыкаться и хвастаться, раздуваться от осознания собственного благородства, и поглаживать взбудораженное тщеславие. Бррр… Нечто подобное Антон испытывал, допрашивая Клюева, после попытки неизвестного пока мерзавца обвенчаться с Анной Викторовной. Но тогда сыщик напялил шкуру Тени, причем довольно криво, всего на пару часов. А для поддержания прежних отношений с Полиной пришлось бы тратить почти все свободное от службы время. И, конечно, тогда в его жизни не появилась бы Валя. Кажется, Штольман все его мысли ухитрился прочитать. — Не берите в голову, Антон Андреевич, — сказал следователь, — сил это потребовало бы много, а результат… сомнительный. Еще неизвестно, как подействовал бы гипноз на вас. Думаю, для подстраховки внушение все равно было бы использовано. … И тогда он сам привел бы Полину в дом Мироновых?! Или, наоборот, заманил бы к ней Анну Викторовну? Или все-таки, осознав опасность, сопротивлялся бы чужим приказам? Ведь Анна сумела это сделать! Написала записку, закричала «нет» у алтаря… — Мне кажется, настоящий Петр Иванович понимает, что его используют, — продолжал Штольман, — и старается помешать планам госпожи Аникеевой. Даже сквозь гипноз и Тень. … Появление в книжном магазине Миронова-младшего с неохватным букетом прервало натянутый, точно веревка над пропастью разговор. Полина, излишне громко ахнув, и всплеснув руками, приняла цветы, и замерла, пряча в них лицо. Петр Иванович просиял, однако почти сразу притушил блеск, обратив внимание на Штольмана. Метнул на сыщика сердитый взгляд, но ничего не сказал. Видимо, как и в случае с дуэлью, не рискнул лично требовать от избранника племянницы объяснений, оставив между ними худой мир. Ведь то, что не сказано — не существует. — Чрезвычайно рад снова видеть вас, Полин, — промурлыкал визитер, прикладываясь к руке зардевшейся хозяйки. — Взаимно, Петр Иванович, — улыбнулась госпожа Аникеева. Третий явно становился здесь лишним, но Штольман упорно делал вид, что намеков не понимает. Оставлять Миронова, который не отвечает за себя, наедине с Полиной очень не хотелось. Но что делать? Арестовать если только. Ну да, за кражу корыта… Над этим шедевром соавторства Трегубова и Рябко, сыщик узнал совершенно случайно. Он мог бы искренне над ним посмеяться. Но обстоятельства отбивали к тому всякую охоту. Впрочем, если нельзя обвинить, можно расспросить. Причем, действительно, о деле. — Петр Иванович, хорошо, что вы здесь, — обратился сыщик к Миронову, — не могли бы вы еще раз описать даму, с которой удалился господин Клюев накануне похищения Анны Викторовны? — Но я думала, это ужасное дело закончено! — дрогнувшим голосом произнесла Полина. Ее внимательный, немигающий взгляд мог прошить насквозь, но в этом случае не преуспел. — Я тоже слышал, что расследование закончено, — нахмурившись, кивнул Петр Иванович, — господин Штольман, не все ли равно, какая именно особа скрасила последние часы несчастного сумасшедшего? Услышь сейчас кто-нибудь дядю, не смог бы даже предположить, что совсем недавно «несчастный сумасшедший» именовался близким другом Петра Ивановича. — Начальству нужны все подробности, причем оформленные надлежащим образом, — усмехнулся сыщик, — преступник найден, но порядок прежде всего. — Мда, — печально вздохнул Миронов, — будь ты даже Великим и Ужасным Гипнотизером, совершившим невероятные по жестокости и коварству злодеяния… А итог один — скучная следственная бюрократия! Допросы, показания, протоколы… И никакого величия. Он смеялся и шутил, но во взгляде вдруг промелькнуло что-то, похожее на просьбу о помощи. Слабое, еле заметное, но так не вязавшееся с разухабистым поведением легкомысленного донжуана. Штольман знал, насколько трудно действовать наперекор Тени, но вдруг дядюшка сумеет согласиться уйти из магазина? — Господин Штольман, может быть, сейчас не время … — начала Полина. Сыщик быстро прервал ее: — Вы правы, не следует пугать покупателей, напоминая об убийствах. Поэтому мы побеседуем снаружи. Пойдемте, Петр Иванович? Может быть, Полина и хотела воспрепятствовать, но пышный колючий букет несколько ограничил ее возможности. Когда она все-таки пристроила розы на конторку, в магазин вплыла во всех смыслах солидная дама, жаждущая непременно получить свой заказ. А вот Миронов и сыщик уже спустились с крыльца, и неотвратимо удалялись прочь по заснеженной улице. На вопросы Петр Иванович отвечал расплывчато и неохотно. Тень злилась, что ей сорвали свидание, силы же настоящего Миронова, вероятно, целиком уходили на то, чтобы непослушное тело не повернуло обратно. Да и в любом случае, память обоих была затуманена состоявшейся в тот день веселой прогулкой по ресторанам. Впрочем, кое-что выяснить удалось. — Значит, высокая, стройная, в темной одежде, — подытожил Штольман, — и под вуалью. Вам это никого не напоминает, Петр Иванович? Быть может, вы встречали эту женщину при других обстоятельствах? Предупреждение было адресовано настоящему Миронову, и кажется, лицо его на секунду сделалось почти прежним. Однако Тень только руками развела, глядя в сторону: — Если дама хочет сохранить свое инкогнито, как-то не по-джентельменски его разрушать. Поэтому, увы, более ничем не могу быть полезен вашей начальственной бюрократии! Миронов замер на месте. Странным образом дернулся, покачнулся, но устоял на ногах. Сморщился, выдохнул сквозь зубы. Прикрыл глаза, точно от яркого света. Для непосвященных — только следствие похмелья. Для того, кто испытал подобное на собственной шкуре — слабые отголоски выматывающей борьбы, которая происходит сейчас между личностью человека — и паразитом. … — Может быть, Петру Ивановичу нужно было подсказать слова? — тихо спросил Коробейников. Штольман раздраженно дернул головой. Он думал об этом. Но нечто, что так не хотелось называть интуицией, прямо-таки кричало, что делать этого не следует. Что же, будем считать, что это опыт. И пусть в теневых вопросах он невелик. — Судя по всему, слова помогают только, если человек уже отделился от Тени, — сказал Штольман, — а так можно сделать хуже. Черт знает, что может выкинуть Тень, если поймет, что мы знаем о ней. — Что же теперь? Где сейчас Петр Иванович? — Ему стало нехорошо, и он отправился в гостиницу, — коротко сообщил следователь, — не домой. Что как раз неплохо. «- Что-то я … переусердствовал нынче, господин Штольман, — поясняет с усмешкой Миронов, усаживаясь в пролетку, — поспешил, прямо как Аннетт, с ее благими порывами… — и вдруг, совсем другим тоном, серьезно и быстро шепчет напоследок, — вы присмотрите за ней, Яков Платонович!» Размышления сыщиков прервал дежурный городовой, возникший на пороге кабинет: — Ваше благородие, письмо для вас принесли! В записке Анна Викторовна просила Штольмана как можно скорее прийти в дом Мироновых, потому что ей очень нужно что-то рассказать. — Ох уж эти духи, — обеспокоенно проворчал сыщик, — Антон Андреевич, здесь будьте! Нужно поспешить. Показания загробных свидетелей лучше принимать к сведению сразу. И Анну с полученными сведениями наедине оставлять не стоит. *** — Но это… невозможно! — выдохнула Анна, растерянно глядя в зеркало, на свое побледневшее отражение, — это же совсем другой человек… Разве сможет она когда-нибудь забыть лицо профессора Ланге? Худое, скуластое, острое, точно состоящее из треугольников. Ехидный, жесткий — нет, жестокий взгляд. А уж голос, который произносит «Привет от вашей жены», наверное, будет до старости слышаться ей в кошмарах. Анна прижала руки к груди, пытаясь унять боль, которая, точно холодная вода, вновь спешила заполнить ее существо. И это — сейчас, когда она уже знает правду. Но даже вспоминать тот миг во дворе полицейского Управления страшно. Надежная стена осыпалась детскими кубиками, любовь превращалась в забаву на час, доверие — в смешную глупость, которой бессовестно воспользовались… «Он не любит меня!» — кричала Тень. «Тот, кого любила я — никогда не существовал?» — пыталась, и никак не могла осознать Анна. Как хорошо, что она сумела не поверить этому до конца. Слишком дорог ей был Яков, чтобы отступиться так легко. Она сумела победить себя, прогнать Тень, вставшую на пути, потому что настоящий Штольман никогда не смог бы предать и опозорить. Никого. Тем более — Анну. Конечно, эффектный выход Ланге, и его фраза не могли быть случайностью. Еще одна манипуляция, подлый удар со стороны Крутина, рассчитанный на неумную обидчивую Тень. Ланге мог просто согласиться на участие в этой… шутке. Ему нравятся методики, причиняющие боль. А тут всего-то нужно было сказать вслух правду. Такой человек вряд ли умеет сочувствовать и жалеть. Она ни капли не удивилась бы, узнав, что Ланге замешан в той искусной, изуверской лжи, которой опутали несчастную семью Голубевых. Но мужчина из ее видения не был тем врачом, которого знала Анна. Рост, сложение, внешность — ничего общего! С Людой разговаривал спокойный, уверенный в себе, и очень доброжелательный человек. Но почему же мать Ирины Федоровны назвала его «Ланге»? — Мя! — требовательно окликнул хозяйку Пушкин. Анна посмотрела на котенка, медленно возвращаясь в реальность. Протянула руку, погладила мягкую шерсть. Ледяная муть из прошлого медленно отступила, давая возможность дышать. И думать. Пушкин прав — делом надо заняться. Что у нее есть для этого? Духи обычно не лгут. Значит, Ирина Голубева показала то, что было на самом деле. Ее дочь знает человека, носящего фамилию Ланге, и доверяет ему. Как и суровая бабушка. Полгода назад он точно встречался с ними, и этот момент погибшей матери показался настолько важным, что она показала его медиуму. Может быть, ради прозвучавшего имени доктора? Достав бумагу и карандаш, Анна пересела за письменный стол. Сосредоточилась, вспоминая увиденное. Сделала несколько штрихов, намечая лицо таинственного Ланге. Двойника? Самозванца? Родственника? Вместе с Яковом они это обязательно выяснят. Главное, добиться сходства. И ничего не преувеличить. Она думает, что этот человек добр. Но в рисунке нужно показать ровно то, что она видела. Не больше. Потому что все опять может быть не тем, чем кажется. А теперь — во всех подробностях вспомнить здание и лестницу в саду. Эта картина выглядит очень знакомой. Откуда? Грифель заскользил по новому листу бумаги. Деревья, ступени и перила, край фасада, украшенного каменным кружевом. Она уже видела его — вот так же, в черно-белом цвете, на какой-то фотографии. Анна отбросила карандаш, с силой потерла лоб. Если это курорт, то, возможно о нем была статья в каком-то медицинском журнале? Нужно срочно пересмотреть то, что есть у нее в доме! А если ее воспоминания о снимке здания касаются еще парижского времени? Оох… Стоп. Она сцепила пальцы в замок, глубоко вздохнула. Действовать надо по порядку. И прежде всего — пересмотреть номера «Практической медицины» *, которые есть у них дома. И сейчас же отправить записку Штольману. Даже если она не отыщет нужную статью, ее сыщик как можно скорее должен узнать о двойнике Ланге. _______________________________________ * Еженедельный медицинский журнал, издававшийся с перерывами в Петербурге (затем в Ленинграде) с 1893 по 1949. С 1893 журнал выходил под названием «Еженедельник журнала Практическая медицина», а с 1901 по 1932 — «В. г.». В 1932 «В. г.» была реорганизована в «Советскую врачебную газету», а с 1936 — в «Советский врачебный журнал». К «В. г.» в 1904—06 бесплатно прилагались выпусками «Клинические лекции», а в 1907—16 — «Клинические монографии». «В. г.», рассчитанная на широкие круги врачей и медицинской общественности, публиковала материалы по актуальным вопросам клинической и экспериментальной медицины, по злободневным вопросам земской медицины и здравоохранения. («Большая советская энциклопедия») Продолжение следует.