Другая ночь

Уважаемые читатели, мысли по поводу рассказанной новости герой мне сообщил. Но до безоблачного счастья там все-таки далеко. Прошу прощения, но что услышала, то и рассказала. Нельзя в таких условиях не переживать, и не думать о печальных вариантах развития событий.

«Есть среди нас певцы, актёры и поэты, Естественно, лишь те, что славою согреты, Есть несколько тузов и дам пиковой масти, И даже кое-кто из самой высшей власти…» (Из сценария мюзикла «Тень». Песня Юлии Джули «Мне трудно объяснить, чем вы мне приглянулись…». Автор сценария и песен — Ирина Югансон).

— В совпадения не верю, — решительно заявил Штольман, — Полина, оказавшись под арестом, стала опасна для своего хозяина, — и очень вовремя умерла. Но каким образом это удалось подстроить? — Гипноз? — Анна невольно вздрогнула, вспомнив, какое действие внушение оказывало на нее саму. Штольман медленно покачал головой. — Эту версию тоже нельзя принимать сразу. Я поговорил с доктором Мезенцевым. Всецело доверять ему мы не можем, но мне в любом случае было важно увидеть его реакцию. Так вот, Сергей Петрович не стал меня убеждать в том, что произошедшее — результат гипноза. … — Господин Штольман, я очень сомневаюсь, что подобное возможно. Замучить человека, довести его психику до такого состояния, что ему захочется умереть — да. Но далеко не с первой попытки. И в таком случае несчастный удавится, застрелится, бросится под поезд… А вот остановить жизнь в здоровом теле, не используя никаких внешних воздействий — увольте. Как вы внушите сердцу не биться? — Но ведь когда вы приводили в чувство Зою Вернер, вы говорили ей, чтобы она дышала спокойно и ровно. Теоретически, можно приказать человеку не дышать вовсе? — Мне все-таки кажется, что инстинкт самосохранения в этом случае окажется сильнее. Полная остановка дыхания — не моментальный процесс. Попытка, скорее всего, будет заблокирована… — Госпожа Аникеева явно не боролась, не мучилась, не испытывала боли перед смертью, — продолжал сыщик, — безусловно, масштабы гипноза пока даже специалистам полностью неизвестны. Но все равно, картина не складывается! — Зато поведение Сергея Петровича говорит о том, что он ни в чем не виноват, — с надеждой смотрит на Штольмана Анна. — Мезенцев может лгать, — жестко напоминает он, — или просто пытается запутать следствие. Вздохнув, Анна опускает взгляд. Как она устала подозревать всех и каждого. Как хочется, чтобы хороших людей, которым можно верить, вокруг было больше. Сергей Петрович Мезенцев успел показать себя отличным врачом, который знает дело, умеет разговаривать с людьми, не отказывает в помощи. Его философское спокойствие и ироничные замечания никогда не оборачивались чрезмерной грубостью и цинизмом, как, например, у доктора Скрябина. И Анну, в роли коллеги-врача, он воспринял спокойно и уважительно… Так, а вот это ни о чем не говорит. Нельзя считать человека не виноватым только на том основании, что он хорошо относится к тебе. Полина тоже до последнего изображала ласковую и заботливую подругу Анны. Правда, получалось у нее это несколько… напоказ. — Все, что связано с Полиной — какое-то странное, — признается Анна, — я пыталась вызвать ее дух. Так вот, он тоже ни на что не похож! Такой… не просто слабый, а словно бы истрепанный, рваный. Почему так? Разве можно причинить физический вред — духу? Бровь Штольмана приподнимается вверх. Сыщик отвечает, невесело усмехнувшись: — От того, что я принимаю к сведению показания призраков, понятнее мне эти свидетели не стали. Насколько я помню, в нашей практике были духи сердитые, упрямые, испуганные… А вот все их … ранения соответствовали тому, что произошло с телом перед смертью, не так ли? — Перед смертью, — пробормотала Анна, — да, именно… И чувства, — те, которые они испытывали в последние минуты. Чаще всего так. Значит… — Дух госпожи Аникеевой стал таким перед гибелью, — продолжил Штольман, — или уже был какое-то время. Думаю, Полина замешана в большинстве дел, связанных с Крутиным — и в Петербурге, и в Затонске. Она убийца. Видимо, это и сделало ее призрак таким, как вы описываете. — Понимаете, — Анна сжала его ладонь похолодевшей рукой, — все не так просто. Я видела духи многих преступников. А Магистр? Он… он ведь ушел … туда… за багровую дверь. Вместе со своей сообщницей. Но они оба были внешне целыми. Если не считать тех ранений, которые получили тела. — Мда… — вынужден был согласиться сыщик, — и на владение гипнозом такой эффект не свалишь. Магистр тоже умел внушать. Он стиснул зубы, вспомнив полуголого мерзавца, замершего перед испуганной, вжавшейся в стену Анной. Магистр, как никто другой заслуживает в клочки изодранной души, что бы это не означало. Вряд ли что-то хорошее. — Яков? — с тревогой окликнула его Анна. Штольман медленно перевел на нее взгляд, всмотрелся в любимое, неуловимо повзрослевшее лицо. Острая ненависть к Аристократу, Крутину, петербургскому начальству опять обожгла сыщика изнутри. Почему он должен говорить с Анной о таких вещах, которые могут вызвать волнение и страх? Особенно теперь. Не так много он знает об этой стороне жизни, но то, что женщинам в положении нервничать нельзя, даже ему известно. Только его «Барышню на колесиках» отстранить от расследований нельзя. Она все равно будет помогать, но уже тайком, и неизвестно, чем подобные инициативы обернутся. Лучше уж так. Чтобы он знал ее мысли и планы, и был готов… к чему угодно. — Аннетт… — раздалось от двери, — о, Яков Платонович… Прошу прощения, я не знал, что… — Дядя, — устремилась к Петру Ивановичу племянница, — как хорошо, что ты пришел. Именно твой совет нам сейчас очень, очень нужен! Последний победитель Тени был одет и тщательно выбрит, но вид имел хмурый и несчастливый. Судя по черным кругам вокруг глаз, Миронову этой ночью тоже поспать не удалось. Правда в ответ на искренний призыв Анны, он оживился и посветлел лицом. Уголки губ тронула прежняя, насмешливая, и понимающая улыбка. — Чем же я могу быть полезен вам, дитя мое? — Как эксперт по духовидению, и прочим… астралам, — вступил в разговор Штольман. — Многообещающе, — откликнулся Миронов, — господин следователь всерьез заинтересовался мистикой. Впрочем, — опять потускнел он, — после того, как запредельное доказало нам всем свое существование, да железной гирей по голове… Удивляться не приходится. Ну что же рассказывайте. Буду счастлив помочь. Изложение странностей, которые касались смерти госпожи Аникеевой, а также ее загробного существования заняло совсем немного времени. Петр Иванович с мрачным интересом выслушал племянницу и сыщика, и замолчал, обдумывая сказанное. Анна смотрела на него, испытывая одновременно беспокойство и гордость. Дяде плохо и больно сейчас, но он старается выплыть из этого состояния, хочет и готов помочь. Как же ей не хватало его — настоящего! Сейчас, оглядываясь назад, она особенно хорошо понимала, насколько это было страшно — жить среди Теней, которые не умеют любить, защищать, заботиться, руководствуются исключительно сиюминутными желаниями, потакают своей трусости и гордости… Прошлого не изменить, но зато им всем выпал шанс оценить друг друга заново. Истинных и живых. Дядя, словно услышав ее мысли, коротко улыбнулся, но тут же опять стал серьезным. — Больше всего мне это напоминает похищение души. Многие языческие племена полагали и полагают, что сделать это можно не намеренно, просто позавидовав ближнему, пожелав быть на его месте. Или же чрезмерно опекая. Правда, при этом считается, что душ у человека несколько, и потому, лишившись одной, он не умрет. Сильно изменится, потеряв энергию и жизненные силы, станет апатичным, сонным, будет лишь механически выполнять необходимые действия… * Анна и Штольман переглянулись. — Про апатию говорить не приходится, — заметил сыщик, — госпожа Аникеева была на редкость активна. Но тем не менее, какое-то сходство есть. Она часто вела себя, как механическая кукла, которая только воспроизводит эмоции, но ничего не испытывает. — Возможно, душа уже не принадлежала ей по-настоящему, и потому была столь слаба, когда оказалась вне тела? — предположил Петр Иванович. — Получается, что хозяин Полины смог … похитить ее душу целиком, даже не находясь с ней рядом? — ужаснулась Анна, — а поскольку душа все-таки одна, Полина умерла после этого. Штольман раздраженно дернул головой, вновь ощущая злую беспомощность перед всеми этими мистическими выкладками. Если кто-то может вот так, сквозь стены, по одному слову изъять душу, и тем убить… … То к чему, в таком случае все эти хитросплетенные преступленья, наводнившие Затонск? — Может быть, дело в добровольном согласии? — задумчиво произнес сыщик, — Аникеева знала, что, попав в руки полиции, должна будет умереть, чтобы ничего не выдать. И заранее согласилась на это. — А давайте, я еще раз попробую спросить у самой Полины! — решительно предложила Анна. Штольман резко обернулся к ней: — Нет. Это может быть опасно для вас… теперь. — Я вполне оправилась после вчерашнего, — быстро перебила его Анна, бросив взгляд на дядю, — к тому же, если вы будете рядом, то все пройдет гораздо легче. — Поверьте моему опыту общения с Аннетт, — вмешался Петр Иванович, ощутив почти забытое желание беззлобно поддеть сурового избранника племянницы, — если безобразие не удается победить, его можно только возглавить! Еще несколько секунд Штольман и Анна молча пререкались, глядя в глаза друг другу. В итоге сыщик, катая желваки, подошел к ней, встал за спиной. И обнял. Сперва за плечи, а потом, не обращая внимания на Миронова, за талию. Каменная маска сыщика при этом несколько поплыла, но лицо его все равно оставалось серьезным и сосредоточенным. Как, впрочем, и у Анны. — Дух Полины Аникеевой, явись мне! Анна повторила призыв три раза, прежде чем ее выбившиеся из прически волосы шевельнул легкий сквозняк. Сыщик напрягся, готовый любыми способами прекратить сеанс, если потребуется. Дух хозяйки книжного магазина беречь медиума точно не станет. — Покажи мне, как ты умерла, — очень спокойно и твердо произнесла Анна. … Дух мерцает, то уплотняясь, то вновь распадаясь на клочки. Наконец, проступает слабая, блеклая картинка, точно выцветшая фотография. Полина, которая кажется моложе самой себя с обожанием смотрит на кого-то, и преданно ловит обращенные к ней слова: — Я уверен, что все получится. Но нужно проверить. Поставить эксперимент. Ты ведь поможешь мне, не так ли? — Ради вас я пойду на что угодно… К тому же, я сама желала этого! — Умница! — рука собеседника снисходительно треплет Полину по щеке, — приступай. Полина поворачивается в другую сторону, и говорит, громко, страстно, охваченная нетерпением и жаждой получить обещанное: — Мы — одно. Я — это ты! Она вздрагивает всем телом, трясется, словно в ознобе. В глазах мечется испуг, губы пытаются позвать на помощь, но никто не спешит спасать жертву эксперимента. И вот, Полина замирает. Уходит дрожь. Разглаживаются черты красивого лица. Только теперь оно выглядит совершенно неподвижным. Ненастоящим. Улыбка похожа на нелепую, не к месту нарисованную черту. Глаза — холодны и бессмысленны. А рядом с Полиной появляется уже знакомый Анне дух, похожий на лоскут марли, располосованный скальпелем. И притом внешне абсолютно такой же, как госпожа Аникеева. … Анна глухо вскрикнула и пошатнулась. Разумеется, он не дал ей упасть, тут же прижав к себе. Миронов помог усадить племянницу на диван, торопливо подал стакан воды, не обращая внимания на сердитый взгляд сыщика. Что, мол, Петр Иванович, возглавили безобразие? Тот в ответ выразительно пожал плечами — а что, сделай Анна это одна, без свидетелей, было бы лучше? — Что ты увидела, Аннетт? Анна глубоко вздохнула, окончательно приходя в себя. Села ровно, тихонько пожала руку Штольману, стремясь успокоить. — Полина считает, что умерла не в камере. Это произошло гораздо раньше, кажется, несколько лет назад. Именно тогда от нее отделился дух… *** Только поздно вечером, захлопнув дверь гостиничного номера, Штольман позволил себе подумать не о дурно пахнущих секретах госпожи Аникеевой, а о той тайне, которую сегодня доверила ему Анна. Ему удалось внешне изобразить спокойствие и уверенность, получилось продолжить расследование, но где-то на границе сознание пульсировала мысль о новой жизни, за которую он, Яков Платонович Штольман, полностью несет ответственность. Он тяжело опустился на постель, закрыл глаза, прислонившись к стене. Сейчас, наедине с собой, можно все вспомнить и осознать окончательно. Почему-то в его роду не рождалось много детей, но все они появлялись на свет в семьях, созданных добровольно и по любви. Передавая по наследству и упрямый нрав Сары, и несокрушимые понятия чести и долга Иоганна Генриха. Яков, после горькой истории, произошедшей в юности, когда ему было отказано вправе быть мужем и отцом, решил, что просто не создан для этого. И именно своей неудобной, «неприличной» собачьей работе он и отдавал все силы. Надобно служить, коль обещался. А до одинокой старости он, даст Бог, и не доживет. Но однажды на улице провинциального городка его чуть не сбила с ног девушка на велосипеде. И жизнь вильнула круто и непредсказуемо, меняя все планы и расчеты, хотя сам Яков об этом очень долго не подозревал. И теперь эта девушка, ставшая женщиной — умной, великодушной, сильной, будет матерью его сына. Или дочери. Наследство Штольманов, помноженное на характер Мироновых… Он вспомнил маленькое кудрявое создание, которое побрасывал к небу во сне, родное, теплое. Бесстрашное. Желающее летать как можно выше, а по земле ходить на собственных ногах. Только сейчас он лишен всякой возможности дать фамилию Штольман своей истинной жене и их ребенку. И если что-то случится с сыщиком — они окажутся абсолютно беззащитны перед обществом, которое всегда торопится осудить. И делает это зачастую с наслаждением. Анне придется уехать, скрываться, обманывать… А ведь никуда она не побежит — очень ясно понял Яков. Не примет чужого имени во спасение, откажется от фальшивых документов, и справок о поддельном венчании. Будет искренне считать себя вдовой Штольмана, и ребенка растить с таким убеждением, стойко обороняясь от насмешек. Вероятно, найдутся люди, которые поймут ее и поддержат. Но это никак не изменит того факта, что по закону она будет оставаться незамужней девицей, а ребенок — внебрачным, непризнанным, рожденным от прелюбодеяния. Со всеми унизительными ограничениями. Значит, непременно нужно победить. Уничтожить Крутина. Добиться развода. И обязательно выжить. _____________________________________ *«Возвращение души, которое заключается в поиске и возврате потерянных душ человека или их фрагментов, является классической задачей шамана, и во многих культурах оно было главным методом поддержания здоровья и силы. Понятие души в этом смысле эквивалентно жизненной силе, и если согласно мировоззрению шаманов каждый человек является сообществом нескольких «душ», это значит, что он обладает определенным запасом жизненных сил нескольких видов. Теряя эти силы, мы тем самым теряем часть себя, своей души. Индейцы племени койнибио верят, что каждая часть человеческого тела — руки, ноги, внутренние органы, кости — обладает собственной душой, и в процессе лечения больного шаманы этого племени совершают путешествие, цель которого состоит в возвращении души, или жизненной силы больного органа, прежде чем начать лечение на физическом плане реальности…» (Лойко В. Н. «Шаманизм».) https://self.wikireading.ru/42650 Продолжение следует.