Другая ночь

По теме психиатрии автор использовал современные данные, постаравшись соотнести их с концом 19 века. Прошу прощения за возможные неточности. Всегда рада конструктивным предложениям от специалистов.

«Когда наступают сумерки, Старый хромой фонарщик, Живущий напротив ломбарда, Обходит свой сказочный город. Он ставит новые свечи, Стирает со стекол копоть, Подносит дрожащее пламя, И свет воскрешает тени….» («Пролог» к спектаклю «Тень, по пьесе Е. Шварца. Автор стихов — А. Леонкин).

Володя и его опекун опять заняли ту же самую скамейку в саду пансиона, недалеко от ограды. Прежде всего, Штольман вручил мальчику фотографию Ирины Голубевой, — как тот и просил в прошлый раз. Володя смотрел на снимок серьезно и грустно, но уже не цеплялся за него отчаянно и судорожно, точно голодный — за кусок хлеба. Он знал, что Штольман выполнит обещание, и принесет фото вновь, знал, что может оставить оное у себя. И сам отказался от последнего варианта, понимая его опасность. А кроме того, мальчику больше не нужно было притворяться и лгать, изображать интерес к фальшивой матери, горюя при этом по настоящей. Сегодня Володя выглядел гораздо спокойнее, даже словно бы младше. Не было напряжения в лице, настороженных испуганных взглядов, попыток отгородиться. Огромную часть груза, который столько месяцев мальчик тащил на своих плечах в одиночку, теперь взял на себя взрослый, заслуживающий доверия человек. Наглядевшись, Володя положил снимок на колени так, чтобы он не соскользнул на мокрую скамейку. Сверху осторожно прикрыл ладонью. День стоял теплый, но снега накануне выпало много, и он теперь гнул к земле ветки деревьев, то и дело срываясь мягкими комками вниз. Весна была совсем рядом, но как это и случается чаще всего, некалендарный приход ее наверняка будет замутнен чередованием снегопадов и черных, грязных оттепелей. В таком межсезонье начинает казаться, что зеленая трава и сухие дороги просто не могут существовать на самом деле. — Яков Платонович, а вы узнали что-нибудь о Люде? — с надеждой спросил Володя. — Еще нет, — покачал головой сыщик, — но скоро узнаю. Обязательно. Сам понимаешь, юг — это не очень близко. К тому же, нельзя, чтобы насторожился тот, кто все это придумал. — Да, — вздохнул мальчик, — это опасно. Он очень … сильный. То есть, он многое может сделать. — Он не всемогущ, — твердо сказал Штольман, — и мы с ним непременно справимся. С твоей помощью в том числе. Володя нахмурился. Карие глаза потемнели, сделавшись почти черными. — Я готов, — решительно произнес он. — Просто посмотри и скажи: знаком ли тебе этот человек? Штольман аккуратно развернул лист, на котором быстрыми четкими штрихами был нарисован потрет Ивана Евгеньевича Скрябина. — Да, — почти сразу ответил мальчик, — это доктор, который приходил к Люде, а потом водил меня к … благотворителю. А еще… Володя закусил губу, упрямо вглядываясь в изображение. С минуту он молчал, изрядно встревожив сыщика. Побледневшее лицо воспитанника с замершими чертами слишком напомнило ему Зою Вернер, находившуюся под гипнотическим воздействием. — Володя, — негромко позвал Штольман. Протянул руку, и осторожно вынул листок из пальцев мальчика. Тот слегка вздрогнул и заморгал, приходя в себя. — Мне как будто больно об этом думать, — несколько виновато объяснил он, — в голове словно все кружится и смешивается, но … Я смотрю на него, и думаю, что письма от Люды и бабушки тоже передавал этот человек. — Скорее всего, ты прав, — как можно спокойнее сказал Штольман, — и это очень важно. Он ведь так и не появлялся тут больше? — Нет, — снова вздохнул Володя. Ради вестей от родных он был готов перенести визит явно пугавшего его человека. Появится ли Скрябин здесь, или ему сейчас хватает дел в Затонске? Еще в прошлый приезд Штольману удалось организовать наблюдение за пансионом, в надежде выследить таинственного посланца. Но за все это время никто подозрительный здесь не появлялся. Однако ситуация может быстро измениться. Ребенка легко захватить, и опять использовать для шантажа. Или мести. Но пока из-под удара не выведена семья Володи, убирать отсюда мальчика тоже опасно. Остается дать новые инструкции Данилину, и другим людям. Чтобы ни при каких обстоятельствах Володя не остался с подручным Аристократа один на один. Думать о том, что Скрябин в Затонске — еще страшнее. Вся надежда на мужчин Мироновых и Коробейникова. И на саму Анну, которой известно о роли своего бывшего коллеги в судьбе Голубевых. — Володя, у меня есть для тебя еще кое-что. От моего друга… Штольман достал маленький картонный тубус, а из него — еще один рисунок. Старинный корабль мчался на всех парусах, рассекая волны. В небе над ним словно раскручивались по спирали быстрые облака, и казалось, свежий соленый ветер касается лица и ерошит волосы, вызывая у зрителя ощущение полета. — Ух ты… — прошептал мальчик, забывая в этот момент все огорчения и страхи, — откуда ваш друг знает? У нас висела на стене почти такая же картина. Мама очень любила ее. И я… Мы вместе сочиняли, в каких странах побывал этот корабль. И что приключалось с командой. Но картина сгорела в том пожаре. Он бережно провел ладонью вдоль листа, точно желая коснуться морской пены, поправить туго натянутые паруса. И вдруг улыбнулся. — А теперь корабль вернулся ко мне… … Штольман уже собирался войти в вагон, когда что-то заставило его оглянуться. Было еще очень рано, перрон тонул в мглистом снежном сумраке. Но к поезду быстро и целеустремленно двигалась женская фигурка в белой шали. Следом спешил мужчина в клетчатом пальто, с трудом поспевая за шустрой спутницей. — Ну, Анна Викторовна! — только и смог выдохнуть захваченный врасплох сыщик. К счастью, никакой поклажи видно не было, значит, весьма велики шансы на то, что Мироновы не собираются брать штурмом вагон. — Это очень важно! — быстро заговорила Анна, — ко мне ночью приходила Ирина Федоровна. Она показала вот эту картину в их старом доме. И я нарисовала почти такую же. Возьмите — для Володи. Она вытащила из муфты картонный трубчатый футляр, в котором удобно хранить рисунки. Сделанные ею ранее портреты сыщик вез в обычной папке. — Это имеет отношение к делу? — не сразу разобрался Штольман. Анна с укором посмотрела ему в глаза. — Это имеет отношение к мальчику, и к тому, что он тоскует по матери! — Хорошо, — кивнул Штольман, беря ее за руку, — я понял… Обязательно передам. — Я очень боялась не успеть, — тихо ответила Анна. Позади кашлянул Петр Иванович. — И мне опять не дали выспаться, — заявил он, — готов согласится с вами, Яков Платонович, у духов — никакого понятия о порядке и режиме. Анна молчала, просто глядя на сыщика, точно надеясь насмотреться на долгие дни вперед. Штольман коснулся губами ее руки, закрытой мягкой варежкой. Вторая варежка гладит отвороты его пальто. Когда рассвело, уже будучи в купе, он заметил на плотной черной ткани несколько белых пушинок. Точно с ним остался нерастаявший затонский снег… — Я ведь могу не прятать корабль? — встревожился Володя, — он же ничего не выдаст. — Можешь, — подтвердил Штольман. — Передайте спасибо вашему другу, — добавил мальчик, — странно, он ведь никогда меня не видел. И так хорошо понимает, что мне понравится! Он, наверное, очень добрый? — Все верно, Володя, — улыбнулся сыщик, — очень добрый и умный. Если бы еще этот замечательный человек был немного осторожнее! Особенно теперь. *** Двойник никогда не засиживался в палате Нежинской слишком долго. Сам Штольман тоже не видел смысла затягивать эти свидания, и, являясь в лечебницу, просто старался не выходить из навязанного ему образа доверчивого сентиментального «мужа». Влиять на ход лечения он не мог. Ждать от Нины каких-то осмысленных фраз, важных для расследования, тоже не приходилось. Но сегодня сыщик собирался пробыть рядом с «супругой» столько, сколько получится до того, как Ланге насторожится. Штольман будет внимательно наблюдать и делать выводы. И тогда подозрения будут подтверждены фактами. … — Алексей Аркадьевич, позвольте такой вопрос. Как можно определить, что человек симулирует сумасшествие? — Если вы не специалист, сделать это довольно трудно. — Но все-таки? Малинин задумывается ненадолго, затем отвечает, медленно и аккуратно подбирая слова: — Постоянное изображение безумия требует сильнейшего напряжения нервов. Внимание, память, эмоции — все подчинено единственной цели: создать достоверное впечатление. Поэтому нашему условному симулянту необходима передышка, возможность расслабиться, и он будет жадно цепляться за подобные минуты отдыха. Поэтому, самый простой путь заключается в том, чтобы понаблюдать за подозрительным пациентом в тот момент, когда он не знает о вашем присутствии. Если человек лжет, то наедине с собой он не будет бредить, или изображать слабоумие, незнание элементарных вещей. Но стоит появиться тому, перед кем важно создать эффект болезни, игра будет весьма настойчивой, демонстративной. И при том — повторяющейся. — То есть, вызубрив некие действия, симулянт таки будет совершать их по кругу, не решаясь изменить? — понял сыщик. — Именно, — подтвердил его догадку Алексей Аркадьевич, — болезнь проходит разные этапы развития, и однообразное поведение больного, неизменность симптомов должно насторожить. И опять-таки, если мы вспомним о том, сколько сил требует подобное актерство… Человек выдыхается, устает, не знает, что ему делать дальше, и продолжает повторять заученное. Ему трудно скрыть напряжение, злость на наблюдателя, тревогу и страх*. Главное заметить это, и правильно соотнести с другими фактами. — Есть ли какой-то вариант ловушки? — спросил Штольман, — провокации? Малинин понимающе кивнул. — Можно подсказать какой-то симптом, который ранее не был использован больным. Симулянт, в большинстве случаев, ухватится за возможность довести выдуманную картину безумия до совершенства… … И вот он уже более часа сидит рядом с Ниной, слушая ее бормотание, отрешившись от всех возможных эмоций, холодно наблюдая и анализируя. Если вспомнить прошлые встречи с Нежинской, даже те, на которые приходил еще Двойник несколько месяцев назад, становится видно, что поведение «жены» не меняется никак. Набор реакций и слов весьма скуп и однообразен. Впрочем, как ни странно, фрейлина никогда не владела большой коллекцией масок. Все ее интриги зачастую просчитывались очень быстро, скрывая за собой весьма банальную пустоту. Самомнение, самолюбование, самообман. Желание играть другими, в результате которого она же и становилась марионеткой. Штольман прощал ей это слишком долго, и даже оставлял Нине некую иллюзию контроля над ним. Она верила. Или пыталась убедить себя, что верит? Он тянет время. Видит, что «супруга» и впрямь, выдыхается. Нервничает. Бессмысленный взгляд на секунду становится настороженным и злым. Штольман начинает долго и подробно рассказывать ей о Володе, его учебе и успехах, о том, как мальчик скучает по матери. Ланге, который не желает оставлять пациентку наедине с посетителем, насмешливо кривит губы. Он тоже устал от затянувшегося свидания. — Господин Штольман, вы зря стараетесь, — высокомерно роняет Ланге, — ваша жена, — он специально выделяет слово, наслаждаясь этой маленькой местью, — все равно не понимает вас, и ничего не помнит о сыне. Жаль, что посмотрев на портреты двух Ланге, так же нарисованные Анной, Володя уверенно сказал, что этих людей никогда не видел. — Как знать, — отвечает сыщик, — недавно мне попалась интересная статья. Автор пишет, что для сумасшедшего не могут пройти бесследно те мысли, которые волновали его перед самой болезнью. Нина Аркадьевна, как положено матери, более всего тревожилась о своем ребенке. Я опасаюсь, что беспокойство за Володю может всплыть в ее памяти, и ухудшить и без того скверное состояние. Поэтому каждый раз стараюсь убедить, что с мальчиком все в порядке. Ланге недоуменно хмурится, явно перебирая собственные познания, однако не находит, что возразить. Штольман очень старается не выдать истинных чувств. Разумеется, никакой статьи он не читал, и все эта наукообразная сентенция была выдумана им по дороге из Ярославля. Заглотит ли Нина наживку? Нет, пока она лишь негромко мычит что-то сквозь стиснутые зубы. Ничего, подождем, потянем еще немного. Он смотрит на «жену», изображая озабоченность и сочувствие, снова видит короткую вспышку ярости в ее глазах, которые почти сразу опять становятся стеклянными и пустыми. — Мне кажется, сегодня она куда спокойнее, — обращается Штольман к Ланге, — возможно, улучшения все-таки есть? Нина вздрагивает от этих слов, старательно трясет головой, бормочет, всхлипывает. Ланге, доведенный до предела, делает шаг вперед, но пациентка не выдерживает. И Штольман слышит прерывающийся, ломанный голос: — Мальчик… Что с мальчиком… Что с ним будет… — Господин Штольман, я вынужден прервать свидание, — резко вмешивается Ланге, — ваша супруга устала, и ей необходим покой. — Разумеется, — поднимается с места сыщик. Уже от двери, чуть повернув голову, он успевает заметить на лице Нежинской невыразимое облегчение. ___________________________________ *«Что позволяет заподозрить симуляцию? § появление признаков болезни в присутствии медперсонала; … § искусственность жалоб, заметная напряжённость, раздражительность и злоба во время беседы; § «заштампованность» высказываний, однообразие поведения и реагирования; § назойливость в предъявлении болезненных симптомов, неумение развить их; § быстрое психологическое истощение симулянта, в том числе, его речевой продукции;…» («Способы симуляции психических расстройств, их характерные признаки») https://lektsii.org/12-12665.html «Со времени выделения симуляции в качестве диагностической проблемы продолжаются попытки обозначить клинические критерии, позволяющие отличить заболевание истинное от заболевания надуманного. Укажем некоторые из предложенных критериев: • Неустойчивость симптоматики на протяжении периода наблюдения; • Зависимость между наличием симптоматики и временем наблюдения, т.е. наигранность симптоматики, ее исчезновение вне явного клинического надзора; • Резкий контраст между ярким драматизмом жалоб и скудными, а иногда и вовсе отсутствующими, внешними симптомами; • Аномальное сочетание симптомов в презентации; • Аномальное реагирование на лечение;…» (И. Зислин, В. Куперман «Симуляция психоза: семиотика поведения») https://m.polit.ru/article/2004/09/14/zislin/ Продолжение следует.