Другая ночь

«За любимую в огонь и на плаху Шел солдатик, пересудов не слыша, И ни разу он от боли не плакал, И, как в сказках полагается, выжил.» (Из сценария спектакля «Тень», театр ПГУ, 1976 год. Песня «Оловянный солдатик». Автор стихов — Валерий Ананьин).

Рабочий день был в самом разгаре, когда в кабинет вошла дама, одетая в черное скромное пальто, в шляпе с густой вуалью. Правда, когда посетительница вуаль аккуратно подняла, оказалось, что в Управление нанесла визит Ольга Матвеевна Вернер. — Здравствуйте, господа, — произнесла она, явно с трудом сохраняя спокойствие. — День добрый, госпожа Вернер, — Штольман бросил внимательный взгляд на ее серьезное лицо и руки, крепко стиснувшие перчатки, — что произошло? — Вы недавно спрашивали, не предлагал ли мне кто-то продать особняк на Царицынской, — быстро заговорила Ольга Матвеевна, — сегодня я получила как раз такое предложение. Хоть и предсказанная логикой событий, новость вызвала в груди холодный всплеск волнения и азарта. — От кого? — спросил сыщик. — Некий господин Сорокин пришел нынче к мне после полудня, сказав, что является посредником, и уполномочен начать переговоры, если я пожелаю продать дом, — пояснила госпожа Вернер, — я, помня наш с вами разговор, ответила ему, что должна подумать, мол, у меня и в мыслях не было ничего подобного. Он ничуть не возражал, и скорее, даже обрадовался. Заверил меня в том, что и он сам, и его наниматель все прекрасно понимают: мою потерю, и тысячи вопросов, которые вдове приходится решать. Потому за точным ответом он согласен прийти на днях. Но просит не тянуть с этим слишком долго. Я назначила ему новую встречу на завтра. А когда господин Сорокин ушел, я, выждав пару часов, через черный ход покинула дом и отправилась к вам. После всего, что случилось за последние недели, и ваших расспросов, мне этот визит показался подозрительным. А еще городовой, скрытно наблюдавший за домом убитого прокурора как раз на случай подобного визита, только что вернулся в Управление с докладом, что никаких посторонних лиц замечено им не было. — Вы очень разумно поступили, госпожа Вернер, — вмешался взволнованный Коробейников, — можете описать, как выглядел этот человек? Внешность, возраст, какие-то особые приметы? — Мужчина лет сорока, — ответила Ольга Матвеевна, — впрочем, у него была небольшая борода с проседью, возможно, она прибавляла ему возраст. Волосы — довольно пышные и густые, темные, и вот в них я седины не заметила. Круглые очки. Примерно на голову выше меня, крепкий и широкоплечий. Держался очень свободно, уверенно … Даже чересчур, я бы сказала. Но грань не переступал. И вот еще что… Она замялась, нахмурившись, с силой опять комкая несчастные перчатки. — После его визита меня стала преследовать навязчивая мысль. Даже две — непременно продать дом, а еще — обязательно позвать в гости Анну Викторовну Миронову. Причем в тот же день, когда за моим решением явится господин Сорокин. Все крутилось в голове, что это нужно Зое, которая тоскует без отца, а Анна Викторовна проявила к ней такое участие. Это, безусловно, так, но я знаю, что эта девушка недавно пережила … события страшные и крайне неприятные, и беспокоить ее лишний раз было бы просто жестоко. Да и Зоя чувствует себя уже намного лучше. Получается, что я сама так думать никак не могла! Вы меня понимаете? — Более чем, — кивнул Штольман, — вы считаете, что эти мысли — результат внушения? — Это странно звучит, конечно, — точно извиняясь, продолжала госпожа Вернер, голос которой был одновременно сердитым и растерянным, — фантазия нервной женщины! Но после того, что произошло с моей дочерью… Я видела, что творилось с ней, я присутствовала при снятии … гипноза. Много думала об этом после. И теперь буквально ловлю сама себя на раздвоении, на чужих мыслях. Мне очень нравится Анна Викторовна, я благодарна ей, но именно сейчас вовсе не считаю нужным звать ее к нам. Скорее, это мне нужно навестить ее, и поддержать, просто все это время было … совершенно некогда. И вдруг эти странные настойчивые идеи. Да еще после встречи с человеком, визитом которого полиция интересовалась заранее! — Вы поступили совершенно правильно, Ольга Матвеевна, — поторопился успокоить даму Антон Андреевич, — ваше самообладание и ум заслуживают глубокого уважения! Немного пафосные, но совершенно искренне произнесенные слова молодого сыщика заставили госпожу Вернер слегка расслабиться. Вздохнув, она перестала мучить перчатки, и прямо посмотрела на Коробейникова: — Благодарю вас, но не стоит преувеличивать. Странные события в моей жизни последнее время шли одно за другим, и нельзя было не заподозрить нечто … серьезное. Но что делать теперь? — Вы сможете и дальше сопротивляться приказу написать Анне Викторовне? — спросил Штольман, — впрочем, мы предупредим ее, что принимать приглашение не следует. — Я смогу, — уверенно заявила Ольга Матвеевна, — я же понимаю, что это навязано мне, так с какой стати слушаться, и подвергать опасности госпожу Миронову! — Хорошо, — кивнул Штольман, — господин Сорокин оставил вам свой адрес? — Нет. Мы договорились, что он придет ко мне завтра, около пяти часов пополудни, и я дам ему точный ответ. — Мы будем присутствовать при разговоре — так, чтобы Сорокин этого не заметил. Вы дадите свое согласие, постараетесь потянуть беседу. Узнать побольше о том человеке, которого он представляет. — Хорошо, — спокойно согласилась Ольга Матвеевна, и неожиданно добавила, — вы хотите … проследить за ним после его ухода? — Да, — коротко ответил Штольман, — не беспокойтесь, мы будем рядом, и если он попытается причинить вам вред… — Не думаю, — прервала его госпожа Вернер, — хотя детей, я разумеется, отправлю на это время к знакомым. — Благодарим вас за содействие, Ольга Матвеевна, — негромко сказал Коробейников, — с вашей стороны — это по-настоящему храбрый поступок. Взгляд серых глаз вдовы Вернер сделался суровым. Охрипшим голосом она произнесла: — Этот человек причастен к тем, из-за кого мучилась от последствий гипноза моя дочь. Вероятно, и смерть моего мужа на их совести! И к Анне Викторовне его допускать, кончено, нельзя! Поэтому я делаю то, что должна. И не вижу в этом ничего особенного! *** «Крест — это древнейший символ огня…» Анна села на кровать и обхватила себя руками, глубоко задумавшись. Пламени в их истории хватало, и страшного, и доброго. Темное грозило выжечь дотла, но золотое согревало и поддерживало. Были багровые всполохи за дверью, куда ушел Магистр… Жуткое, дурманящее разум свечение в церкви, где она едва не обвенчалась неведомо с кем — не то с князем, не то со Скрябиным. Огонь, от которого тогда занялось ее платье… Но, может быть, он как раз прогнал остатки наваждения, и окончательно вернул Анну в реальность? А костер, сквозь который ей так часто является в видениях Раймонда, что означает он? Мучительную ложь, опутавшую учение катар, или что-то еще, о чем Анна пока не догадывается? Огоньки свечей с Рождественской елки, ясные, теплые, лишенные малейшей угрозы и фальши. Что в притихшей гостиной дома Мироновых, что на шумном празднике у Кречетовых. Рассыпавшая капли света падающая звезда в ночном небе, глядя на которую они с Яковом успели загадать желание. Анна не спрашивала любимого, о чем он думал в тот миг, но была уверена, что их просьбы к Мирозданию совпали… А потом, опять-таки, после незавершенного лживого венчания, пламя разгорелось в гостиничном номере судебного следователя, прогоняя тьму и чьи-то злые умыслы, которые вынуждены были отступить — хотя бы на время. Тот огонь был жарким и страстным, но самым что ни на есть истинным. А потом Анна видела крохотные золотые искры, одна из которых, как выяснилось, так и осталась с ней. И удивительная теплая волна в груди поутру, что помогла Анне выдохнув те самые стихи. А потом было яркое февральское солнце, которое буквально окатило светом Анну, сумевшую не выполнить приказ Полины. И пулю получила черная полынья в Затони, а не Штольман. Может быть, не нужны никакие рисунки и символы? Что, если этот огонь у них есть и так? И если твердо знать, что можешь одолеть тьму, нет, что ты просто обязан это сделать, то… «Надобно служить, коль обещались…» У Штольмана это точно есть. И было всегда. Поэтому он выйдет против князя, живого ли, мертвого. И победит, вот только… Какой ценой? Огонь дает силу, но вряд ли делает неуязвимым. Поэтому Анна в этой схватке должна быть рядом. Может быть, ее пламя еще не столь велико, но оно необходимо, чтобы помочь любимому человеку выстоять. И чтобы страшная сущность, которая через Разумовского тянется в этот мир, лишилась на сей раз своих щупалец. Как жаль, что дядя уехал. Он бы точно помог ей разобраться в этих смутных догадках. Все-таки мало она еще знает, что о жизни, что о мистике. И при этом многое приходится делать самой, наугад. Будучи словно в тумане, без подсказок и помощи… Ну ничего, выстояли же они со Штольманом сразу после возвращения к себе, среди холода и насмешек. Хотя поддержали тогда лишь доктор Милц, Антон Андреевич и … мама. … Когда мама услышала фамилию Разумовского, то побледнела так, что Анна испугалась. И тут же решила, что всей правды родителям пока знать не стоит. Возвращение Тени убитого сиятельного соседа, явно заключившего сделку с Тьмой — это звучит слишком жутко. Что для отца, с его больным сердцем, что для впечатлительной мамы. Поэтому, Анна быстро заговорила, стремясь и предупредить, и не напугать, сообщая наспех урезанные сведения: — Его наследник. Дальний родственник, который владеет гипнозом и другими … способностями. Узнал, что произошло здесь, пять лет назад, и решил отомстить. Она бросила взгляд на присутствовавшего здесь же Штольмана. Яков нахмурился, но почти сразу кивнул. Видимо, нашел в ее умолчании еще какие-то плюсы. — Он очень похож на Кирилла Владимировича, — продолжала Анна, — и… может появиться в городе. — Конечно, похож! — возмущенно произнесла мама, сверкнув глазами, — такой же негодяй, если затеял все это! Неужели ему ничего нельзя предъявить?! Витя! Яков Платонович?! Фанатичное преклонение перед князем давно уже превратилось у Марии Тимофеевны в столь же горячее негодование. Последние события только подбросили дрова в этот костер. — Думаю, Маша, у него слишком много защитников наверху, — озабоченно сказал отец, — и отсутствие прямых доказательств вины. Мы, вон тоже долго не верили в то, что Разумовский — преступник, — закончил он с тяжелым вздохом. — А этот еще и гипнотизер! — гневно припечатала мама. … Яков еще раз предупредил об осторожности, особенно теперь, когда дядя в отъезде. А сказанную Анной полуправду о Разумовском одобрил, поскольку она помогала сохранить их главную догадку в тайне. Если что-то выплывет раньше времени на поверхность, пусть уж враг полагает, что далее его родственника их осведомленность не продвинулась. Стук в дверь прервал размышления и воспоминания. — Аннушка, — встревоженная Мария Тимофеевна шагнула к дочери, — тебе записка от Якова Платоновича. Анна торопливо развернула листок. Строчки были скупы, очень конкретны и полны беспокойства. «Анна Викторовна, если вам в любом виде передадут просьбу навестить дом госпожи Вернер — никуда не ходите. Это ловушка. Позже я буду у вас, и все объясню. Берегите себя. Яков». *** На следующий день уже в четыре часа засада на покупателя бывшего княжеского особняка была полностью готова. Переодетые городовые изображали на улице обычных прохожих. Тот, кто прошляпил посетителя вчера, нынче поклялся смотреть в оба. Штольман и Коробейников скрытно явившиеся в дом Вернеров, притаились за дверями комнат, смежных с гостиной. Ольга Матвеевна, бледная и сосредоточенная, ожидала таинственного посетителя. Казалось, женщина целиком погрузилась в себя, экономя эмоции и чувства, однако, на деле хорошо слышала каждый шорох. При малейшем звуке она чуть вздрагивала, готовясь войти в роль, и сыграть ее как можно лучше. Однако, сделать ей это так и не удалось. Ни в пять часов, ни в шесть и позднее господин Сорокин так и появился. *** Вечер уже перетекал в ночь, когда хмурый Штольман пришел с неутешительными новостями к Мироновым. — Не получится у вас меня прятать, — покачала головой Анна, выслушав сыщика, — мое появление у Ольги Матвеевны для него важнее разговора о покупке особняка. Он хотел лично встретиться со мной. Для очередного … сеанса гипноза. — Я знаю, — коротко ответил Штольман, — именно поэтому вас там и не было. Она подошла ближе, глядя решительно и упрямо. — Значит, я должна туда прийти. Если он следит за мной, и домом госпожи Вернер, то ни за что не упустит второй шанс. __________________________________ Продолжение следует.