Другая ночь

«Необходимым был или лишним, Дрался иль кланялся злу? Слезы ты видел? Стоны ты слышал? Или остался глух?» (Из сценария спектакля «Тень», театр ПГУ, 1976 год. Финальная песня «Был, или не был». Автор стихов — Валерий Ананьин).

Мысли напоминали серых сонных рыб, которые плавают в маленьком аквариуме, одной и той же дорогой от стены к стене. Замирают порой, чуть шевеля плавниками, — и все повторяется снова. Эти ее размышления никак не были связаны с делом, но при попытке сосредоточиться на закрутившейся вкруг злой интриге, Анна чувствовала, что в голове воцаряется мутная пустота. Усталость? Последствия попыток гипноза? Или… ее все-таки всерьез взволновали и обидели насмешливые слова Скрябина? Она уже слышала похожие рассуждения. От Уллы, которая назвала ее «блаженной», и усмехнулась презрительно. Но ведь и Улла, и Скрябин — вовсе не те люди, уважение которых Анна хотела бы получить! К чему же терзать себя, пытаясь понять, насколько и в чем они правы? Или она опасается наскучить совсем другому человеку? «Нет, скучать я ему точно не давала. Развлекала, как могла!» Анна улыбнулась, вспоминая. Никогда их жизнь не была и не будет обыкновенной и скучной! И для этого вовсе не обязательно разыгрывать то роковую Кармен, то избалованную Аглаю Епанчину. Главное, не потерять саму себя. Казалось бы, очень просто! И невероятно трудно. Потому что — какая она? Что Анна о себе знает? «Вы не странная. Вы — необыкновенная…» Опять он сердится. И не потому, что она солгала, а потому что рисковала сегодня, и не один раз. Эта страшная сцена в доме Вернеров. Допрос, во время которого она два раза повела себя… не слишком осторожно. Зато они еще кое-что узнали, а это гораздо важнее. — Наш с вами эксперимент удался, — как можно тверже и убедительнее сказала Анна, — Скрябин считал, что следы заметены, и вдруг услышал, что я все помню! — Необыкновенный удар по самолюбию, — согласился возникший в дверях кабинета Коробейников, — как и ваше, Яков Платонович, сообщение про растаявшего Двойника! Это ведь тоже неправда? — Все с ним в порядке, — ворчливо подтвердил сыщик, — если это можно так назвать. — Но ведь тогда получается, — нахмурился Антон Андреевич, — что способности Скрябина остались при нем? Раз его воплотившаяся тень благополучна, пусть и безмозгла? И если Анна Викторовна по-прежнему не помнит лица того, кто пытался ее похитить… Значит, гипноз доктора не рассеялся? Анна вздрогнула. Ей почему-то не успело прийти в голову, что их со Штольманом следственная хитрость рвет логическую цепочку, которая столь удачно объясняла последние неудачи Скрябина, выводя последнего из себя, и провоцируя на откровенность. Володя опознал его портрет, Ольга Матвеевна легко справилась с отданным ей приказом. Однако, попытка лживого венчания была предпринята гораздо раньше, когда Скрябин еще не восстановился полностью после отделения Двойника и побега. И не мог, логически рассуждая, сделать внушение, по-настоящему прочное. Но увы, внешность «жениха» для нее по-прежнему тонула в тумане. Даже теперь, когда сам Скрябин признал, что у алтаря стоял он. И бедный обитатель психиатрической лечебницы цел и невредим. Значит, создан был вполне профессионально. — Все не так прямолинейно, — задумчиво произнес Штольман, — Анна Викторовна, вы всегда очень легко поддавались гипнозу. К тому же, перед поездкой в церковь вас уже довольно длительное время морочили той проклятой пластинкой. Он опять стоял совсем рядом, согревая и утешая одним своим присутствием. — А Двойник? — напомнил Коробейников. — Думаю, хвалился Скрябин не зря, — в голос сыщика послышалось раздражение, — в качестве тихого сумасшедшего это … существо вполне функционирует. *** К сожалению, разговорчивость Скрябина по большей части касалась его личных размышлений, экспериментов и планов. Осью через всю конструкцию проходило непоколебимое убеждение в собственной исключительности и правоте. И уже на эту ось было наверчено невысокое мнение о всем оставшемся людском роде, ядовитое и циничное. Впрочем, после не слишком оригинального штольмановского предупреждения, свое отношение к Анне, как к настоящей, так и теневой, доктор старался формулировать осторожнее. — Где сейчас находится князь Разумовский? — задал сыщик самый главный вопрос. — Не имею представления, — ухмыльнулся Скрябин. — Когда вы лично видели его в последний раз? — Три дня тому назад. — Это был его план — заманить Анну Викторовну к госпоже Вернер? — Почти, — пожал плечами доктор, — с моим маааленьким дополнением. И замолчал с видом: «Ну, догадайтесь, с каким…» — Вы собирались внушить Анне, чтобы она снова позвала Тень, — голос следователя прозвучал сухо и резко, без малейших вопросительных интонаций. — Браво, — картинно склонил голову Скрябин, — Кирилл Владимирович считал, что раз уж настоящая госпожа Миронова выбралась на волю, он должен … переубедить именно ее. Это, мол, вызов его возможностям. Ну а я не хотел рисковать в очередной раз, тем более, после провала Полины. Как вы ухитрились обойти ее приказ? Он метнул короткий недобро вспыхнувший взгляд в сторону Анны, и тут же отвел глаза. Правильно, господин гипнотизер, не стоит играть с огнем. — Вы все равно не поймете, — тихо ответила она. Очень серьезная, сдержанная, вновь мучительно встраивающая в картину мира явления грязные, извращенные, и при том — обыкновенные. Жажда власти и мести, тяга к вседозволенности, игры с другими людьми — просто ради развлечения и сомнительных опытов. Безусловно, Анна все равно будет считать, что подобная мерзость — исключение, которое может и должно быть побеждено. Но зачем именно ей постоянно приходится все больше узнавать о темных сторонах жизни, теряя наивную безмятежность и детское спокойствие? Но если безмятежность отмахивается от чужой боли и от причин, которые ее вызвали, она не сможет быть светлой. Отвердеет, превращаясь в глянцевую непробиваемую скорлупу, внутри которой и душа останется недоразвитой. Мелкой… Анна права. Врагу не нужно знать, почему гипноз в определенных случаях не действует, как задумано даже на самого восприимчивого человека. Хотя уразуметь подоплеку этого Скрябину и правда, будет нелегко. Вести с ним морально-нравственный спор нет ни времени, ни смысла. Лучше задавать конкретные вопросы. — Где вы виделись с Разумовским? — В Затонске он сам приходил ко мне, — буркнул Скрябин, — я снимаю квартиру на окраине, под именем Сорокина. Надо же! Ради конспирации Его Сиятельство лично нанес визит подчиненному. Интересно, книжную лавку госпожи Аникеевой он тоже посещал? Или Полина, как наиболее преданная последовательница, была допущена в его собственное тайное убежище? Откуда она и забрала сигару. — А кто и когда передал вам новые документы? — в упор посмотрел на Скрябина Штольман, — и где вы прятались до их получения, когда бежали из лечебницы? — У Полины, — коротко ответил тот. Сбоку к столу подошел Антон Андреевич. — Прямо в лавке? Или в жилых комнатах? — с нарочитым простодушием поинтересовался он, — не слишком ли они были малы? — А мне много не надо! — откинувшись на спинку стула, заявил Скрябин. — Вы довольно долго никак не вступали в дело, — заметил Штольман, — не пытались лично воздействовать на Анну Викторовну, чтобы вытащить обратно ее Тень… В декабре грянула эпидемия дифтерии, это очень мешало планам — и Разумовского, и вашим. Анна ведь могла, — он катнул желваки на щеках, но голос пресекся лишь на мгновения, — погибнуть, не успев исполнить то, что вы для нее задумали. Однако, изменить ее намерения с помощью внушения старалась только госпожа Аникеева. Никого похожего на вас рядом не наблюдалось. Восстанавливали силы? — В квартирке за книжной лавкой? — уже не скрывая насмешки, добавил Коробейников, — в течение нескольких недель? — Почему нет? — осклабился Скрябин, — вы-то там уже не появлялись! Как только я смог — перебрался в другое место. — Когда именно вы квартиру сняли — это мы выясним, — кивнул Коробейников, — и что же, Анну Викторовну вы туда собирались везти из церкви? И сегодня, от госпожи Вернер? — Вчера, — напомнила вдруг Анна, — ведь я должна была появиться у Ольги Матвеевны вчера. — Операция сорвалась, но вы продолжали наблюдение, — опять заговорил Штольман, — и увидев, что Анна все-таки принимает приглашение госпожи Вернер, стали действовать по первоначальному плану. Значит, вам было куда увести Анну Викторовну в любой момент, и вы не опасались, что вас там найдут. Скрябин молчал. — Где вас ждал Разумовский? — раздельно произнес Штольман, сверля взглядом арестованного. Глаза последнего потеряли вдруг остроту и блеск, сделавшись словно бы оловянными. Ухмылка превратилась в судорожную гримасу. Это уже не собственное запирательство. Князь могущественнее Скрябина, и, разумеется, постарался обезопасить себя от возможного предательства сообщника. — Куда вы собирались ехать с Анной Викторовной? — повторил сыщик. Скрябин только зашипел сквозь зубы. — Это в городе? — быстро спросил Антон Андреевич, пытаясь, как в детской игре, действовать в обход прямого запрета. Скрябин отрицательно мотнул головой. — За городом? — не дал ему опомниться Штольман. С трудом различимый кивок. — Рядом с Затонском? «Да». После этого Скрябин обмяк на стуле, тяжело дыша. Встревоженная Анна поднялась с места, но Штольман не дал ей приблизиться. И правильно сделал, потому что доктор вдруг выпрямился, и произнес хрипло, зло и … весело: — Вот я и говорю… Вы смертельно скучны и предсказуемы, госпожа Миронова. Кидаться на помощь, не разбирая, жалеть и хлопать крыльями, а потом внезапно оказаться в супе! Какая неожиданность, верно? Он действительно, ослаб, побледнел, на лбу выступили капли пота. Но даже этим постарался доказать ей свою правоту. И право не жалеть никого. — Вы же врач! — не выдержала Анна, — вы же хотя бы знать должны, что существует долг. И сострадание… Памятуя предупреждение сыщика, Скрябин промолчал. Но выражение лица его было достаточно красноречивым. Избранным полагалась только сила. Остальное — удел дураков. *** — Сейчас мы проводим Анну Викторовну домой, — озвучил план действий Штольман, — затем едем по адресу Сорокина-Скрябина. А главное — необходимо выяснить, причем негласно, где именно недалеко от Затонска мог залечь наш «наследник Разумовского». — Сделаем! Откуда-то с пола раздался шорох и писк. Анна машинально вцепилась в локоть Штольмана. Антон же метнулся к своему столу и вытащил клетку с Цезарем, которую до этого надежно загораживала корзина для бумаг. — А я-то думаю, почему у нас в кабинете так тихо, и бубликами не пахнет, — прокомментировал Штольман, не выпуская руки Анны, — или вы по подсказке Петра Ивановича готовите из мыши тайного агента? — Вы же сами рассказывали, что особенно легко загипнотизировать животных, — объяснил Коробейников, внимательно разглядывая сквозь прутья возмущенного питомца, — вот я и убрал Цезаря подальше. Если для этого «гения» люди — все равно что зверьки для опытов, то что же о настоящих мышах говорить? — А ведь Цезарь молчал, пока мы со Скрябиным разговаривали, — заметила Анна, — чувствует что-то… неправильное. Темное. Как и Пушкин. — Вот это и есть — закон природы, — усмехнулся Штольман. ____________________________ Продолжение следует.