Другая ночь

«Хватит с нас этих странных историй! Тебе мы поверим разве, Что смерть Белоснежки кому-то горе, А для кого-то — праздник? Ведь каждый из нас запомнил со школы, Учителю глядя в рот: Бывает король только в сказках голый, В жизни — наоборот…» (Из сценария спектакля «Тень», театр ПГУ, 1976 год. Песня «Вступительная». Автор стихов — Валерий Ананьин)

Почему она снова видит это? Темный бункер, убитая женщина на полу. Магистр — растрепанный, полуголый, страшный. Он улыбается — и от этого еще страшнее. Он так уверен в своей силе, в праве решать, кому жить, а кому нет. Столь спокойно объясняет Анне, какой выбор она должна сделать. Вернее, выбора-то и нет, по его мнению — только идти во тьму. А уж Магистр легко сделает так, чтобы Анна в полной мере ощутила себя испачканной, отторгнутой. Он снова сломил ее разум, похитил, спрятал ото всех. Мир сузился до этой маленькой комнаты, наполненной ужасом и болью. Но резкий звук выстрела, и яркая огненная вспышка прерывают этот кошмар. Защитник пришел — и не колебался ни минуты. И можно было с облегчением рыдать в его объятиях, оставшись собой. А потом оказалось, что враг еще жив, хотя и тяжело ранен. И Анне стало его жаль… Да, вот оно! На новом витке события повторяются. Опять в ее жизни возник человек, обладающий способностью к гипнозу, уверенный в собственной исключительности. Он куда лучше, нежели Магистр, умел притворяться, и долгое время выглядел обычным врачом, чей цинизм и черный юмор можно было списать на характер и профессию. Но теперь, когда слетела тонкая шелуха хоть какой-то, диктуемой обществом цивилизованности, Скрябин кажется похожим на Магистра, почти как брат-близнец. Тот же темный горящий взгляд, полный одержимости, те же дикие, связанные какой-то извращенной логикой речи. Только Магистр был сильнее подчинен эмоциям, Скрябин — рассудку. Но этот рассудок разрешил хозяину стать зверем, помог подвести доказательную базу, полностью заранее оправдав. Результат оказался едва ли не ужаснее, чем кровавый ритуал адепта Люцифера. И она для них всех — игрушка. Пешка. Средство для связи с духами, или же лабораторный зверек, на котором можно оттачивать мастерство, чтобы заработать бессмертие. Но настоящая Анна им для этого не подходит, ее нужно смять, а затем вылепить что-то, подвластное их разуму. Который не принимает саму мысль о том, что сострадание существует. Но Анна не могла спокойно смотреть, как истекает кровью Магистр. … А вот Не-Анне было не жаль униженного, умирающего Не-Штольмана. Зато Скрябин поддержал ее после «Привета» с невиданным рвением, проявив почти чуткость. Такой избранницей можно было гордиться. Веди, куда хочешь, умело играя на струнах обиды и самолюбия. — Вы слышите меня, Анна Викторовна? Опять этот больной, встревоженный взгляд. Так, надо взять себя в руки, и не пугать Якова. Он с самого утра вынужден наблюдать за тем, как Анна исполняет роль приманки, провоцируя преступника. А если учесть, что она уже не одна… Все, пусть хотя бы сегодня Штольман будет за них спокоен. Что он говорил несколько минут назад? Что нужно проводить ее домой, а затем они с Коробейниковым поедут обыскивать квартиру Скрябина? Значит, она не будет спорить, и просить взять ее с собой. К тому же, и не хочется почему-то. Усталость, или интуиция? — Со мной все в порядке, Яков Платонович, — она смотрит ему в глаза, и старается улыбнуться, — я готова ехать. *** Еще одно бешенное животное покусилось на Анну Викторовну. Именно животное, над которым есть свой хозяин, чью волю подчиненный явно был не прочь обойти, чтобы самому воспользоваться … трофеем. Или же подобрать потом то, что останется? Разумовский жаждет сломать саму Анну, Скрябину больше нравится держать на поводке ее Тень. Во что вылился бы этот конфликт интересов? Штольман уже в тысячный раз проклял сегодняшний спектакль, пусть и увенчавшийся успехом. Анна опять рисковала собой — и ничего с этим нельзя было сделать. И в завершении — отвратительная сцена допроса. Слушая злобные, издевательские речи Скрябина, его попытки унизить и осмеять то, что заслуживает уважения, сыщик с трудом сохранял хотя бы внешнее спокойствие. Впрочем, в какой-то момент он не выдержал — о чем ни капли не сожалел, и хорошенько встряхнул арестованного «гения», прервав поток оскорблений. События последних месяцев научили Анну держать удар. Она была спокойна, только очень бледна. И, кажется, не спешила верить словам, которые находил для нее бывший коллега. Впрочем, никогда и никакой болезненный опыт не сможет полностью изменить барышню Миронову. Даже Скрябин вызвал у нее сочувствие — при мысли, что он мог быть влюблен в ее Тень. И в тот момент, когда доктор едва сознания не лишился после вопросов о местонахождении Разумовского. Князь явно не рассчитывал на безоговорочную преданность помощника. Обходными путями удалось выяснить, что место, куда нужно было доставить Анну, находится не в городе, но поблизости от него. Что если и сужало круг поисков, то все равно вариантов оставляло множество. Удастся ли найти подсказку в квартире, которую занимал Скрябин? Сомнительно, но проверить необходимо. Он ожидал горячих и убедительных просьб со стороны Анны — ехать на обыск всем вместе. И очень удивился, когда оных не последовало. Правда, почти сразу удивление смыло страхом — Анна явно опять впала в транс. Замерла, широко распахнув глаза, вглядываясь во что-то неведомое и пугающее, судорожно стиснула руки. Когда же Штольман окликнул ее, вздрогнула, приходя в себя, повела плечами, точно сбрасывая что-то мерзкое и липкое. А потом попыталась улыбнуться, выражая вслух полную готовность ехать домой. — Что вы видели? — спросил сыщик. — Это из прошлого, — неохотно ответила Анна, — не знаю, к чему… — А именно? — Магистр… Значит, не ему одному почудилось сходство. Ничего, Анна Викторовна, оно вполне внушает оптимизм. С какими бы земными и мистическими силами не был связан Магистр, обычная пуля отправила его в ад. Значит, и Скрябина, и его начальника Разумовского можно выслать по тому же адресу. Чтобы адепт Люцифера не скучал. *** На своей съемной квартире Скрябин, как и Полина, обходился минимумом вещей. Однако, комната не напоминала казарму, и выглядела куда более обитаемой, нежели помещение за книжной лавкой. Небрежно брошенный и почти соскользнувший с кровати плед, оставленные на столе книги, переложенные исписанными страницами, несколько смятых листов на полу. Судя по всему, уходил отсюда обитатель в спешке и в раздражении. Неудивительно, раз план захватить Анну накануне сорвался. — А книги-то все по медицине, — с легким разочарованием сказал Коробейников, подойдя к столу. — А вы ожидали пополнить нашу коллекцию сказаний о Тенях и Двойниках? — хмуро поинтересовался Штольман. Он поднял и развернул один из отброшенных хозяином комнаты черновиков. Всего несколько строчек с химическими формулами, экспрессивно зачеркнутых. — Думаю, Скрябина все происходящее интересовало с материалистической точки зрения, — добавил сыщик. — В чем здесь может быть материализм? — спросил Антон Андреевич, — связь с темными силами, бессмертие, ловля чужих душ… — Все так, — кивнул Штольман, — но вот лекарство, которое помогало Тени обитать в теле госпожи Аникеевой, — вполне материально. С его же помощью пытались воздействовать и на Тень Анны Викторовны. Вполне возможно, что наш доктор в свободное время усиленно разрабатывал научный подход к разведению и укреплению Двойников. — Измерял гармонию алгеброй… — пробормотал Антон Андреевич, — к тому же, он мог лечить и самого себя! От последствия воплощения … несозревшей Тени. Однако, никаких лекарств в квартире найдено не было. — Нет, не видала, чтобы господин Сорокин болел чем, — уверенно заявила хозяйка, коренастая женщина средних лет, с невыразительным лицом, но неожиданно острым цепким взглядом, — не жаловался никогда. Жил тихо, работал у себя, с книжками вон все возился. А случалось, что и проходит где-то весь день, а то и ночь, но никаких неприятностей с того не было. — Как давно он у вас живет? — спросил Штольман. Женщина задумалась, пожевала губами. — Месяц почти, — ответила она наконец, — с начала февраля. Значит, первая попытка похитить Анну произошла, когда Скрябин обитал в ином месте. И очень сомнительно, что это и впрямь был магазин госпожи Аникеевой. — Кто-то приходил к нему? — задал следующий вопрос Штольман. Хозяйка быстро посмотрела по сторонам и перешла на шепот: — Было дело, дня три тому назад … Темнело уже, да и видала его только со спины. Но скажу, важный господин был. Нам не чета. Пробыл недолго, а о чем говорили — не знаю. — Так таки и не знаете? — с намеком переспросил Коробейников. — Вот вам крест, — выдохнула женщина, — меня вот прям как шибануло, что не надо. Целее буду. Ну их, таких господ, от их дел лучше бы подальше. Интуиция и жизненный опыт дали хозяйке, конечно, ценный совет. Попытайся она подслушать разговор, в истории затонских гипнотизеров на один труп могло бы стать больше. *** Слухи об аресте Скрябина до особняка Мироновых еще не дошли, поэтому Анне удалось беспрепятственно подняться в комнату, сделав вид, что она просто вернулась с прогулки, которую они совершали вместе со Штольманом. Конечно, она все (почти все!) расскажет родителям! Но немного позже. А сейчас ей очень нужно сосредоточиться на собственных возможностях получать важные сведения. Кто может рассказать ей о Разумовском? Раймонда сама боится его, и потому ее сообщения порой слишком загадочны и туманны. Истерзанная душа Полины? А если поговорить с Иваном Семеновичем Аникеевым? Ведь он наверняка знает, кто поддержал и развил человеконенавистнические идеи его дочери, кто лишил ее души, превратив в чудовище! В том видении из прошлого этнограф выглядел человеком мягким, и сам не пытался явиться к Анне за справедливостью. Но не может же ему быть все равно! Анна села перед зеркалом. Сосредоточилась, изгоняя из памяти насмешки Скрябина, собственные сомнения и страхи. Она нужна, очень нужна. Только не для темных дел, не для бессмертия, замешанного на преступлениях. Наоборот, Анна в силах помочь! Вместе со Штольманом они сделают так, чтобы подобные замыслы никогда не воплотились. И дело не в только в том, что князь угрожает им. Такого в мире просто вообще не должно происходить. — Дух Ивана Аникеева, явись! Дух Ивана Семеновича Аникеева, явись! — с каждым словом голос звучал все уверенней и спокойней. Вот он. Смотрит на нее из зеркальной рамы, потерянно и печально. Анна остро ощутила его тоску, и боль, и растерянность — как же так получилось? Почему любимая маленькая девочка, такая умная, способная, любящая папу, смогла стать хладнокровной мучительницей? Что же он сделал не так? Воспоминания Ивана Семеновича… Маленькая Поля пытливо заглядывает ему в глаза, просит рассказать интересную историю… Пальчиком водит по станице в толстой книге, нараспев повторяя очередную легенду народов Алтая… Горячо обещает отцу всегда быть с ним, и требует от него того же… Возмущенно мотает головой, так, что черные косы едва ли не хлещут по щекам, не желая принимать саму мысль о возможной смерти и разлуке… И вот — распахивается дверь в комнату, где уже взрослая Полина стоит над извивающейся на полу девушкой. Та кричит от боли и муки, но красивое лицо дочери этнографа выражает лишь торжество и … удовольствие. Она близка к цели. — Поля! Зеркало дрожит. Анна хватается за крышку столика, с трудом удерживая видение. — Иван … Семенович, — задыхаясь, произносит она, — где прячется князь? Как его можно одолеть? Помогите нам, пожалуйста! … А вдруг, после гибели Полины ее отца уже ничто не волнует? Взгляд профессора становится виноватым. Анну опять обступает темные тесные стены бункера. Тускло светит багровая дверь. Души Магистра и его последовательницы медленно, неохотно исчезают в этом жутком свечении. Чья очередь? Проем распахнут, точно жадная, истекающая слюной пасть. Но Анна точно знает — она туда не пойдет. Ее саму окружает пламя — яркое, сильное. Живое. Солнечное. И рука хватается вовсе не за пустоту, а за чью-то надежную ладонь. … И снова гремит выстрел. ________________________ Продолжение следует.