Другая ночь

Творческое переосмысление одним из героев фигуры Цезаря — поклон в сторону работы Круэллы (АДептов) «Невинность и не винность».

«Холмы, леса и небеса всё те же, да не те. Ведь кисть уже занесена, и тени — на холсте…» (Стихи к музыкальному спектаклю «Тень» по пьесе Евгения Шварца. Пролог. Песня «Сказочник». Взято из Интернета. Автор неизвестен.)

У ворот Управления что-то горячо обсуждали двое мальчишек-гимназистов. В одном из них — рыжем, с перекосившимися на носу очками Штольман узнал Лешу Крушинникова, благодаря которому участок обзавелся собственным полицейским мышем. Цезарь, кстати, находился тут же — в клетке, которую держал в руках его первый хозяин. Наклонившись, зверька с интересом разглядывал неожиданно обретенный полицмейстером внук — Гриша Трегубов. — А про него можешь сейчас сочинить? — спросил Леша, кивая на питомца. Очки при этом сползли вниз, придавая веснушчатому лицу вовсе ни с чем несообразное выражение. — Могу… — отозвался Гриша. Выпрямился, подумал немного, шевеля губами. И продекламировал: — В тьме что-то тихо шуршало по крыше, Это летали летучие мыши. Захлопали сразу в доме окошки — За ними погнались летучие кошки! * Леша фыркнул. — Здорово! Быстро ты… Только Цезарь-то не летучий! Юный Трегубов только плечами пожал: — Так интереснее. К тому же, вдруг крылья у него есть, просто невидимые? Явно озадаченный такой версией, Леша поднял клетку, и внимательно вгляделся в Цезаря. Отросшими крыльями зверь его не порадовал, зато выставил нос между прутьев, опять напрашиваясь на угощение. — День добрый, молодые люди, — обратился к мальчишкам сыщик, — что вы тут делаете? — Здравствуйте, господин Штольман, — бодро ответил Леша, торопливо поправляя очки, — я пришел Цезаря навестить, а Антон Андреевич велел его выгулять, и не мешаться в участке. — Дедушка мне тоже запретил туда ходить, — кивнул на здание Управления Гриша, и продолжил шепотом, — правда, что у вас в камере такой злодей сидит, который одним взглядом убить может? — Так в газете написано, — подхватил Леша, прижимая к себе клетку. Судя по блестящим глазам, если какой-то страх у мальчишек и был, то исключительно за мышонка. В остальном, скорее любопытство, азарт и предвкушение интересных событий. Ну как же — страшный гипнотизер рядом, в таком месте, куда оба могут спокойно прийти — по знакомству. Хорошо, что Коробейников выставил любителя фауны прочь, да и запрет Николая Васильевича пришелся кстати. Скрябин заперт надежно, и практически лишен возможностей воздействовать на охрану. К тому же способности его сейчас не столь велики. Но лучше не рисковать. А вот относительно газеты — отличная новость. Значит, творческие усилия Марии Тимофеевны увенчались успехом. О том, что в деле «Крутина» поставлена решающая точка, скоро узнает весь город. И тот, кого этот вопрос должен занимать особо — тоже. — Убить взглядом — нет, — ответил сыщик, — в послушную куклу превратить — да. Трудно одновременно и ореол романтики, пусть и злодейской, убрать, и эффект от статьи не погасить. Самый верный выход — любопытных подростков покамест на порог Управления не пускать. Нечего им там делать. *** «Какие только маски не выбирает Зло, дабы ввести в заблуждение обывателей! Способно ли оно расточать улыбки, явившись всем предупредительной хозяйкой книжного магазина, или поражает откровенным нигилизмом и грубой прямотой доктора — но равно тяжело в таких случаях разглядеть истинное лицо и разгадать преступные намерения. Однако, если имеется кровожадный дракон — тем более страшный что его сущность скрыта ото всех, значит существуют и храбрые рыцари, воины, готовые выйти на поединок. При этом, нельзя не заметить, что ныне победу на ристалище предваряет не менее напряженный бой разума, призванный одолеть туман лжи, которым щедро прикрывает свои деяния злодей. И вот, после бесславной гибели госпожи Аникеевой, ее начальник был так же вычислен полицией, и пленен прямо на месте очередного преступления. Используя некоторые способности ко внушению, он пытался диктовать свою волю жителям нашего города, что, увы, привело к весьма трагическим последствиям. Этим чудовищем оказался Иван Евгеньевич Скрябин, долгое время притворявшийся сумасшедшим, дабы скрыться со сцены, и вершить свои дела под иной личиной. Но карающий меч закона, в лице судебного следователя г-на Штольмана, и начальника сыскного отделения г-на Коробейникова нанес справедливый удар. Бывший доктор арестован. Пережив приступ бессильной ярости, и пав духом, он признал свою ответственность за многие страшные события, свершившиеся в Затонске. Черный туман развеялся. Горизонт высок и чист. Город свободен от Зла. И Рыцарь, одолевший Чудище, с полным правом говорит о том, что совершил главный подвиг в своей жизни. Теперь он может уйти на покой, оставив опасности и схватки страницам мемуаров…» — Однако… — покачал головой Штольман. Тандем Марии Тимофеевны и Ребушинского (а под статьей фигурировали имена обоих журналистов) превзошел все ожидания. Даже насмешливый тон Антона Андреевича, зачитавшего сие произведение вслух, не мог снизить градус воодушевления и патетики. — Так что же, это правда, господа?! — вопросил полицмейстер, — Крутин пойман? И признался во всем? — Нет, — резко ответил Штольман, — но знать об этом никто не должен. Скрябин — преступник, но далеко не главный. Статья рассчитана именно на настоящего «Крутина». — Провокация, значит? — сдвинул брови Николай Васильевич, — и про вашу отставку — тоже? — Безусловно, — припечатал Штольман. — Таак, — полицмейстер бросил быстрый взгляд за окно, где у ворот по-прежнему виднелись две мальчишеские фигурки, — значит, не кончено еще ничего. А что этот Скрябин? Долго нам его, как не разорвавшуюся бомбу, у себя держать? За госпожой Аникеевой не досмотрели уже! — Вот потому и в Петербург его отправлять нельзя, — хмуро сказал Коробейников, — может и не доехать. Как Морель в свое время. Штольман взял со стола газету, еще раз пробежал глазами статью. Пусть несколько витиевато и эмоционально, но производит впечатление абсолютной искренности. Разумовский никак не может ждать хитрости именно с этой стороны. Тем более, представляя себе ту госпожу Миронову которую он знал пять лет назад. — Я уверен, что дело решится в ближайшее время, — медленно произнес судебный следователь. Кажется, все удалось просчитать. Еще бы исключить из этого опасного уравнения Анну Викторовну! *** — Новостей от Петра Ивановича больше не было? Они снова прогуливались по аллее возле дома Мироновых. Мог ли кто-то чужой наблюдать за ними сейчас? Неизвестно. Анна на всякий случай старалась демонстрировать легкомыслие и безудержную радость. Даже, вдохновившись забавным событием с Ваней Стекловым, слепила и метнула несколько снежков. Сыщика с трудом хватало только на скупую усмешку, — в ответ на то, как старательно промахивалась Анна мимо цели. Совсем не с тем результатом когда-то стреляла она по сухому дереву в парке. После упражнений барышни Мироновой оно почти целиком было залеплено снегом… — Нет, — вздохнула Анна, — возможно, дядя не только увез из Одессы Володиных родных, но и проследил, чтобы с ними и дальше все было в порядке? А сообщать об этом опасается, чтобы не выдать тайну. Вероятно, так оно и есть. Жаль, никого другого отправить было нельзя. Здесь и сейчас Петр Иванович очень бы пригодился! Анна стряхнула с варежек снег, и взяла Штольмана под руку. — Вы еще не рассказали мне, как удалось спрятать Володю? Он уехал из пансиона? — Сперва, под видом болезни, мальчик был переведен в лазарет, — ответил сыщик, — потом, якобы отправлен в больницу, а на деле — в безопасное место. У воспитателя на этот случай были четкие инструкции. — Все-таки как хорошо, что Нина не его мама, — помолчав, выдохнула Анна, — и у Володи есть родные люди, которые его по-настоящему любят… Очень трудно было объяснить, почему она так убеждена в неспособности Нины Аркадьевны любить хоть кого-то. Даже когда вся подоплека истории с Володей была неизвестна, у Анны, когда она размышляла о ней, возникало странное чувство фальши. Точно Нежинская не волновалась за ребенка, а просто использовала его, надеясь связать Штольмана, и всячески осложнить его жизнь. Ведь позаботиться о ее сыне, если бы тот в реальности существовал, сыщик мог и безо всякой женитьбы. Папа очень возмущался, когда ему рассказали о ловушке, в которую угодила Тень Штольмана. Цитировал законы о браке, опеке, незаконнорожденных детях… И был крайне раздосадован тем, что не может немедленно ехать в Петербург, и отстаивать право Якова на развод. Потому что против них играют такие силы, которым и Свод Законов не указ. Но, когда Разумовский будет побежден, останется разобраться именно с юридической путаницей. И папина помощь будет просто необходима! Штольман получит свободу. А Нина… — А что будет с Ниной? — спросила вслух Анна. — То, к чему ее приговорили, — коротко ответил Яков, — бессрочная каторга. Анна молчала, явно позабыв о необходимости изображать безоблачное счастье. — Вы и Нежинской сочувствуете? — спросил он, вспомнив ее безотчетный порыв броситься на помощь Скрябину. Анна попыталась честно оценить свои чувства. Среди них уже не было ревности — Нина этого не стоила. Ненависти, пожалуй, тоже. Скорее, она ощущала презрение. И жалость, да! Но жалость от того, что Нежинская позволила себе дойти до той черты, за которой прежнее существование невозможно. Почти как Полина, при жизни лишившаяся души из-за собственных поступков. Обидно и страшно, когда человек уродует себя, да еще и столь легко и бездумно принося в жертву окружающих. Обманывает, манипулирует, предает, надеясь почему-то что ему все спишется. Нина, кажется, была искренне убеждена, что имеет право так делать. — Нет, — медленно проговорила Анна, поднимая на Штольмана потемневший, полный мучительных раздумий взгляд, — просто, это очень трудно понять. И принять. Что вот так бывает, и человек способен… Люди много на что способны. Он сам давно уже не питал на этот счет никаких иллюзий. Впрочем, от подспудного ожидания подвоха, от невозможности довериться кому-то упертого сыщика очень долго отучал именно Затонск. Где нашелся верный помощник и друг, отказавшийся писать на Штольмана рапорт под давлением начальства. И самая лучшая девушка во Вселенной. Любящая и храбрая. Бросившаяся на помощь опальному сыщику, когда угроза обступила со всех сторон. Хорошо, что странные, изломанные характеры дорогих ему людей оказались произволом Теней. Потому что понять и принять иное бы не просто трудно. Убийственно. Он накрыл ладонью сжимавшие его локоть пальцы. — Преступник получает то, что заслужил. Князю тоже уйти не удастся. И зря он надеется на помощь — хоть гипноза, хоть чертей. — Зря, — серьезно проговорила Анна, — он не всесилен. И мы можем его победить. — Я должен, — упрямо возразил сыщик, — должен защищать вас. Особенно сейчас. — Нет, — не отводя глаз, покачала головой Анна, — только мы. Только вместе. Я знаю. Я видела. … — Дух Аникеева, явись! Нет, она не может его разглядеть, но в голове начинает звучать уже знакомый голос этнографа, — размеренный, спокойный, словно его обладатель читает лекцию: — Огонь у алтайцев — самое страшное средство для запугивания темного духа узута. Пламя лечит и очищает, поднимается к небу, унося прочь зло. Очаг — это центр дома и мира, через него предки наблюдают за потомками, в очаге обретаются души не рожденных еще детей. Когда вымирает род — тушится огонь в последней юрте, ибо угасла жизнь. ** — Понимаете, это все и есть мы, — горячо объясняла Анна, — предки, которые служили, воевали, защищали, и — любили. Мы сами. То, что мы совершаем и создаем. И то, что продолжится после нас. Это все — жизнь, и огонь дарит ее и поддерживает. Наши души — это тоже пламя. И тьма не сможет пробиться сквозь него. — А что же выстрел? — напомнил о другой составляющей ее видения Штольман, — он вполне материален. — Да, — кивнула Анна, — как средство. Как еще одно земное воплощение огня, несущего гибель злу. Но тот крест, о котором говорится в легенде, это символ жизни. Души. И его не надо рисовать, его надо чувствовать. И я смогу поддерживать этом пламя, если буду рядом. Иначе… ничего не выйдет… Мы погибнем поодиночке. Погаснем. Ее голос упал почти до шепота. Штольман молчал. Анна не лгала. И видения ее, видимо, говорили правду. Но насколько же легче было бы встретить врага один на один, рискуя только самим собой! — Вы ведь собираетесь туда, — уверенно произнесла Анна, — в Михайловскую усадьбу. Только мне не хотите говорить об этом! — Да, — отрывисто произнес сыщик, — Кречетов собрал сведения. Хозяин сейчас снова там. Тянуть я не вижу смысла. Все, что можно, мы узнали. Кого могли — спрятали. Но вы… — Я еду с вами, — твердо заявила барышня Миронова. Это не просто волнение. Не каприз. Она давно уже научилась верить Штольману и не мешать в опасные моменты. Но сейчас ее присутствие необходимо. Как бы ни хотелось сыщику это отрицать. Последний, самый опасный шаг нужно сделать вместе. ________________________________________ *Стихи написаны на основе творчества юных поэтов, посещавших литературную студию «Винни-Пух», возглавляемую автором в 2010–2022 гг. **Сведения изложены на основе статьи Посконной Ж.В. «Традиционное мировоззрение алтайцев: культ огня и феномен жизни». https://cyberleninka.ru/article/n/tradi … men-zhizni