Другая ночь

За консультации по вопросам заключения брака спасибо Jelizawietе.

«Уйдёте за порог и вспять не обернётесь. Желаем вам, друзья, судьбу свою найти, Мы верим, вы сюда когда-нибудь вернётесь. Счастливого пути! Счастливого пути!» (Из сценария мюзикла «Тень». «Финал». Автор сценария и песен — Ирина Югансон)

Штольман и Коробейников тщательно перебирали дела, связанные с «Крутиным». Ни в коем случае нельзя было оставлять в папках то, что могло кого-то навести на истинную подоплеку столь масштабной интриги. В целом, подводя итоги, следовало признать: зацепок и подсказок было чрезвычайно мало, что, безусловно, никак не оправдывало доверчивости, нет — самомнения и тупости Двойников. Им ведь куда важнее было выяснять, кто над кем начальник, нежели сообща искать злодея. Антон раскрыл папку, в которой лежали бумаги, относящиеся к убийству прокурора Вернера. Еще одна страшная и несправедливая смерть. Не было найдено никаких данных о продажности и нечестности Льва Львовича, и пострадал он абсолютно безвинно. А вместе с ним — и его семья. К тому же, едва не погибла Анна Викторовна и серьезную травму получил Штольман. Впрочем, если бы задуманный взрыв в особняке прошел по плану, из подвала живым не выбрался бы никто. И тот факт, что Разумовского столь быстрая кончина врагов изрядно бы разочаровала, не слишком успокаивал. — Яков Платонович, — Антон оторвался от бумаг, и посмотрел на следователя, — а ведь, получается, Вернера убил все-таки именно Клюев. Конфеты для Ртищева отравила и прислала Полина. Скорее всего, она же подменила молоко для акушерки — женщине было проще объяснить свое присутствие возле дома Коростелевой. Но вот фаршированное порохом полена она не могла подбросить в кабинет к Вернеру. Сперва Полина собиралась сделать это руками его дочери. Но девочка даже под гипнозом отказалась выполнять приказ, потому что любила отца, а вот Андрей Петрович искренне ненавидел прокурора и полагал, что вершит праведную месть. — Клюев мог и не знать, что причиной взрыва в камине послужило им самим принесенное полено, — задумчиво проговорил Штольман, — думаю, госпожа Аникеева учла ошибку, которую допустила в разговоре с Зоей, обмолвившись, что прокурор должен умереть. Девочка поняла, вернее — почувствовала, что отцу что-то угрожает, и проявила недюжинную силу воли, борясь с внушением. Скорее всего, Клюеву было сказано коротко и просто: «Вы отнесете полено в дом Венера, и незаметно положите в камин». Полине был важен результат, и рисковать, после неудачи с Зоей она бы не стала. Поэтому Клюев даже потом вряд ли понял, что именно произошло, и какое он к этому имеет отношение. Считал, что Провидение помогает ему, карая тех, кто был причастен к трагедии Габриэллы Мирани. — Получается, судить его за убийство было бы нельзя? — спросил Антон, — такое состояние сродни сумасшествию. — Если бы удалось доказать, что Клюев не отвечал за себя — да. Впрочем, учитывая то, что он уже лечился от душевной болезни… Думаю, его бы вернули под строгий врачебный надзор. — А что же с точки зрения иного суда, — Коробейников нахмурился, не столько спрашивая, сколько сам для себя пытаясь решить задачу, — считается он убийцей — или нет? — Вот этого Антон Андреевич, я вам точно сказать не могу, — несмотря на серьезность темы, доля иронии — или самоиронии в голосе судебного следователя послышалась очень явственно, — подобные материи вне моей компетенции. Легкие быстрые шаги за дверью успели сообщить о скором появлении той, которой можно было бы, в принципе, задать этот вопрос. Если бы не короткий предупреждающий взгляд Штольмана. Да и совесть самого Антона, которая с мнением начальства была целиком солидарна. Нечего понапрасну тревожить Анну Викторовну религиозными рассуждениями на мрачные темы. Анна Викторовна же, как всегда — явилась ясным солнышком. Сияющим и щедрым. Сегодня — в самом прямом смысле слова, потому что гостья держала в руках немаленькую корзинку, источавшую аромат, который сразу заставил Антона вспомнить о том, что завтрак был давно, а про обед они сообща со Штольманом забыли. Но барышня Миронова каким-то чудом поняла это, даже не будучи рядом. Впрочем, чему тут удивляться — опыт общения с полицией у нее большой. Не говоря уж о конкретном сыщике, режим дня которого всегда оставлял желать лучшего. — Я сейчас насчет чая распоряжусь! — объявил Антон. — А я уже попросила дежурного, — улыбнулась гостья. Штольман, успевший перехватить корзинку, и пристроить ее на столе, отодвинув папки, только хмыкнул. Насмешливо, но в целом — одобрительно. Сопротивляться Анне Викторовне — это целое искусство, мало кому доступное. От дежурного городового его требовать — утопия. — Я ведь не помешала? — запоздало осведомилась Анна, — мне сказали, что ничего серьезного и срочного сегодня не произошло. — А если бы произошло, вы бы благоразумно удалились домой? — вскинул бровь Штольман. Анна Викторовна, которой он в этот момент помогал снять пальто, резко обернулась. — Нет, конечно! Но докучать посторонними вещами не стала бы! Вспышка, если она и была, погасла очень быстро, утонув во взаимном взгляде жениха и невесты. Антон тут же запротестовал: — Пирожки, Анна Викторовна, это вещь совсем не посторонняя. Они только способствуют бодрости и энергии, которую можно направить на борьбу с преступностью. — Вот и я так подумала, — кивнула Анна, продолжая смотреть на Штольмана. … Чаевничали втроем — вернее, вчетвером, потому что Цезарь в стороне от пиршества остаться не мог никак. Анна, понаблюдав, как Антон угощает питомца может быть, и не самыми полезными, но вкусными пирожками, вдруг фыркнула, и сказала вполголоса: — Вот еще одно … счастье пятнистое! Антон с недоумением воззрился на мыша. Ну да, он пятнистый — Петр Иванович вон, с гепардом аж сравнил. Но счастье? И тут же со смущением был вынужден сам себе признаться в том, что и правда, заботиться о Цезаре ему нравится. Теплее как-то на душе становится, когда знаешь, что тебя ждут, и нос между прутьев высовывают, усами шевелят. И смотрят как-то так… По-особенному. Пусть даже ради кусочка яблока, или пирожка. Но, может быть, не только поэтому? — Котенка Зои назвали Фелицитас Варья, ну или Варежка, — пояснила Анна, в ответ на вопросительный взгляд Штольмана, — между прочим, по совету Валиного брата! Так что, мы все теперь, господа, можно сказать, родственники — через наших питомцев. Пушкина спас Яков Платонович, он же обратил внимание на Варежку, которую мы подарили Зое. А имя кошечке придумал Леша Крушинников, благодаря которому у вас, Антон Андреевич, теперь есть Цезарь. И не только Цезарь. От этой мысли Антону стало уже не просто тепло — жарко. — Очень сложная система родства, — хмыкнул Яков Платонович, ловя руку невесты, и будто случайно, касаясь ее кольца, — предпочту что-то более внятное. — Давайте, мы просто никому не скажем, — пошутил Антон, — а то вдруг мне и поручителем* теперь быть нельзя? — Я пригласил Антона Андреевича в поручители — со своей стороны, — объяснил Штольман, — и Николая Васильевича. Доктор Милц не может, к сожалению. — Да, — опечалилась Анна, — я знаю. Я тоже ему предлагала сегодня. — Голубушка, я бы радостью, — вздохнул доктор, завершив осмотр своей непоседливой коллеги и пациентки, — только я ведь — лютеранин. Невозможно мне быть шафером на православной свадьбе… — Вы ходили в больницу? — тут же забеспокоился Штольман, — что-то случилось? — Да все со мной в порядке, — поторопилась уверить его Анна, — я же там работаю, в конце концов. Правда, сейчас мне можно сказать, дали отпуск, — она бросила на жениха очень выразительный взгляд, который Антону расшифровать никак не удалось, — очень длительный… — И правильно сделали, — кивнул Штольман, — вам сейчас лучше думать о … свадьбе. — Ну вот что там думать, — сердито отозвалась невеста, но руку, однако, выдернуть не попыталась, — главное — обвенчаться, и чтобы ничего не помешало! — Например, решить, кто будет поручителями с вашей стороны, — заметил сыщик, — раз Александр Францевич не может. — Доктор Мезенцев, — тут же нашла выход Анна, — он — хороший человек, и я его очень уважаю. И почему я еще в больнице об этом не подумала? А вторым я позову Ивана Алексеевича Тобольцева. — Он, кажется, сам женился недавно? — уточнил Штольман, — значит, без супруги его приглашать никак нельзя. Да, когда Анна планировала маленький семейный обед, она забыла о поручителях. Немыслимо не пригласить на праздник друзей, которые засвидетельствовали твой брак. Ну и ничего страшного, компания все равно получается маленькая, и торжественности никто ожидать не будет. В таком случае, Анна позовет еще и Валю. И Антону Андреевичу будет приятно, и мама порадуется присутствию «подружки невесты». Жаль, что женщины не могут быть поручителями. Вале эту честь Анна доверила бы без колебаний **. Штольман кажется с расширившимся списком гостей вполне примирился. Его куда больше беспокоила невеста, чью активность он и пытался теперь направить в нужное русло. — А еще, Анна Викторовна, если мне не изменяет память, сегодня вас должна посетить портниха? — Да, — Анна вздохнула, точно ей предстояло дело, требующее напряжения всех имеющихся сил, — вечером. Вот я и пришла сюда … — Спрятаться? — шутливо предположил Антон, однако, по лицу Анны понял, что был не так уж далек от истины. Но барышня Миронова явно не желала всерьез огорчаться по столь приятному, как долгожданная свадьба, поводу. Потому что улыбнулась вдруг солнечно, и призналась с обезоруживающей искренностью: — Убедиться, что есть, ради кого преодолевать все эти приготовления. Антон опять повернулся к клетке. Срочно следовало угостить Цезаря еще одним кусочком. Кажется, пирожка с грибами он своему «пятнистому счастью» еще не предлагал. … Когда чаепитие уже подошло к концу, Анна вдруг заметила что-то на полу. Быстро наклонилась, и подняла маленькую карточку, с буквами «Г.М». Габриэлла Мирани. Штольман метнул на Коробейникова сердитый взгляд, и тут же отвел. Ведь, заслышав шаги Анны Викторовны, все, что относилась к убийству прокурора Вернера, обратно в папку торопливо собирал именно судебный следователь. Он-то, видимо и обронил карточку. — Бедная Габи, — тихо произнесла Анна, — Сашенька Тобольцева ушла в свет, несмотря на самоубийство. Ее простили. А Габи? Она тоже раскаялась. И Андрея Петровича отговорила от мести — там, в подвале. Иначе бы меня не успели отвязать от кресла. Штольман снова взял Анну за руку. Молча. Карточка выскользнула из ее ладони на стол. — Мы не говорили тогда, — продолжала Анна, — но … это ведь Клюев принес в дом Ольги Матвеевны то самое полено? — Да, — ответил Антон, — но он был под гипнозом. — Он был сумасшедшим, — резко напомнил Штольман, — правда, это как раз является смягчающим обстоятельством. Последнее он признавал явно вынужденно. Лично он не собирался прощать покушений на Анну Викторовну никому, и ни при каких обстоятельствах. Анна прикрыла глаза, нахмурилась, и медленно проговорила: — Они не являлись мне больше. Но, когда мы все выбрались из подвала, и вытащили вас, я увидела дух Андрей Петровича. И Габи. Они были такие … спокойные… умиротворенные… И уходили вдвоем. Не в свет, наверное, но и не за багровую дверь. — Может быть, они тоже стали поручителями — друг друга? — буркнул Штольман. Анна вздрогнула, подняла ресницы, удивленно посмотрела на Якова. Опять он логикой пытается решить загадки мира дУхов! Но, разве при этом не оказывается зачастую прав? И сейчас… — Может быть, — задумчиво повторила она его слова, — они теперь вместе. Их души пройдут свой путь. А дальше… Что дальше — выразить словами она не могла. Да и не знала. Просто чувствовала. *** Мария Тимофеевна чувствовала знакомое состояние радостного возбуждения, когда руки чешутся взяться за важное, нужное, интересное дело. Ныне таковым была свадьба дочери, и прежде всего — подвенечное платье. И те рамки, которые установила Анна, добавляли задуманному изрядную долю не только трудностей, но и своеобразного азарта. Скромная, но незабываемая свадьба? Сдержанный, но умопомрачительный наряд? Мария Миронова сумеет сделать так, чтобы результат удовлетворил все пожелания! — Девочка моя, портниха вот-вот придет. Ну-ка, покажись мне… Анна медленно сняла наброшенный капот, оставшись перед матерью в белье и корсете. Мария Тимофеевна всплеснула руками: — Аннушка, но ведь платье будет праздничным! Нарядным… А ты затянулась, как для повседневного. Давай-ка сделаем потуже, твоя фигура это прекрасно позволяет! Она уже шагнула вперед, готовясь взяться за шнуровку, когда дочь остановила ее, сказав ласково и несколько смущенно: — Не надо, мама. — Что — не надо? Щеки Анны вспыхнули. С радостной и виноватой улыбкой она ответила, не отводя сияющего взгляда: — Туже затягивать не надо. Мне теперь нельзя. Следующий вопрос замер на губах. В голове стало пусто, и только одна, казалось, вовсе позабытая мысль настойчиво застучала в висках. О том, что кое-кого Марии Тимофеевне очень хочется убить. Убить, воскресить, и немедленно отправить в церковь — жениться. Как положено честному человеку! *** _________________________________ *В современной терминологии — свидетели. В Российской Империи это, как минимум, по два человека со стороны жениха и невесты. «Законный брак между частными лицами совершается в церкви, в личном присутствии сочетающихся, во дни и время, для сего положенные, при двух или трех свидетелях, совокупно с обручением, и во всем сообразно правилам и обрядам Православной Церкви…» (Тютрюмов И.М. «Законы гражданские с разъяснениями Правительствующего Сената и комментариями русских юристов. Книга первая») https://civil.consultant.ru/elib/books/33/page_9.html **Женщина не могла выступать поручителем. «Саратовская Духовная консистория в разрешении сего вопроса, возбужденного одним из священников тамошней епархии, дала знать духовенству Саратовской епархии, что Поелику 9-м пунктом формы брачного обыска требуется совершение бракосочетания при посторонних свидетелях, а по 10-му пункту той же формы под обыском должна быть подпись поручителей, а не поручительниц, то очевидно, что поручителями при женихах и невестах не могут быть не только родители, но и близкие родственники, а равно и женщины. («Саратовские епархиальные ведомости», 1873 г.)» Что касается родственников, то бывали случаи, когда они все-таки выступали поручителями, и это признавалось законным: «В Уложении о наказаниях, между прочим, замечает отец Кибардин, нигде не говорится о взыскании с виновных в допущении родственников брачующихся быть поручителями при венчании последних. А если это обстоятельство не предусмотрено и не запрещено законом, то оно и не должно быть вменяемо кому бы то ни было в вину. Далее, если родственников брачующихся лиц лишить права быть поручителями при женихе и невесте, то это, по словам отца Кибардина, поставит в большое затруднение сельских священников, что может помешать своевременному совершению брака. Дело в том, что поручителями при браках бывают обыкновенно так называемые «поезжане», в состав которых входят преимущественно родственники новобрачных…» https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Maslov … ty-na-nih/ *** См. драббл Ирины Плотниковой (Atenae) «Самообман», опубликованный на литературном форуме «Перекресток миров»: «О том, что дочь отдалась Штольману в ту ночь, когда ушла из дома и поселилась в гостинице, Маша поняла сразу. Изменилась походка, даже запах стал иным. А сильнее всего изменился взгляд — полный безмерной боли, терпения и… прощения. И готовности ждать, сколько бы ни пришлось. Мерзавец! Да как он только мог! Была бы её воля, она подняла бы его из могилы и убила снова. А потом заставила посвататься и жениться, как подобает приличному человеку…» А так же, стихотворение Марии Валерьевны Гавриловой «Перед встречей. (Затонск, декабрь 1889-го года — Париж, май 1892-го года)», из цикла РЗВ (Рифмы Затонской Вселенной). Продолжение следует.